Месть человеческая – Том I.

Интерлюдия 4. Впервые!

Интерлюдия 4.

Впервые!

— Вау! Снято! Почти победа! Марк, лапочка, давай титишник подними, как знамя побеждённого врага! — Агни радостно щебетала, переводя сотовый с одного на другого.

Мы её веселья не разделяли, все как-то перегорели, больше всех, конечно, досталось Марку, он весь мокрый как лягушка, и выжат как губка.

— Мальчики, мы победили! Ну, улыбнитесь же, что стоите с кислыми рожами, будто помер кто. — не унималась девка.

Мне тоже не до смеха, перерасход Искры вогнал меня в депресняк, да так, что весь мир виделся в тоскливом свете.

— А теперь помахай им, как флажком, не будь букой Квинтик, ну, пожалуйста, — она заметила, что Сержант поднял брошенную деталь туалета и задумчиво крутил в руках, не зная, куда сунуть.

— Держи, потом отдашь, — подал Квинт мне лифчик.

— Махать не буду, — не стал дожидаться канюченья Агни.

— Бука! Всё, съёмка закрыта, это крутейший репортаж в нашей сети!

— Во девка скаженная, дверь заклинила, — бурчал, дёргая за ручку Квинт.

Кое-как общими усилиями дверь открылась, и мы вывалились в коридор.

Ничего не поменялось в этом затрапезном месте, навивающим скуку и отбивающим аппетит.

Разве что несколько пацанов с набыченными мордами перекрывали нам вход в обеденный зал, все с кухонными ножами, а заводила держал широкий мясницкий топор.

Мне захотелось сказать им, что нас не интересуют помойки.

— Жидковаты, — недобро ухмыльнулся Квинт.

Сержант явно не против помахать кулаками, впрочем, как и ко всем делам службы, он относился к поединкам серьёзно и обстоятельно, не ища драки только ради драки.

Агни без разговора собрала волосы в пучок на затылке и тщательно перевязала лентами. Злюка она и есть злюка, я слегка задержал на ней взгляд, наслаждаясь хищной красотой девки.

Марк выступил вперёд нас, как лидер Копья, имеющий несомненное право говорить от нашего имени.

Марк в центре, Квинт справа, Агни слева.

А я стоял сзади, сжимая в руках женские шмотки, и выглядел как чужак в боевом построении.

— Ты Грей тварь! Мою сеструху попользовал! Я тебя щас убивать буду, сука.

Сплюнул на пол самый здоровый пацан лет двадцати.

— Ты нападёшь на Греев, щенок? С нами, может, и справишься, а завтра всей семьёй на крестах повиснете в парке. — в голосе Рыцаря лязгнул метал, — вы все!

И чуть-чуть мне голову сдавило ватной тишиной.

— Мы твою сестру пальцем не тронули, а на кресте её лапать каждый сможет, забыл, что распинают голыми? Добивают через три дня, хватит насмотреться друг на друга. — вбивал слова Марк в пустые головы Простолюдинов.

Голову сильнее стал сжимать невидимый обруч, но на плебеев подействовало не столько менталистика, сколько перспектива справедливого наказания, и они стали переглядываться, как бы смыться, сохранив крутость в глазах корешей. Никто не хочет получить кличку Греевская подстилка, и все боятся распятия.

Все страшатся креста, все, до единого, даже самый храбрый человек чувствует слабость в ногах от мысли, что исключений или помилования не будет ни для кого в семье преступника, даже для грудных детей.

Нас в прошлом году всем классом водили на казнь в центральном парке, потом ночами ссался в постель, терпеть не могу экзекуций, может, поэтому и не пошёл по военной стезе.

— Dura lex, sed lex. — прошептал Квинт, и сам себе перевёл — закон суров, но он закон.

Вот чего не мог ожидать, как в Квинте тяги к латыни.

— Значит так! Я, Марк Регул Грейковаль дарую права поединка троим вашим против троих наших.

— Против четверых наших, — кажется, я сорвался на визг.

Не знаю, что меня толкнуло, но я тоже не смог остаться в стороне.

На меня все обернулись, больше всего удивления читалось в глазах Агни, кажется, она меня не воспринимала как пацана, скорее, как мальчика, я её моложе на два года.

Я, наконец, избавился от женского шмотья и встал рядом с Квинтом.

— Против четверых наших, четверо ваших. Рефери назначайте из взрослых. Пусть бой будет честный. Равные с равными! — после мгновенной заминки поправился Марк.

На улице во дворике мы выбрали пустой пятачок, между навесами и сараем и стали ждать кого выберут рефери плебеи.

Им оказался грузчик, мужик средних лет, с армейской выправкой. Судя по всему, среди них он пользовался авторитетом и уважением.

Против нас вышли биться четверо пацанов все как один старше, главным заводилой выступал, разумеется, парень на чьей сестре мы тренировались, я даже в чём-то ему сочувствую, но так устроен мир, нам как хищникам нужна живая кровь, но и жертвы имеют право ткнуть нас рогом.

Вот и посмотрим, что сильнее зубы хищников или рога травоядных.

Против Квинта вышел парень слегка квадратный, из мощных плеч сразу начиналась голова, минуя шею. По виду боксёр или борец, эти в драке опаснее всего. У них хитрая стратегия драки, выдержать пару ударов по корпусу, сблизиться и взять в захват противника, а потом приём на болевое, и жертва согласна на всё.

Девчонки против нашей Злюки не нашлось, жертва не захотела драться за свою честь, предпочтя пускать слюни и слёзы в кругу сочувствующих тёток-поварих. Я видел её одетую в белый халат кухарки, стояла в стайке зрителей, вышедших посмотреть на редкостное зрелище — дуэль Греев.

Слёзы – слезами. Сопли – соплями. Но пропускать шоу не стала.

Никакого сожаления к ней не испытывал, когда девчонка раздевается под гнётом менталистики, Боги ей судьи, но, когда она сознательно отказывается от шанса отомстить обидчикам, значит быть жертвой её выбор.

А прийти поглазеть на драку – это так по-плебейски.

Презрение — плохое чувство.

Нас с детства учат ценить и уважать низшие сословия, и среди простолюдинов есть достойные люди. Их есть за что уважать, но, сегодня глядя на эту девчонку, я почувствовал, что вся учёба осталось только парадной формой увешанной мишурой девизов «…Народ и Кланы едины!..»;

Я стал презирать плебеев всех как сословие, и уважать только тех, кто достоин уважения.

Вместо клуши вышел дрыщеватый пацан с прыщами на пол лица и маслеными глазками. Мерзкое зрелище пацану биться с девчонкой. Он не сводил глаз с грудей Агни под футболкой, и явно пребывал в мечтах, как будет щупать поверженную девчонку.

Мне достался пацан одного роста, но постарше. Гибкий, подвижный, с лицом крыски и глубоко посаженными колючими глазками. Обычный, ничем не примечательный, шпанюк, я до сих пор помню брезгливое ощущение от него.

Нас собрал в кружок Рефери, да он отставной десантник, на кисти вытатуирован челнок на фоне солнца в облаке и девиз:

«Никто кроме нас»

— Так, молодёжь полторы минуты на раунд, три раунда, сдавшийся больше не участвует! Кто переберёт, того оттащу сам, сдавшегося не бить, лежащего не пинать. — дядька объявил правила.

Он неодобрительно хмыкнул, глядя на состав наших противников, объективно они сильнее.

Жизнь устроена так, что враги всегда сильнее нас Греев, но мы раз за разом побеждаем. В Клане не держат трусов, и боевые искусства обязательны для всех без исключения, а плебеям только по желанию.

Как бы старый служака ни болел душой за своих, малолетний придурок ему явно не пришёлся по духу. Видно всем, что он мысленно раздевает глазками Агни. Да и перевес пацана над девчонкой слишком очевиден.

— Девушка снимается с поединка, противник слишком силён. — вынес вердикт отставник.

— Этот дрочер что ли, силён, да он в жизни не боролся ни с кем кроме своего удава, и то, когда в ширинке запутается, я ему прыщи выдавлю, пусть остаётся.

— Тогда начинаем по команде.

Мы разошлись в разные стороны.

— Вы что делаете! Разорить меня вздумали! Снимайте форму! — внезапно заорала неприятного вида бабища, именно ей на свою горькую судьбу жаловалась жертва.

— Марфовна, ну не голыми им же драться — попытался усовестить тётку служилый, — что ты нас перед Греями позоришь?

— Ладно, пусть возьмут черновое. — смилостивилась хозяйка.

Тогда я впервые испытал ожидание драки, неприятное чувство, живот сжимают тиски, а в душе копошатся дурные предчувствия.

Редко бывает, но случается, что в дуэли гибнут или калечатся наши.

Благородство поединка именно в том, что сражаются равные с равными. И никто не имеет право наказывать Простолюдина за увечье Клановича.

— Тит, ты дрался раньше? — обернулся ко мне Марк.

— Нет, конечно, только на спарринге, на тренировках.

— А, ерунда — это всё, нас натаскивают на бои нормально, главное — сразу выбить колено, и все приехали! Ты главное не боись. Когда на тебя побежит гадёныш вырубай подсечкой, а потом делай, что хочь. — Квинт одобрительно хлопнул по спине, сопровождая жест потоком мысли.

— Побежишь, сама после боя отпинаю. — посулила Злюка.

Копейщики хотели устроить мне душеспасительное промывание мозгов, но к счастью из харчевни стали подтягиваться поединщики.

По одному.

Нам пришлось ждать минут пять, пока они все выйдут в куртках и таких же штанах, грязных, в подозрительных разводах. Мусорщики, а не бойцы.

— Ну давайте, братья, обнимемся!

Я не очень понимал, что Марк имел в виду. Наши положили руки на плечи друг другу, пока я мешкал, Агни за шиворот втащила меня в круг, и все мы все обнялись в кольцо.

Рука к руке, плечо к плечу, голова к голове.

— Покажем плебеям доблесть Греев! Один За Всех!

И наши хором крикнули, так что заложило уши:

— И Все За Одного!!!!!

Мы построились друг против друга, в ряд метров за пятнадцать от мусорщиков, четыре шага между Копейщиками, наши визави сбились в кучу как грязные обезьяны, мы бойцы, каждый боец, они способны только стаей на одного, и сейчас жалеют, что придётся биться как полагается благородным людям.

А поодиночке мы их сильнее.

— Начали! — строевым голосом рявкнул Рефери.

Плебеи бросились на нас, не бретёры – собаки, сорвавшиеся с поводка.

Ко мне бежал крысёныш, вопя и размахивая руками, глупая попытка взять горлом.

Завожу удар ногой в солнечное, но не смог, не сложилось.

Моя нога не бьёт — упирается в его грудь.

И мы падаем оба.

Удар головой об землю. Теряю на мгновение сознание.

Жёсткий и шершавый асфальт под затылком

Удары сыплются в лицо, в голову, в уши.

Рот наполняется солонцеватой кровью.

Закрываю лицо руками.

Боль впивается в рёбра.

Кулак в солнечное, задыхаюсь.

Тварь садится на меня.

Не бьёт, хлещет ладонями. Боль. Унижение. Страх.

«Сдохни! Сдохни! Сдохни!» — пульсирует мысль в глубине боли.

Меня сгибает судорогой – Искра ответила!

Пришла на помощь в беде!

Боль уходит далеко за тело, в тёмные подвалы души, зверь злобы рвётся наружу, держу его на поводке воли.

Крики драки, стук ударов и ор толпы, затихают во мне и только во мне.

Крысёныш застывает в шоке. Всего мгновенье, большего мне не надо

Хватаю за куртку и дёргаю к себе. Подминаю под себя. Теперь я сверху.

Уже он закрывается от моих ударов!

Голова ясная, как на школьном уроке, время замедлилась, урод не поспевает за моими ударами, я бью расчётливо и сильно, там куда больнее, и где нет мешающихся рук, а только податливая плоть, во мне нет радости, нет гнева, нет ненависти, а только цель победить врага, пока Искра в груди отзывается теплом.

— Нееет! Сдааааюсь! Хвааатит! — вопит крысёныш.

Я удерживаю кулак в замахе, и мир снова врывается в сознание. Тепло в груди уступает месту боли, я встаю с подстилки на ватных ногах, весь выжатый как лимон, и такой же запашистый, только от меня несёт смрадом урины и пота, я не знаю, когда обмочился, когда упал или, когда воззвал к менталистике, а может, когда он меня бил и я не мог сопротивляться.

Стою, слегка пошатываясь, смотрю с усталым равнодушием, как поверженный враг уползает на четвереньках и через несколько шагов встаёт и уходит на полусогнутых ногах, от унижения и обиды.

Наши побеждают, это видно всем.

Марк положил бугая на землю и выворачивает ему руку. Положение безнадёжное, тот может только скрепить зубами и тянуть до тайм-аута. В надежде переиграть в следующем раунде.

Агни подтверждает на все сто кличку «Злюка», сидит, на пацане, прижав ногами его руки, и ритмично отвешивает оплеуху за оплеухой. Тот только и может дёргать головой, но вот и он сдался, заорав сиплым голоском.

Квинт с противником кружатся в медленном танце, обмениваясь ударами скупо и флегматично. Не сближаясь и не рискуя понапрасну. Не позволяя броситься на захват, и пресекая попытки поймать руки, отходя в сторону и проводя хук или апперкот.

— Время! Всем разойтись! — голос Рефери поставил точку в раунде.

Мы сбились в кучку. Все поздравляли меня с первым боем, Агни чмокнула в щёчку, все обнимали, и никто не побрезговал, что я в крови, поте и моче.

Мы воины, мне отец всегда говорил, что война — грязная вещь, именно как есть, без возвышенных синонимов, о банальной крови, фекальных куч, гари, пластика, сажи кабелей, масла машинного, радиоактивного теплоносителя из разбитых реакторов. Да мало ли дерьма на войне.

Даже если сидишь на капитанском мостике линкора, не думай, что грязь тебя обойдёт стороной. Война возьмёт плату седыми волосами, бессонными ночами и ранними инфарктами. Мерзость смерти придёт за всеми и не будет ждать до старости.

— Греи выиграли, наши проиграли, три сухих победы остальных раундов не будет! — объявил посредник. — на этом всё. Греи имеют право на девчонку, они честно победили.

— Мы отказываемся от прав победителей, требуем возможность привести себя в порядок.

Девчонка затерялась в безликой толпе плебеев, я даже и не стал провожать её взглядом, слишком много произошло, мне уже она неинтересна, даже если подойдёт и предложит себя.

К нам подлетела владелица и, широко улыбаясь дешёвыми коронками, принялась лебезить, расхваливая славную победу.

Её мелкое холуйство не вызывало ничего кроме брезгливости.

Интересно, брезгливость — это часть презрения или отдельное чувство?

Дверь раздевалки закрылась за Копейщиками. Я остался один на комнату сменного персонала этой кафешки.

Хозяйка лично проводила нас сюда, через реплику извиняясь, что такая скромная раздевалка, недостойна нашего посещения, и выделила полотенца привести себя в порядок.

Не стоило ей извиняться, я за свою жизнь нагляделся и на апартаменты элиты, и бытовки рабочих, и кубрики боевых кораблей, и душевые лагерных бараков.

Небогато обычные железные шкафчики, облупившиеся стены и потрескавшийся линолеум.

Но зато здесь хотя бы относительно чисто.

Да, валялись в углу кучей стоптанные башмаки, на вешалке вдоль стены висели грязные фартуки, но пол мыли, подошвы не чернели и не прилипали, пока босиком идёшь в душ.

Даже мурлыкал древний проигрыватель, рассеивая скуку.

А запах пота, этот вечный запах, он не считается, везде пахнет кислым, где работают люди. Так было в Кордегардии старинных замков и так будет в кают-камерах звездолётов спустя столетия.

Наши отделались синяками и царапинами, разумеется, я исключение, меня возили по асфальту, стучали по рёбрам и лицу, короче я был во всём, наверное, в чём может быть человек после доброй драки, и всё, что можно порвать на мне, было порвано.

Не удивительно, что пацаны вызвались сходить в соседний супермаркет за одеждой моего размера. Ни штаны, ни рубашка ни к чёрту. Завтра мне купят всё новое, отец прослезится от радости, что я ступил на боевую стезю, и оправдал надежды Ветви. Я вернулся битый, но с победой, а тряпьё у Греев не в счёт.

Холодная вода снимает усталость с тела, смывает грязь драки и успокаивает лучше таблеток. Царапины щиплют от мыла, но это мелочь, неспособная испортить удовольствие от душа.

Я только успел как следует намылиться, как щёлкнул замок блокиратора, проскочила мысль, что проигравшие пришли отомстить, и исчезла от знакомых шагов, скрип дверцы шкафчика, шорох ткани и шлёпанье босых ног, я знал, что будет, и не хотел этого, слишком уважаю моего Рыцаря.

В душевую вошла Злюка, как себе домой, в пустую квартиру.

Я не мог отвести глаз от неё, обнажённое тело и решительные движения, нет и даже тени стеснения.

Она зашла в соседнюю кабинку. Шум открытой воды.

Я должен что-то сказать, не знаю даже, что именно сегодня у меня всё впервые, впервые поездка с друзьями в чужой город, первое обращение к Искре и обморок от менталистики, впервые презираю быдло, первое подавление чужой воли, первая уличная драка, впервые передо мной раздевается женщина, первый совместный приём душа с девушкой.

И мне кажется, что это не последние «впервые», за день.

— А ведь ты применил менталку! — сквозь шёпот струй воды донёсся голос Агни.

— Я не хотел — буркнул, намыливая голову.

— Ты что стесняешься? — в голосе добавились озорные нотки, — да ты гордиться должен, Марк так не может, он чтоб воззвать к Искре долго настраивается, и то часто мимо пролетает!

— Агнес, я нарушил…

— Брось. Агнес так меня только в школе зовут, и батя, когда в настроении, меня сроду Агни звали! — прервала Злюка и сразу спародировала Высокую Речь — Благородный член Ветви Грейстоунов, Вы сегодня проявили лучшие благородные качества Вашей благородной Ветви, Вы храбро и благородно сражались на поле боя, и достойны называть Агнессу Белову, простолюдинку и ублюдку, благородным именем Агни!

— Слишком много «благородный», — я не удержался от ремарки.

— Благородства много не бывает, — ответили мне через стену.

Её принудительно-размеренная речь сопровождалась хлюпающими звуками моющегося тела. Меня, как магнитом тянуло подглядеть, как она моется, но я сдержал свои порывы плоти, но не всё, часть моего тела приняло собственное решение, и я надеялся, что мою некорректность не заметят, особенно если повернуться спиной к проходу.

— Агни, я действительно использовал Искру, я поступил недостойно на поединке, такое больше не повторится, лучше я брошу Копьё, чем облажаюсь.

— Ну и дурак, менталка это главное, что отличает Вас и нас, вы должны постоянно её отрабатывать, и обязательно на нас, больше не на ком.

— Слушай, а как ты узнала, у тебя же нет чувства Искры?

Я испугался этой, простой, в общем-то, мысли, да так, что застыл, намылив половину живота. Если плебеи начнут чувствоваться нас, дело плохо.

— Зато глаза есть, я не дура, понимаю отчего твой пацан застрял посреди боя в аухе, так что ты честно победил и заслужил награду.

У меня сердце стало биться быстрее, дух зашёлся от счастья.

— Но ты же девушка Марка, я не могу…

— Всё ты можешь.

Перед душем незаметно возникла Агни и оценивающе глянула на меня,

— К тому же и хочешь, а наградой буду я! — закончила мысль.

Хрупкие и сильные руки толкнули меня к стенке и обняли раньше, чем я успел почувствовать холод кафеля. Наши губы слились вместе, я обнял девчонку, сперва несмело, потом крепко, изо всех сил, до хруста рёбер!

Перестав прятать в ладонях мою плоть;

Перестав обманывать себя и других;

Перестав рефлексировать о Долге;

Перестав стесняться желания;

Перестав думать!

Эта убогая раздевалка превратилась для меня в небесный дворец.

Главное не где я, а с кем я.

Я был с девушкой!

Впервые!!!