Меч эльфов

Стая

Гисхильде было больно смотреть на лежащего на скамье Люка. Чертов придурок! И чего ему не лежалось в постели! Тогда сейчас все было бы хорошо! Друстан не поймал бы ее. Никогда!

Но она понимала, что обманывает сама себя. Друстан застал ее врасплох тем, что вернулся с другой стороны. Она ни за что не успела бы добежать до барака. А после своих ночных вылазок магистр первым делом шел в спальню. Он заметил бы, что ее нет. Если бы не Люк, на скамье сейчас лежала бы она.

Запястья и лодыжки Люка были привязаны кожаными ремнями. Он лежал на животе и не мог пошевелиться. Ноги были согнуты, ступни глядели в потолок. Люк знал, что его ждет, и все же пытался улыбнуться.

— Люк де Ланцак, ты будешь наказан, потому что вчера ночью вопреки приказу ордена вышел из барака. За это ты получишь десять ударов. А поскольку ты не хочешь мне сказать, с кем ты там встречался, то получишь еще десять ударов.

Друстан поднял голову и по очереди оглядел послушников. Гисхильде показалось, что на ней его взгляд задержался чуть дольше. Но потом она заметила, что то же самое было и с Бернадеттой, и с Анной-Марией.

— Я знаю, почему послушники тайком выбираются из барака по ночам, — сказал Друстан. — Не думайте, что я не был в вашем возрасте. И поверьте, в конце концов все выплывет. Любая тайна! Иногда на это требуется девять месяцев… Но это откроется! Так что не разыгрывай из себя героя, Люк.

— Я вышел, потому что хотел посмотреть на Полярную звезду, магистр.

Голос Люка слегка дрожал. Гисхильда сжала кулаки. Она выйдет вперед и прекратит это. А потом заметила, как Люк посмотрел на нее всего одно мгновение. Его глаза умоляли не делать этого. Он хочет получить за все один, дурак несчастный. Почему? Это же несправедливо!

— Можно я скажу, магистр?

Жоакино вышел из ряда послушников. Друстан удивленно наморщил лоб.

— Да?

— Сегодня днем у нас бугурт. Нам нужен Люк. Если ему разбить стопы, он не сможет играть.

Рыцарь покачал головой.

— До сих пор вы проигрывали все бугурты. Безразлично, будете вы играть с ним или без него.

— Но сегодня мы играем против Секир, — настаивал Жоакино. — У них почти столько же поражений, как и у нас. Люк хороший боец. От него будет зависеть победа или поражение.

— Об этом он должен был думать вчера, когда выходил из барака. А вы — кучка себялюбцев. Поэтому и выиграть не сможете. Никогда! Если бы Люк был Львом, он вчера не вышел бы из спальни. Он бы знал, что сегодня будет нужен вам. Но, наверное, он подумал, что его никогда не поймают. Высокомерие — вот что вам мешает. Довольно долго я пытался стать вам другом. Но вы не цените этого. Отныне я буду жестким. И, если понадобится, вобью в вас чувство ответственности и честь!

— Магистр, это со мной встречался Люк вчера.

Гисхильда смотрела на высокого мальчика, ничего не понимая. Зачем Жоакино это сделал? Нет, она не может просто стоять и смотреть, как еще один невиновный будет выпорот из-за нее.

— Мне очень жаль, магистр, но брат Жоакино лжет. Это со мной встречался Люк вчера.

Друстан переводил взгляд с нее на Жоакино и обратно.

— Что это значит? Вы что же, думаете, я избавлю от наказания одного из вас, потому что теперь вас одиннадцать, а на бугурте должно быть двенадцать?

— Я был на улице один, магистр, — сказал Люк. — Они оба лгут, чтобы избавить меня от наказания.

Друстан ткнул Жоакино палкой в грудь.

— Этот лжет, потому что надеется, что с твоей помощью сможет выиграть бугурт. — Он повернулся к Гисхильде. — А она… Она, возможно, говорит правду. Или нет? — Друстан встал на колени рядом с Люком. — Это она? Ты с ней был на улице? Держались за ручки и смотрели на звезды? Отвечай! Тогда получишь на десять ударов меньше и будешь наказан только за то, что выходил из барака.

Люк молчал.

Гисхильда ничего не понимала. Она ведь уже призналась. Почему же он просто не скажет, как все было? Чтобы не осрамиться перед другими? Если Люк признается, все подумают, что Друстан прав. Чертов мечтатель! Хочет получить порку вместо нее.

— Вы ошибаетесь, магистр. Это со мной Люк был вчера на холме. — Обычно молчаливая Анна-Мария вышла из ряда послушников. — Он показывал мне Полярную звезду.

— Чушь! Люк с девчонками не водится! — Маленький кудрявый Раффаэль сделал шаг вперед. — Мы совещались по поводу того, как можно победить в сегодняшнем бугурте.

— Я тоже был с ними! — сказал Джиакомо и вышел вперед, похоже, ему больше ничего не приходило в голову, чем можно было бы прикрыть эту ложь.

А потом все остальные послушники один за другим вышли вперед, утверждая, что покидали ночью барак.

Гисхильда не верила своим глазам. Она всегда думала, что Люка не очень любят, потому что он выскочка. А теперь вот это. Или они поступили так потому, что ненавидят этого ужасного Друстана?

— Вы что же, думаете, что произвели на меня впечатление?

Магистр ударил палкой по скамье, на которой лежал Люк.

Он лупил по ней до тех пор, пока палка не треснула.

— Я потрясен! Вам впервые удалось сделать что-то вместе. Все вступились за одного. И что вы сделали? Солгали! Так-то вы представляете себе рыцарей? Черт вас дери…

Он скривился. У Гисхильды возникло чувство, что он не знает, что делать. Не может же он наказать их всех. Это бросит тень и на него тоже. Получится, что он не контролирует свое звено.

Палка со свистом опустилась на стопы Люка. Мальчик выгнулся и застонал от боли.

— Думаете, у меня рука отнимется, если придется нанести более сотни ударов? — Палка снова обрушилась вниз. — Думаете, этот калека не сможет вас всех наказать? Вы сговорились? Я научу вас смирению! Считаете себя рыцарями? Кучка лжецов — вот вы кто!

Друстан мутным взглядом уставился на покрасневшие подошвы Люка. Что, растерялся? Гисхильда понимала его меньше, чем когда-либо. Почему он подумал, что они сделали это, чтобы посмеяться над ним? Как такое могло прийти ему в голову? Он точно ненормальный. Вновь со свистом опустилась палка. И принцессе стало дурно от того, сколько ярости вкладывал Друстан в удары.