Меч эльфов

Это сделали соловьи

Галечного пляжа огромного лесного озера они достигли с последними лучами солнца. Юливее потянулась в седле. Три корабля черными силуэтами виднелись на фоне серебристо-серого неба. С длинными, развевающимися на ветру флагами они выглядели очень красиво.

Неподалеку волшебница обнаружила несколько пасущихся коней. Глубокие борозды, оставленные лодками на берегу, свидетельствовали об успехе врагов. Они пришли слишком поздно! Рыцари ордена победили. Во всей округе у Железного Союза не было ни единого корабля. Теперь им не догнать похитителей.

— Они остались так близко к берегу, чтобы посмеяться над нами, — с горечью произнес Фенрил. — Наслаждаются триумфом.

Король Гуннар вошел в воду до самых бедер. В отчаянии он рвал на себе волосы.

— Назовите вашу цену! Скажите, чего вы хотите! — кричал он в сторону кораблей. — Только не отнимайте ее у меня!

Тирану подъехал к ним. Он протянул Фенрилу белую рубашку, пропитанную кровью.

— Мои люди нашли это на берегу.

Фенрил скомкал рубашку и затолкал ее в седельную сумку.

— Ему этого видеть не следует.

— Покажите мне моего ребенка! — кричал Гуннар.

Его сильный, привыкший приказывать голос звучал очень резко. Юливее он всегда нравился. Многие эльфы считали его неотесанным варваром. Но ей он напоминал своего предка Мандреда, который когда-то пришел с Фародином и Нурамоном, чтобы вытащить ее из искендрийской библиотеки.

Она спешилась и вошла в воду. Стараясь утешить, положила руку на сильное, покрытое шрамами плечо.

— Идем, друг мой. Мы еще увидим Гисхильду. Они назовут нам свои условия для обмена военнопленными. Совсем скоро.

Гуннар обернулся к ней. В бороде сверкали капельки слез.

— Я ведь всего лишь хочу взглянуть на нее хоть одним глазком. Понимаешь? Только посмотреть, как она. Я не дурак, знаю, что они мне ее не отдадут. Но если бы мне предоставили хоть час… Я бы позаботился о том, чтобы сюда принесли всех выживших на поляне — за один час рядом с ней. — Он глядел на нее полными отчаяния глазами. — Это ведь немалая цена за то, чтобы только увидеть ее, правда?

Вид этого охваченного горем здорового воина, от которого несло кровью убитых врагов, тронул Юливее больше, чем она считала вообще возможным. Всплыли загнанные в дальние уголки памяти воспоминания о том, что рыцари ордена Древа праха сделали ее народу, свободным жителям Валемаса. Все, кого она когда-либо любила, были уничтожены. Своей жизнью Юливее была обязана приветливому джинну, спасшему ее от поджигателей. Нет, она не в состоянии сказать Гуннару правду. Служители Тьюреда не дадут ему увидеть Гисхильду. Они хотят, чтобы он терзался и сомневался. Малышка потеряла много крови, это точно. Может быть, она уже мертва. Гуннар этого никогда не узнает. Пока у него остается надежда, он будет хорошим партнером в переговорах.

— Отдать им пленных было бы по-рыцарски, — тихо произнесла она, не в силах рассказать ему, какую игру предлагают ему рыцари Церкви Тьюреда.

Теперь они нашли слабое место Гуннара Дуборукого, гордость которого не могли сломить на поле брани. Юливее вспомнила обо всех жестоких битвах за Друсну. Несмотря на отчаянное сопротивление, они теряли землю пядь за пядью. И рыцари ордена не гнушались даже убивать детей, воспитанных для того, чтобы воспевать хвалу их бессердечному Богу. Эльфийка издалека наблюдала за тем, что происходило на мосту у Бресны после того, как была взята приступом Мерескайя. У этих чертовых рыцарей не было никакого уважения к жизни. Они мало ценили даже собственную жизнь! Сколько рыцарей погибло сегодня на поляне только для того, чтобы причинить горе одному-единственному человеку, не знавшему сейчас, жива ли его дочь! На что надеяться королю, если у него такие враги?

Гуннар неглуп и очень скоро поймет, что произошло. Тогда ему придется принять решение… и он сломается. Слуги Тьюреда заставят его выбирать между дочерью и союзом с Друсной. И неважно, что он решит, — ему уже никогда не стать тем гордым королем-воином, каким он был раньше. Юливее хотела бы подарить ему мир. Но на это не хватит и всей ее колдовской силы.

— И что бы ты делал в течение этого часа со своей дочерью, если бы священники выполнили твое желание?

Король удивленно посмотрел на нее. Очевидно, мысленно он был где-то далеко. А потом печально улыбнулся.

— Я сидел бы у ее постели и держал за руку. А еще я спел бы ей песню, которую любили они с братом, когда были еще совсем маленькими. В ней идет речь об их предке Мандреде. О том, как он обрел своего потерянного сына и как пил на спор с заколдованным дубом. Целую повозку винных амфор разбил Мандред у корней дерева, чтобы увидеть, как оно опьянеет. Кажется, только вчера сидел я у ее постели…

Король не договорил и в бессильной ярости сжал кулаки. Юливее обняла его. Он был высок, она не доставала ему даже до подбородка. И тем не менее сейчас он был беспомощнее ребенка. Она чувствовала на шее его горячее дыхание.

— Почему… — пробормотал он. И внезапно выпрямился, мягко высвободившись из объятий. — Спасибо, — прошептал он, указывая на берег. — Им не нужно видеть меня таким.

Юливее проследила за его взглядом. На узкой прибрежной полосе расположились более двух сотен всадников. Некоторые завели своих лошадей в воду. На большинстве из них были блестящие черные доспехи всадников князя Тирану. Что-то темное коснулось душ эльфов Ланголлиона при власти Алатайи, матери Тирану. Неважно, как будет вести себя Гуннар, они никогда не увидят в нем короля. Они бились не за Друсну или Фьордландию, а сражались потому, что ненавидели Церковь Тьюреда. Может быть, отчасти из-за того, что боялись гнева Эмерелль, не простившей им предательства в Теневой войне, вызванной предательством Алатайи, в которой эльфы Альвенмарка бились друг против друга, а драконы еще раз вернулись на свою старую родину. Это было давно, но у эльфов иное чувство времени. Нет, всадники Тирану бились точно не за Гуннара. Они на всех людей смотрели с презрением — и на врагов, и на союзников, — и пришли только затем, чтобы смягчить гнев Эмерелль и смыть пятно предательства.

Внезапный звук заставил Юливее обеспокоенно поглядеть на корабли. Какой подлости им ожидать теперь? Весла с одного борта были спущены и вспенивали черную воду. Галеры лениво плавали вокруг.

Аромат ладана донесся до берега. Был там и еще какой-то неприятный запах, почти заглушённый ароматом древесной смолы. Роскошные суда дышали духом Девантара — от них исходил запах серы! Юливее непроизвольно вздрогнула.

Галеры выплюнули длинные языки пламени. Над тихими водами прогремел почти ощутимый удар грома. Тени летели им навстречу. Лошади на берегу заржали. Из носовых возвышений валил дым, а легкий бриз превратил его в знамена.

Юливее услышала, как стали трескаться деревья, увидела лошадь, разорванную пушечным снарядом, как будто ее ударил дракон.

— Назад, в лес! — закричал Фенрил, перекрикивая шум.

Большинство всадников уже развернули коней. Бородатый фьордландец из личной гвардии Гуннара закачался в седле и нагнулся, чтобы поднять свою оторванную руку.

Волшебница почувствовала, как что-то теплое побежало по ее щеке, словно лицо забрызгал летний дождик.

— Гуннар, идем! — закричала она, не отрывая взгляда от творящегося на берегу ужаса.

Король не ответил. Фенрил махал ей рукой, что-то крича, но голоса его не было слышно за грохотом пушечных выстрелов.

— Скорее!

Юливее обернулась, хотела схватить Гуннара за руку, но короля рядом с ней не было! Она озадаченно посмотрела на берег.

Вдруг что-то коснулось ее колена. В воде, слегка покачиваясь на волнах, лежало массивное тело повелителя. Вытянутая рука в ритме волн касалась ее колена. Темными облачками по воде, серебристо поблескивавшей в лунном свете, расходилась кровь.

Юливее хотела закричать, но с губ ее не слетело ни звука. От шока она не могла вымолвить ни слова, лишь опустилась на колени и провела рукой по шее короля, словно руки могли нащупать что-то иное, не то, что видели глаза. Почти ослепшая от слез, она продолжала поиск в воде. Головы Гуннара нигде не было, ее раздробил пушечный выстрел.

Эльфийка вскипела от ярости, которая поднималась из живота, зажигая кровь, прогоняя все иные мысли. Она нащупала длинный узкий деревянный футляр, висевший на поясе среди флейт.

Замок открылся с негромким щелчком. На красном бархате лежала черная флейта, сделанная из Филанганского обсидиана. Она играла на этом инструменте всего один раз. Темная сила магии, жившая в этой флейте, так испугала ее тогда, что она больше не касалась этого инструмента. Эльфийка ощущала ярость всех воинов, павших когда-то в Филангане, и пламя вулкана.

Каменная флейта тепло грела ей руку. Играя на ней, Юливее передавала мелодии, сплетавшейся с магией земли, всю свою ярость и боль. Из ночной темноты родилась пылающая искра размером не больше светлячка. Она слушалась движения флейты, танцевала, пряла изящный узор. Появлялось все больше тонких линий, они переплетались друг с другом, создавая образ птицы. Затем творение света разделилось. Два соловья из оранжево-красных искр расправили свои огненные крылья.

Юливее вбирала в себя силу земли, свежепролитую кровь, силу флейты и песни. А затем добавила жгучего гнева. Она дала магии больше свободы, чем ожидала.

Соловьи полетели друг к другу, сплелись воедино, а когда разлетелись, их стало четверо. Юливее почти не осознавала, что слышит тихий треск. Одежда ее стала жесткой. Изо рта вылетали белые облачка пара, тонкая корочка льда затянула воду и стала наступать на озеро.

Горячая ярость волшебницы не позволяла ей ощущать ни холод льда, ни жару, исходившую от пламенных крыльев птиц. Теперь их было больше дюжины, и их число увеличивалось с огромной скоростью.

Когда мелодия достигла апогея, лед вокруг Юливее достиг уже нескольких дюймов в толщину.

Внезапно она оборвала мелодию, вытянула руку и указала на большой корабль.

— Летите, дети мои, летите! Ищите черный дар Девантара! — посиневшими губами прошептала она.

Снова взревели пушки на кораблях. На берегу давным-давно никого не было. Ядра летели в подлесок.

Соловьи превратились в стаю светящихся точек, оставлявших за собой огненный след, и исчезли в серном дыму, висевшем над водой.

Юливее услышала сигнал тревоги. Лед по-прежнему все больше покрывал озеро, хотя она давно уже закончила плести свое волшебство. Девушка прикрыла глаза: она и так чувствовала, что происходит.

Пламенные птицы кружили вокруг мачт. Одна из них ринулась вниз. Ее крылья коснулись кожаного порохового картуза, висевшего на перевязи у аркебузира. Как горячий нож режет лед, так резали крылья кожу. Маленькие пороховые заряды взрывались. Стрелок принялся кричать и махать руками, пытаясь прогнать птицу. Юливее чувствовала его боль, возникавшую там, где крылья соловья касались его.

Другая птица ринулась на покрытое сажей жерло пушки. Там, где она села, расплавился металл. Канонир, только что зарядивший пушку, глядел на огненную птицу широко раскрытыми глазами. С пушки, словно вода, стекал золотой металл. А затем видение поглотил взрыв.

Светлый язык пламени вырвался из ватной завесы. Раздавался треск взрывов остальных пороховых картузов. В дымовой завесе появлялись большие дыры. Кричали мужчины; Юливее увидела, как кто-то, объятый пламенем, прыгнул за борт. Огонь лизал поднятые паруса и канаты такелажа. Балдахин на корме занялся желтым пламенем. От следующего сильного взрыва вздрогнул ледяной панцирь, с треском продолжавший утолщаться.

Два маленьких корабля пытались уйти от вцепившегося в них льда. За борт выпрыгнули мужчины с алебардами и топорами, стали молотить холодный панцирь, схвативший воду.

Юливее была словно в трансе, оставаясь безучастной, как будто смотрела чей-то чужой сон.

Прозвучал залп аркебуз — вокруг нее взметнулись фонтаны ледяных брызг.

А потом раздался мощный взрыв. Гром, казалось, ударил Юливее в живот, словно огромный кулак. Соловьи добрались до порохового склада. Дымящаяся мачта, подобно копью, врезалась в лед всего в паре шагов от нее. Среди дымящихся обломков лежали странно скрученные человеческие тела, будто марионетки, у которых отрезали ниточки.