Мера Магии

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— И что мы будем делать, Пан? — Пру уставилась на него своими странными, пустыми глазами, однако обуревавшие ее эмоции четко проявились в выражении ее лица. — Думаешь, он говорит нам правду?

Они отошли в сторону, держась подальше, чтобы пленник не подслушал их разговор, склонив друг к другу голову так, что чуть не касались ими. День становился все ярче со все выше поднимавшимся солнцем, болота мерцали сквозь влажный и исчезающий туман. Перекликались водоплавающие птицы, появляясь вспышками ярких красочных перьев и исчезая в дымке, словно призраки.

— Я не знаю, — признался Пантерра. — Но я не вижу, какая ему польза от того, что он нам солжет. Зачем ему что–то сочинять? Он знает, что мы не отпустим его, даже если не возьмем с собой в Арборлон.

— Да, непохоже, чтобы он врал, — согласилась она.

— Даже если хоть какая–то часть правдива, нам не стоит рисковать тем, что может произойти, когда мы доставим его к Королеве, не узнав сначала всю правду. Даже если мы предстанем перед Высшим Советом и позволим ему рассказать им то, что он рассказал нам, мы будем в большой опасности. Королева сможет найти способ обернуть эту историю вокруг нас. Она сделает так, как будто и мы каким–то образом вовлечены в то, что случилось. Вряд ли Высший Совет поверит нам, а не ей. У нас нет никаких доказательств. Только слово Боннесанта против ее слова, а этого недостаточно.

— Но мы должны что–то сделать. Несмотря ни на что, мы должны помочь Фрине.

Он кивнул:

— Ну, мы вряд ли сможем ей помочь, если нас посадят к ней в тюрьму.

Как будто подумав об одном и том же, они взглянули на Боннесанта, который сидел, рассеянно уставившись куда–то вдаль.

— Жаль, что мы не можем оставить его здесь, — пробормотал Пан.

— Если бы мы сделали это, то он не смог бы поведать свою историю. Каким–то образом мы должны найти способ, чтобы он сделал это, и мы должны заставить эльфов поверить ему.

Пан посмотрел на нее:

— Ну, вряд ли это будет очень трудно, так ведь?

Они одновременно улыбнулись.

— Так что же мы будем делать? — повторила она.

Он задумался над этим. Он до сих пор был потрясен событиями прошлой ночи, его все еще трясло при мысли о том, что кто–то так сильно желал их смерти, что даже подослал убийцу. Конечно же, Скил Эйл не испытывал особой любви к ним. Но даже в этом случае это казалось диким. Что могло подтолкнуть Серафика к их убийству?

— А что если, — предположил он, — только один из нас пойдет в Арборлон, найдет Ташу и Тенерифе и вернется с ними обратно? Может тогда у нас появится лучшее представление о том, что нам следует сделать.

Она посмотрела на него исподлобья.

— Но мы поклялись, что никогда снова не расстанемся. Несмотря ни на что.

Он смущенно посмотрел на нее:

— Я не забыл. Но какой у нас выбор? Мы не можем оставить Боннесанта одного. Мы даже не можем оставить его без присмотра.

Она взглянула на убийцу, а потом снова на Пана:

— Ладно. Но только в этот раз. И больше никогда, Пан. Обещай мне.

Он обнял руками ее за плечи и нежно сжал их.

— Обещаю.

Подняв Боннесанта на ноги, Пан связал его руки впереди, затем обвязал веревкой пояс, оставив довольно длинный кусок, чтобы вести того на поводке. Боннесант поворчал по поводу связанных рук, но мальчик и девочка не обратили на это внимания.

— Куда вы меня ведете? — наконец спросил он, наблюдая, как они собирают свои рюкзаки, готовясь к уходу.

— В Арборлон, — ответил Пан. — У нас есть друзья, к которым мы обратимся за помощью. У них может быть идеи получше о том, что с тобой делать. Не волнуйся. Мы не отведем тебя к Королеве.

— Так будет и для вашего блага.

Пан подошел к нему.

— Даже на миг не думай, что мы не отдадим тебя Королеве, если обнаружим, что ты нам солгал. У нас нет причин заботиться о том, чтобы с тобой ничего не случилось. Нас волнует только Фрина Амарантайн. До тех пор, пока ты можешь ей помочь, ты будешь нам полезен. В противном случае…

Он не стал договаривать и отвернулся. Боннесант насмешливо фыркнул, но ничего не сказал в ответ.

Мальчик и девочка взвалили на свои плечи рюкзаки и, ведя на поводу Боннесанта, отправились в путь. Оба достаточно хорошо знали эти болота, чтобы ориентироваться в них при дневном свете, но даже при этом они выбрали маршрут поближе к северным берегам озер, выгибая дугой свой путь на восток к Арборлону. Солнце уже полностью поднялось, и утренний туман начал рассеиваться, хотя то тут, то там все еще оставались его куски, плотными пятнами разбавляя дневной свет и тени от крон деревьев вдоль берегов водоемов, блестевших как зеркала.

— Я хочу, чтобы все это закончилось, — прошептала Пру Пану, понижая голос, чтобы только они вдвоем слышали этот разговор.

Он заметил, как нахмурилось ее лицо, и улыбнулся:

— То есть, чтобы все вернулось к тому, как все было? Просто ты, я и работа следопытами?

Она кивнула:

— Просто ты, я и работа следопытами.

Он покачал головой:

— Может быть, все уже никогда не вернется к тому, каким оно было, Пру. Ты подумала об этом? Я имею в виду, после того, как все закончится, хотя это сомнительно, наверное, все изменится настолько, что уже никогда не станет прежним. Эта долина уже не так безопасна, как была. Внешний мир нашел нас и это уже ничто не сможет изменить. Как и Друджи, придут и другие твари.

— Я знаю. — Она еще больше понизила свой голос. — Но я не это имела в виду. Между тобой и мной уже не будет так, как раньше. Именно это причиняет мне боль. Мы не сможем быть прежними. Ты получил черный посох, и ты теперь будешь как Сидер Амент — странником, защитником народа долины. Ты больше не будешь Следопытом. Таким, какими были мы с тобой. И я не буду Следопытом из–за своих глаз. Я, может, и не слепая, но не могу различать цвета, а этого вполне достаточно, чтобы не заниматься своей работой. Мне придется заняться чем–то еще в своей жизни.

— Это исправится. Мы найдем способ. — Он хотел обнять ее или погладить по копне ее рыжих волос, но не смог сделать этого, зная, что за ними наблюдает Боннесант. — Кроме того, мы не сможем снова стать теми Следопытами, какими были. Эта долина, народ, живущий в ней, то, как мы все когда–то были здесь в безопасности — все будет по–другому.

Она кивнула.

— И мне это тоже не нравится. Мне уже не нравится то, что случилось. Мне пятнадцать лет и я выгляжу, как слепая, а ты и я боремся за наши жизни, вдобавок эту долину в любой момент могут наводнить Тролли. Мы должны что–то сделать с человеком, который пытался нас убить, но только, чтобы он не погиб. У нас больше нет дома, потому что возвращаться в тот, который у нас был, слишком опасно. Мы должны помочь Фрине, но мы понятия не имеем, как это сделать. Мы даже не знаем, как помочь самим себе. Мы просто бегаем по кругу, стараясь защитить друг друга. Ничего не имеет смысла.

Пан какое–то время ничего не говорил.

— Ты могла бы сделать что–нибудь, чтобы помочь себе, если оставишь все это мне и вернешься домой.

Она пристально посмотрела на него:

— Ты говоришь это так, будто я и в самом деле могу сделать нечто подобное. Ты намеренно пытаешься заставить меня стыдиться себя?

— Я предлагаю тебе выход. Твои отец и мать оценили бы это. Ты не просила ни о чем этом. Я был тем, кто принял посох от Сидера, когда он умирал. Я был тем, кто принял решение взять на себя его обязанности. Я не ждал, что ты постараешься мне помочь. Я никогда на это не рассчитывал.

— Поэтому теперь ты оскорбляешь меня. «Иди домой, ты мне не нужна». Кем же я буду, если сделаю то, о чем ты просишь? — Она была вне себя от злости. — И ты хочешь убедить меня в том, что ты не рассчитывал на то, что я попытаюсь тебе помочь?

— Нет. На самом деле. Я просто не хотел, чтобы это случилось. Я думал, что ты все еще в плену у Друджей. Я думал прийти и спасти тебя, а не наоборот.

Он замолчал, переводя дух.

— Это не значит, что я не хочу, чтобы ты была здесь со мной. Я хочу этого. Всегда. И буду хотеть. Нет никого, на кого бы я мог положиться, кроме тебя. Но то, что происходит сейчас, опасно и мы никогда с подобным не сталкивались, Пру. Кем бы я был, если бы не попросил тебя подумать, прежде чем ты увязнешь во всем этом еще больше? А если с тобой что–нибудь случится? Как я смогу себя простить?

— А если что–то случится с тобой? Как тогда мне простить себя? — парировала она. — Это палка о двух концах, Пан.

— Но это не одно и то же!

— Потому что мне пятнадцать, а тебе семнадцать?

— Потому что ты не должна этого делать, а я должен!

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

— Если ты веришь в это, то тебе нужен кто–то еще, кроме меня, чтобы объяснить, что такое дружба! — Он начал было протестовать, но она быстро подняла руку. — Нет, не говори ничего больше. Сделаешь только хуже. Если ты продолжишь говорить, то будешь выглядеть как полный идиот, а не как какой–то полудурок. Эта дискуссия окончена. Я остаюсь с тобой. На этом точка. Я не передумаю.

— Сможешь, если бы захотела. — Он сделал последнюю попытку. — У тебя всегда есть выбор.

— Я знаю, и я его сделала. Король Серебряной Реки считает, что тебе нужна моя помощь. Он вернул мне мои предчувствия, чтобы уберечь тебя от опасностей. Мне не уйти от своих обязательств в отношении тебя, как и тебе от твоих по отношению к народу долины. Это не совсем одно и то же, но достаточно близко. Ты и я, Пан. Так было всегда и так всегда будет. А теперь заткнись и двигайся вперед!

Она сказала это так громко, что Боннесант, который уделял мало внимания их перешептыванию до тех пор, захохотал.

— Ты не хочешь пересекаться с этим типом, — заметил он.

Пантерра хотел было подойти к нему, но Пру первая резко обернулась, преграждая ему дорогу, и быстро сделала пять шагов, чтобы оказаться прямо перед их пленником.

— Больше ничего не говори, Боннесант. Еще одно слово и я привяжу тебя к ближайшему дереву и оставлю на съедение волкам. И Пан меня не остановит.

Она долго смотрела на него, ожидая. Он улыбнулся, но промолчал.

Удовлетворившись, она вернулась к Пану и они продолжили путь.

К полудню они оказались в виду скал, на которых стоял Арборлон. Они смогли увидеть ходящих наверху эльфов и почуять дым от кухонных печей. День выдался теплым с легким ветерком и уже в воздухе начинал ощущаться зной.

Пантерра решил остановиться.

— Здесь уже достаточно близко, — обратился он к Пру, говоря так, чтобы Боннесант их не услышал. — Ты можешь подождать с ним здесь, пока я не найду Оруллианов?

— Да, — ответила она. — Но не считаю, что это хороший план. Именно ты должен остаться. У меня больше шансов пробраться, поскольку я выгляжу слепой девочкой. Кто–нибудь может узнать посох Сидера, и я не думаю, что тебе это сейчас нужно.

Он признал мудрость ее предложения и неохотно согласился. Ему не нравилось оставлять ее вне поля своего зрения сейчас, когда он снова нашел ее. Но это было слишком эгоистично, поэтому он отбросил такие мысли.

— Иди, — сказал он.

Сбросив свой рюкзак, она отправилась в город. Пан отвел Боннесанта к деревьям, привязал его к одному из них, сбросил свой рюкзак рядом с рюкзаком Пру и уселся ждать.

День перевалил через полдень, слабый ленивый ветерок клонил его в сон, когда он сидел, наблюдая за их пленником и думая о Пру. Однако он знал, как не уснуть, будучи на страже, и вскоре уснул именно убийца, свесив голову, и его храп нарушил тишину леса.

Пан также следил за эльфами, но ни один из них даже и не думал всматриваться в такую даль, а тем более приблизиться к тому месту, где он ждал.

Пру была права в том, что все меняется и никогда уже не будет прежним. У него не было времени подумать об этом раньше, и он сделал это сейчас. Когда все это закончится, они могут оказаться даже не в долине. Они могут оказаться совершенно в другом месте. Будут ли они вместе? Сможет ли он удержать ее при себе, если он носит черный посох и бремя ответственности, которое это влечет за собой? Он попытался увидеть будущее — любое будущее — но оно было туманным и недосягаемым. Слишком многое из того, что может быть, было вне его видения. Слишком много неопределенностей делали невозможным ясно разглядеть его.

Он глядел куда–то невидящим взором, когда заговорил Боннесант.

— Это все хорошо для вас не закончится, — сказал он, внезапно проснувшись. — Ты ведь знаешь это, так ведь?

Наверное, он притворялся спящим, ожидая, что Пан прекратит его сторожить. Мальчик не мог сказать точно.

— Я сам об этом позабочусь.

— О, об этом я не беспокоюсь. Я хочу, чтобы именно ты об этом волновался. Но считаю, что я должен озвучить это, чтобы ты понял. Вы не сможете долго держать меня в плену. Другие пытались. Все они мертвы. Ты просто мальчишка. Может быть ты и Следопыт, но ты не похож на меня. Ты не можешь делать то, что могу я. Ты не знаешь того, что знаю я о том, как остаться живым. Рано или поздно, ты сделаешь ошибку.

Пан кивнул:

— Я уже сделал одну. Я не заткнул тебе рот. Мне исправить сейчас эту ошибку?

Боннесант умолк, улыбаясь. Он направил свои глаза на Пана и не отводил их. Он играл как кошка с мышкой, мальчик мог это почувствовать. Он понимал опасность находиться вблизи с этим человеком. Но он должен попытаться помочь Фрине, и он думал, что это единственный способ выполнить задуманное.

В любом случае, сегодня вечером убийца станет проблемой кого–то еще.

Пру вернулась на исходе дня, когда свет начал меркнуть по мере приближения солнца к горам, а с их вершин стал сползать туман, собираясь в лесных чащобах. Она появилась совершенно внезапно, придя с другого направления, чем он ожидал, но уверенно подошла к нему. Он начал было спрашивать ее о том, что она обнаружила, но она взяла его за руку и отвела подальше от Боннесанта, ясно демонстрируя, что она не хочет, чтобы пленник услышал то, что она должна рассказать.

— Фрина сбежала, — сказала она ему, стоя спиной к Боннесанту. — Или ее спасли. Никто точно не знает. Это произошло прошлой ночью. Охранника нашли спящим, а камера, в которой ее заперли, оказалась пустой. Королева в ярости. Эльфийские Охотники везде рыщут в поисках, но пока что о ней нет никаких известий.

— А Оруллианы? Может, она пошла к ним. Может быть, они ее прячут.

Пру покачала головой:

— Вряд ли. Оруллианы находятся в отряде, который удерживает проход Афалион. Они уже были там, когда убили Короля, а Фрину посадили под замок. Говорят, что Королева не хотела, чтобы они находились где–нибудь рядом с их кузиной, и приказала держать их там. Если они не нашли способа покинуть проход и остальных эльфов, то они все еще караулят там.

— Если бы они оставили свой пост, это бы сразу заметили. — Пан подумал об этом с мгновение. — Но раз она сбежала, то Фрина к ним не пошла?

— А как она сделает это? Как она сможет к ним приблизиться? — Пру схватила его руку. — Но она, наверное, могла попробовать послать им весточку, что она свободна. Она бы так и сделала.

— Или, может быть, она пошла к своей бабушке.

— Я подумала об этом. Но говорят, что ее бабушка пропала. Некоторые говорят, что ее убила Королева. Много разных слухов. Никто не верит, что Фрина убила своего отца. Они склоняются к тому, что Королева лжет. Но она Королева и ее поддерживает первый министр и Эльфийская Стража Дома. Поэтому никто ничего не может сделать.

— Ну, теперь, когда она исчезла, мнения не сильно изменятся в защиту Фрины. Это все выставляет ее виновной. Интересно, куда же она подевалась?

Пру приподняла бровь:

— Думаю, нам нужно спросить Оруллианов.

Пан согласился.

— В данных обстоятельствах, нам нужно уходить в горы, подальше от города. Мы слишком близко, ведь они рассылают поисковые отряды.

Она начала поворачиваться.

— Подожди, — сказал он, схватив ее за руку. Она посмотрела на него в ожидании. — Никто тебя не узнал? Никто не спрашивал, кто ты такая?

— Некоторые спрашивали, не могут ли они мне помочь. Я притворилась слепой. Одни предлагали мне пищу и монеты, но я сказала им, что являюсь одной из Детей Ястреба и прибыла в Арборлон как паломник. Тогда они оставили меня в покое.

— А ты уверена, что там нет Оруллианов?

Она нетерпеливо кивнула:

— Оба в проходе Афалион. Давай, Пан. Пойдем.

Они закинули свои рюкзаки, освободили от дерева привязанного Боннесанта, проверили его путы, взяли его повод и снова отправились в дорогу. Когда Боннесант спросил их, что они намеревались с ним сделать, Пан ответил, что они идут в горы, чтобы найти кого–нибудь, кто поможет скрыть его. Пан с уверенностью мог сказать по выражению на лице убийцы, что тому эта идея не понравилась. Но ему было все равно, нравилось что–то Боннесанту или нет. Боннесант сделает то, что ему говорят, и пойдет туда, куда его ведут. Ему повезло, что они забирают его с собой. Он доставлял больше неприятностей, чем стоило терпеть от него, а теперь и он сам потерял свое значение, когда Фрина обрела свободу. Возможно, он все еще сможет им помочь доказать ее невиновность, но мальчик все меньше и меньше верил, что этот убийца охотно предоставит реальную помощь, когда дело дойдет до этого.

Он был потрясен таким поворотом событий, связанных с Фриной. Кто же освободил ее, если не Оруллианы? Никто больше не осмелился бы бросить вызов Королеве и Страже Дома. И он не верил, что Фрина обладала способностями, которые позволили бы ей вырваться из темницы. Наиболее вероятным казалась неосторожность охранника, который невольно оставил дверь открытой — или что–то подобное.

Однако он держал эти мысли при себе и сделал предупреждающий знак Пру, чтобы не раскрыть их пленнику то, что произошло. Он не был уверен, что для Боннесанта будет иметь какое–то значение узнать о побеге Фрины, но и не видел никакой пользы от того, чтобы рассказать ему об этом. Будет лучше, если он останется в неведении об их намерениях на его счет.

Они поднялись в предгорья до наступления темноты и разбили лагерь в роще кедров, которая спрятала их от чужих взглядов и защитила от поднявшегося ветра.

Привязав Боннесанта к очередному дереву, они принялись готовить ужин, развели костер, подогрели хлеб и то, что осталось от взятого с собой вяленого мяса. Они добавили немного картофеля и моркови — тоже последние, так как они надеялись получить свежие припасы в эльфийском лагере на следующий день. Изначально, Пан надеялся пополнить запасы в Арборлоне, но отказался от этого плана в тот момент, когда Пру вернулась с вестями о Фрине.

Сидя у костра и положив перед собой ужин, он поймал себя на мысли о том, как он оказался в таком положении. Не то, чтобы он не понимал причины и обстоятельства, которые определили характер его путешествия, это было ему понятно. Причем слишком хорошо. Главным образом, он затруднялся определить, в какой момент его жизнь настолько изменила свое направление, что он оказался на той дороге, которая привела его сюда. Возможно, это его решение следовать по тем странным следам, которые он и Пру обнаружили несколько недель назад, когда они выследили агенахлей. Но он не был уверен. Оглядываясь назад, все смешалось и размылось, его воспоминания уже не были такими ясными, как раньше. Или такими важными, добавил он. В этом смысле какая разница из–за чего он оказался там, где теперь находился?

И все таки разница была. Это имело значение. Он хотел, чтобы у него было ощущение порядка и цели, к которой он стремился.

Он все еще размышлял над этой дилеммой, когда Пру произнесла:

— Я лучше покормлю нашего друга.

Того, что случилось потом, можно было избежать, если бы она или Пан были бы более осторожными или более отдохнувшими, или если бы ее обновленные предчувствия смогли обнаружить хотя бы намек на то, что Боннесант так тщательно скрывал. Однако убийца умел действовать тайком и здесь ему сопутствовал успех.

Пру подхватила тарелку с едой, которую она поставила подогреться у костра, и подошла к тому месту, откуда наблюдал Боннесант. Он подарил ей улыбку, на которую она не обратила внимания, и почти бодрым голосом произнес:

— Я боялся, что вы собрались уморить меня голодом.

— Это тебе не грозит, — ответила она, присев на колени рядом с ним. — Наклонись немного вперед, чтобы я смогла покормить тебя. Здесь эль. Вот, попробуй это.

Она протянула руку с ложкой моркови и картофеля, и в следующее мгновение его руки обхватили ее шею, а пальцы вдавились в лицо. Ложка и тарелка взлетели в воздух, когда она дернулась, оказавшись в его объятиях, размахивая руками по сторонам. Она почувствовала что–то теплое и липкое на своей коже там, где его ладони сжали ее лицо, и увидела красные пятна на рукавах его туники.

Кровь.

Он так сильно тер свои запястья, что кожа на них потрескалась, а появившаяся кровь помогла ему выскользнуть из веревок, которыми его связали.

Пантерра был уже на ногах и спешил ей на помощь, когда Боннесант крикнул ему остановиться.

— Не приближайся, мальчишка. Если ты сделаешь еще шаг, я выдавлю ей глаза. Я знаю, как это делается; я делал такое прежде. Ты может думаешь, что сможешь меня остановить, но ты не успеешь. Как ты будешь чувствовать себя, если это случится? Как тебе понравится, если она на самом деле будет слепой? Брось этот посох.

Сквозь пальцы Боннесанта, схватившие ее лицо, Пру увидела, как Пан колеблется.

— Ну, давай! — прокричал убийца. — Ты хочешь, чтобы она стала слепой? Еще больше слепой, чем сейчас? Больше, чем она притворяется? Брось посох!

Пан сделал так, как ему сказали, и стоял, наблюдая.

— У тебя нет оружия, — указал он. — Ты не сможешь уйти.

— У меня всегда есть оружие, даже если это всего лишь пальцы моих рук. Я предупреждал тебя, что это плохо кончится. Теперь ты видишь. Брось также свои кинжалы. А потом отойди в сторону.

Немного крови Боннесанта стекло по его запястьям и лицу Пру и она смогла почувствовать ее вкус на своих губах, горький и металлический. Она хотела сплюнуть ее, очиститься от нее, но его пальцы сжали ей рот. Она попыталась сопротивляться, но его хватка сразу же стала сильнее.

— Потерпи, крошка, — промурлыкал он. — будьте послушными, и я не стану вредить никому из вас. Я просто хочу убраться отсюда. Вот и все.

Она знала без всяких сомнений, что он лжет. Он не собирался оставлять их в живых. Он бы не был собой. Как только он заполучил их под свой контроль, он убьет их обоих. Он не будет даже раздумывать.

Как я могла быть такой беспечной? Как я не смогла заметить, что его запястья освободились от пут? Даже моих предчувствий оказалось недостаточно, чтобы почуять это! Она проклинала себя за то, что осталась в дураках, что оказалась открытой для такого нападения. Она должна была защищать Пана, но даже себя не смогла защитить.

Боннесант качнулся на ногах, увлекая ее за собой.

— Теперь именно это и произойдет, — сказал он Пантерре. — Я собираюсь уйти и забираю ее с собой, чтобы быть уверенным, что ты не наделаешь глупостей. Не пытайся преследовать меня, иначе на всем пути будут разбросаны ее кусочки. Просто оставайся здесь. Я отпущу ее, когда окажусь достаточно далеко, чтобы почувствовать себя в безопасности. Она сможет вернуться оттуда.

Он сделал паузу, а потом добавил:

— Мне нужно забрать с собой твои кинжалы. Ведь ты не возражаешь, да?

Пру вдруг вспомнила о своем кинжале, спрятанном у нее за поясом под туникой, прямо там, где его руки обхватили ее. Она осторожно передвинула свою правую руку — всего чуть–чуть — чтобы почувствовать пальцами рукоятку.

— Я не позволю тебе забрать оружие, — сразу же сказал Пантерра.

— Ты не в том положении, чтобы спорить. А теперь не двигайся.

Боннесант начал продвигаться через поляну к лежащим на земле кинжалам, подтягивая за собой Пру. Это передвижение позволило ей вывернуться, не привлекая его внимания.

Она просунула свою руку под тунику и ее пальцы сомкнулись вокруг рукоятки кинжала.

— Может, мне также придется забрать и твой посох, — вдруг добавил Боннесант, ухмыляясь в сторону Пантерры. — Просто, чтобы убедиться, что ты делаешь то, что тебе говорят. Я отдам его девчонке, когда отпущу ее.

Он этого не сделает, подумала Пру. Он не оставит ничего, кроме тел, как только завладеет кинжалами Пана. Он говорил одно, но подразумевал совершенно другое. Он не из тех, кто оставляет все на волю случая. Он был послан их убить, один раз он попытался и не смог. На этот раз он закончит эту работу.

Они стояли над брошенным оружием Пана.

— Успокойся, — сказал Боннесант, ослабляя свою хватку и наклоняясь.

Пру закрыла глаза. Она еще никогда ни на кого не нападала с кинжалом. Но она должна это сделать. Она должна заставить себя это сделать.

Как только пальцы Боннесанта коснулись рукоятки кинжала Пана, Пру выдернула свой кинжал из–под туники, выкрутившись так, чтобы оказаться прямо перед ним — ее лицо настолько приблизилось в его лицу, что она смогла почувствовать его дыхание и увидеть в его глазах осознание происшедшего — и вогнала кинжал в его живот по самую рукоятку.

Боннесант вскрикнул и схватил ее, пытаясь удержать. Она сопротивлялась, вырвавшись на свободу, поскольку шок от случившегося парализовал его и силы начали его покидать. Он развернулся, оттолкнув себя от нее, дотянувшись до кинжала в своем животе. Повсюду была кровь и Пру не могла отвести взгляд. Его глаза неотрывно смотрели на нее, пока он падал на колени.

Он все еще был жив, когда Пан подошел к ней, бережно обнял своими руками и отвел прочь. Затем он свалился на землю, глаза стали пустыми, тело застыло.

Странно, но она обнаружила, что не плачет. Последние мгновения были настолько сюрреалистичными, что она с трудом поверила в то, что случилось. Она поняла, что она сделала. Она поступила так, как было нужно. Она сохранила жизнь Пану. Разве все было не ради этого?

Затем что–то сродни ярости пронзило ее, когда все последствия ее действий начали успокаиваться и растворяться.

— Нам нужен новый план, — сказала она Пану, а потом, наконец, она смогла отвести взгляд.