Молоко и мёд

Печать пятая – Памперо – Обречена на падение (Вьетнам)

Северный Вьетнам, Тонкинский Залив, 15 января 1968 года

У всего есть своя цена и каждый обязан её платить. Цена есть и у свободы: вечно падать в бездну. Вернее, это только ощущаться будет вечностью. Сам полёт едва ли займёт и несколько секунд, после которых тело захлебнётся в колодце боли. Конечно, если не повезёт потерять сознание в пути.

В древние времена, когда люди были как звери и их боги ещё существовали, я и была рождена. Для свободы. И, конечно, обречена упасть. С самого рождения во мне заметили ДАР. Его холили, лелеяли, взращивали. Меня украшали слезами неба – серебром. Меня одевали в красивые одежды и учили замысловатым ритуальным танцам. Именно с их помощью я лечила страждущих, предсказывала будущее, приносила процветание в бесплодные горные долины, вызывала дожди на обширных террасах древней империи.

Меня считали дочерью верховного бога, небесного благодетеля. Правда, всего лишь одной из многих. Ибо каждые тридцать лет "отец" посылал новую ипостась своего любимого дитя для помощи людям. Ровно за год до того, как это должно было случится вновь, предыдущее рождение необходимо было вернуть обратно небу. То есть принести в жертву во имя перерождения.

Это была цена, которую необходимо было заплатить во имя всеобщего благополучия. Это же и цена за силу, богатство и почитание. Её платили все шаманы. Кто-то очень условно, как Зефир. Кто-то по-настоящему, как я и Австер. Однако, если у большинства это было лишь начало. То у меня это был конец и твёрдая точка.

Десять лет до него – самый рассвет сил и энергии, были невероятно счастливым временем. Меня кормили лучшей едой, одевали в самые роскошные одежды, на каждом шагу восхищались моей красотой. Почитали как богиню, и даже правители не смели меня касаться. Но в один день всё закончилось.

Жрецы солнца затолкали меня в храм, прижали меня к каменному столу и долгие часы вырезали на моей гладкой и мягкой коже кровавые узоры. Затем меня вывели на край скалы и толкнули в тогда ещё зелёное ущелье. Мне было страшно умирать и всё же это произошло. Ни чудотворство, ни неземная красота не имели никакого смысла, когда я разбилась о камни у подножья.

Бог неба не забрал меня к себе. Может потому, что тогда уже пришли Ванджина и он умер от их руки. Может потому, что ему не хотелось меня забирать. А может всё было гораздо проще и его никогда и не существовало. Всё это был обычный обман, во имя которого я жила и ради которого умерла. Кто теперь разберёт, где правда?

Мне повезло. Моё тело нашёл Мауи и напитал энергией проклятий. Так я пережила второе рождение и получила новую силу. Так из разрушения прекрасного родилось нечто ещё более невероятное и могущественное.

А в моей древней империи с тех пор больше не родилось ни одной "дочери неба". Все девочки, которых объявляли моим перерождением, на деле не могли сотворить никаких чудес. А потому их утилизировали также, как и тех, кто отжил своё. Я же всё ещё могла принести людям, которые поступали так с подобными мне, заботу и процветание. Но не стала. Татуировки на спине отлично напоминали мне, почему я не должна мешать их страданиям.

Так, некогда плодородные долины запустели. Огромные озёра превратились в соляные пустоши. Водоносные реки обмелели. Урожаи закончились, а территория империи превратилась в пустыню Атакама, самое сухое место на земле. Великолепные дворцы опустели, поскольку последним влажным местом остались их каменные полы. И те были влажны лишь от крови, что лилась нескончаемым потоком в наступившую эпоху бунтов и исхода с гор.

Впрочем, через века, на моих землях возникли уже новые культуры: более справедливые, технологичные и куда менее варварские. Жизнь сама собой нашла путь к тому, чтобы вернуться в некогда плодородные долины и сделать их лучше, благодаря труду, уму и искусству. Всё благодаря одной жертве.

Мне повезло быть первой из тех, кто позже сформирует Общество. Так что я могла видеть, какой путь проходили остальные его члены. Как они страдали и какую цену платили. Не все конечно. Либеччо вот, всегда напоминал мне тех жрецов, что вырезали мои шрамы. Он выделялся среди прочих членов Общества тем, что не платил цену свободы сам. Волк искупал её чужой кровью. Галлонами чужой крови.

В основном она принадлежала врагам его племени. Пленников поднимали на вершину пирамиды, он разрезал им грудную клетку, доставал сердце, а потом пожирал его, будто чёртово яблоко.

Воевали его люди много, так что и сердец он сожрал добрую тонну. А потом получил своё проклятие, чтобы было кому представлять его кровожадный народ. И это казалось мне абсолютно несправедливым. Более того, вечно используя чужие страдания, Либеччо будто бы в итоге и не далеко ушёл от самого обычного человека. У него не было никакого перерождения, не было жертвы, и именно поэтому с безграничной властью он стал столь отвратителен.

Вот взять тот же напалм. Адская штука, которую практически невозможно затушить. Он липнет к одежде, может гореть на воде и вообще доставляет кучу страданий тому, на кого сбрасывается. Кто, кроме того, кто сам никогда не горел и не испытывал подобных мук, мог такое выдумать? А я ведь ещё помню, как с подачи Либеччо сжигали ведьм... У него всегда были одинаковые заскоки.

Вот и сейчас на самолёты его армии крепили бомбы с зажигательной смесью, чтобы жечь людей в войне, которая нужна была только ради того, чтобы исправить ошибку Суховея.

Ну а я, теперь, косвенно помогала ублюдкам в их кровожадных играх. Конечно, это было ради того, чтобы убрать Мауи, но это не значит, что меня радовала возможность смягчить удар по североамериканскому владыке. При мыслях о ней, мои шрамы начинали болеть. Я не могла принять в этом конфликте какую-либо сторону, кроме своей собственной.

Надев солнцезащитные очки-авиаторы и свою любимую лётную куртку, неприятно прижавшую ноющую спину, я вышла на палубу атомного авианосца "Энтерпрайз". Солнце клонилось к закату, а мне только-только предстояло выйти на охоту. Мне на встречу тут же поспешил Томас Дали, главнокомандующий Австралийской Армии и, с недавнего времени, второстепенный подручный Феликса:

– Мэм, ваш Сааб готов! – отрапортовал он мне, – Мы заправили его, подвесили пулемётные блоки...

– Хорошо. – мне не хотелось слушать его перечисление, – Если цель уже вылетела из Тайбея, я успею его перехватить прежде, чем он достигнет Ханоя?

– Вполне, времени у вас с запасом. Тем более он не ожидает, что кто-то его перехватит. Идёт на крейсерской скорости на своём Миг-17. Вы уверены, что не хотите, чтобы наша авиагруппа помогла вам в перехвате?

– Сомневаетесь во мне, мистер Дали?

– Ни в коем случае, мэм. – он виновато опустил взгляд.

– Тогда и под ногами не мешайтесь.

Он отстранился, а я направилась прямиком к самолёту. Его металлический корпус приятно поблёскивал в рыжих лучах. Сев в кресло и закрыв кабину, я приготовила закрылки к взлёту. Затем, без лишних приготовлений, я завела движок и начала разгон. Секунда и я снова ощущаю это... падение... свобода.

Самолёт взлетел, оторвавшись от полосы. Шасси убрано и больше ничего не связывает меня с поверхностью. Теперь есть только я, море и небо. И больше никого в мире. Ни Либеччо, ни Мауи, ни всех этих гадких досаждающих смертных. "Дочь неба" возвращается в свои владения исключительно в одиночестве. И владения её безмятежны, и бесконечны. И замок её – весь небесный свод. И армия её – облака. И народ её – заходящее солнце и едва-едва начинающие проглядывать звёзды.

Для пущего наслаждения не хватало лишь одного. Я достала из кармана кассетный плеер собственной конструкции, вставила в свои длинные уши наушники и включила записанный заранее плейлист. Начинался он с символичной русской песни об этой войне, называвшейся "Фантом", в честь американского самолёта. Меня всегда трогало, как талантливые люди могут выдумывать такие невероятные вещи из абсолютно бессмысленных событий, которые их даже не касались. Это было исключительно мило.

А конкретно русская культура вообще чудесным образом синтезирует страдание в что-то исключительно трагичное и в то же время довольно смешное. Ровно по заветам Австера тут играет тот тип смеха, что может звучать только из уст отчаянного человека. Того, кто уже знает, что его принесут в жертву. Что он сам себя принесёт и поставит у обрыва.

Я старалась не подниматься слишком высоко над поверхностью моря, чтобы его тёмно-бирюзовая поверхность замаскировала мой синий самолёт. Происходило это, под слова о том, что "Мой Фантом, как пуля быстрый, в небе голубом и чистом, с рёвом набирает высоту. Вижу в небе алую черту. Это МиГ-17 на хвосту. Вижу я, как Ричард с Бобом понеслись на встречу с гробом, мой Фантом теряет высоту..." Я не зря выбрала именно эту песню, ибо, учитывая ситуацию, она казалась мне довольно смешной. Любая трагичная история смешная, при определённых обстоятельствах. И это, иногда, единственное, что радует в этом чёртовом мире.

Исходя из вычислений, которые благодушно, вместо меня провели Австралийские ВВС, встретить свою цель я должна была уже прямо около берегов Северного Вьетнама. Кассета не успеет закончится, как я достигну точки встречи. Да и солнце не успеет сесть.

Так и получилось. Когда я достигла огромных неровных камней, являющихся островами в заливе Халонг, в небе я увидела "алую черту". Хотя летел МиГ не слишком быстро, на глаз можно было сказать, что всего километров пятьсот в час. Мой Сааб, двигаясь практически у кромки воды, так что он вспенивал поверхность, шёл куда быстрее. Но это преимущество могло быть нивелировано: на полной скорости я проигрывала ему целых двести тридцать километров в час.

Так что подкрасться было необходимо незаметно. Всё также пролетая по низам, я вполне имела шансы остаться незамеченной. Капсула МиГа была исключительно ограниченной в плане обзора, да и сейчас, когда противнику остаётся каких-то сто километров до Ханоя, он мог бы уже и чересчур расслабиться, потерять бдительность.

Так что воздушный бой такого рода можно было бы сравнить с охотой ягуара. Большая кошка также тихо и незримо подбирается к цели, стараясь держаться исключительно её слепой зоны. Сначала двигаясь на приличном расстоянии, а потом всё сокращая и сокращая дистанцию. Пока наконец цель не будет столь близко, что хватит одного рывка...

Вертикальная очередь тридцатимиллиметровок в секунду распилила крыло советского самолёта пополам. Тот резко закрутился и ушёл в штопор, а я повела мой сааб резко вверх. Всё было рассчитано идеально: скрытая и молниеносная атака была не только ошеломляющей настолько, что противник едва ли успел понять, кто его атаковал, но и вполне своевременной.

Подбитый истребитель, адски кружась, стал стремительно снижаться к крупному и практически пустому острову Катба. Пилот, в панике, едва успел катапультироваться. Я прорезала крыло достаточно точно, чтобы он спокойно успел это сделать. Всё же он был нужен мне живым. Его самолёт рванул, врезавшись в ближайшую гору, а он сам медленно спускался на парашюте к небольшой полянке в джунглях.

Я потянула ручку на себя, уводя самолёт в мёртвую петлю, чтобы как следует сбросить скорость. Затем, когда на спидометре было едва за двести, я прикоснулась к приборной панели, наделяя машину разумом, а затем быстро катапультировалась. Так, чтобы оказаться поближе к цели. Мой самолёт спокойно полетел дальше без меня. Я же оказалась на земле едва ли не раньше, чем тот бизон, за которым я и гналась. Он приземлился метрах в тридцати и ещё долго возился с ремнями, чтобы отстегнуться.

Мне не было абсолютно никакой нужды подходить к нему или говорить с ним прежде, чем он покажет своё проклятие. Едва ли там будет что-то, что я не видела и уж тем более я не боялась того, кто в худшем случае владел своим проклятием в восемьсот сорок тысяч раз меньше времени, чем я. Но мудрость как раз и кроется в осторожности. А ещё в умении иногда идти на здравый риск.

Когда бизон наконец победил ремни, он встал и с большим недоверием посмотрел на меня. Видимо он не понимал, почему я его не атакую и зачем вообще отправилась за ним, на землю. Я решила ещё немного психологически надавить:

– Ты не сделаешь ни шага в мою сторону. – это была не пустая угроза, я действительно была полностью уверена в своих силах.

– А мне и не надо! – крикнул он и потянулся за пистолетом.

В тот же момент, его правая рука, которой он и пытался схватиться за оружие была пронзена насквозь стальной пулей, что как капля дождя упала вертикально сверху. Удивительно было то, что калибр в тридцать миллиметров не оторвал конечность, а лишь повредил. Впрочем, противник всё равно жутко взвыл, схватившись за висящую на соплях руку.

– Фраза была неплохая, но момент для геройства не самый удачный. Я держу обещания. – новичку нечего и думать было о том, что он сможет меня пересилить. Впрочем, к его сожалению, он не знал с кем связался.

А потому, наконец, он решился пустить в ход своё проклятие: его тело стало раздуваться и увеличиваться, мышцы крепли, лапы удлинялись и обзаводились длинными когтями, в пасти прорезались острые зубы. Кажется, это уже тысячное проклятие "оборотня", которое я видела за свою жизнь. И правда ничего необычного. Когда-то в "эпоху викингов", такой тип проклятий даже был у каждого второго проклятого. Боевое безумие прекрасно укладывалось в контекст времени. Но сейчас это было скорее смешно.

Клыкастый бизон попытался броситься на меня в ярости, но как я и обещала, он не смог сделать и шага. Мой Сааб налетел ещё раз, на этот раз выпустив несколько точных залпов. Так, что оборотень остался без нижней половины тела и рук, а значит больше не представлял абсолютно никакой опасности. Конечно, как только действие проклятия спадёт, он умрёт, с такими-то травмами он точно не жилец. Но пока он ещё в этой своей форме, его можно быстро опросить.

Меня радовало, что проблем у меня действительно не возникло ни на одном из этапов. Даже наушники, по итогу, не вытащила из ушей и весь бой у меня играла бодрая музыка. Уверенности в своих силах, спустя столько лет жизни мне ничуть не занимать.

Я без опаски подошла ближе. Подняла валявшийся рядом тубус, вскрыла его и обнаружила внутри свёрток карт, на которых были отмечены все американские позиции в Южном Вьетнаме с полным указанием состава дивизий и слабых мест в обороне и снабжении. Идеальный материал для того, чтобы нанести контингенту, подконтрольному Либеччо, сокрушительное поражение.

Я облизнулась: в конце концов, я вполне могла, и сама передать Вьетконгу эти сведения. Уже представляю лицо зарвавшегося волка, когда ему будет нанесён столь внезапный и незапланированный удар под дых. Конечно, это не срубит его империю на корню, но трон пошатнёт. Что ни говори, а Мауи придумал отличный план!

Вспомнив о том, зачем я вообще затеяла эту погоню, я обратилась к умирающему:

– Где твой босс? Куда он направился?

– Бер-лин... – проскулила половина бизона.

– О, как всё просто оказывается! Ну, спасибо тебе за неоценимый вклад.

Сказав это, я оставила бедолагу доживать последние минуты, а сама же направилась к гавани, что судя по моей карте, должна быть на острове. Теперь мне предстояло сначала добраться до Хо Ши Мина, а затем в Москву, делиться столь просто добытой информацией...