Да что ж такое! Неужели я нанёс сердцу настолько непоправимый ущерб? Не мог же обратный виток за один вечер вызвать у меня настолько устойчивую некупирующуюся аритмию?
Видимо, я убил слишком много бактерий, пытаясь спасти сегодняшних пациентов. И обратный виток дал отдачу. Нужно взять себя в руки и найти способ остановить этот приступ. Если аритмия разгонится, может произойти глобальное нарушение гемодинамики. А уже после этого мой головной мозг перестанет питаться и погибнет. Либо переживёт необратимые изменения.
Но электрокардиограф на коленке я не соберу. Для этого нужно много времени и материалов. Поэтому прямо сейчас нужно найти другой способ восстановить свой ритм. А для начала имеет смысл понять, что конкретно случилось с сердцем.
Точно! Чуть не допустил ошибку. Видимо, кровь отлила от мозга, и мысли перестали структурироваться, но я всё же силой воли заставил их встать на свои места.
Может, ЭКГ у меня и нет, зато я могу банально прощупать свой пульс и прослушать сердце с помощью фонендоскопа. Да, это не даст точной информации, но я, по крайней мере, буду понимать, куда бить. И чем.
Я поспешно надел фонендоскоп и начал выслушивать сердце. Затем сравнил полученные данные со своим пульсом.
Теперь всё понятно. Особенно на верхушке сердца в пятом межреберье прослушивается много внеочередных сокращений. То есть сердце сжимается лишний раз тогда, когда ему положено расслабляться.
И делает оно это очень часто. Судя по звуку — желудочками, камерами, которые лежат в основании нашего «мотора» и занимаются отправкой крови в другие органы через малый и большой круги кровообращения.
Другими словами, у меня развилась множественная желудочковая экстрасистолия. Чертовски опасное состояние! Людей с такими симптомами обычно сразу же госпитализируют в терапевтическое или кардиологическое отделения. Но я таким роскошным вариантом не обладаю.
Теперь понятно, почему принятый мной препарат дал лишь временное улучшение. Я только что использовал аналог дигоксина — яда, который замедляет сердечные сокращения и улучшает выброс крови из желудочков.
Вот только в этом случае он абсолютно бесполезен. Как раз наоборот, в каком-то смысле я сам себе этим навредил. Недаром говорят, что часто даже самый лучший врач сам себя лечить не может! Если бы передо мной был пациент с такими же симптомами, я бы обязательно это учёл.
А как только недуг коснулся меня, мышление начало работать не так, как надо.
В таких ситуациях обычно используют препараты «бета-блокаторы» или «калий». Благо аналог бета-блокаторов у меня уже есть. Вот только находится он в заначке, которую я оставил на складе госпиталя. Решил, что он может пригодиться, если у кого-то из пациентов разовьётся аритмия.
Что ж, значит, сейчас нужно собраться с силами, покинуть кабинет и добраться до склада. Принять бета-блокатор, который я извлёк из одного растения, проданного Ксанфием. И получить временное улучшение.
Да, именно временное. Полностью вылечить меня этот препарат не сможет. Аритмия купируется лекарствами, но излечивается только искоренением причины, которая и вызвала заболевание.
Это что же получается? Мне нужно отказаться от обратного витка? Будто сама судьба подталкивает меня к решению — передать эту силу Кириллу Мечникову. Что ж, это решит мою проблему с сердцем и вопрос контракта с военными. Вот только в этой схеме есть два весомых нюанса.
Я лишусь своей главной способности самозащиты, так ещё и брату своему подарю силу, которая может со временем его убить. А я уверен, что Кирилл мало смыслит в темах внутренних болезней. Он заточен на ранения, контузии, ожоги и прочие травмы, которые получают солдаты на поле боя.
Сконцентрировавшись на этих мыслях, я, шатаясь будто пьянчуга, добрался до склада и проглотил несколько ложек порошка, отложенного для больных с нарушением проведения сердечного импульса.
Прошло пять минут, и мне стало гораздо лучше. Я решил не спешить, выждал ещё двадцать минут, спокойно размышляя о дальнейших действиях. За это время приступ полностью отступил и не оставил намёков на возвращение.
Я почувствовал, как магия обратного витка отступила от сердца. После этого я сразу же влил немного лекарской силы в миокард и восстановил работу проводящих путей. В следующий раз аритмии будет развиться сложнее.
Но всё зависит от силы отдачи. Чувствую, обратный виток мне ещё навставляет палок в колёса.
С ума сойти, мне всего-то двадцать пять лет, а уже отказывает сердце! Доигрался с магией. Впредь нужно действовать аккуратнее.
Я взглянул на часы. Уже было половина четвёртого. Ночное дежурство закончится довольно скоро. Поток пациентов отступил, так что можно немного передохнуть. Может, даже вздремнуть получится.
Я прошёл мимо стонущих и храпящих пациентов, открыл дверь своего кабинета и обнаружил опровержение своих предыдущих мыслей.
Нет. Поспать мне сегодня не удастся.
За моим рабочим столом сидела красивая молодая женщина. Я уже видел её дважды. Только на этот раз на ней был не шикарный дворянский наряд, а…
Мой белый халат.
— Уж не сочти за неуважение, богиня, — обратился я к материализовавшейся Гигее. — Но тебе правда нечем заняться?
— Решила примерить твоё изобретение. Как ты там его называешь? Лекарский халат? — спросила она, поправляя широкий воротник.
Халат был ей явно не по размеру. Висел на хрупком теле, словно мешок. А широкий разрез на груди выглядел попросту вульгарно. Но Гигею это, кажется, совсем не смущало. Всё-таки у богов совсем другой взгляд на такие вещи, как красота и привлекательность человеческого тела.
Я уселся на кушетку и откинул голову назад, чтобы хоть немного подпитать свой мозг после того, что ему пришлось пережить.
— Белый цвет тебе идёт, — сказал я. — Только размер следует подогнать. Вообще, в моём мире женщинам шили немного другие халаты.
— Я знаю, как это делалось в твоём мире, — улыбнулась она. — Я могу подглядывать туда. Но только одним глазком.
Она подмигнула мне, затем взяла чашку и отпила оттуда горячего чаю. Хорошо расположилась, ничего не скажешь!
— У меня к тебе есть много вопросов, Гигея, — сказал я.
— Как и у меня к тебе, — усмехнулась богиня. — Мне начинает казаться, что мы друг друга не поняли.
— Возможно, это потому, что ты постоянно изъясняешься загадками вместо того, чтобы прямо сказать, что на самом деле от меня хочешь? — парировал я.
— Так уж вышло, что боги прямоты не любят, — сказала она.
А учитывая, что передо мной бог-женщина, косвенность фраз и шифровка смыслов возрастает многократно. Ни в коем случае не хочу сказать, что как-то предвзято отношусь к женщинам, но им куда свойственнее выражать мысли косвенно. Это является генетическим механизмом защиты. Поскольку мужчина физически сильнее от рождения, женщине всегда приходится брать хитростью. Так уж устроена природа.
— Что ж, тогда первый вопрос задам я. Почему ты рассказываешь мне о других богах и их избранниках, а тот же Подалирий держит Сеченова в неведении? — спросил Гигею я.
— Потому что Подалирий понятия не имеет, кто ты такой, — заявила она. — Он нем и глух. Возможно, из-за этого его контакт с Иваном Сеченовым столь сильно затруднён. А я… Скажем так, хорошо научилась шпионить за своими братьями и их избранниками.
Это многое объясняет. Сеченов говорил, что Подалирий посылает ему только образы с подсказками. И это — единственный способ их общения.
— А теперь мой черёд, — произнесла Гигея. — Хорошо, что ты заговорил о Сеченове и его боге. Скажи, с какой стати ты решил, что это хорошая идея — объединиться с тем, кто является тебе прямым конкурентом?
— Не припомню, чтобы мы заключали какой-то договор на эту тему, — подметил я. — Разве мне запрещено заключать союзы с тем, с кем я сам захочу? Звучит немного абсурдно, тебе так не кажется?
— Подалирий — мой конкурент, а значит, и Сеченов должен быть твоим врагом, — заявила Гигея. — Чувствуешь логику?
— Ага… — протянул я. — Логика в том, что у богов между собой не всё так гладко, и вы перемещаете свою войну на уровень смертных лекарей. Правда, здесь есть небольшое противоречие. Вместе с Сеченовым нам будет куда проще продвигать лекарское дело, создавать новые лекарства и изобретения. Разве не это является главным постулатом клятвы лекаря?
Своим вопросом я ввёл Гигею в замешательство. Похоже, она и сама поняла, что во всей этой схеме присутствует масса неувязок. Однако признать это ей не позволила гордыня.
Она допила чай и со звоном поставила чашку на стол.
— Может, ты этого ещё и не понял, Мечников, но боги воюют между собой, — произнесла она. — Поэтому мы и выбираем для себя лучших избранников, которые смогут достичь поставленных нами целей.
— И за что же вы воюете? — поинтересовался я.
— Пока что я тебе этого сказать не могу, — помотала головой богиня. — И вряд ли скажу. Всё далеко не так просто, как тебе кажется.
Похоже, лезть в дела богов не имеет смысла. Гигея всё равно не станет рассказывать, в чём суть их противостояния. Однако свою позицию я должен закрепить.
— Сеченов всё равно будет работать со мной, — сказал я. — Если, конечно, не передумает. Не держи на меня зла, Гигея, но я от этого решения не отступлю. Моя главная задача — развивать лекарское дело. Таким образом я опосредованно спасаю тысячи жизней каждый день.
— И я это ценю, — улыбнулась она. — Однако твоя упёртость заставляет задуматься о том, сможем ли мы работать дальше… Но в этот раз я с ней смирюсь. Хорошо, я поговорю с Подалирием. Возможно, мы с ним сможем заключить союз хотя бы на время. Он ведь и сам не против проучить Махаона и его последователя Павлова.
— Так ты знала про Павлова! — подметил я. — Но не называла его фамилию.
— Я знала, что Махаон нашёл последователя, но понятия не имела — кто он. Мой брат слишком хорошо скрывается. У меня есть подозрения, что он готовил своего избранника много лет. Скорее всего, Павлов знает и умеет куда больше, чем вы с Сеченовым вместе взятые. Превзойти его будет не так уж и просто.
— Он всего лишь зарегистрировал один-единственный препарат, — пожал плечами я. — Разве это стоит считать чем-то…
Я осёкся. На меня снизошло осознание. С чего я взял, что он зарегистрировал только один препарат? Просто об антидепрессанте написали в газетах, потому что это стало крупнейшим открытием.
Но это вовсе не означает, что ранее Павлов сидел без дела. Возможно, он зарегистрировал что-то ещё, пока мы с Сеченовым были заняты борьбой друг с другом.
— Правильно мыслишь, — улыбнулась Гигея.
— Так ты и мысли читать умеешь? — хохотнул я. — Не очень-то вежливо — врываться в чужую голову.
— Я читаю только то, что меня интересует. Всё остальное меня не касается, не беспокойся, — ответила она. — Кстати, как твоё сердце? Вижу, всё же смог привести его в норму?
— А вот об этом, Гигея, стоило бы упомянуть, — подметил я. — Ты прекрасно знаешь, что я прибыл из другого мира. Что о местной магии мне известно ровным счётом ничего. Мне повезло, что я узнал об обратной отдаче от своего отца. Если бы я этого не знал, решил бы, что меня кто-то проклял.
— Но ты ведь должен понимать, что мой избранник должен быть умным и сильным, — улыбнулась Гигея. — Поэтому я наблюдала за тобой, не вмешивалась, ждала, когда ты сам исправишь то, что с тобой случилось.
В каком-то смысле она права. Даже если бы она предложила мне помощь в момент приступа, я отказался бы и попытался найти свой способ решения проблемы.
Однако о побочных функциях обратного витка лучше разузнать.
— Тебе известно, как я могу защитить себя от механизма обратной отдачи? — спросил я.
— Этот механизм был создан моим отцом Асклепием, чтобы лекарь не использовал эту силу против живых существ слишком часто. Только в условиях самозащиты, — заявила она. — Отдача — неотъемлемая часть обратного витка.
— Вот только Асклепий не учёл, что я этой силой буду убивать десятки миллионов живых существ — микроорганизмов. А без этого лечить людей от инфекционных заболеваний практически невозможно. Да, мы создали антибиотики, но они не всегда будут под рукой. Пока что производство только зарождается.
— Прости меня, Алексей, — неожиданно искренне произнесла Гигея. — Но даже я не знаю способа избавиться от отдачи.
И в этом заключается огромный парадокс. Ведь клятва лекаря требует помогать пациентам. И если я знаю, что могу помочь им, убив бактерии, но не делаю этого… Я нарушаю клятву. Получается, что я при любых обстоятельствах буду рисковать своей жизнью.
Нет, так не пойдём. Нужно искать другой выход. Либо развивать производство антибактериальных препаратов, либо пытаться найти способ исправить функцию обратного витка.
— Если уж вы действительно собираетесь объединиться с Сеченовым, то учтите, что конкуренцию с Махаоном пережить будет очень трудно. Он — единственный из всех моих братьев, которого я по-настоящему опасаюсь.
В мою дверь кто-то постучал.
Что особенно удивительно, в этот момент я проснулся. Похоже, Гигея как-то обманула моё восприятие. Хотя… На столе всё так же стояла чашка, из которой богиня пила чай.
— Войдите! — сказал я.
Дверь со скрипом открылась, и в комнате появился главный лекарь.
— Алексей Александрович, а вам домой не пора? — спросил он вместо приветствия. — Уж простите мою нетактичность, но я ждал почти час, пока вы проснётесь. Пришлось поспособствовать вашему пробуждению. В чём дело? Ночь была тяжёлая?
Ого… И вправду, уже утро наступило. Что ж, в следующий раз нужно будет предупредить Гигею, чтобы она больше не переводила меня в это коматозное состояние. Я ж так могу и посреди улицы заснуть!
— Да, ночка была непростой. Один мужчина чуть ноги не лишился, — произнёс я. — Сегодня днём вы в стационаре?
— Да, — кивнул Кораблёв. — Так что если понадоблюсь, ищите меня здесь. А вас уже ждут пациенты в амбулатории. Так что поспешите.
Кто бы сомневался. В городе всего пять тысяч человек, а пациентов каждый день столько, будто я принимаю не в Хопёрске, а в Санкт-Петербурге. Но оно вполне объяснимо тем, что сюда приезжают многие из окрестных деревень, кто может добраться самостоятельно. Кто не может — вызывают врача на дом.
Я передал Ивану Сергеевичу пациентов, подробно разъяснив, кто и с каким заболеванием поступил. А затем направился в амбулаторию. А раз сегодня не будет Синицына, значит, пациентов будет гораздо больше. Василий Ионович Решетов ввиду своего возраста уже не может лечить так много людей. А Родников ввиду своей лени работает даже медленнее, чем Решетов.
Так что весь удар придётся принимать на себя мне и Сеченову.
Поначалу люди шли с полной ерундой с точки зрения лекарской магии. То есть я купировал их недуги, практически не тратя при этом своей маны. И так происходило до тех самых пор, пока на приёме не оказался пациент с особо специфическими жалобами. Врачу-новичку они бы показались обыкновенной ишемической болезнью сердца. Однако я сразу понял: здесь что-то не так.
— Здравствуйте, уважаемый Алексей Александрович, — произнёс хорошо одетый мужчина средних лет, готовясь описать свои жалобы. — Мне сказали, что вы очень хорошо разбираетесь в лекарском деле, в отличие от многих других ваших коллег… Поэтому я и обратился к вам.
Речь у мужчины была очень грамотной. Я сразу же сделал вывод, что передо мной очередной «угасающий» дворянин, который оказался в Хопёрске точно так же, как и я.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Геннадий Фёдорович Шорохов, — ответил он. — Я знаю, что вы раньше жили в Санкт-Петербурге. Может быть, слышали мою фамилию. Мой род занимается литературой. Написанием книг, печатью книг, их распространением — и так далее.
Мне стало любопытно, как могли выгнать из рода человека, который занимается книгами. Ведь для этого должна быть серьёзная причина.
Однако Шорохов решил поделиться со мной сам.
— Я понимаю, какими вы сейчас задаётесь вопросами, Алексей Александрович, — вздохнул он. — Я писал статьи про нашего императора. Не самые лестные, скажем так. Можно сказать, что мне повезло, раз я оказался в Хопёрске, а не в Сибири.
Это многое объясняет.
— Однако в нашем разговоре сейчас самое главное — это то, что вас беспокоит. Что заставило вас прийти к лекарю? — поинтересовался я.
— Началось всё с того, что я начал сильно утомляться, — произнёс он. — Затем присоединилась одышка и боль в сердце. Жгучая такая боль! Крайне неприятная. Но всё это мелочи, стерпеть можно. Если бы не лихорадка. Температура поднимается постоянно, всего знобит, трясёт — жить невозможно.
Так, а это уже не похоже на ишемическую болезнь сердца. Сам факт того, что у него поднялась температура, говорит совсем не в пользу этой болезни. Здесь что-то не то. Это совсем другое заболевание. Но его ещё нужно уточнить.
— А кроме этих симптомов больше ничего не беспокоит? — насторожился я. — К примеру, другие органы? Живот, руки, ноги, голова? Или только сердце?
— Верно подметили, господин Мечников, суставы беспокоят жутко. А ещё горло болит, — сказал Шорохов. — Жуткая пылающая боль в зеве, будто кипятка глотнул. Думаю, что простудился. Но дискомфорт длится уже больше месяца. Скорее всего, ослабел, уже даже лёгкую простуду перенести не могу.
Вот оно! Всё совпало! Если сейчас обнаружу у него ещё один симптом, можно сразу же ставить диагноз.
— Геннадий Фёдорович, а покажите, пожалуйста, свой торс, — сказал я. — Снимите рубашку.
Шорохов без лишних вопросов оголил тело… И тогда я увидел подтверждение своих подозрений.
Кольцевидные пятна на груди мужчины. Красные овалы, которые трудно не заметить.
— Вас это покраснение совсем не смущает? — поинтересовался я.
— Да я особо и не обращаю на него внимания, — пожал плечами Шорохов. — У меня часто появляются разные сыпи. Я как-то к ним уже привык.
Видимо, аллергик. Аллергик, который понятия не имеет о том, что такое аллергия. Всё-таки в девятнадцатом веке об этом было мало известно.
Вот только кольцевидные пятна ничего общего с аллергией не имеют.
Передо мной яркая картина ревматической болезни сердца. И главным симптомом служат даже не жалобы на боль в сердце и лихорадку. Нет. Всё дело в предшествующем им фарингите.
Больное горло заселили стрептококки. Затем эти хитрые бактерии вынудили иммунную систему начать атаковать собственный организм. В итоге это привело к тому, что оболочки сердца пережили сильное повреждение. По той же причине появилась лихорадка, боль в суставах и высыпания на коже.
Всё это — дело рук запутавшейся в своих алгоритмах иммунной системы.
А это означает, что мне предстоит крайне непростая работа.
— Ложитесь на кушетку, — попросил я. — Сейчас я ваш недуг уберу, Геннадий Фёдорович.
Шорохов разделся и лёг, а я начал восстанавливать все оболочки сердца, снимать воспаления с суставов и самое главное — успокаивать иммунную систему, которая стала врагом собственному организму.
Однако это ещё не всё. Лекарской магии я потратил не так уж и много. Но дальше в ход должно пойти другое колдовство.
Обратный виток. Фарингит надо вылечить. Воспаления я снять могу без лишних проблем, однако из глотки всё равно придётся убрать бактерии. В противном случае может произойти рецидив заболевания.
А какой у меня выбор? Либо оказать только половину помощи, либо рискнуть своим здоровьем и воспользоваться обратным витком. Думаю, я всё же склонюсь ко второму варианту.
Сначала закончу приём, а уже потом начну заниматься самолечением.
Стрептококков обычно убить не так уж и просто. Это тот редкий случай, когда даже антибиотики справляются с трудом. У этих бактерий слишком много защитных систем. Зато обратный виток заставляет их лопаться, как воздушные шарики. Уже через пять минут работы я полностью излечил фарингит и…
В сердце вновь возник лёгкий дискомфорт. Но пока что я мог его игнорировать.
— Алексей Александрович! — воскликнул Шорохов, застёгивая рубашку. — Мне стало гораздо лучше. Вы так ловко избавили меня от этих мучений! Я даже не знаю, как вас отблагодарить. А что это было? Такое впечатление, будто у меня в любой момент могло разорваться сердце.
— Может, это и прозвучит странно, — ответил я, — но постарайтесь впредь сразу же обращаться к лекарям, как только возникают даже малейшие признаки простуды. Вся проблема именно в ней.
Шорохов пообещал, что никогда не забудет моей доброты, и покинул кабинет. Да уж, не думал я, что когда-нибудь смогу излечить ревматическую болезнь сердца менее, чем за полчаса.
В мой кабинет влетел Сеченов.
— Занято, уважаемые! Прошу подождать! — прокричал Иван Михайлович моим пациентам.
— Что стряслось, Иван? — нахмурился я.
— Думаю, нам стоит отказаться от корректировок, которые я предложил изначально. К чёрту наши проекты, — заявил Сеченов. — Нужно приступать к совместной работе немедленно.
— Так в чём дело-то? — не понял я. — Из-за чего такая спешка?
— Павлов сделал ещё один ход.