Меченый. Том 1. Второй шанс

Глава 8 Вопросы идеологии и семейного благополучия

21 апреля 1985 года; Москва, СССР

TIMES: Подземные ядерные испытания СССР

19 апреля 1985 года станции слежения зафиксировали проведение подземного ядерного испытания на Семипалатинском полигоне, СССР. Это событие подчёркивает продолжение гонки вооружений, несмотря на международные призывы к разоружению. Мощность взрыва составила несколько килотонн. Советские власти заявляют, что испытания необходимы для национальной безопасности, однако критики указывают на рост глобальной напряжённости и экологические риски. Семипалатинский регион, уже пострадавший от многолетних испытаний, сталкивается с новыми угрозами для окружающей среды. Это испытание напоминает о необходимости возобновления переговоров по контролю над вооружениями и снижению международной напряжённости.

— Над чем задумался так тяжко? — Это воскресенье я наконец решил провести в блаженном ничегонеделании. То есть не ехать в Кремль, поработать с документами дома, погулять, позаниматься гимнастикой в специально оборудованном для меня подвале, обещала приехать в гости дочь Ирина с внучкой Ксенией. Вообще-то принимать чужую, фактически, семью, как свою, было откровенно дико, все эти два прошедших месяца я старательно избегал общения и с женой, и с семьей дочери Горби, просто потому что не знал, как дальше с ними строить отношения. Родные генсека, очевидно, чувствовали эту холодность и переживали, но списывали на нервы от занятия главной должности в стране. Плюс подготовка к Пленуму, который открывался как раз во вторник, съела столько сил, что…

— Над самым главным.

— Что у нас самое главное? — Раиса подошла к столу на кухне, где я сидел с блокнотом и ручкой, заглянула в стоящую передо мной полупустую чашку с остывшим уже чаем, покачала головой и пошла ставить чайник на плиту. К супруге Горби можно относиться по-разному, однако надёжный тыл она обеспечивать умела на все сто процентов, тут не отнять. Жаль только, для того чтобы быть хорошей женой, этого недостаточно. Поставив чайник, Раиса подошла ко мне еще раз и заглянула через плечо, — идеология?

— Идеология, — согласился я. На пустом листе бумаги было, собственно, и написано только одно это слово. И три больших вопросительных знака, что само по себе в других обстоятельствах могло бы считаться в нашей стране чуть ли не попыткой шатать устои.

— А что с ней?

С идеологией в Союзе все было одновременно и сложно и просто. Официально мы двигались к коммунизму через социализм. В некотором смысле социализм уже был построен, а многие люди в будущем, хорошенько хлебнув прелестей капитализма в 1990-х годах и вовсе считали, что в эти годы они жили при счастливом коммунизме, просто не осознавали это. На самом же деле, конечно, все было далеко не так радужно.

— А с идеологией у нас проблемы. Никита обещал построить коммунизм к 1980-м годам. Потом стало понятно, что это невозможно, и запустили понятие «развитой социализм», вот только какой он развитой? Заходит работяга в магазин, а там на полках пусто, а чтобы что-то урвать нужно в очереди стоять часами. На квартиры очередь годами движется, машину купить вообще — что-то из ряда фантастики. Культурный отдых — удел больших городов, в маленьких нет нихрена, по телеку показывают очередные достижения колхозников и похороны генсека. Водка опять подорожала. А в чем «развитость» этого социализма?

— Ну и вопросы ты задаешь, товарищ генеральный секретарь… — От моего спича жена аж поперхнулась вытащенной из буфета печенюшкой. Пару минут она обдумывала мои аргументы, обновила мне чай, поставила кружку на стол, сама тоже села напротив и наконец смогла сформулировать мысль. — Мне кажется, ты перебарщиваешь. Люди каждый год у нас живут все лучше. И жилищное строительство идет, квартиры люди получают ежегодно, и машины… Меньше чем на западе, но зато у нас общественный транспорт куда лучше работает. Те же коммуналки расселяются, практически уже не осталось их, бараки сносят, новые дома ставят целыми районами. Медицина у нас бесплатная, образование может получить каждый. И с отдыхом все не так плохо. Хочешь в пансионат, хочешь на море, хочешь в горы или по республикам проехать, всегда путевка найдется. А культура отстает, так тут удивительного нет ничего, если выбор стоит между постройкой пяти жилых домов или одного театра, так очевидно, дома строить будут в приоритете, поэтому с культурным отдыхом и проблемы. Просто подождать нужно немного, и все подтянется.

На самом деле, Раиса конечно же была не так уж не права. Я этого уже практически не застал, развал СССР пришелся на конец моего обучения в вузе. Однако моя мама — человек бойкий и целеустремленный — успела за время трудовой деятельности обычным инженером на машиностроительном заводе объехать весь Союз причем несколько раз. Я при всей наступившей капиталистической свободе сумел хоть как-то приблизиться к ее масштабу путешествий только сильно за 30 лет, когда и денег стало больше и в целом бардак, творящийся в стране, немного улегся. Причем мама успела побывать не только во всех республиках, но даже за границей, как она потом объясняла, возможности имелись всегда, просто нужно было ими пользоваться, постоянно интересоваться в профкоме вариантами путевок и организуемыми экскурсионными поездками. А если ты любишь сидеть на диване и водку жрать, то естественно никто тебе в руки пихать билеты в Сочи не будет, желающие и без тебя всегда найдутся. Впрочем, такие персонажи и при капитализме никуда дальше «all inclusive-а» турецкого не выезжали, а может и туда тоже не особо.

— Я немного не об этом. В том, что обычный работяга, верит в победу коммунизма, я практически не сомневаюсь. Проблема в том, что в нее не верят партийцы. Поверь, я общаюсь со многими и начиная примерно с уровня райкома говорить о коммунизме, если, конечно, не на митинге, а между собой, уже даже… Стыдно. И чем выше пост занимает человек, там меньше он реально верит.

Это тоже правда, комсомол на излете его существования я еще застал в прошлой жизни и успел повариться в этой среде некоторое время перед тем, как все рухнуло. И в том, что это поколение не будет вставать в атаку на вражеские танки со словами «коммунисты вперед», я был уверен на сто процентов. Коммунисты — передовой отряд строителей нового общества на Земле за шестьдесят лет нахождения у власти выродились в класс бюрократов, отстаивающих в первую очередь свои узко-шкурные интересы. Нет, опять же имелись среди них — среди нас, не знаю могу ли я себя причислить к коммунистам по убеждениям, а не по наличию партбилета — имелись вполне достойные и идейные люди, но вот массово…

Я почему за того же Гришина держусь, а не отправляю на пенсию всю эту пресловутую геронтократию? Потому что Виктор Васильевич — кремень, к нему вопросов по идеологии быть не может, трудяга и бессеребренник, который всю жизнь отдал служению стране, пусть не идеально, но так как он это дело разумел. И тоже самое можно сказать про большинство «дедов» условно 60+. Ну а следующее поколение, пришедшее за ними, поколение того же Горби — оно уже подточено гнилью, а поколение еще более молодых — двадцатилетних и тридцатилетних — уже совсем гнилое. Не коммунистическое, а скорее полукапиталистическое, и продадут они страну так быстро, что даже моргнуть не успеешь. Что, собственно, в реальной истории и случилось.

К середине 1980-х годов многие партийцы уже вполне осознанно и не стесняясь — не с трибуны, конечно, самоубийц там не было, но в личных разговорах, вполне — начали ставить вопрос о возможности передачи «нажитых непосильным трудом» богатств следующему поколению в наследство. То есть происходил процесс формирования нового «дворянского» класса, расслоение общества на элиту и быдло. Такой себе 1917 год наоборот — там сформировался и начал бороться за свои права пролетариат, тут сформировалась и начало бороться за свои права бюрократическое-дворянство. И то, что последнее продолжало числиться коммунистами, ничего по большому счету не меняло.

Был у меня еще в прошлой жизни знакомый, встречался с дочерью второго секретаря обкома партии. Для меня молодого только-только начавшего движение по институтской комсомольской линии это было где-то на уровне небожителей, и какое же было попервой охреневание — по-другому и не скажешь — от ее жизненных воззрений. Девочка-студентка еще ничего в жизни не добившаяся считала людей вокруг натуральным быдлом, какие там коммунистические идеалы, о чем вы говорите!

— Как будто ты сильно веришь в коммунизм, — фыркнула Раиса, картинно закатив глаза. И вот не уродливая ведь женщина и не старая, ухоженная, в конце концов я сюда из куда более возрастного тела «переселился», должен пятидесятилетнюю жену молодухой воспринимать. Ан-нет, какое-то инстинктивное неприятие к ней идет, даже удивительно. — Что у тебя кстати с Эдиком произошло, с чего вы поругались? Мне Нанули звонила, говорит муж на тебя сильно обижен. Ты ему должность главы МИДа обещал, но обманул.

— Какой из него Министр Иностранных Дел? — Возмутился я. Даже не знаю, чему больше, тому, что грузин не смотря на конкретный отказ все равно пытается пролезть наверх без мыла, или тому, что к данной операции подключилась жена. — Он двух слов связать не может, что он там напереговаривает!

— С каких пор ты стал таким принципиальным? — Жена отставила чашку с недопитым чаем в сторону и внимательно посмотрела на меня как будто изучая заново. — Всегда же сам говорил, что личная верность важнее деловых качеств, что подбирать людей нужно по собственной выгоде, и что именно благодаря такой стратегии ты и сумел стать тем, кем стал. А сейчас вдруг Шеварнадзе оказался не такой, а то, что за ним все грузины стоят ты не подумал, что это и деньги левые, которые можно потом потратить с пользой и голоса в ЦК? Какой смысл ссориться с целой республикой из-за каких-то там принципов?

От слов сидящей напротив за столом женщины враз повеяло каким-то отвратительным холодом. Могильным. От той самой могилы, в которую вся страна и начала сползать. Опять же ради справедливости я сам — человек абсолютно большую часть жизни проживший при капитализме, — к коммунистической идее относился с огромной осторожностью. Скепсисом даже, в конце концов, кто вообще знает, что такое коммунизм, если его никто так и не построил? С другой стороны и альтернатива, которую я видел собственными глазами, совершенно не нравилась. Такая вот дилемма…

Нет, можно попробовать пойти по реальному пути Горби, потихоньку свернуть на капиталистические рельсы и жить дальше не в Советском Союзе, а в Российской империи, если конечно получится все национальные республики за собой удержать, может быть даже и не так плохо получится. Вот только мечта о чем-то больше… О тех самых яблонях на Марсе, об обществе будущего, как с ней быть? Забавно, как шестьдесят лет жизни при совершенно оголтелом капитализме могут сделать из человека большего коммуниста, чем «природные» последователи Маркса-Ленина.

— Ссориться все равно придется, — с определенным напряжением произнес я, разговор этот мне нравился все меньше и меньше, — я планирую начиная с 12 пятилетки перераспределить структуру расходом на снабжение населения. А то разве дело это, когда республики живут припеваючи, ни в чем не нуждаются, а в российской глубинке население вынуждено часами в очередях стоять чтобы хоть что-то в магазине раздобыть. Очевидно, многим это не понравится.

— Миша, что с тобой? Тебя по голове не били? Ты понимаешь, чем это все закончится? Тебя снимут, и твои друзья из российских обкомов тебе не помогут, таким решением ты отвернешь от себя всех. Ты что на пенсию захотел, я на такое не согласна, мне нравится ездить в Лондон и покупать красивые вещи на Бонд-стрит, а не в ГУМе. — В голосе жены послышалось искреннее возмущение.

— А людей, русских людей, которые вынуждены на шестьдесят третьем году советской власти колбасу по талонам отоваривать, не жалко⁈ Это же позорище! Почему грузины, которые нихрена не делают, могут жрать в три горла, а русские, на которых держится вся экономика страны, живут хуже всех?

— Да насрать на пролетариев, — а вот тут я уже услышал совершенно отчетливое отвращение, видимо Раиса Максимовна большой проблемы в ухудшении жизни людей не видела и более того, себя к этой самой «народной общности» даже близко не причисляла. — Мы тридцать лет наверх пробивались не для того, чтобы всех в мире осчастливить, а чтобы самим хорошо пожить. Тебе пятьдесят четыре, еще лет двадцать можно спокойно наслаждаться своим положением, чего тебя в вдруг накрыло желанием осчастливить всех вокруг. У тебя своя семья есть, сделай хорошо мне, сделай Ирине хорошо, внучка у тебя маленькая, может быть еще будут внуки! Представляешь, что будет со всеми нами, если тебя «по-плохому» уйдут?

— Не уйдут, я сам кого хочешь уйду, — добавил в голос побольше уверенности, которой на самом деле не чувствовал.

— Ну ладно, а деньги ты как будешь добывать? Или тебе твои друзья-русаки что-то притащат? Так они сами нищие как церковные мыши, крутится не умеют, на зарплату живут, а тоже лезут к приличным людям, — я на секунду подумал, что было бы, если бы этот разговор кто-то «слушал» и «писал», а потом в стиле будущего слил в сеть. Это была бы реальная бомба, жена генсека не считает соотечественников за людей, и измеряет их возможностью «занести». Чудесно, просто чудесно. — Ты, кстати, не собираешься никуда лететь в ближайшее время, я бы развеялась, пробежалась бы по магазинчикам. И кстати деньги от тех самых неожиданно ставших неугодными тебе грузин-бездельников мне бы совсем не помешали.

Пришлось нырять в память Горби и «вентилировать вопрос» насчет «левых» денег. Ответ, пришедший из глубин чужой памяти, не порадовал — деньги были. Горби действительно не стеснялся брать в том числе и валюту за помощь в кадровых решениях и вообще за все, что только можно. Всплыла даже кличка главы ставропольского крайкома, о которой сам Горби знал, — Мишка-пакет. Мол только с пакетом можно заходить к этому человеку, иначе никакие вопросы решены не будут.

Пробежался по списку тех, кто «спонсировал» генсека. Тут были очень интересные личности, включая Алиева, которого категорически не устраивал приход к власти «ленинградцев», того же Шеварнадзе — получается я «кинул» Эдика на бабки, ну и ладно, чего ж теперь, не возвращать же взятку — и не состоявшийся серый кардинал Перестройки Яковлев. Интересно, откуда у бывшего посла СССР в Канаде и нынешнего директора ИМЭМО могут быть лишние двести кусков баксов, которыми он авансировал Горби в надежде на последующий перевод в Москву. Впрочем, учитывая последующие события, догадаться не сложно, вряд ли это была прямая вербовка со стороны западных спецслужб, но вот в умении аккуратно подсадить наверх благоприятно расположенных к ним вражеских чиновников англосаксы равных себе однозначно не имеют.

(Шеварнадзе Э. А)

Короче говоря, все это понятно, оставалось только теперь разобраться, что с этим делать. Под «этим» я имел ввиду чемоданчик с советскими и иностранными дензнаками, а также золотыми монетами, заныканный у меня в спальне. Память Горби услужливо подсказала, что при переезде в Москву идущий на повышение партиец тащил заветный багаж сам, не доверяя его носильщикам и рабочим. А еще, что делать с отдельными «товарищами», которым раньше я, исключительно для повышения лояльности, регулярно отсыпал небольшие премии «в конвертах». То-то я стал замечать от Шарапова странные взгляды, которые он на меня бросает. Зря не стал более подробно копаться в памяти реципиента, только глянул, могу ли я полностью доверять своему главе секретариата — пришел ответ, что «да», могу. А вот о причинах такой лояльности осведомиться я и не додумался. Ошибка, товарищ генеральный секретарь, ошибка!

— Так! — С раздражением, в первую очередь на себя и во вторую — на бывшего хозяина тела прихлопнул открытой ладонью по столу. — Не хочу больше вообще вот этого слышать от тебя. Я главой самой сильной державы на планете становился не для того, чтобы тебя шмотками импортными обеспечивать. Закрыли тему и больше не поднимаем.

Отставил недопитый и уже опять успевший поостыть чай в сторону, взял блокнот и всем видом показывая, что разговор на этом окончен, поднялся на второй этаж в спальню. Вздохнул тяжело, как будто перед прыжком в воду и прикрыв за собой дверь достал из-за шкафа тот самый чемоданчик. Сразу видно, обыска Горби не боялся, а может просто опыта в этом деле не было, любой заинтересованный человек нашел бы его заначку за три минуты. Впрочем, действительно, о чем это я, кто бы решился проводить обыск у члена Политбюро.

Щелкнул замком, открыл. Ну что ж, все так как я и помнил, пачки советских рублей в банковской обмотке, — я взял пару, провел пальцами, новенькие банкноты, «полтинники» и «четвертаки», интересно, почему потом от банкнот в двадцать пять рублей отказались — приличная такая стопка. Больше ста тысяч, даже не представляю, зачем они вообще могут быть нужны в СССР, что на них покупать. Отдельно отсек с валютой, привычных долларов почему-то меньшее количество, много германских марок, фунты и пара пачек совсем уж экзотических швейцарских франков. Интересно, я в прошлой жизни в Швейцарии бывал, но в руках их валюту держать не доводилось, везде картой платил, а тут вот такое богатство. Ну и монеты — классические «червонцы», смотанные в столбики по двадцать, кажется, штук. Забавно, уж скоро сто лет как империи нет, а ее монеты — зачастую отчеканенные уже сильно позже — все равно имеют хождение. Пусть и вот такое подпольное, которое правильнее будет назвать «лежанием».

— Ну что, Миша, ты у нас богатенький Буратино, — меня даже немного на смех пробило. Там в «кассе партии» сорок ярдов лежат которыми пользоваться можно без особых ограничений, а тут у меня под матрасом сотня «косых». А ирония главная заключается в том, что за те бабки, даже если я их стырить захочу, практически невозможно привлечь, а за эти копейки могут «вышак» приклеить и помазать лоб зеленкой. Понятное дело, это крайне маловероятно, но все же… Закрыл чемодан обратно и сунул на место, сел на кровать. — Ладно, с этим разберемся, лишними деньги не будут все равно, вот только что с идеологией делать? Это конечно вопрос…

Главная проблема с коммунизмом была в том, что при наличии целого института Марксимза-Ленинизма и кучи людей, которые должны по идее двигать и развивать государственную идеологию, никакого развития-то и не было. Никто нихрена не исследовал и даже не пытался двигать теорию в будущее или хотя бы подогнать ее под современные реальности. Вся эта толпа бездельников занималась только одним: писала научные работы от том, что «учение Маркса-Ленина всесильно, потому что оно верно». Ну то есть свели передовую некогда экономическую идею, сумевшую перевернуть мировую историю, к религиозному поклонению, религиозное же поклонение в свою очередь не приемлет никакого развития.

Поэтому мы имели государственную идеологию, застрявшую где-то в тридцатых годах двадцатого столетия и совершенно не важно, что с тех пор полвека прошло, обстоятельства поменялись, поменялся и социализм, и капитализм, которому апологеты коммунизма свое учение противопоставляли. И в итоге вся пропаганда наша била в пустоту, какая уж тут вера в неизбежную победу коммунизма, скажи такое серьезному человеку, подумают, что ты либо идиот, либо провокатор, не известно еще что хуже.

И главное, было совершенно не понятно, как сломать эту косность и при этом не уничтожить всю систему. Нужна была дискуссия, поиск новых целей и задач, новое в конце концов понимание самой идеи коммунизма. Ну глупо же в действительно опираться на жившего сто тридцать лет назад Маркса и молиться на его «манифест коммунистической партии». Пора признать, что этот этап мы преодолели, женщин от бытового рабства освободили, забрали у капиталиста право на владение средством производства, отдали всю власть пролетариату — ха-ха, как же конечно, бред сивой кобылы, но пусть — ввели всеобщее образование и самое лояльное в мире в мире трудовое законодательство. То, что коммунизм не наступил, не делает учение Маркса ошибочным, — невозможность нахождения всех ответов на вопросы математики в учебнике алгебры за шестой класс, не делает саму книгу бесполезной, — просто нужно двигаться дальше.

Только вот как и куда двигаться? Проблема в том, что послезнание тут мне помочь не могло, не было в будущем стран победившего коммунизма, после грянувшего в конце двадцатых кризиса остались только страны проигравшего капитализма. Ну и Китай, но не считать же его коммунистическим, Китай к этому времени уже тоже был как тот Троцкий. Была байка, — впрочем, подтверждений ее даже моя идеальная память не сохранила — что вроде как Ленин его редиской назвал, красным снаружи и белым внутри, ну вот и китайцы тоже только внешнюю атрибутику сохранили фактически.

В 1917 году все было просто и лозунги были простые. Землю — крестьянам, фабрики — рабочим, интеллигенции — тюрьма, дворянам — штык в пузо. За это люди готовы были идти вперед и умирать. Потом была индустриализация и опять же все понятно — мы строим заводы сегодня, чтобы завтра жить лучше, с войной еще проще — убивай ты, чтобы не убили тебя, потом восстановление. Но годы идут, а качественного скачка все не происходит и тут уже даже самые тугие начинают задавать вопросы.

Что с этим делать, я не имел ни малейшего представления, и поэтому на пустой странице в моем блокноте так и осталось одно сиротливое слово «Идеология», подкреплённое тремя большими и очень удручающими вопросительными знаками.

Ну и конечно о разговоре этом, об откровенности высказанной жене Горби, я потом пожалел. И так сложные отношения с Раисой Максимовной после этого дня стали совсем прохладными. Горбачева ведь на самом деле отнюдь не из семьи партноменклатуры вышла, отец ее — обычный работник железной дороги, не какой-то там большой начальник, ну и показалось мне, что можно с женой говорить честно. С кем если не с ней? Но видимо тридцать лет «околопартийного» стажа уже сказались — не могли не сказаться, точка зрения, как известно, определяется точкой сидения — на мироощущении.

Что ж тут сделаешь, остается признать себе, что это была ошибка и не забывать в дальнейшем поглядывать через плечо. В том, что Раиса может мне как-то навредить я сильно сомневался, без мужа-генсека она сама — никто, ноль без палочки, нет ни одного варианта, при которой ей как-то удастся сохранить положение без меня. Чай не при капитализме живем, унаследовать «капиталы» и «положение» в СССР нельзя. Ну почти нельзя, главное тут на кавказские и среднеазиатские республики не смотреть, где подобное сплошь и рядом, а так конечно…

А с другой стороны, от мысли, что остаток жизни в этом теле придется провести вместе с этой женщиной, на душе становилось неуютно. Тоже ведь человек, а не робот. Впрочем, над этой проблемой я подумаю потом, сейчас на повестке у нас Пленум. От его результатов и будем играть дальше.