Мечников. Том 4. Открытие века

Глава 14

Я сразу понял, что вдыхать дым, который валит из подвала, ни в коем случае нельзя. Не то чтобы существует дым, который можно вдыхать без вреда для здоровья, но этот был особенно опасным. Мне хватило и одного вдоха, чтобы понять — внизу горят химикаты.

Доброхот и Токс лежали на лестнице без сознания. Похоже, они пытались что-то предпринять, но сами надышались продуктами горения.

Правда, я пока не знаю, что конкретно у нас горит, и откуда взялось пламя?

А это два важнейших вопроса, без ответа на которые, мы вряд ли сможешь хоть что-то предпринять.

— Ярослав, займись этими двумя! — велел я брату. — Я разберусь, что там внизу.

Брат что-то крикнул мне вслед, видимо, пытаясь предупредить, что соваться туда слишком опасно. Но я не мог позволить главным плодам моих трудов сгореть. Большую часть реактивов перевезли на завод, но растения я отсюда никуда деть не мог. Они должны быть под моим строгим присмотром.

Неужели нас кто-то поджёг?

Первая мысль, которая промелькнула у меня в голове — Сеченов. Но это не мог быть он! Я видел этого человека насквозь. Вероятность, что он пойдёт на такой шаг, крайне мала. Значит, остаётся вариант, что меня поджёг кто-то другой или…

Твою ю ж…

До меня только сейчас дошло, что никто нас не поджигал. Это — самовозгорание. Азотная кислота или спирт. Скорее всего, именно первый вариант. Но она могла загореться только из-за нарушения техник безопасности. Я точно помню, что всё закрывал и объяснял Ярославу, как нужно обходиться с химикатами. Токс и Доброхот самостоятельно туда вряд ли бы сунулись. Так что же пошло не так?

Я направил лекарскую магию в свои лёгкие, изменил функцию фильтрации воздуха. Заставил кислород сконцентрироваться в капиллярах, а затем задержал дыхание. Так мне хватит сил не дышать примерно пять минут даже при том, что я буду подвергать тело интенсивной нагрузке.

Я бегом спустился в подвал, полностью окунувшись в ядовитый дым. И аккуратно присмотревшись к источнику возгорания, понял, что случилось на самом деле.

И мысленно поблагодарил сам себя за то, что предвидел вероятность такого происшествия. Возгорание произошло в баке с азотной кислотой. А точнее — возгорания, как такового, не было. Она начала дымиться при контакте с воздухом. Однако из-за того, что кто-то нарушил правила техники безопасности, мне придётся пожертвовать целым бачком с азотной кислотой.

Я схватил мешок с песком, напряг мышцы спины, чтобы поднять почти двадцать килограммов, а затем высыпал содержимое мешка в азотную кислоту.

Испортил несколько десятков литров вещества. Хорошо ещё, что остальное заранее доставили на завод. Я попросил привезти ко мне домой лишь одну бочку, чтобы тестировать лакмус и проводить другие эксперименты.

Однако произошедшее заставило меня понять, что хранить в доме такие химикаты нельзя. Более того, нельзя, чтобы здесь находилась вся лаборатория. Похоже, пора оборудовать себе маленький отдел на заводе, к которому доступ будет только у меня и у моего помощника Игоря Лебедева.

Когда источник дыма был ликвидирован, я поднялся наверх и раскрыл все окна и двери, чтобы поскорее проветрить помещение.

Ярослав выглядел, как провинившийся ребёнок. Мы оба успели понять, что случилось на самом деле.

— Ты опять возился с лакмусом, да? И не закрыл азотную кислоту? — спросил я.

— Прости, кажется, это действительно так, — спрятав взгляд, ответил он. — Помню, что ты объяснял, как правильно управляться с химикатами. Но я что-то так увлёкся, что…

— Не оправдывайся, — помотал головой я. — Просто скажи — азотную кислоту открытой оставил ты или это сделал кто-то другой?

— Я, — с трудом признался Ярослав.

Значит, это действительно несчастный случай. Никто не пытался навредить моему делу специально. Хотя, Ярослав, хоть и принёс мне много пользы, всё равно умудряется постоянно совершать массу ошибок. Он крайне неаккуратен, рассеян. На мой взгляд, допускать его к производству нельзя. Этот человек должен заниматься теорией, сидеть перед бумагами — там его место. Там он действительно может принести пользу.

Когда мы с Ярославом закончили приводить дом в порядок, я произнёс:

— Думаю, тебе стоит поскорее уезжать, Ярослав. Пойми меня правильно, после того, что случилось, я тебя к химикатам больше подпустить не могу. Повезло, что я был дома в этот момент. Мог загореться дом. Да чего уж мелочиться! Домовой с моим домашним мана-клещом чуть не погибли. А если бы тут был дядя с семьёй… Страшно даже представить. Поэтому выводы из произошедшего я уже сделал. Всю лабораторию я перенесу на завод. И больше никого к ней не подпущу.

— Ты всё правильно говоришь, — кивнул Ярослав. — Я забывчивый, неусидчивый. У меня из головы мигом вылетает информация, которая мне не интересна.

— Запомни хотя бы это, — посоветовал я. — Не занимайся той работой, где требуется риск. Занимайся теорией. Она у тебя выходит очень даже неплохо.

Ярослав ещё раз поблагодарил меня за то, что я позволил ему поработать в моём особняке и ушёл собирать вещи. Уже через несколько часов мой брат отправился на вокзал, чтобы сесть на поезд «Астрахань — Санкт-Петербург».

Когда я проводил Ярослава и вернулся к дому, моё периферическое зрение заметило торчащую над забором голову Ивана Сеченова.

— Иван Михайлович, вас не смущает, что это — частная собственность? — не оборачиваясь, бросил ему я. — Как не выйду во двор, всё время вижу ваше лицо.

— Мне стало любопытно, откуда пошёл такой запах… — произнёс он. — У вас что-то горело?

Чёрт…

— Запах чем-то напоминает оксид азота, — заявил он.

Он догадался, что находится у меня в подвале. Но вряд ли это позволит ему с ходу понять, зачем мне понадобилась азотная кислота. Если у него точно такой же учебник Парацельса, то там информации о производстве антибиотиков очень мало. Только о пенициллинах. Про сульфаниламид там нет ни слова. А ведь именно для него азотная кислота и нужна. Вряд ли он догадается. Если только его бог не даст ему подсказку.

А такой вариант тоже нельзя исключать. Но даже в таком случае у Сеченова, насколько мне известно, пока нет своего завода. Лишь домашняя лаборатория. И вряд ли он уже догадался о «пэ аш» — то есть, об измерении кислотности.

— Иван Михайлович, при всём уважении, — произнёс я, — глядя на мой дом, рекомендую думать только о том, как мы запатентуем наш общий препарат.

— Да уж сказали бы проще: «Не лезьте в мои дела», — усмехнулся Сеченов.

— Вы и так меня прекрасно поняли, — сказал напоследок я и вернулся домой.

Из гостиной послышался стон Доброхота:

— Башка раскалывается… Сколько ж можно, Алексей? С тех пор, как ты открыл здесь свою пивоварню, у меня всё время болит голова!

— Не пивоварню, а лабораторию, — поправил его я. — И в ближайшие дни я всё оборудование отсюда перевезу. Так что не беспокойся, скоро тебе станет гораздо лучше.

— Ж-ж-у-у-у… — промычал Токс, положив лапку на свою голову.

— Всё, братья мои меньшие, — усмехнулся я. — Ярослав уехал, больше никто не будет допускать таких ошибок. Как только дом проветрится, а лаборатория переедет, сюда вернётся Олег со своей семьёй. И вам станет жить гораздо веселее.

— Ты на грибы внимание обрати, — бросил мне вслед Доброхот. — Похоже, им тоже не понравился этот дым.

Грибы? Проклятье! Уни-грибы, которые я закупил у Ксанфия! Они ведь росли в соседней комнате, рядом с азотной кислотой.

Если газы оксидов азота их убили, значит, я потратил сотни рублей впустую. Эти споры мне очень дорого обошлись, а я ведь ещё даже не успел проверить, какие вещества будут выделять зрелые формы.

Однако, спустившись в подвал, я был шокирован. Но шок этот был приятным. Ведь грибы действительно резко отреагировали на оксиды азота. Вот только они не умерли, а как раз наоборот!

Шляпки налились влагой, поднялись над почвой, которую я подготовил специально для мицелия, и принялись сочиться веществами, которые мне только предстояло изучить. Я тут же рванул за стерильными колбами и расставил их под грибами, чтобы те собирали в себя будущие лекарственные препараты.

Или яды. Кто знает, что выдадут эти магические организмы?

Жидкость капала медленно. Я мысленно прикинул, что до заполнения сосудов пройдёт более двадцати часов. А это значит, что можно со спокойной совестью начать подготовку к завтрашнему рабочему дню.

На следующее утро я вышел из дома, предварительно попросив Доброхота проследить, чтобы жидкость из мякоти грибов не перелилась через края колб.

И в очередной раз столкнулся у калитки особняка с Иваном Сеченовым.

— Доброе утро, Алексей Александрович, — улыбнулся он. — А я вот как раз вас жду. Вы ведь помните, какой сегодня день?

— Понедельник, если мне не изменяет память, — ответил я, запирая калитку.

— А разве главный лекарь не предупредил вас, что сегодня половину терапевтов оставят в амбулатории, а всех остальных отправят принимать людей на дому? — спросил он, когда мы вышли с Полевой улицы на центральную — Московскую.

— Иван Сергеевич ничего об этом не говорил, — помотал головой я. — По крайней мере, мне он не сказал ни слова.

— Должно быть, это моя вина… — вздохнул Сеченов. — Помните, вы как-то отправили прошение в орден, чтобы Саратов разрешил нам официально принимать пациентов на дому?

А он уже и об этом прознал! Вот ведь хитрец!

— Было такое, разрешение на домашние вызовы подписал господин Ловицкий, — сказал я. — Но к чему вы об этом вспомнили?

— Дело в том, что я тоже отправил одно обращение несколько дней назад. И, представьте себе, его сразу же утвердили, — развёл руками Сеченов. — Видимо, вы приучили Саратовский орден лекарей к новшествам.

— Так о чём конкретно вы их попросили? — поинтересовался я.

— Чтобы они позволили нам осматривать не только тех больных, которые нуждаются в срочной помощи, но и пациентов с хроническими заболеваниями. Они редко обращаются в амбулаторию. Лежат дома, или терпеливо работают, пытаясь самостоятельно справиться со своими недугами.

Ого! Не стану отрицать — Сеченов умён. Он только что заложил начало диспансерного осмотра. Если это действительно приживётся, будущее лекарского мира сильно изменится.

Ведь диспансерный осмотр — это очень важное мероприятие. Он направлен на регулярный приём пациентов с хроническими заболеваниями, независимо от того, есть у них жалобы на своё здоровье или нет.

Многие люди, в том числе и врачи, часто путают диспансерный осмотр и диспансеризацию. Но первое — это наблюдение за уже поставленными на учёт людьми. То есть, за больными.

А диспансеризация — это осмотр потенциально здорового населения с целью выявления хронических заболеваний. Другими словами, диспансеризация предшествует диспансерному наблюдению.

— Хорошая идея, — поддержал инициативу Сеченова я. — Значит, сегодня часть терапевтов отправится осматривать хронических больных?

— Да, господин Кораблёв хотел, чтобы этим занялись мы с вами. Но… Сами понимаете, никто вас насильно не заставит это делать, Алексей Александрович. Понимаю, что вам вряд ли захочется развивать идею, которую создал я, а не вы.

— Вы, видимо, так и не поняли моё отношение к нашей конкуренции, — вздохнул я. — У меня нет цели как-либо оскорбить ваши лекарские разработки. Наоборот, я очень ценю, что вы развиваете эту отрасль. Всё-таки, нам обоим в ней предстоит работать.

— Тогда почему вы не сдаётесь и не позволяете мне самостоятельно изобретать всё то, что я уже задумал? — прямо спросил он.

— Потому что я сам хочу реализовать свои собственные идеи, — ответил я. — А тут уж, как говорится, кто успел — тот и съел.

Разумеется, я немного не договаривал. Сеченов мог подозревать меня в том, что я жаждал денег, но это совсем не так. Мне нужно заработать имя, чтобы и дальше распространять те технологии, которые были в моём мире. Каким бы гением ни был Сеченов, рентген, УЗИ и прочее он создать не сможет. Даже боги не обладают этой информацией. По крайней мере, мне так кажется.

Когда мы добрались до амбулатории, в главном зале для совещаний уже вовсю шла дискуссия о том, как будет проходить осмотр пациентов.

— Я не хочу сидеть на приёме! — кричал Эдуард Семёнович Родников. — Мне надоело, это скучно! Позвольте мне помогать Алексею Александровичу.

— Эдуард Семёнович, вам бы сначала научиться принимать пациентов, не засыпая при этом прямо на рабочем месте! — воскликнул Кораблёв.

— Просим прощения за опоздание, — сказал я за нас двоих, войдя в зал совещаний.

— Вы и не опоздали, Мечников, Сеченов, — кивнул нам главный лекарь. — Это мы собрались раньше, чем планировали. Однако мы уже решили вопрос без вас. Решетов и Родников останутся здесь. Илья Андреевич Синицын готов помочь вам, но при этом он и от приёма не отказывается.

— Не стоит, — помотал головой я. — Думаю, что мы с Сеченовым и вдвоём справимся. Не нужно беспокоить других лекарей.

— Хорошо, я возьму большую часть пациентов на себя, — сказал Синицын.

— Тогда остаётся решить только один вопрос, — удовлетворённо кивнул Кораблёв. — У нас есть несколько больных в сёлах и десяток пациентов в городе. Кто-то должен взять на себя город, а кто-то — сёла.

Я заметил, как злобно Кораблёв зыркнул на Сеченова. Будто пытался сказать: «Ох и удружили же вы нам, Иван Михайлович!».

Но в этой ситуации я был полностью согласен со своим конкурентом. Если этот проект удастся и им заинтересуются в Санкт-Петербурге, тогда орден лекарей распространит эту идею по всей Российской Империи. Мои домашние вызовы и диспансерное наблюдение Сеченова. Чем больше людей получит помощь, тем лучше.

Я понимаю, что в условиях девятнадцатого века это сделать крайне трудно. Чего уж тут говорить? Даже в двадцать первом веке эти проекты так и не достигли идеальных результатов. Но если мы начнём сейчас, то через сто или двести лет система медицинской помощи в России станет первой в мире. В этом я даже не сомневаюсь.

Но всё это будет позже. Сейчас надо решить, кто возьмёт на себя сёла, а кто займётся городом.

— Думаю, вы понимаете, что, тот, кто поедет в сёла, может вернуться ночью или даже к следующему утру, — уточнил Кораблёв.

— Я возьмусь, — хором сказали мы с Сеченовым.

Остальные лекари удивлённо взглянули на нас.

Думают, наверное, что мы — два дурака альтруиста. Хотя Василий Ионович, скорее всего, понимает, в чём дело. Клятва лекаря требует отдавать себя всего этому занятию. И, кажется, мы оба готовы пожертвовать своим свободным временем ради помощи людям.

— Алексей Александрович, прошу, — произнёс Сеченов. — Позвольте мне отправиться в сёла. Я никуда не спешу. Могу и двое суток кататься по ним. Поездка в Северку дала мне понять, что люди на окраинах района сильно нуждаются в помощи.

И он не лгал. Я заметил, как Сеченов переменился, после того как мы посетили пациента с акромегалией. Да и я для разнообразия готов по городу поездить. Заодно потрачу свободное время на развитие своего завода.

— Добро, Иван Михайлович, — кивнул я. — Так и поступим. Повозки уже готовы?

— Да, — кивнул Кораблёв. — Правда, карету удалось нанять только одну.

— Её, очевидно, стоит передать господину Сеченову, — сказал я. — Одно дело — несколько часов кататься в черте Хопёрска, и совсем другое — исколесить весь район по лесам и полям.

Значит, Сеченову достанется карета, а мне повозка.

Я услышал, как разочарованно цыкнул Синицын. Должно быть, Илья надеялся, что я позволю Сеченову замёрзнуть к чёртовой матери где-нибудь далеко за Хопёрском. Но лично я против такой конкуренции. Если бы мне хотелось соревноваться таким образом, я бы просто прирезал Сеченова. Но, к счастью, у меня совсем другие принципы.

Собрание закончилось, Решетов, Родников и Синицын направились на приём, а мы с Сеченовым приготовились к тяжёлому рабочему дню.

Прежде, чем сесть рядом с кучером, я задал Ивану Михайловичу последний вопрос.

— Господин Сеченов, а откуда наш главный лекарь получил списки всех хронических больных? Мы ведь не вслепую едем искать пациентов. У нас есть списки. Откуда они взялись?

В моём мире это было не сложно. Половина города всегда состояла на учёте. Некоторые врачи проводили подворовые обходы, то есть — стучались в каждый дом, в каждую квартиру и узнавали, как себя чувствуют местные жители.

Но здесь это попросту невозможно. Нет такого количества кадров. Чтобы обойти весь город и сёла, нужно на целую неделю отлучить всех лекарей от работы и поручить им такую задачу.

— Сказать вам честно? — улыбнулся Сеченов.

— Разумеется. Другой ответ мне не нужен.

— Я заплатил огромное количество денег частным лекарям, которые работают в Хопёрском районе. Их мало, но зато у них есть списки хронических больных, — сказал он.

Интересно, он сам решился растратить такое количество денег, или его к этому принудил его бог-покровитель Подалирий? Об этом спрашивать Ивана я точно не стану. Такой вопрос даст ему понять, что я и сам работаю с одним из богов.

Но его идея, стоит признаться, очень хороша. Я пока ещё даже не видел вживую ни одного из частных лекарей. Кроме, конечно, своего дяди. Стоп… Неужели, он и у него купил информацию?

— К моему дяде тоже за помощью обращались? — спросил я.

— Простите, Алексей Александрович, — улыбнулся Сеченов. — Но имена своих коллег я не выдаю.

Разумно. Хотя дядю на эту тему я всё равно допытаю.

— В таком случае желаю вам хорошего рабочего дня, — сказал я и запрыгнул к извозчику. — Едем.

Я продиктовал извозчику список адресов, и тот определил наиболее быстрый маршрут. Уже через пару минут мы остановились около широкого деревянного дома, в котором располагалось сразу двенадцать квартир.

И в этом доме меня ждало целых три пациента.

Повезло ещё, что я додумался прихватить с собой бумагу и чернила. Мало — лечить этих людей. Их нужно ещё и в списки вносить, чтобы в дальнейшем вызывать их на повторную консультацию.

А ведь в нашем списке находятся только те люди, которые готовы заплатить за диспансерный осмотр. А сколько же их на самом деле? Сколько тех, кто не вызывает лекаря, потому что находится в долгах? Страшно даже представить.

И первым моим пациентом оказалась пожилая женщина с повязкой на лице. Она сама открыла мне дверь и пригласила внутрь.

— Ой, господин лекарь, приехали всё-таки? А я уж думала, что над нами пошутили! — сказала она. — Мой сосед тоже вас ждёт. Вы и к нему заглянете?

— Конечно, — кивнул я. — Всех осмотрим! Рассказывайте, что вас беспокоит?

Женщина провела меня в свою комнату, уселась на кровать, а затем сняла с лица повязку.

— Ко мне один парнишка приезжает время от времени, лечит меня, как может. Правда, лекарских способностей у него нет. Он всё мазями пользуется да примочками. Но помогает слабо, честно скажу… — вздохнула она. — Может, хотя бы вы сможете подсказать, что это за оказия такая у меня на лице появилась?

Я замер, увидев то, что скрывалось под повязкой. Изуродованная кожа лица, покрытая несколькими язвами.

Поначалу я подумал, что это — ожог.

Но нет.

Базалиома. Онкология. И какой же идиот додумался лечить её мазями⁈ Это ведь ни в коем случае делать нельзя!