Меч эльфов

Заклятый враг

Он пришел без предупреждения. Каждый раз он позволяет себе такое! И прогнать его он не может. Одному Тьюреду известно, с какими известиями он пришел. Леон не мог ограничить ему сюда доступ. К счастью, его работа требовала, чтобы он почти все время находился в торговой конторе в гавани.

Леон поигрывал бородой. Не выдает ли он этим свое неудовольствие? Он положил тяжелую руку на подлокотник, а вот заставить себя улыбнуться не смог.

— Приветствую тебя, брат. У тебя важные известия?

Молодой рыцарь тяжело оперся на клюку. Леон еще хорошо помнил, как выглядел тот, покидая Валлонкур. Он был одним из подающих надежды на своем курсе. Леон ухмыльнулся. Конечно же, он был Львом. Как и Мишель. Тогда он полагал, что они станут гроссмейстером и маршалом ордена соответственно. Если бы Мишель удалось выйти из тени сестры. Мечты, мечты…

— Какие новости ты принес?

— Было бы лучше, если бы сестра наша Лилианна побольше заботилась о жизни своих братьев и сестер, а меньше — о жизни эрцрегента.

В глазах молодого человека сверкал гнев.

«Было бы лучше, если бы тебя не было в Валлонкуре!» — подумал Леон. Никогда ему не найти покоя. И почему Тьюред явил свое чудо именно через него?

— Это не новости, брат. Только не говори, что ты пришел лишь затем, чтобы сообщить мне об этом!

— Эрцрегент был в Анискансе. Гептархи приняли его. Только шестеро. Наш гроссмейстер не смог присутствовать на этой встрече. Говорят, у него внезапно начался сильный жар.

Леон с присвистом выдохнул.

— Жар?

— Вороны приносят плохие известия, брат. Наши братья и сестры в Анискансе опасаются за жизнь гроссмейстера. Его лейб-медик полагает, что тут не обошлось без яда.

Леон закрыл свой глаз. Это он предвидел! С тех пор как в Искендрии Новое рыцарство отвоевало верховное командование, их всегда окружали завистники. В первую очередь из рядов рыцарей Древа праха, которые никак не хотели примириться с потерей власти и только и ждали подходящей возможности, чтобы вернуть себе былую силу.

— Ты знаешь, что решили шестеро гептархов?

— То, что было неизбежно после катастрофы прошлого лета! Теперь орден Древа праха получил военное командование. Пока лишь в Друсне. — Гость цинично ухмыльнулся. — Но ведь и бои ведутся только в Друсне. Фактически мы потеряли все, что отстояли на совете в Искендрии. Брат Шарль использует любую возможность, чтобы очернить нас. И с каждым днем все больше князей Церкви прислушиваются к нему. Он пробьется в Анисканс. Уверен, когда он станет одним из гептархов, то найдет способ причинить нам больший вред, чем просто отнять верховное командование.

Леон сцепил пальцы. Суставы тихонько хрустнули. Он не мог отделаться от мысли, что брату доставляет удовольствие сообщать ему эти плохие новости.

— Что ты предлагаешь? Как может защититься орден?

— Можно попытаться организовать несчастный случай…

Он покачал головой.

— Да?

— В целом мы должны сделать нечто прямо противоположное. Гептархи знают, что Шарль выступает против нас, и доверяют его аргументам против нас. Если с Шарлем что-то случится, что подумают гептархи? Даже если это будет выглядеть как несчастный случай.

Леон устало кивнул.

— Да, ты прав. Если он умрет, все подумают, что это мы помогли ему.

Старый рыцарь потер веко. Рана опять зудит. Не нужно ее чесать. Хотя прошло уже так много лет после удара того эльфа-рыцаря, шрамы то и дело воспаляются.

— Позволь кое-что предложить, брат.

Леон поднял взгляд. Он догадывался, что сейчас последует.

— Мы должны сделать так, чтобы Лилианна предстала перед Судом чести ордена. Если мы призовем ее к ответу за события в Друсне… Если она будет осуждена и предана гарроте, это, возможно, смягчит брата Шарля. По крайней мере это будет ясный знак для гептархов.

— Знак? Или возможность для тебя задеть Мишель, нападая на Лилианну? Разве это совет человека, который знает, что делает? Или совет отвергнутого любовника, который ищет способа отомстить?

— Прошу тебя, брат! Сердце мое принадлежит ордену. А теперь, когда во мне проявилось чудо Тьюреда, более чем когда-либо. — Он откинулся назад и слегка приподнял голову. — Я всеми силами пытаюсь отвести от нас беду, и меня крайне задевает, что ты приписываешь мне столь низкие мотивы поступков. Лилианна причинила ордену немалый вред. В лице Шарля мы нажили могущественного врага! В Друсне она за один-единственный день принесла в жертву больше наших братьев и сестер, чем получится из двух выпусков послушников. Более сотни убитых! У нас очень маленький орден. Мы не можем позволить себе быть столь безрассудными!

Если посмотреть на него такого и послушать, то и вправду можно подумать, что он искренен. Притворяется? Леон не знал этого.

— Когда мы говорим о том, чтобы отвести от ордена вред…

Посетитель провел рукой по своей груди, там, где была ужасная рана. Целители рассказали об этом Леону. Плоть не хотела срастаться. Но рана не убивала его, хотя и вытягивала из него все соки.

— Как мальчик? Бросается в глаза? Ты знаешь, что я думаю о том, что он в Валлонкуре.

— Я проверил его!

Посетитель одарил его насмешливой ухмылкой.

— Конечно. А когда мы проверим его по-настоящему?

— Он слишком юн, может умереть!

— Если он подкидыш, то умрет в любом случае. И неважно, сколько ему лет.

— Да. — Леон снова потер веко. — Но какой от него может быть вред? Лучше подождать, пока он станет немного старше.

— Если он тот, за кого я его принимаю, то каждый проведенный им здесь день — это слишком много.

Леон с трудом унял зуд. Да что этот проклятый парень возомнил о себе!

— Ты оспариваешь мое право принимать решения, касающиеся веры и Тайного братства?

Он сказал это спокойным голосом. Угрожающе спокойным голосом.

— Конечно же нет, брат. Твой возраст дает тебе мудрость, которую я не могу с тобой разделить.

«Ах ты, жаба», — подумал Леон, отлично понявший суть мнимого комплимента.

— Другие скверные новости есть?

— Не знаю, важно ли это, но в гробнице гептархов была вскрыта одна из могил.

Он сказал это с таким подчеркнутым равнодушием, что Леон тут же вскинулся.

— И что?

— На надгробной плите было написано: «Гисхильда Гуннарсдоттир, заблудшая душа». Они похоронили принцессу. Может быть, нам тоже следует это сделать.

— Не знаю я никакой принцессы!

Гость снисходительно ухмыльнулся.

— Брат, не нужно ничего от меня скрывать. Это моя задача — знать то, что хотят скрыть. И я выполняю ее хорошо. Конечно же, мне известно, кто такая на самом деле послушница Гисхильда, хотя вы и заставили ее не называть своего полного имени и молчать о том, что ей, вероятно, однажды будет принадлежать трон Фьордландии. Довольно маскарада, Леон!

— Так ты говоришь, могила была вскрыта?

Примарх не хотел углубляться в эту тему. Он должен был понимать, как тяжело скрыть тайну от заместителя начальника торговой конторы.

— Заблудший священник. Похоже, он совершил насилие над трупом. Говорят, саван на груди умершей был разорван. Поскольку он так интересовался мертвыми, его к ним и положили. Живым, разумеется.

Леон снова стал тереть веко. Эта новость ему не понравилась. Здесь что-то не так.

— Ты уверен, что там не было никого другого?

На губах гостя снова заиграла дерзкая усмешка.

— Меня там не было. Как же я могу быть уверен? Священник утверждал, что святая велела ему открыть гробницу. Так что он делал одолжение не себе.

— А если это правда?

Теперь посетитель позволил себе тихонько засмеяться.

— Умоляю тебя, брат… Какой интерес может быть у святой к могиле принцессы-язычницы…

— Могиле, в которой не покоится никакая принцесса. Может быть, кто-то хотел убедиться, тот ли труп лежит в могиле.

— Брат, как кто-то мог пробраться незамеченным в Башню мертвых? Для этого нужно уметь летать.

— А если это был король Гуннар и Другие?

Визави рассмеялся немного громче, и у примарха внезапно возникло ощущение, что он попал в ловушку. Посетитель загнал его как раз туда, куда хотел.

— В таком случае, брат мой, будет лучше, пожалуй, если мы тоже похороним Гисхильду. Необязательно живьем. Я ведь тоже человек.

— Тебе нравится убивать детей?

Гость спокойно выдержал его колючий взгляд. Леон совершенно не понимал, что происходит в голове у его бывшего ученика, и жалел о том, что сделал заместителем начальника конторы именно его. Если собственно начальник служил для маскировки, этот рыцарь исполнял тайную цель конторы. Ее настоящую задачу. Он контролировал сеть шпионов, находившихся на содержании ордена.

— С твоего позволения, брат примарх, все мои помыслы направлены исключительно на благо ордена. На Бресне именно друснийцы использовали своих детей в качестве щита. А какой смысл щита? Он служит для того, чтобы принимать на себя удар. Так кто же пошел против правил рыцарства?

— А принцесса Гисхильда — чей щит?

Ему показалось или его посетитель на мгновение растерялся?

— Она нам больше не нужна. В Анискансе ее считают мертвой. Гептархи не признают, что она еще жива. В противном случае им придется признать, что они похоронили среди святых какую-то приблудную девчонку. Так зачем еще нам нужна Гисхильда?

— А чем плохо оставить ее в живых?

Рыцарь вздохнул. Казалось, он понемногу начинает терять терпение.

— Брат! Она — язычница до мозга костей! Убийца Других была ее учительницей. Даже ее магистр Друстан считает, что она опасна! Гисхильда упряма и не принимает учения нашей веры. Она может дурно повлиять на остальных послушников звена. Ты же знаешь, паршивая овца все стадо портит. Мы должны удалить ее.

— Эта паршивая овца спасла своего товарища, когда он тонул. Я должен ей жизнь.

— Нам ведь необязательно устраивать публичную казнь. Может быть, с ней случится несчастный случай. Подобный тому, который произошел с обоими геральдистами.

Леон видел, что с губ визави готов сорваться вопрос, почему они умерли. Но он был достаточно умен, чтобы понять: его жизнь тоже может окончиться, если он узнает, из-за чего они умерли. Примарху было жаль тех мужчин. Так же, как ему было жаль убивать каждый год после праздника Летнего солнцестояния. Но никогда не должно было всплыть на поверхность, что он, будучи духовным лидером ордена, подделывает чудеса. Тот, кто даже заподозрит его в этом, должен умереть.

— Ты сам упрекал меня в том, что из-за принцессы пришлось принести в жертву жизни более сотни наших братьев и сестер. Получится, что они отдали свои жизни зря, если мы убьем Гисхильду сейчас. Я верю в прозорливость нашей сестры Лилианны. Если мы воспитаем девочку в духе нашей веры, пошлем ее назад во Фьордландию и поможем завоевать трон, с языческими войнами будет покончено. Надежда на мирное решение конфликта стоит того, чтобы рискнуть.

— А если она никогда не склонится перед нами? — засомневался худощавый гость. — Насколько разумен этот план? Насколько велика вероятность успеха? Не принесем ли мы новых жертв только потому, что не желаем признать, что совершили ошибку?

— Не убивать детей — это не ошибка! — решительно ответил Леон. — Дадим им возможность повзрослеть. Время покажет, кто они на самом деле и насколько полезными могут оказаться. Это касается как Гисхильды, так и Люка. А теперь можешь идти.

Посетитель слегка поклонился.

— Увидимся в новолуние. Я позволю себе задать эти вопросы и там.

Леон задумчиво глядел вслед гостю. Нужно как следует подготовиться к собранию. Если там решат, что дети представляют опасность, всей его власти не хватит на то, чтобы спасти их жизни. Может быть, худощавый рыцарь прав? Или в нем говорит желание отомстить, а вовсе не благоразумие?