Молоко и мёд

Печать пятая – Феликс – Когуар, который гулял сам по себе

Я не сразу пришёл в себя после отравления спорыньёй. Меня то и дело "отключало" от реальности и "включало" обратно. Так что то, как меня повязали агенты ЦРУ и куда-то повезли я видел практически также фрагментарно, как и абстрактные сны, посещавшие меня во время отключек.

От такой чехарды голова моя постоянно болела, тошнота не проходила, а мысли путались. Более-менее пришёл в себя я уже далеко не в Сан-Франциско, а вообще не знамо где. Из отрывочных воспоминаний о пути было понятно только то, что это какая-то военная база посреди пустыни. Наверное, где-нибудь в Аризоне или Неваде.

Мне сразу же вспомнились забавные газетные заметки, которые мне читал Мартин: про упавший пришельцев и то, как их вскрывали в пучинах американской авиабазы "Тестовой Зоны 51". Он говорил, что у него получилась отличная шутка над Либеччо с этой газетной уткой про "огненные шары" и кинозаписью вскрытия "пришельца". Кажется, тогда, лет двадцать назад, он назвал это "Розуэльским Инцидентом".

Теперь такой инцидент вполне мог произойти и со мной. Я, конечно, не знаю этого волка много тысяч лет, но вполне уже успел понять, что добра от него не жди. Вскроет и это в лучшем случае. Но от него хотя бы понятно, чего ждать. Гораздо страшнее было оказаться в лапах Санта-Анны, ибо о ней я вообще практически ничего не знал.

Кроме того, конечно, что она была, вроде как бесконечно вторична по отношению к Либеччо. Этакая незабвенная подпевала, жестокая и циничная ровно настолько, насколько жесток и циничен её партнёр.

Конечно, чаще всего я видел их вместе и полагал, что они всё делают вдвоём. Но вот только Невада и Аризона – её территория и, если меня везут сюда, значит меня везут к ней.

Правда, на месте оказалось, что меня скорее привезли "ни к кому". Просто завели в комнату, напоминающую операционную, пристегнули наручниками к какой-то трубе и оставили так на непомерно долгий срок. Не знаю, сколько времени я так сидел, но я успел поспать дважды. А ещё трижды мне приносили еду. Просто ставили тарелку с очень недурным чили кон карне и клали к нему пару тортилий. Ну ещё наливали стакан воды.

С одной стороны, это не очень похоже на рацион того, кого собирались пытать, скорее просто сытный обед какого-нибудь скотовода. Но, с другой стороны, возникало ощущение, что обо мне и вовсе забыли. Не то, чтобы это меня сильно расстраивало, но вот вопросов возникало много. И как на зло, их не с кем было обсудить.

Мартин упорно не появлялся передо мной, будто бы и вовсе в издёвку. Когда он был мне нужен, его и не найти. Приходится сходить с ума наедине со своими мыслями. А мыслей правда было много: я пытался собрать какую-никакую картинку планов Мауи; также пытался сообразить, почему у меня из головы не выходит спина Памперо и эти её шрамы; конечно, вспоминал про Йозефа и думал про то, что будь он сейчас со мной, я бы в такой ситуации не оказался. ещё я думал о том, что буду делать дальше.

В том смысле, что рано или поздно мы поймаем кролика. А что будет после? Общество, кажется, уже на грани войны друг с другом. Буду ли я в ней участвовать? Возможно. Так просто сбежать уже не получится, я в этом болоте по уши. А вот после того, как ситуация станет стабильной, я могу пуститься на поиски Йозефа. Пожалуй, я всё ещё не готов отпустить его и своё человеческое прошлое. Я спасу его с того света, ибо других целей на эту вечность у меня, по правде, нет. Но возможно их и не будет, и это меня необходимо будет спасать.

Будто бы в подтверждение моих мыслей, в комнату зашла Санта-Анна с чёрным чемоданом. Одета она была обыденно, в спортивный кроп-топ и шорты, а вот выглядела совсем иначе, чем я её когда-либо видел. Как-то удивительно приветливо:

– О, Феликс, надеюсь ты не скучал? – пума улыбнулась и поставила чемодан на стол, – Извини, что пришлось обделить тебя вниманием, но я всё же оказалась здесь раньше Либеччо. Надеюсь, до его прихода у нас ещё очень много времени... – она открыла чемодан и стала вытаскивать из него разные вещи.

Среди них я увидел пистолет, вычурный стилет и ещё какие-то побрякушки, напоминающие пыточные приспособления, от которых холодок пробежал по коже:

– Я всё могу объяснить, Санта-Анна... – начал оправдываться я, – Я честно ничего не хотел дурного вам двоим сделать. Я вообще, можно сказать...

Она прервала меня, поставив палец к моим губам:

– Я знаю... знаю. Не надо оправдываться. Ты здесь не для этого. – её нежность вызывала тревогу куда большую, чем ожидаемая мной садистичность, – И, к слову, можешь звать меня просто Анной, в твоей культуре это привычное имя.

Она достала из чемодана последний предмет – небольшой кассетный проигрыватель. Завела кассету, из динамиков донеслось мелодичное "No Milk Today": "Сегодня без молока, моя любовь ушла. Бутылка брошена, как символ рассвета. Сегодня без молока, всё выглядит обыденно, но люди, проходящие мимо, едва ли знают, что случилось..."

– Я вижу в тебе кое-что особенное, кое-что, что ещё не успело раскрыться... – сказала пума, беря в руки пистолет, – Мартин считал тебя чистым листом, из которого может получиться что угодно. – когуар зарядила свою семьдесят первую беретту и взвела затвор затвор, – Он абсолютно прав. В отличии от Либеччо, ты ещё очень молод и можешь разгореться диким пламенем. Тебе только нужен правильный стимул...

Она всунула пистолет мне в не пристёгнутую руку. Палец удобно лёг на спусковой крючок. Затем, неожиданно для меня, ведя мою лапу за запястье, она направила ствол себе под подбородок. Пальцы тут же свела судорога, рука задеревенела. Я не мог отвести взгляд от её челюсти.

Она практически прошептала:

– Будь хорошим лисом. Выстрели в меня.

Происходило что-то очень неправильное. Я впал в ступор.

– Давай, – продолжала она сладострастно, – Это же так просто. Ты делал это много раз. А теперь ты в полной власти над ситуацией. Одно лёгкое движение и я вся твоя. Разве ты не чувствуешь эту властность, что разгорается внутри?

Я оказался не способен ответить, лишь нервно сглотнул. Она аккуратно просунула свой пальчик в спусковую скобу, прямо над моим. От этого крючок слегка сдвинулся, но ещё недостаточно, чтобы спровоцировать выстрел. Моё сердце замерло. Herman's Hermits на фоне продолжали играть: "Чем музыка быстрее играла, тем быстрее мы танцевали. Мы оба чувствовали это – начало нашего романа..."

Анна надавила на мой палец. Прогремел выстрел. С улыбкой она рухнула на пол, а я, шокированный, остался стоять недвижимый. Уже будучи на полу, с дыркой в голове, она расхохоталась:

– Ха-ха-ха! О, какое же отличное чувство. Мало что доставляет мне такое удовольствие!

Она встала, небрежно смахнула хлынувшую из подбородка кровь в мою сторону:

– Ты ещё не почувствовал? – она потянулась за ножом, – О, подожди ещё немного. Ты начнёшь получать от этого удовольствие. Чем ближе мы будем – тем больше оно разольётся внутри тебя.

Она аккуратно вытащила из моих дрожащих рук пистолет и заменила его на стилет. Я всё ещё не мог сказать ни слова.

– Больше всего меня привлекает в тебе то, что тебя ещё нужно направлять. Это просто очаровательно мило!

Продолжая направлять мою руку, ведя за запястье, она приставила остриё к своему животу. Я начал чувствовать себя героем фильма "Выпускник", и я не был уверен, что мне это совсем не нравилось. Но в то же время я этим и совсем точно не наслаждался. Как всегда, не вовремя, за её спиной возник Мартин. Он насмешливо заметил:

– О, она, оказывается во всех смыслах "пума", да? – от его шуток лучше мне не стало.

Когуар сказала:

– Такого тебе никто не сможет дать, только я...

С этими словами пума схватила меня за пасть снизу и прильнула своими губами к моим. Её шершавый язык вольно путешествовал внутри моей ротовой полости. В следующий момент она прижалась ко мне всем телом. Стилет вошёл в её живот по рукоять. Не отрываясь от моих губ, она взвизгнула от удовольствия и стала медленно двигать стилет выше, к рёбрам.

Я всё ещё не понимал, как мне на всё это реагировать. Позволить ей сделать то, что она хочет? Отстраниться? Ситуация в целом выходила за моё понимание нормальности. И, конечно, тилацин танцевавший за спиной когуара под начавшую играть песню "Mrs. Robinson". Он нарочито театрально подпевал английской дорожке:

– Благослови вас бог, миссис Робинсон! На небесах всегда есть место для тех, кто молиться! Хей-хей-хей! – он явно потешался над моим странным положением, – Спрячьте это туда, куда никто не пойдёт, может рядом с вашими кексами... Этот маленький секрет исключительно Ваше дело...

Апогей странности наступил в момент, когда в комнате возник Либеччо. Волк не сказал ни слова при своём появлении и выглядел просто невероятно мрачно. Тем не менее, Санта-Анна тут же его заметила, повернула от меня лишь голову и сказала совершенно невинным голосом:

– О, Либи! Ты пришёл несколько раньше, чем я ожидала...

На лице мужчины не дрогнул ни единый мускул, он сказал:

– Мы поговорим об этом позже... Сейчас вы двое нужны нам для серьёзного разговора. Памперо и Зефир прибыли вместе со мной.

– Вот о чём я тебе и говорила, – сказала девушка, обращаясь ко мне, – В нём совсем не осталось страсти и злости. Он состарился и сдулся...

Либеччо никак не отреагировал на этот укол, лишь грузно и виновато выдохнул. Я никогда до этого не видел его таким... жалким. Мне стало ещё хуже от сознания того, в чём я участвовал. Благо, видимо, и Анне стало его жалко. Она отхлынула от меня. Нож остался торчать в огромной кровоточащей ране, происходящей по животу наискосок. Я окончательно сдулся и стёк на пол, без сил.

Пума обратилась уже к нему:

– Ты так скис, Либи...

– Сейчас мне не до этого. И, если вы уже закончили то, что делали, давайте пойдём наверх... Пожалуйста.