Месть человеческая – Том I.

Глава 8. Рынок невольниц. Ч2

Глава 8.

Рынок невольниц. Часть 2.

Претория. ПреторСити. Рынок невольниц.

Возле воды приятно сидеть, наслаждаясь прохладой, как ни странно, река Претор-Ривер чиста и свежа.

Я, честно говоря от такой глухой дыры, ожидал, что река, протекающая через столицу, будет зловонной клоакой, но местные на удивление хорошо заботятся об экологии, несмотря на то что город, как написано в брошюрке, насчитывает более трёхсот тысяч человек, всю округу они не загадили, на пляже можно даже купаться, чем девушки и занимаются.

Как ни странно, для этого мира, повёрнутого на религии в целом и целомудренности в частности, рабыни купаются голыми, и никого это не смущает, ну разве кроме нас!

Мы сидим под навесом летнего кафе, степенно потягиваем пиво из литровых глиняных кружек, заедая мясным пирогом. Еда местная. В конце концов, можем же мы себя вознаградить за сидение на сухпае в полёте.

Пиво превосходное!

Умеют и любят местные это дело пропустить кружечку с устатку.

Я на Оборе в коренном клановом мире не мог позволить себе посидеть в кафешке с пивом. Куда уж там, сплошное поношение и диффамация Ветви.

Если захотел выпить, будь добр, не сиди с плебеями за дешёвым пивом, иди в статусное место, куда простым работягам вход закрыт, и пей не ячменное пойло, а марочное вино.

Но скрыться от официального статуса, раствориться в безликой толпе простолюдинов, в этом есть что-то умиротворяющее и успокаивающее. И время от времени нужно прятать парадный костюм в гардероб и просто отдыхать душой в низких пивнушках, от поддержания гордых обязанностей быть и выглядеть Греем.

Я слышал о Великих Греях, которые напивались в занюханных пабах, снимали простую бабёнку на ночь, а утром с перегаром появлялись на Совете.

Есть глухие и запретные слухи, что наш основатель первый Грей, взял название «Серый» потому что ночь перед Советом, когда основывали Кланы, пропил с отбросами общества и упал в канаву, а когда пришёл на встречу в засохшей грязи, все назвали нас серыми.

За соседним столиком сидит осанистого вида бородач и безмятежно потягивает пиво точно из такой же литровой кружки и грызёт горку каких-то местных орешков, надо будет тоже попробовать, похоже, у него нет здесь никаких торговых дел, он никого не продаёт и не покупает, он просто наслаждается видом голых девичьих тел, купающихся в реке.

— Вы иностранцы? Да, конечно, Вы иностранцы, в наших краях чужемирцы всем видны. — внезапно он обратился к нам.

— Заметно, что бороды приклеены. — без удивления констатировал Серый.

— Заметно, но не в этом дело, вы сразу выдали себя, как зашли.

Посланец, полуразвернулся к новому знакомому и с интересом посмотрел на него сквозь стёкла очков, ожидая продолжения.

— Вы удивились, когда увидели наших купальщиц, это обычнейшая ошибка иностранцев. Видя скромно одетых женщин на улицах, трудно скрыть удивление, когда обнажённые девушки купаются или загорают на пляже. Признайтесь, вы не ожидали такого резкого перехода, платья до шеи к полной наготе?

— Я поражён до глубины души, у нас традиции требуют, чтобы на общественном пляже некоторые части тела скрывались, у Вас я вижу нравы намного легче. — я тоже вступил в разговор, потягивая пиво.

Красота.

Грудки, ножки, попки и всё это на расстоянии пары-тройки метров от набережной, по которой прогуливаются покупатели, а вот пиво и интересный собеседник куда как ближе.

— Всё немного не так, правила приличия для наших женщин намного строже, чем принято в Ваших мирах, у нас на пляже женщины носят одежду, полностью закрывающую тело, кроме рук и ног. Но есть одно — это не женщины, это невольницы, на них никакие правила не распространяются, их правила — воля мужчины-Протектора. Сохранять скромность и порядочность уже бесполезно, вот отцы и разрешают хоть накупаться дочкам от души, напоследок.

— И к тому же нагота неплохо продаётся, — равнодушно уточнил Кланычь.

— Да и это тоже, здесь можно выставляться месяц и неделю бесплатно, потом либо оплачивай место, а чаще в полцены отдают перекупам и отправляют на фермерские рынки, в каком ни будь дальнем городишке посреди кукурузных полей этих девок если и купят, то точно не в приличную семью прислугой. — бородач мрачно отхлебнул пива.

— С рынка какого ни будь Смиттауна, три дороги, либо прислугой мелкому лавочнику, либо в дешёвый бордель, либо сразу на ферму. — немного подумав, пожал плечами — Как бы Вам иномирцы сказать, у тех, кого здесь не купят, есть разные дороги, но все приведут в поля, там рабыни доживают свой век, пока спина гнётся, и ноги ходят.

Мы немного помолчали, даже у Серого что-то шевельнулось в душе.

— Никто из отцов не хочет, чтобы дочки как скотина бессловесная жизнь прожили, вот и стараются товар лицом показать, вернее грудью и попой. Если за первый месяц не продали, отцы отправляют дочек светить телом на пляж, уже стесняться поздно, не купят за неделю – уйдут в фермерские семьи, там уже загаром никого не удивить, на полях наложницы загорают до черноты.

Две загорелые брюнетки, с бронзовой кожей и крупными грудями, вышли из реки, держась за руки, прямо напротив нас, они похожи как две сестры. Одного роста, один цвет волос, нежные лица, умелый, но не броский макияж.

— У Вас прекрасная речь, намного лучше, чем мне приходилось встречать. — я решил сгладить неловкость от разговора.

— Спасибо. Я работаю на Космической станции, и набрался от иностранцев. Вы странные люди, в Вас нет, как бы это объяснить… ровного отношения к прислуге, для нас наложница — это член семьи, хоть и бесправный, и не совсем человек, но всё-таки свой, Вы относитесь слишком по-разному, есть полно примеров очень хороших и очень плохих.

Абориген немного взвесил, стоит ли дальше с нами говорить о семейных делах и, отхлебнув пива, продолжил.

— У нас есть присказка про них — он кивнул на двух девчонок, что-то не поделивших и начавших плескаться у пляжа прямо напротив нас, так что брызги долетали до стола.

«В хорошем доме к наложницам относятся как к кошкам и малым детям, в плохом загружают работой как тягловую лошадь»;

— А про вас есть другая пословица:

«Продаёшь дочь иностранцу, подбрось монетку, либо будет жить как супруга, либо как чужая, а если монетка станет на ребро — замучат до смерти.»;

Девушки самозабвенно лупили друг друга водой, смех, мокрые и нагие тела, каждое движение наполнено жизнью, каждый жест преисполнен молодостью.

— Я могу Вам посоветовать только одно, не прикипать душой к наложнице, и ни в коем случае не брать замуж, такие браки плохо заканчиваются, рано или поздно все иностранцы уезжают домой, а жён и детей бросают здесь. Вывезти семью невозможно, максимальный срок пребывания иностранца здесь двадцать лет. А потом…

Бородач замолчал, сосредоточившись на грызении орешков.

Моя кружка показывала дно. Я сходил в бар, хозяин этой кафешки, толстый дядька посоветовал мне продегустировать тёмное пиво, я не отказался и от тёмного. К моему возвращению разговор, был в самом разгаре.

Кажется, местному не с кем поделиться мыслями, а Серый впал в небольшой ступор, от всего происходящего и не очень понимал, как реагировать.

Встретились два одиночества.

Кланычь нашёл себе информатора, а он нашёл в Сером, приятного собеседника, особенно учитывая, что тот всегда выслушивает не перебивая.

— …лучше будет, если Вы наложнице сразу объясните, что она не невеста, а всего лишь рабыня, нет надежд — нет разочарований. Да и желательно сразу стерилизовать, по нашему закону дети от наложницы не могут стать свободными людьми.

— И, разумеется, они навсегда становятся рабами. — посланник, сделал напрашивающийся вывод.

До чего скверно, когда твой ребёнок, твоя плоть и кровь растёт, называя тебя не батей, а хозяином.

— Не совсем так, девочки рождаются свободными, но это фикция, никто никогда не возьмёт замуж рабичку. Мальчики, с ними интересно. Теоретически они не могут быть рабами частных лиц, вместо этого они становятся рабами государства, служат в Силах Самообороны, из них формируется флот.

— Странно, как можно доверять рабам оружие, вы уж извините, но я в такое не верю. — я позволил себе усомниться.

— Знаете, добрый человек прав, Претория не участвовала в Войне Кланов, но я точно знаю, случилось нападение пиратов «Чёрной Банды», и флот планеты отбился. — внезапно Серый встал на сторону местного.

Интересная идея собрать флот из рабов и переиграть проигранную войну, жаль невозможная.

— Да состоялся бой, я прекрасно знаю, чего это стоило рабам, как сильно пираты их потрепали. Я, кстати, и обслуживаю их корабли на станции, но давайте вернёмся к девушкам, для меня вспоминать, как две недели сидел на станции, ждали штурма, не самое лучшее моё время.

Немного помолчав, в душе, борясь со старыми страхами, бородач продолжил.

— Главный секрет управления рабами-воинами, это разделить их на ранги, мужчинам свойственно соревнование, и они будут гордиться рангами, и рвать себе жилы, чтоб выше подняться, особенно если им пообещать свободу. У нас боевые рабы от ранга «0» это никто и звать их никак, почти вещи. Поднявшись до ранга «4», они почти свободные, могут уже не служить, и даже создать семью с девушкой, даже свободной, и их дети — уже свободные и уважаемые граждане.

Если бы всё так просто, наш Клан создал бы легионы из рабов, построил флот управляемых рабами, жаль неосуществимая надежда.

Не надежда – она ни на чём не основана, под ней пустота, это мечта – неосуществимая мечта.

Один великий дипломат как-то сказал:

«Язык человеку дан, чтобы скрывать мысли»;

Особенно это необходимо, когда мечты настолько запретны…

— Слушайте, но рабство в Галактике запрещено, как Вы можете поддерживать подобную гадость! — спросил я, отхлебнув пива.

Нет, всё-таки тёмное пиво — гадость, ну или сказать толерантно, чтобы не обидеть местных – сильно на любителя.

— Что именно гадость, та девушка, что вытирается полотенцем, или вот эта, что стоит к нам спиной и наслаждается солнцем? — местный указал на двух обнажённых купальщиц, подошедших почти к самому краю бетонной набережной.

Обе они остановились на расстоянии метра три от нас, и делали вид, что им именно сейчас, захотелось позагорать именно здесь.

— Это фигура речи, рабство строжайше запрещено, видите ли, Вам любой местный мгновенно закатает лекцию на полтора часа и докажет, как дважды два что это не рабство, а высокодуховная забота о малых сих. Но да это рабство. Не мы-таки жизнь така. Девочек рождается больше мальчиков, а женщина сама выжить не может. Поэтому рабство — это не способ эксплуатации, рабам запрещено работать на производстве, рабство — необходимость для выживания.

Местный не стал долго спорить и отпираться, просто признал очевидное.

Я думал о мечте всё вернуть в довоенные времена и, не стесняясь, разглядывал пару девушек выбрали место рядом с нами позагорать, две брюнетки очень похожие друг на друга легли рядом с нашими столиками прямо на покатые бетонные плиты набережной.

Я смотрел вниз почти прямо под ноги. Нас разделяла узорное ограждение набережной и два метра покатой плиты.

Их груди мерно поднимались, как у спящих. Тёмные волосы расплескались по бетону, курчавые волосы единственное, что прикрывали лобок, чувствовалось что-то неправильное и неестественное в наготе их тела, выставленного напоказ.

Мысль зацепилась за неправильность, и я вспомнил, как давно, до войны ещё, когда жил на родной планете, мы несколько Клановечей пацаны и девчонки, устроили марш-бросок по горам и вышли на фермерский рынок пригородной деревни.

Нехитрые продукты, выращенные на земле, косы лука, ягоды, картошка в мешках и другие корнеплоды, горки тыкв.

Мы с детства не видевшие продуктов, кроме как приготовленных слугами, удивились насколько всё грязное и в земле. На одном из прилавков лежали курицы, без перьев, тощие, с какой-то синющей голой кожей, да ещё пупырчатой.

Нет! не две девчонки загорали на пляже, наслаждались рекой, солнцем и молодостью, на мгновенье мне вспомнились эти курицы, приготовленные для продажи, на оцинкованном прилавке.

Мне стало муторно на душе, позор мужчинам этого мира, что их дочери так низко пали. Мы, Кланы, никогда подобного не допустили бы! Да, плебеи не Греи, но позор торговли детьми пал бы не на них, бесчестье именно для нас, мы не смогли удержать охлос от демонстрации врождённых порочных наклонностей.

Дед узнал бы о таком рынке, на следующий день, и явился бы во гневе, наказывать заблудших и карать преступников.

Наверное, он, возможно, не прав, девчонки целуются и откровенно разглядывают нас, наверное, так устроено самой природой, что есть рабы и хозяева, а значит, ничего плохого в моих исследованиях нет, более того, если мне удастся с помощью имплантов, заставить отбросы человечества служить великой идеи восстановлению Клана Грей, они послужат общему благу.

Всем людям будет лучше, если эта вакханалия быстрее закончится, и Кланы снова наведут порядок.

Людям лучше жилось под крепкой дланью Греев, мы никогда не допустили бы, чтобы дети стояли голыми перед покупателями.

Местный заметил, что я смотрю на этих девчонок, но, разумеется, не мог понять глубины моих терзаний, он всё свёл к банальной похоти.

— Обратите внимание, эти девушки уже загорели, скорее всего, они уже больше недели здесь купаются, их бесплатное время окончилось, и сегодня, завтра их судьба решится, вот они и показывают Вам себя во всей красе.

Словно в подтверждение его слов, брюнетка перекатилась на живот, подставляя обнажённую попку лучам солнца, и призывно посмотрела на меня, я почти физически чувствую, как в ней борется воспитание, не дающее первой обратиться к мужчине и страх оказаться бессловесной скотиной во владении фермера.

— А вот девушка рядом с ними, что вытирается полотенцем дольше, чем я пью эту кружку, у неё кожа белая, она здесь первый день, ей стыдно стоять голой, она не выпускает из рук полотенца, чтобы скрыть больше чем показать. Она всего боится, и, если Вы её чуть приласкаете, получите женщину исключительной преданности.

Я узнал много больше дерьма, чем хотел.

Всё-таки как подло и мелочно устроены миры Магдебургского права, в каждом, какая ни будь, но скрывается пакость, гнильцо и мерзость.

Людям нельзя давать право распоряжаться собой, они, получив свободу от чужих рамок и ограждений, принимаются сами ставить заборы для себе подобных, и нет единой воли Клана, которая бы не позволила проявиться злу, уровняла бы всех и сильных, и слабых.

Я должен признать, не могу ни полюбить, ни принять Свободные Миры, в этом мире на Претории продают родных дочерей, на Трооне бедных изгоняют из общества в отдельные ограждённые гетто, Ультимо Туле оставило в моей душе лагерный рубец.

Как я скучаю по железной длани Клана, наши миры славились порядком и спокойствием, как мне не хватает стабильности.

Какая всё-таки мерзость нас окружает, я жил в безопасности и не видел, что творится, где не простёрся покров Греев, я испугался войны, но что ждёт человечество после поражения Кланов страшнее...

У меня со дна души поднимается злоба, я прячу ей от окружающих под маской бесстрастности, но в душе меня всё клокочет…

Я клянусь себе!

Я клянусь неизбывной клятвой Греев, что, когда создам армию и флот, я вернусь на эту гнилую планету и присоединю её к Клановым владениям!

Я клянусь, что раз и на вечность запрещу торговать людьми, а рабовладельцев отправлю служить на флот с имплантом в мозгу, пусть они подонки, на себе почувствуют, как быть рабом!

Я прикажу, где стоит этот мерзкий рынок, вырыть котлован и заполнить водой реки, чтоб от этого проклятого места и земли не осталось…

Отставил кружку в сторону, не стоит искать совершенство. Слишком долго сидим в этом мерзком месте. Мы с Серым переглянулись без слов и разом всё поняли, в ответ на незаданный вопрос согласно кивнули друг другу.

Кланычь махнул рукой, но это уже предназначалась девчонкам, рабыни не стали корчить из себя принцесс, и через несколько минут подошли к нам в сопровождении отцов, уже одетые в летние платьица, но, как ни странно, босиком.

После непродолжительного торга двух девушек оценили в 25 тысяч кредитов каждая, они обе увы, не девственницы, им уже 24 года, и стоили в общем, недорого. Отцы настояли, чтобы договор на покупку составили без права на перепродажу, только для личного пользования, исключая перепродажу в другие руки, кроме как с разрешения родных.

Для иноземцев в отличие от местных, предусмотрен, особый пункт контракта – «Возврат при уходе». Мы вольные люди, к Претории не привязаны, сегодня здесь завтра на Терре, с собой их не забрать, так пусть девчонки вернутся в семью, чем попадут непонятно кому.

Заметно, по повеселевшим мордашкам, что девчонки тихо радуются счастью. Они не попадут к фермерам на сельхозработы, и даже в бордель проститутками. Мысленно прикидывают, что мужчины в расцвете лет составят им прекрасную партию, не слишком старые, не окольцованные, главное — убедить иномирцев, что между рабыней и женой не пропасть, а маленькая канавка, и суметь её преодолеть через постель.

В непритязательного вида киоске в глубине парка, скрытого за кустами, чиновник с унылым видом распечатал контракты, с профессиональным равнодушием прочёл их вслух, из чего я понял, что мою рабыню зовут Инга, а Серому попала в руки Кристина, как вершина бюрократического цинизма, после чтения контракта чинуша спросил отцов девочек, понимают ли они, что их дочери передаются нам, и согласны ли отцы с этим, те просто и без эмоционально подтвердили решение продать детей, мы заплатили им оговорённую суму, всю полностью, переведя каждому до последнего кредита в присутствии чиновника, как свидетеля, оплатили пошлину на регистрацию, все подписались, девчонки как лишённые права на собственное имя и подпись, вместо автографа приложили испачканный в чернилах большой палец, после чего чиновник проткнул им мизинец иголкой, и капнул на квадратик, снизу договора кровью, благочинный клерк спросил нас, будем ли мы клеймить новоприобретённую собственность, получив отказ, откровенно обрадовался, сообщив, что печь сегодня не разжигал, и что пришлось бы ждать, на девичьих шеях защёлкнулся тонкий бронзовый обруч, отделяющий свободного от раба, мы получили бумаги, и чиновник, закончив многотрудные хлопоты, сел на рабочее место и продолжил чтение отложенной газеты.

Отцы не стали длить прощание, просто развернулись и ни слова не говоря, ушли по парковой дорожке. Новообретённые рабыни остались с нами, пытаясь понять, какой билет они вытянули.

Во всём этом торгашестве на родной крови меня поразило только одно:

Равнодушие кого продают, и кто продаёт.