Мечников. Том 5. Избранник бога

Глава 12

Ситуация оказалась не так уж и проста, как я думал. Поэтому я жестом показал Илье Синицыну, что мы начнём нашу лекарскую операцию с усыпления Кирилла. Я быстро достал из сумки склянку с препаратом для анестезии. Мы изготовили его из Уни-Грибов. Протестировали всего пару раз. Один раз на мне, а второй раз — на Илье.

В идеале нужно научиться подавать такой наркоз через маску, но пока что у нас таких возможностей нет. Придётся вводить вещество в вену с помощью шприцов.

Хоть Кирилл и сопротивлялся, но мне всё же удалось ввести его в медикаментозный сон. Боли в этом состоянии он точно не почувствует. Когда мы с Ильёй тренировались, он даже пробовал в мою брюшную полость проникать. И я не проснулся.

Разумеется, после этого мы все следы хирургического вмешательства залечили с помощью своей магии, но факт остаётся фактом — это вещество не даёт пациенту чувствовать боль. И, как мне показалось, не оставляет за собой никаких побочных эффектов. Я после выхода из наркоза чувствовал себя прекрасно, как и Илья.

— Строго следуй моим указаниям, — попросил я Синицына. — Выпускай лекарскую магию только после того, как я тебе дам сигнал.

Хорошо, что я заранее уравновесил витки с помощью лекарской плиты дяди. На всякий случай разделил их на половины. Всё-таки нельзя исключать риск, что мне и прямыми витками предстоит воспользоваться, и обратными. А то на лечение Кирилла я истратил уже всю половину магии лекарской чаши ещё на заводе.

— Итак, друг, слушай меня внимательно, — прошептал я, осматривая глаза спящего Кирилла. — У нас повреждено несколько оболочек. Роговица, склера, стекловидное тело. Но всё это мелочи в сравнении с тем, что произошло глубже.

Здесь явно наблюдается иридоциклит. Воспаление радужки и окружающего ее связывающего аппарата. Другими словами, один из главнейших органов оптический системы глаза может быть навсегда потерян. Как и зрение моего старшего брата.

— Погоди-погоди, — произнёс Синицын. — Я всё понял, но кое-что осознать никак не могу. Каким образом ты обнаружил повреждения столь глубоких структур глаза? Лично я ничего не вижу.

И вправду! То, что повреждена роговица, очевидно нам обоим. Роговица представляет собой самую наружную защитную оболочку глаза. То же касается и склеры. Она — лишь продолжение роговицы, которое окружает глаз внутри черепа.

Стекловидное тело — это вся водянистая влага глаза, которая придаёт ему форму. А вот с радужкой всё куда сложнее. В данном случае воспаляется зрачок — гибкая структура, которая определяет фокусировку. Сужается, если человеку нужно смотреть вдаль, и расширяется, если он смотрит вблизи.

А уж если воспаление распространяется дальше — на цилиарное тело и переднюю камеру глаза, то патологический процесс набирает совсем неблагоприятные обороты.

Однако вопрос Синицына остаётся открытым. А как я это понял?

Без офтальмоскопа и нескольких других изобретений определить точный уровень повреждений практически невозможно. Я ведь и сам не понял, как мне удалось узнать, где конкретно растёкся патологический процесс из-за пагубного влияния технического спирта.

Неужели я случайно научился более глубоким техникам лекарской магии? Обучился смотреть вглубь? Никак иначе я это объяснить не могу. Похоже, я и вправду усилил мощность своих собственных глаз, чтобы заглянуть в чужие.

Этот навык определенно стоит испробовать на более сложных пациентах. На тех, у кого повреждены внутренние органы вроде лёгких, сердца, пищеварительного тракта или почек. Если я овладел интуитивным пониманием того, где находится патологический процесс… Это позволит мне обогнать всех лекарей этого мира!

Но пока что рано замахиваться на такой уровень. Пока что стоит сосредоточиться на моём брате.

Лечить глаз было действительно трудно. Я начал не так, как в таких случаях действует обычный врач. Ограничил патологический процесс. Заставил полностью зарасти роговицу и склеру. С одной стороны, это опасно. Мы только что оставили массу бактерий глубоко внутри глаза. Но это даст отрицательный эффект только в том случае, если мы прямо сейчас всё бросим и разойдемся. Но такого не будет. Мы с Синицыным доведём дело до конца.

— Илья, представляешь, что такое радужка? — спросил я.

— Это… Цветная часть глаза, — пожал плечами он.

М-да… Плохи дела, если он формулирует ответ ТАКИМ образом. Придётся действовать самостоятельно. Но витков я себе перекинул не так уж и много. Так что помощь Синицына будет заключаться в другом.

— Илья, у тебя сколько осталось маны? Только честно. Я понимаю, что дежурство выдалось непростое, — произнёс я.

— Треть лекарской чаши ещё точно осталась, — ответил он. — А что?

— Положи руку на меня. Передавай мне свою ману, пока я лечу Кирилла. Как только пойму, что ты отдаёшь слишком много, я сразу же тебя об этом предупрежу. Договорились?

— Конечно, — кивнул он. — Приступим!

И в этот самый момент началась первая микрохирургическая операция в этом мире. Разумеется, так её называть можно лишь с большим преувеличением. Ведь никаким оборудованием и инструментами я не пользовался. Единственным моим помощником была только лекарская магия.

Но факт остаётся фактом. В моём мире такие травмы могли лечить далеко не все офтальмологи. Многие из них попросту отнекивались. Причём не потому, что им банально не хотелось оперировать. Они просто не умели. У них не было такого образования — вот и всё. Хирургов, готовых проникнуть в структуры глаза, было жутко мало. Даже в таких городах, как Москва и Санкт-Петербург. О других странах не говорю — там я не работал. Речь только о России.

А вот в Российской Империи таких специалистов и вовсе нет. А они могли бы пригодиться как военным, так и простым людям. Возможно, имеет смысл немного реорганизовать орден лекарей. Правда, это совсем уж непростое занятие. Если мне когда-нибудь удастся попасть в число сотрудников ордена, я обязательно этим займусь. Но пока… Пока продолжим научную работу в Хопёрске.

Я продолжил заливать череп Кирилла лекарской магией. Да. Именно череп! Поскольку было важно не только вылечить глаза, но и восстановить функцию черепных нервов. В частности, тех, которые ведут информацию напрямую из глаза в средний мозг. А оттуда — в кору, где уже формируются конкретные зрительные образы.

Работа со столь мелкими структурами, как связки глаза, забирала колоссальное количество маны. Я уже начал занимать энергию у Синицына. Иронично получается.

Ситуация, когда размер имеет значение, но только в обратном смысле этого слова. Если бы Кирилл порвал связку на ноге, я бы залечил её и даже не почувствовал слабости из-за потери маны.

Но связки глаза — вопрос совсем другой. Они настолько маленькие, что без специальной аппаратуры их даже увидеть нельзя. Благо я знаю, из чего они состоят и как крепятся. Поэтому мне не составит труда излечить Кирилла.

— Алексей… — простонал Синицын. — Лёша! Ты забираешь слишком много маны!

— Всё. Я уже закончил, — успокоил его я. — Спасибо, Илья. Ты очень помог.

— Помог, говоришь? А если кого-то ещё привезут до конца смены? — произнёс он.

— В твою смену этого не будет. Возможно, ты не заметил, но уже наступило утро. Шесть часов. Скоро придёт следующий дежурант.

Синицын с облегчением выдохнул и присел на табурет рядом с кушеткой, на которой лежал Кирилл.

Я же ещё раз осмотрел глаза брата. Вроде всё удалось восстановить… Да. Точно. Всё в полном порядке.

Дело в том, что абсолютно все структуры в зрительном аппарате играют свою роль. Ничего лишнего там нет. Так уж устроен организм человека. Порой у нас встречаются абсолютно ненужные органы или ткани, но обычно люди не обращают на это особого внимания. Такие образования называют атавизмами и рудиментами.

К примеру, у меня сильно развиты ушные мышцы, и я могу шевелить ими как собака. И такой способностью обладал и в прошлом мире, и в теле Мечникова. Абсолютно бесполезная способность. Но она есть!

Однако же в глазу такого нет. Практически. Единственное, что можно отметить насчёт зрительного аппарата в этом плане — в уголке глаза имеется небольшой розоватый участок ткани, который у земноводных выполнял роль третьего века. У нас же он существует просто так.

Но если отбросить всю эту лирику, работу с Синицыным мы выполнили на славу!

Предотвратили основные осложнения. Кератит и иридоциклит практически обошли Кирилла стороной.

Дело в том, что в глазу находится огромное количество структур, которые позволяют проводить свет и превращать его в картинку внутри нашего сознания. Роговица, стекловидное тело, радужка, зрачок, сетчатка — это лишь краткий перечень. На деле там ещё больше структур, которые занимаются искажением и преломлением света. Эту оптическую систему сложно сравнить с тем же микроскопом.

Человеческий организм гораздо сложнее любого аппарата.

Я ещё раз проверил рану Кирилла. Бедренная артерия зажила. Кровь скоро восстановится. Ничего, выживет. Такой вояка точно должен справиться. Особенно после того, как я заставил его органы интенсифицировать кровоток.

— Ну что, Илья? — усмехнулся я. — Похоже, сегодня нам с тобой придётся работать без сна. И один из нас это сделает бесплатно.

— Ну разумеется, что этим «счастливчиком» буду не я! — ответил Илья. — Я бесплатно не работаю!

— Мне собственные принципы важнее, чем плата, — честно ответил я. — Да думаю, что и ты не стал бы искать прибыль, если бы сюда прибыл твой брат Дмитрий.

— У нас отношения, как ты уже понял, не больно-то тёплые.

— Но ты всё равно бы вылечил его бесплатно, верно же? — уточнил я.

Илья Синицын замялся. Понимал, что ответом на мой вопрос будет банальное «да». Поэтому решил промолчать.

Нас заменил Иван Михайлович Сеченов. Сегодня был его черёд дежурить в стационаре. Прежде чем отправиться в амбулаторию, я уединился с Иваном и крепко пожал его руку.

— Ты сильно помог мне этой ночью, — сказал я. — Хоть ты и скрывал своё лицо, но всё же рисковал собой. В деле, которое тебя не касалось. Поверь, я этого не забуду.

— Мелочи, — улыбнулся Сеченов. — Нам ведь с тобой ещё Павлова «душить». Не могу же я позволить своему соратнику погибнуть, верно?

— Павлова мы уже неплохо подбили. Наш с тобой аппарат ФГДС увеличит продажи его препаратов, но заберёт часть его славы. Поэтому уже в ближайшее время нам нужно приступать к разработке электрокардиографа. Как только Захаров пришлёт ответ. Без его кристаллов мы точно не справимся.

Ещё немного поговорив о дальнейших планах, я оставил Сеченова в госпитале, а сам вернулся в амбулаторию. Людей сегодня было много, но никакие сверхординарные случаи на нас не обвалились.

Примерно за полчаса до окончания приёма в открытую форточку моего кабинета влетел ворон с письмом. Он бросил почту мне на стол и сразу же удалился тем же путём

Я всегда любил находиться в холоде, поэтому держал окно открытым. Так что для магической почты я был всегда доступен.

Только, честно говоря, письмо меня напрягло. Я опасался, что мой отец в очередной раз придумал обходной путь, чтобы накинуть новых угроз мне, Олегу и Серёже. Но, как оказалось, вести были хорошими.

Письмо пришло от Андрея Константиновича. От аткарского барона и отца Ильи Синицына.

Вспомнив о том, что мы с Ильёй совсем недавно обращались к нему за помощью, я тут же распечатал конверт и принялся читать его сообщение.

И, стоит отметить, полученная информация меня сильно удивила. Как оказалось, барон действительно встретился с военными и рассказал им о моём предложении. И что самое главное…

В мой кабинет вошёл Илья Синицын. И я тут же сообщил ему приятную новость:

— Они согласились.

— Кто? — сонно зевая, спросил он. — Ты о чём?

— Военные согласились на нашу сделку. Нам поставят кристаллы, а мы им перешлём наши запасы сульфаниламида.

— О-о-о!!! — тут же взбодрился Синицын. — Так это же совсем другой разговор!

— Илья, хоть с твоим отцом договаривался я, мне всё равно стоит поблагодарить тебя за помощь. Мой старший брат, которого мы с тобой лечили прошлой ночью, проигнорировал моё письмо. А другой знакомый военный пока что не смог добиться того же результата. Эту часть работы мы выполнили только благодаря тому, что у тебя в роду имеются военные.

— Да ну! — смутился Синицын. — Мелочи! Главное, что отец не затребовал ничего взамен. А то он мог!

— А я не говорил, что он ничего не затребовал, — произнёс я. — В окончании письма говорится, что военные выставили дополнительные условия. Не сложные, но довольно неудобные.

— Вот так и думал! — Синицын с трудом сдержался, чтобы не сплюнуть в моём кабинете. — Что ему нужно? Чтобы я поступил в военную академию? Или он денег хочет?

— Да успокойся ты. Требования выставил не он. Ты тут вообще ни при чём, — ответил я. — Военные попросили, чтобы мы ещё раз приехали в Аткарск. Там твой отец организовал военный госпиталь. Но в Аткарске лекарей очень мало. Поэтому военные попросили закрепить наш договор помощью с нашей стороны.

— Они хотят, чтобы мы помогли раненым? — вскинул брови Синицын.

— Именно. А что тебя так удивляет?

— Так это же к лучшему! — обрадовался Илья. — Нам не придётся отпрашиваться у Кораблёва! Иван Сергеевич может оформить это как командировку в Аткарск. Мы ведь там будем работать, верно?

— Верно, — кивнул я.

— Но если мы закончим работу быстрее, чем запланировано, — хитро улыбнулся Синицын. — Можно будет заскочить в кабак, а потом и в бордель…

— Стой! — перебил его я. — Не надо превращать деловую поездку в очередную попойку со всем вытекающим.

— Да ладно тебе! Моё дело — предложить, — хмыкнул Синицын.

Что ж, в любом случае, это невероятно удачный поворот событий. Как только мы с военными обменяемся товарами, наше производство начнёт расти. А количество созданных нашим заводом антибиотиков подлетит в геометрической прогрессии!

Осталось только…

— Добрый день, Алексей Александрович! — воскликнул вошедший в мой кабинет мастер Захаров.

… разобраться в создании электрокардиографа.

Захаров! Мастер, работающий над электрическими кристаллами! Здесь, в Хопёрске, собственной персоной. Вот его я точно не ожидал сегодня увидеть.

— Максим… Простите, не спросил в прошлый раз вашего отчества, — произнёс я.

— Можно на «ты», если вам статус позволяет, — ответил Захаров.

— Позволяет, причём в обе стороны, — сказал я. — Так у тебя же мастерская в Саратове, Максим. Ты чего здесь делаешь? Не боишься, что городовые вломятся туда, пока ты здесь?

— А плевать на городовых! — усмехнулся он. — Я переехал. Снял небольшой домишко в Хопёрске. За сущие гроши. Так что, если ты не передумал, будем работать вместе.

— Передумал, говоришь? — усмехнулся я. — Да мне только электрика и не хватало! Я готов взять тебя к себе на завод. Деньгами обеспечу. Если появятся проблемы, у меня есть связь с местным бароном. Так что ты, Максим, обратился по адресу. В Хопёрске тебе точно будут рады. Мы тут потихоньку создаём обитель науки! Не только лекарской, стоит отметить.

Сложно даже описать, как исказилось лицо Захарова от расплывшейся на нём улыбки. Но я его прекрасно понимал. Должно быть, он только что испытал сильное облегчение. Ведь ему пришлось переехать чёрт знает куда — в неизвестность.

— Но, Алексей, я зашёл сюда не просто так, — произнёс он. — Я хотел сказать, что тот концепт, который вы с Сеченовым описали мне ещё в Саратове… Он готов. У меня есть кристалл, который может выполнить такую функцию.

Я мигом взглянул на часы. До конца приёма остались считанные минуты. Можно спокойно бежать домой. Сегодня уже точно никто не придёт.

— Тогда приступим, Максим, — сказал я. — Уже сегодня. Веди меня к себе домой!

Мы вышли из амбулатории, и я махнул Ивану Сеченову, который только что вышел из госпиталя.

— Иван! Быстро — за нами! Объяснения будут позже! — скомандовал я.

Сеченов, осознав, что рядом со мной стоит мастер электрических кристаллов, рванул вслед за нами, не задаваясь лишними вопросами.

Уже через полчаса мы оказались в хлипком домишке, который снял Максим Захаров. Там он успел оборудовать целую мастерскую.

— Вы, господа, только молчите об этом, — попросил он. — Знаете же, как ко мне относятся представители закона. Ничего хорошего от них ждать не стоит.

— Ты точно хорошо понял, что от тебя потребуется? — уточнил я. — Я ведь описал, что…

— Три стандартных электрода, шесть грудных отведений, — перебил меня он. — И один регистрирующий кристалл, который будет печатать результат на бумаге. Я соорудил эту конструкцию. Потратил больше денег, чем планировал. Но если всё будет работать, я рассчитываю, что мы с вами двумя поделим траты поровну.

Мы с Сеченовым кивнули. Деньги у нас обоих водились. Особенно у Ивана. Проблем в финансировании исследований Захарова у нас точно возникнуть не должно.

— Ну… — протянул Захаров. — Если мы хотим проверить, как работает аппарат, нам нужен доброволец.

Иван взглянул на меня, а я на него. Но я и не собирался рисковать Сеченовым ради тестирования нового изобретения. Его продвигал я, так что и проверять аппарат придётся мне. Именно так я изначально и планировал.

Тут уж совсем другая история. Одно дело — совать трубку в желудок, а другое дело — играться с электричеством. Второй вариант однозначно опаснее.

Я скинул рубашку и лёг на кровать. Затем показал Захарову и Сеченову, куда стоит подключать электроды.

— Запускай! — скомандовал я.

— Ты уверен, Алексей? — напрягся Сеченов.

— Уверен. А уж окупится ли моя уверенность, посмотрим, когда…

— Запускаю! — прокричал Захаров и повернул рубильник.

Тогда-то и произошло то, чего мы с Сеченовым опасались.

Моё тело изогнуло. Мышцы скрутило. Аппарат явно работал неисправно.

Ведь в этот момент меня начал убивать электрический ток.