Меченый. Том 1. Второй шанс

Глава 6 Разговор с Гришиным

18 марта 1985 года; Москва, СССР

ИЗВЕСТИЯ: СССР приветствует нового президента Бразилии

Советский Союз с искренней теплотой приветствует вступление в должность нового президента Федеративной Республики Бразилия Жозе Санрея. Это событие открывает новые возможности для укрепления дружественных отношений между нашими странами. СССР, верный принципам мирного сосуществования и международного сотрудничества, выражает готовность к развитию взаимовыгодных связей в области экономики, культуры и науки. Мы уверены, что бразильский народ под руководством нового президента добьётся значительных успехов в борьбе за социальный прогресс и мир. Советский Союз желает Жозе Санрею успехов в его ответственной работе на благо Бразилии и всего человечества.

Все положенные по поводу похорон старого и избрания нового генсека церемонии закончились за неделю, и с понедельника я настраивался на то, чтобы уже полноценно впрягаться в работу на новой должности. Первое, однако, чем я решил заняться, были не экономические проблемы, а политические.

Получить власть мало — сложнее ее удержать, тем более что в Политбюро-то у меня пока не имелось большинства, и теоретически снять меня могли очень просто. На практике такой свистопляски никто бы в стране и партии не понял, поэтому некоторый запас времени для сколачивания собственной команды у меня был. И начать я решил с попытки перетянуть на свою сторону Гришина.

— А что примешь меня, Виктор Васильевич? — В горком на Старую площадь я приехал к десяти часам утра. Появление тут свежеизбранного генсека вызвало небольшой переполох, все же не часто руководители страны приезжают к подчинённым, чаще наоборот — вызывают к себе «на ковер». Тем не менее меня быстро провели в кабинет Гришина, где меня уже встретил сам «хозяин Москвы». — Не прогонишь?

(Москва, Старая площадь 6)

Кабинет члена Политбюро был примечательным местом. Размером с небольшую — но и не маленькую — спортивную площадку, посреди громадный стол буквой «Т», который по задумке должен использоваться для совещаний, при этом стульев вокруг него не наблюдалось. К ножке стола «снизу» приставлен еще один стол, за которым с двух сторон сидели референты первого и выполняли роль последнего защитного бастиона в борьбе за доступ к телу московского градоначальника.

По слухам Гришин любил вызывать к себе провинившихся и спускать на них вот эту пару своих ручных бультерьеров. Сам же в разносах Виктор Васильевич почти никогда не участвовал, голос старался не повышать, но при необходимости рубил карьеры без всякого сожаления, не взирая на личные связи и былые заслуги. И это при том, что первому секретарю московского горкома в 1985 было уже семьдесят. Стальной старик.

— Какая неожиданность, Михаил Сергеевич! — Мой визит явно выбил Гришина из привычной колеи. — Как же не принять, конечно.

Первый секретарь встретил меня на пороге кабинета и предложил присесть за стол, сам при этом уместился не во главе, а, как бы подчеркивая свое положение — напротив. Работающие тут же помощники Гришина мгновенно испарились, скрывшись за дверью.

— Обсудить нам с тобой, Виктор Васильевич, серьёзные вещи нужно, — когда традиционные расшаркивания были окончены, я почувствовал, что пора переходить к главному. Сам я при этом совсем не был уверен в своих действиях, все же не имелось у меня за плечами партийного стажа реципиента, понимание, что шагаю буквально по минному полю — неверный шаг вправо или влево и все — «привет лунатикам», — имелось абсолютное. — Пленум на носу, важные вопросы там будут подниматься в том числе и кадровые.

По спине — хоть в кабинете Гришина было и не так жарко — предательски пробежала капелька пота. Нужно начать заниматься каким-то спортом, а то телу всего пятьдесят четыре, а физические кондиции ни к черту, благо Горби никогда курил и почти не употреблял алкоголь, так что тут все было на самом деле не так уж и плохо. Зря что ли он в моей истории до начала двадцатых прожил, можно надеяться, что активных лет двадцать-тридцать у меня есть.

Если не пристрелят раньше, конечно.

— Обсудить — это хорошо, всегда полезно, — очень аккуратно и обтекаемо согласился Гришин. При этом развивать дальше мысль не стал, предлагая мне начать предметный разговор первым.

— Ты, Виктор Васильевич, не обижайся, у нас с тобой раньше имелись разногласия по важным вопросам, — я расстегнул пуговицу пиджака и откинул полы в стороны. Развернул ладони в «открытую позицию», — при этом ты мое выдвижение, на пост Генсека поддержал, а ведь мог выступить против.

Не мог, конечно, просто потому, что не хватало «оппозиции» в момент голосования боевых единиц, не было даже смысла суетиться.

— Ну как же, единство партии — это основополагающий принцип, наш, не побоюсь этого слова, базис… — Опять начал произносить положенные слова первый секретарь, кажется даже без участия сознания. Вот чего у местных партийцев не отнять, так это способности заболтать любую проблему до состояния нестояния.

— Это да, — я «мягко» перебил Гришина, и продолжил свою мысль. — Но вы с Андреем Андреевичем же самые опытные товарищи в Политбюро, кто-то мог бы сказать, что мол негоже самого молодого на столь ответственный пост назначать.

— Не все определяется возрастом, Михаил Сергеевич… — Все так же обтекаемо продолжал отвечать Гришин, который явно не понимал, что я от него хочу.

— Или вот товарищ Романов. Ведь многие именно его считали самым вероятным приемником Константина Устиновича. Но думаю, что с ним вы бы точно не сработались бы, ленинградские обязательно захотели бы поставить на Москву собственного человека. Да и я сомневаюсь, что у меня получится с Григорием Васильевичем сработаться, этот его план опять же Ленинград-90. Слышали? — Гришин только неопределенно дернул плечом и поднял бровь. — О выделении из РСФСР северо-западного края и создании там новой союзной республики. Представляете, чем это для Российской Федерации обернется.

На самом деле я никаких следов этого плана пока тут не нашел, впрочем, и времени на это было не много, об идее создания союзной республики с центром в Ленинграде я читал в будущем, и немного пообщавшись с Романовым уже тут склонен был признать, что это вполне могло быть правдой. Ну а даже если нет — пускай глава Ленинграда сам потом доказывает, что не верблюд, дело ему, можно сказать, привычное.

— Представляю, — согласился Гришин, задумчиво оттарабанил пальцами по столешнице простенький ритм, и развил мысль, — это ударит по центральным регионам, придется еще сильнее урезать нормы снабжения. Люди будут недовольны.

— Во-о-от! — Я поднял указательный палец вверх, — и тут я хочу, так сказать, заранее прояснить, сможем ли мы с тобой, дорогой Виктор Васильевич работать дальше? Не просто работать, а работать плодотворно, по-большевистски? Я опять же в отличии от товарища Романова умею признавать свои ошибки. Вот, например идея строительства литейного производства под Москвой — она порочна, теперь сам вижу. Правильно ты тогда ее зарезал. Или вот идея есть в качестве эксперимента объединить Москву и Московскую область под единым управлением. Столица у нас продолжает расползаться во все стороны, понимаешь, Виктор Васильевич, разумно будет подходить к обустройству территории комплексно, а то одни тянут в одну сторону, другие — в другую, кто от этого в выигрыше? Никто, а в проигрыше — все, люди в первую очередь, у которых, например, транспортная связанность между местом работы и домом страдает. Что думаешь?

— Интересная идея, ее нужно будет обсудить с товарищами. Так чтобы и не обидеть никого, — Гришин постарался опять же ответить обтекаемо, но было видно, что наживку он заглотил, понравилась ему идея взять под руку еще и область, понравилась.

— Понимаешь, Виктор Васильевич, — я почувствовал, что клиент настроен в правильную сторону и продолжил выкладывать на стол аргументы. Сначала фигурально выражаясь, а потом и совершенно прямо. — Страна требует реформ, не думаю, что для тебя будут секретом все наши проблемы. И дело ведь даже не только в том, что мы отстаем от запада в чем-то, а в том, что везде царит полная профанация и очковтирательство. Юрий Владимирович ведь правду говорил: «мы не знаем страны, в которой живем».

Упоминание Андропова заставило Гришина едва заметно поморщиться, в какой-то момент времени при позднем Брежневе, и он сам примерял себя на должность наследника — впрочем, там целый полк был: Суслов, Щербицкий, черт знает, кто еще — и имя всесильного главы КГБ отнюдь не наполняло сердце первого секретаря радостью. С другой стороны и выказывать это откровенно он не мог, в эти времена партия была единым целым, высказать что-то против генсека, пусть даже умершего уже — немыслимое дело.

— Ну уж ты не перегибай, Михаил Сергеевич, недочеты есть, конечно, и в торговле, и в жилищном строительстве. Но мы их решаем в рабочем порядке.

Слова Гришина заставили поморщиться уже меня. Ох уж эти партийцы конца СССР, сил на них нет. И ладно бы они были все поголовно коррупционеры и гребли под себя, как их наследники в девяностые и потом. Ну то есть ты сидишь на должности, каждый день твой кошелек пополняется на десятки и сотни тысяч вечнозеленых мёртвых президентов, естественно, решать какие-то побочные задачи становится просто не интересно. Зачем, если и так хорошо?

Но ведь нет. Тот же Гришин был кристальной честности и бескорыстности человек. Просидев на должности «хозяина Москвы» двадцать лет, не заработал ничего. Вообще ничего, в это сложно поверить, но умер Виктор Васильевич в самом начале девяностых в собесе. Пришел положенные ему пенсионные надбавки требовать, потому что жрать стало банально нечего. И умер в очереди от сердечного приступа. Интересно, можно ли себе представить Лужкова или Собянина или еще какого другого чиновника эпохи «независимой России» выбивающими себе из государственной машины какие-то соц. выплаты? Это же анекдот.

И вот такие люди, сидящие на верхушке «пищевой пирамиды», совершенно спокойно смотрели на то, как у ее подножья буйным цветом расцветала коррупция, взяточничество и черный рынок. Как это сочеталось между собой — сие есть великая тайна, познать которую мне, видимо, не суждено.

— А ты давно по магазинам ходил? На полках даже в Москве постоянно продуктов не хватает, очереди то тут, то там, торговля из заднего входа ведется повсеместно самым дефицитным товаром. И это в столице, знаешь анекдот-загадку? Длинное, зеленое, пахнет колбасой — электричка из Москвы. А если мы экскурсию устроим членам Политбюро куда-нибудь в Калинин или в Липецк, туда, где третья норма снабжения. Там же совсем пустые полки. Консервы продают, соль, сахар. И то последний если всерьез антиалкогольную компанию начать, вмиг исчезнет, на самогон все переведут.

— Я Михаил Сергеевич, за Липецк не отвечаю. Не уполномочен, — было видно, что моя речь Гришина не сильно впечатлила. — А за торговые дела в Москве могу отчитаться при необходимости.

Не мог и мы оба это знали. Во многом благодаря резонансному Елисеевскому делу Гришин и лишился даже теоретической возможности уместить свое седалище в самое главное кресло страны. Торговля вообще была той дурно пахнущей кучей, которую партийцы старались по возможности не замечать и не прикасаться. Убраться не уберешь, но весь измажешься совершенно точно. Отнюдь не повидлом.

— Ты не ершись, Виктор Васильевич, проблема ведь гораздо глубже. Если бы вопрос стоял только в том, что кто-то там пиво не доливает, или сапоги, скажем, из-под полы продает, то было б не большим горем. Проблема во всей системе принятия решений, — тут я уже я вступал на тонкий лед. Если упоминать «отдельные недочеты» еще было можно, то говорить о системных проблемах, было совсем не принято. На уровнях пониже чем Политбюро это легко могло положить конец карьере. — Я вот тебе принес подарок. Узнаешь?

Я наклонился и щёлкнув замком портфеля достал оттуда книгу. Положил ее на стол и подвинул Гришину.

— «Избранные речи и статьи» Гришин В. В. — прочитал первый секретарь надпись на обложке. Это была его «собственная» книга, изданная в 1979 году после назначения его в Политбюро. Можно сказать, что подобная книга была штукой, положенной по должности. — Узнаю, зачем ты мне ее принес.

— А я вот перед тем, как к тебе идти, подготовиться решил, — я натянул самую «искреннюю» из своих улыбок. — В библиотеку зашел районную. Книга вообще-то на руки обычно не отдается, только в читательском зале ее положено изучать. Но для Генерального Секретаря сделали исключение.

— И? — Гришин все еще не понимал к чему я веду.

— А ты открой форзац. Посмотри сколько человек брали твою книгу за эти шесть лет. Могу подсказать — ни одного. Чистый формуляр, девственный, можно сказать, меня первого туда вписали.

— Это в качестве насмешки что ль? — Гришин нахмурил брови.

— Да какая насмешка, Виктор Васильевич, тут не смеяться нужно — плакать. Или ты думаешь мои что ли «статьи» и «речи» читать кто-то там сильнее будет. Я не о том. Смотри, — я развернул книгу, открыл на последней странице и ткнул пальцем. — Политиздат, тираж сто тысяч экземпляров. Тебе сто тысяч как члену Политбюро. Был бы генеральным, напечатали бы двести, я уточнял, у товарища Андропова было столько. Смотри какая бумага — плотная, полиграфия качественная, по высшему сорту сделано. И вот отпечатали твоих сто тысяч, Романова — сто, Громыко — еще сто, моих двести. Развезли по библиотекам, положили на полку и все — через пятнадцать лет спишут по времени. Получается, что даже в таких мелочах — полнейшая бесхозяйственность. Вроде все при деле, а толку… Толку ноль целых ноль десятых, понимаешь?

— Так ведь идеология, Михаил Сергеевич, — это же важнейшая сфера, ты не прав…

— Какая идеология? Говорю же никто не читает! Никому это не нужно. Нет если бы формуляр был бы до корки заполнен, страницы потрепаны. Пометки, там на полях, я не знаю… Тогда — вопросов нет, идеология. А какая идеология в том, что книга просто лежит на полке без всякого толку. И ведь такой макулатуры выпускается ежегодно… Миллионы томов. А скорее десятки миллионов, если не сотни. Меня генеральным только выбрали, а на столе уже глядь записка. Говорят, нужно пускать в редактуру материалы, а то как же — глава государств, а публикаций серьезных — нет, не порядок. А надо это кому-то или нет, никто даже не пытается думать.

— Ну да, как-то сомнительно выходит, если с этой стороны смотреть, — после короткой паузы вынужден был согласиться мой собеседник.

— Вот говорят Советский Союз самая читающая страна в мире, у нас книги — постоянный дефицит. Придумали хорошее дело — собирать макулатуру и за нее талоны давать, так они же фактически стали просто еще одной валютой. Хочешь книгу — идеш покупаешь талоны, и получаешь вожделенный томик. Это даже если не упоминать, что сами по себе талоны на шестидесятом году существования советской власти — это же позор. И вот вместо того, чтобы закрывать дефицит, мы во всю печатаем книги, которые никто не читает. Знаешь сколько томик Цветаевой, например, на толкучке стоить может.

— Сколько? — Кажется Гришин от моего напора окончательно опешил, уж точно первый секретарь московского горкома не стал бы интересоваться ценой книг на «черном рынке».

— Сорок рубликов. А кое-какие особо редкие книги и двухсот рублей доходят. Ну то есть мне понятно, когда страна не может всех телевизорами обеспечить, сложный дорогой товар, технологии там все такое. Но книги? Почему из этого нужно делать проблему. Понимаешь меня, Виктор Васильевич?

— Понимаю, — кивнул Гришин, хоть явно и не до конца осознавал, к чему я его хочу подвести.

Конечно, все было сложнее. Во многом дефицит книг в Союзе обуславливался дотационностью данной отрасли, особенно это касалось детской литературы. Была у меня в той жизни книжка «По следам затонувшей шхуны»: приятная полиграфия, множество иллюстраций, большой формат. И стоила она 24 копейки! Естественно такой товар с такими ценами мгновенно разбирали, ну а капитализм мгновенно вылечил такого рода «дефицит» просто взвинтив отпускную стоимость детской литературы в сотню раз. При средней зарплате в стране в 200 рублей можно было купить — очень грубо говоря и безбожно округляя до целых чисел — 1000 подобных детских книг с одной зарплаты.

Когда же я в капиталистическом прошлом-будущем покупал такие книжки уже своим внукам, они стоили к тому времени порядка 500 рублей за штуку при средней зарплате в 50к рублей по стране, то есть на одну зарплату приобрести их можно было только 100 штук. И это при том, что прошло сорок лет, считай, общий тренд на снижение себестоимости промышленных товаров никто не отменял. Этот метод кстати можно было применить буквально к любой «дефицитной» позиции в стране — бахни цену в 10 раз и все — никакого дефицита, сплошная капиталистическая благодать. Впрочем, это конечно не наш метод…

— Многое в стране нужно менять. В мозгах в первую очередь… Тебе, Виктор Васильевич, в этом году уже семьдесят один будет, ты мне скажи, ты еще одну пятилетку осилишь на посту? Могу я на тебя рассчитывать? Не просто чтобы числиться, а полноценно принимать участие в работе? Я понимаю, тяжело уже, но мне хотелось быть уверенным, что хотя бы за столицу не нужно переживать, что есть у меня надежный тыл здесь.

Не знаю, что Гришину предлагали другие, но мне кажется, этим разговором я смог его купить. Понятное дело, старый партиец одним только словам доверять не будет — и правильно, если честно, никакие обещания не остановят меня от того, чтобы скинуть Гришина, буде такая необходимость появится — но в обозримом будущем я собирался воевать «в другую сторону». В первую очередь это Романов как главный конкурент, ничего личного, как говорится, только бизнес. Потом Тихонов — просто, потому что пользы от него нет, он уже не тянет, а на его место можно верного человека поставить. Ну и Кунаев с Щербицким. Вот эту свору нацменов в Политбюро, которая держалась вместе и фактически делала одним своим присутствием невозможными все теоретические реформы в национальной плоскости, нужно было убирать.

По возможности всех, но на практике это не реально, будем использовать метод Сталина. Он сначала с Каменевым и Зиновьевым дружил против Троцкого, потом с Бухариным и Рыковым — против Каменева и Зиновьева, а потом уже с Кировым, Молотовым, Калининым и прочими товарищами дружил против Бухарина, Рыкова и Томского.

Вот мы эту без сомнения достойную стратегию на вооружение и возьмем. Сначала нужно почистить Политбюро от нацменов, вообще исключить возможность занятия должности первого секретаря республики выходцем из местных кадров. Будем либо русских ставить, либо национальные кадры тасовать между республиками, для недопущения дурных мыслей. Хорошо бы вообще республики вместе с «младшими» коммунистическими партиями отменить, но боюсь сделать это сразу мне не дадут, придется искать обходные пути.

— Есть у меня одно условие, Виктор Васильевич, — после осторожного согласия Гришина перекинуться на мою сторону в партийных интригах, я принялся ковать железо пока горячо. — Нужно навести порядок в торговле.

— Я могу отчитаться… — Попытался было вновь вскинуться первый секретарь, но я остановил его жестом ладони.

— Это не будет поставлено тебе в упрек, обещаю. Но давай посмотрим правде в глаза, Елисеевский — не единственный магазин в Москве, который торгует с нарушениями. Это знаешь ты, это знаю я, и самое паршивое, что это знают вообще все в столице. Поэтому проблему нет смысла замалчивать, когда люди приходят и видят пустые полки, видят продающийся с заднего входа дефицит, пустые рестораны, куда обычного работягу просто не пустят. Все это выглядит отвратительно и может очень плохо для нас кончиться. Для нас — для коммунистов.

Гришин попытался мне возразить еще раз завел шарманку о том, что в торговле есть отдельные недостатки, но глобально система работает правильным образом. Мы немного попрепирались, оставшись глобально каждый при своем мнении, но основную мысль я хозяину Москвы донести сумел. С торговлей мы будем разбираться, с Гришиным или без него, кажется, Виктор Васильевич меня понял.

Обсудили еще кое-какие мелочи, договорились встретиться еще раз через две недели в таком же составе — так-то мы с членами еженедельно собирались на Политбюро для обсуждения самых главных вопросов — и окончательно прояснить все вопросы. Спустя добрых три часа я вышел из здания номер 1 на Старой площади с полной уверенностью, что войны с Гришиным у нас не будет. Вряд ли я сумел заставить Виктора Васильевича неожиданно возлюбить меня всем сердцем, однако и условного нейтралитета его мне будет достаточно. Особенно, если при этом еще и дело будет делаться.

Глубоко вдохнул. Выдохнул — изо рта вырвалось жиденькое облачко пара. В Москву наконец пришла весна, столбик термометра уверенно перевалил за 0 градусов, свинцовые тучи последние три месяца висящие над столицей наконец поредели, и вниз начали пробиваться первые теплые лучики солнца.

Постоял так пару минут, «любезный» разговор потребовал полного напряжения душевых сил и вымотал не хуже разгрузки вагона с углем. Никогда не был большим пьяницей, но тут почему-то остро захотелось залить в себя полбутылки водки и лечь спать на пару суток. Позволить себе такой демарш, я, конечно, не мог, поэтому просто приказал терпеливо ждущей охране «в Кремль», и прыгнул ЗИЛ чтобы ехать на основное место работы.