Молоко и мёд

Печать шестая – Феликс – Рейс 505

Роскошный авиалайнер Vickers Super VC10 парил в ночи над тёмными водами Атлантики, направляясь в сторону Южной Африки. Как я понял, для Зефира он выступал как своеобразный личный "Борт номер один". По большому счёту это был даже не самолёт, а своего рода летающий дом: здесь было несколько комнат, плотно заставленных элитной мебелью, включая гостиную, воздушную кухню и даже небольшая библиотека.

В общем, нашей "команде убийц" очень повезло, что опоссум разрешил использовать именно его для полёта. А то я бы не перенёс с пятнадцать часов высшего пилотажа от Памперо. Летает она превосходно, вот только и перегрузки для пассажиров бешенные.

Впрочем, она "вела" и этот самолёт. Правда, пассивно, наделив бортовой компьютер интеллектом и направив автоматически держать курс на Кейптаун. Сама же козочка села в просторной гостиной, воткнула наушники в уши и стала беззаботно глядеть в иллюминатор на ночное небо.

Я же долгое время пытался найти такое место на борту, куда бы прилипчивая "пума" за мной не последовала бы. Анна всё ещё упорно и навязчиво продолжала со мной заигрывать. Мне было не по себе от того, что именно она составит компанию нам с Памперо, но её способности, кажется, и правда были незаменимы в бою. Что может быть лучше физической неуязвимости?

Так что я старался терпеть и избегать её, в надежде, что мы быстро справимся с Хамсин и сможем разойтись в разные стороны. Даже если она этого не хочет. Мне лавры второго Либеччо не нужны также, как лавры второго Мартина.

В конце концов, выскочив из нескольких опасно тесных объятий, стерпев кучу скабрёзностей и несколько беспричинных оголений, я нашёл-таки место, где смог укрыться. На соседнем от Памперо кресле. Кагуар не пошла за мной, по-видимому, из ненависти к козочке или из-за того, что та скорее всего заступилась бы за меня в случае чего. В общем, я наконец-то мог почувствовать себя спокойно.

Тем более что погружённая в музыку девушка даже не заметила моего присутствия поначалу. Обратила на меня внимание она только когда потянулась к мини-бару. Достав оттуда стеклянную бутылку и вытащив один из наушников, она сказала:

– О, Феликс! Давно ты тут? – она аккуратно сняла металлическую крышку с бутылки и, вдруг на секунду задумавшись, протянула стекляшку мне, – Молока?

От такого предложения я поёжился:

– Нет... Нет, спасибо. Не могу его теперь пить.

– Как хочешь, – сказала она и запрокинула тару.

Пила Памперо не очень аккуратно и пара капель стекли по подбородку, впрочем, на белой шерсти это было не очень заметно. Опустошив тару за секунду, она заметила:

– Ты довольно нервный в последнее время. Это из-за Санта-Анны, да?

– Ну, не совсем, но её приставания явно один из ключевых факторов... Мне от них не по себе.

– Да уж, не завидую. Её "глубинное проклятие" заставляет её делать странные вещи с теми, кто ей интересен.

– "Глубинное проклятие"?

– Мартин тебе не рассказывал об этом?

– Даже Зефир в своих книжках об этом не писал.

– Ха, ну тогда я могу тебе открыть глаза. На многие вещи. Видишь ли, у членов Общества проклятия это далеко не только благость и сила, это всегда и большие жертвы. Искусство рождается из боли. Вот "глубинное проклятие" и есть наша боль. У каждого из нас оно своё. Зефир не только выглядит феминно из-за гиперсинтеза гормонов, но ещё и сам склонен к эмоциональным вспышкам. Ну ты видел, как он реагирует на неудачу...

– Как подросток?

– Именно. Санта-Анна вот страдает от своей неуязвимости. Тут как в песне Роллинг Стоунз, она пытается получить удовлетворение, но не может. Потому что её сатисфакция находится там, куда бессмертной и сильной девушке никогда не добраться. В общем-то её фантазия требует от неё стать смертной и слабой, или хотя бы попытаться найти кого-то, кто мог бы сделать её такой. А это, к сожалению для неё, невозможно. Вот она и страдает, считай, в вечной течке.

– Да... И что, получается и у тебя есть "глубинное проклятие"?

– Конечно, только вот я тебе о нём не расскажу. Это одна из тех вещей, которые лучше всего хранить в секрете, особенно от других членов Общества. Без обид.

– Тогда откуда ты знаешь про глубинные проклятия Зефира и Анны?

– Ну, Зефиру не повезло с тем, что его "глубинное" на самом деле находится на поверхности, про его особенности все знают, отчего он стал довольно уязвим после смерти Австера. Тот его защищал как себя самого и отводил от опоссума любые махинации.

– Хочешь сказать, что у Мартина тоже было проклятие со вторым дном?

– Да, не знаю какое, но уверена, что довольно сильное. Возможно сильнейшее. Не одна же телепатия позволяла ему так играючи выходить из самых сложных ситуаций. Опять же, мне сложно сказать, в отличии от нашей "пумы" он не слишком то и разговорчив.

– Хочешь сказать, что Санта-Анна сама тебе рассказала о своём секрете?

– Ну да, в это сложно поверить, но мы когда-то были близки. Конечно, сейчас она меня ненавидит, но у нас могла бы быть общая судьба и за это я... Ну не сказать, что уважаю её. Просто сочувствую. Потому что сама могла бы стать такой же, как она. Нас ведь обоих ждала участь жертв. Только я готова была перевернуть мир, чтобы не идти на алтарь, а она чтобы там оказаться.

– Я не понимаю, как можно её жалеть... Если кто и является чудовищем в совете, так это она. Узнав о Либеччо побольше, я даже начал ему сочувствовать, ведь это из-за неё он...

Памперо мягко улыбнулась и покачала головой:

– О, нет, Феликс, всё куда сложнее. Да, волк идёт на коротком поводке, следуя за пумой исключительно фанатично. Но он в этой ситуации далеко не жертва. По крайней мере, не такого рода жертва. Тут важно не положение, а отношение к этому положению. Либеччо как полено плывёт по течению жизни, не сопротивляясь и не пытаясь выбраться на берег. Бурное течение несёт его на пороги, и он определённо о них разобьётся, но ему комфортно пока этого не произошло. Он исключительно пассивен и беспомощен и именно поэтому является злом. Потому что зло сокрыто не в кровожадности и не в бунте, а в желании цепляться за привычный аморфный образ жизни. Его нежелание меняться и что-то делать со своим убогим положением приносит куда больше крови и смертей, чем любая сексуальная мания Анны или невероятная манипуляционная партия Австера. Почти недвижимые бактерии куда страшнее львов.

– Я не слишком понимаю эту концепцию...

– Тогда скажи мне, как ты относишься к приставаниям Санта-Анны?

– Я стараюсь их избегать.

– Почему?

– Потому что они меня смущают и мне ничуть не прельщает быть чье-то игрушкой.

– Вот. И что, думаешь, что у Либеччо какие-то другие чувства по этому поводу? Я имею ввиду, что ему практически точно не нравиться, что с ним происходит. Его раздражает то, что его доминирование мнимо и что его власть не абсолютна. Но он ничего не делает с этим раздражением, потому что ему удобнее, чтобы всё оставалось как есть. Он валандается как воланчик в бадминтоне между ракетками и не видит в этом никакой проблемы. Думаешь это Анна заставляет его быть убийцей и тираном? А я тебе скажу, что никого заставить невозможно. Попробуй мне скажи вырезать целый народ. И, если не будет иного выхода, я лучше умру, чем подчинюсь. А вот наш волк цепляется за свой статус-кво и готов хоть весь мир утянуть за собой в попытках сохранить свой убогий быт.

– Да уж... я никогда не думал об этом с такой точки зрения.

– А стоило бы. Знаешь, зло зачастую очень банально. И я бы на твоём месте подумала бы, что мы будем делать с этой простотой, пока она с нами чего не сделала. Конечно, пока мы боремся за совместное выживание мы на одной стороне, но после он точно будет видеть в нас угрозу. И в тебе особенно. Так что либо спрячься под юбку Санта-Анны, либо сделай ход достойный Австера и реши проблему радикально.

– Да уж, выбор у меня так себе...

– Ни то слово. Тут уж...

Вдруг, ни с того, ни с сего прогремел оглушительный взрыв. Фюзеляж самолёта треснул прямо между мной и Памперо. С громким хрустом хвостовая часть, в которой я находился, отделилась от носовой. Я ничего толком не успел сделать. Просто наблюдал как вторая половина самолёта, закручиваясь в штопор падает вперёд, а моя летит куда-то назад. Впрочем, наблюдал я не долго, так как уже вскоре оказался выкинут из кресла и обо что-то приложен головой, отключившись...