Магазинчик грешницы. Забудь меня… если сможешь

Глава 4 Грезы

Ева

После разговора с Томом, я прогуливаюсь по улочкам Илларии.

Сегодня один из последних тёплых вечеров и мне хочется поймать за хвост уходящее лето.

Возвращаться домой нет никакого желания. Теперь чердак напоминает мне о темноглазом лорде, и эти мысли оседают на моих губах горьким пеплом.

Орнуа прав, кроме меня, некому будет рассказать аристократам о подлости Анриетты. Фамилия Орнуа не звучала, и свидетели этого грязного спектакля даже не знают, кем были те самые леди и лорд.

Но Рэйнхарт не понимает, что меня бы и так не стали слушать. Слово грешницы, против слов компании влиятельных леди? Даже не смешно.

Да и с кем мне там разговаривать? Аристократы списали меня, как расходный материал. Подумаешь, сломанная жизнь какой-то провинциалки. Да кому до неё какое дело?

Погруженная в мысли, добредаю до готического особняка. Он стоит на отворотке между площадью Искупления и тихой респектабельной улочкой. Напротив — ресторация «Праведные грёзы».

Большие окна ресторации горят уютным рыжим цветом. Своим видом они словно дразнят заколоченное угрюмое здание. За идеально чистыми стёклами хорошо видны богатые леди и лорды. Их смех, томные взгляды, блеск драгоценностей и кокетливые улыбки.

Возможно, и темноглазый лорд сейчас там со своею дражайшей супругой.

Отворачиваюсь и рассматриваю силуэт особняка, плавно погружающегося в густые сумерки. Чудище с балкона задумчиво рассматривает меня в ответ. Мне кажется, ему тоже одиноко.

На двери и окнах нижнего этажа — ставни, поверх которых неаккуратно набиты доски. Эти окна кажутся довольно большими, и я представляю, что могла бы использовать их как витрину.

Интересно, кем были хозяева этого дома?

Обхожу здание по кругу, касаясь ладонью прохладных тёмных камней.

С обратной стороны окна расположены выше, но так же надёжно заколочены. Краем глаза улавливаю блик и не сразу понимаю, что это свет из маленькой щели в массивных ставнях.

Просто так мне туда не дотянуться. А вот если забраться на узенький уступ и подтянувшись, встать на носочки…

Заглядываю в щель, откуда идёт слабое свечение, вглядываюсь, но мне не удаётся ничего рассмотреть. Я уже собираюсь спрыгнуть на землю, как глаз выхватывает огонёк свечи, плывущий в полутьме комнаты.

Там кто-то есть…

Огонёк опускается, высвечивая белый силуэт.

Сглатываю, потому что во рту пересыхает.

Стоп, Ева. Ты уже слишком взрослая девочка, чтобы верить в призраков… живущих в тёмных готических особняках с заколоченным входом и окнами…

Да ну… бред какой.

И всё же ладони неприятно потеют, а сердце начинает стучать у самого горла.

Призрак тем временем опускается в кресло, и огонёк высвечивает худое измождённое лицо немолодой женщины.

Может ли быть, что это…

Пальцы соскальзывают, и я, не удержавшись, падаю с невысокого уступа.

Тусклый свет в щели гаснет.

Ну уж нет. Так просто я не уйду.

Поднимаюсь, вытягиваюсь на носочках и уверенно стучу кулаком в ставню.

— Уважаемая! Мне очень нужно с вами поговорить!

Тишина.

— Я понимаю, что вы не хотите общаться… — немного повышаю голос, чтобы меня было слышно. — Но уже завтра в полдень сюда придут клерки ссудной конторы! И придут они вместе со стражей! Потому что истекает срок вашей долговой расписки! Завтра это здание отойдёт ссудной конторе! Понимаете?

Тишина…

— Послушайте! Я просто хочу с вами переговорить! — в голове лихорадочно щёлкают мысли. Я стараюсь одновременно проанализировать ситуацию и подобрать слова. — Мне очень нравится ваш особняк, и, возможно, я бы смогла не только погасить ваш долг… но и выплатить некую сумму вам лично!

Тишина.

— Эй? Вы меня слышите? — сама вслушиваюсь в тишину. — Эй! Я не буду стоять здесь до ночи! Если вам неинтересно моё предложение, то я…

Чья-то рука хлопает меня по плечу.

Вскрикиваю, отскакивая к стене.

— Да тише вы! — бледная женщина прикладывает палец к губам и жестом показывает мне следовать за ней.

Эээ… это как это она здесь оказалась?

Женщина тем временем сворачивает за угол, проходит дальше и ныряет под арку, ведущую на другую улочку. Внутри арки она резко сворачивает и входит в неприметную дверь.

Не отстаю и вхожу следом. Женщина закрывает дверь на засов, зажигает лампаду и шагает по узкому коридору, устланному ковровой дорожкой.

Коридор заканчивается несколькими ступеньками и дверью, за которой обнаруживается просторная полупустая гостиная. Мы в особняке?

— Проходите сюда, здесь будет удобнее разговаривать, — она жестом указывает мне на большой диван и аккуратно вешает на спинку соседнего кресла свою тёмную накидку. — Простите, не могу предложить вам чай. Сами понимаете, от огня будет слишком много света.

Присаживаюсь на край дивана.

— Я леди Милс. А вы, вероятно…

— Леди Тайлин, — она изящно присаживается напротив. Её спина идеально прямая, а взгляд печален. — Так, говорите, завтра истекает срок долговой расписки?

— Да. И по ней ваш особняк отойдёт ссудной конторе.

— Как же я могла это упустить… — удручённо качает головой и прикладывает ладонь к губам

— Простите, что лезу не в своё дело, но… как я понимаю, вы жили здесь тайно, чтобы избегать встреч с долговыми клерками? Верно?

Грустно кивает.

— Боялась, что меня найдут и потребуют погасить ссуду, — прикладывает руку к сердцу. — Такой позор… такой позор…

— Леди Тайлин, а могу я поинтересоваться размером вашего долга? Вы же знаете, сколько именно должны ссудной конторе?

— Я? Это всё мой муж… он надеялся излечиться и последнюю ссуду взял под залог особняка.

— Так у вас есть эти бумаги? Та самая долговая расписка, она у вас?

— Муж всё хранил в своём кабинете… если хотите, можем подняться туда и поискать вместе. Хотите? — она выглядит по-детски наивной, несмотря на возраст.

— Конечно, — уверенно киваю, и следующие полчаса мы вместе роемся в стопке документов, вытащенной из потайного сейфа.

Да-да, сейф она открывала прямо при мне.

Подозреваю, что прежде всё держалось на её муже, а когда его не стало, то леди оказалась слишком беспомощной и не приспособленной решать сложные житейские вопросы.

— Кажется, это оно! — протягивает мне документ, в верхней части которого каллиграфическим почерком выведено знакомое название и адрес ссудной конторы.

Внимательно вчитываюсь.

— Здесь указано, что вы брали ссуду в сто тысяч эке. И было это два года назад.

— Так и есть.

Хочется присвистнуть. Сто тысяч даже с учётом процентов… против трёхсот двадцати, которые намеревается выручить за этот особняк ссудная контора. Нехило, конечно.

— Если я правильно понимаю, то вы перестали выплачивать долг восемь месяцев назад и за это время набежал солидный процент за неуплату, — бормочу себе под нос. — Если вычесть то, что вы успели выплатить за шестнадцать месяцев и прибавить долг с учётом неустойки за просроченные выплаты… то мы узнаем, сколько вы остались должны ссудной конторе…

Поднимаю взгляд, натыкаясь на округлившиеся глаза хозяйки особняка.

— Что-то не так, леди Тайлин?

— Вы рассуждаете, как мужчина. Никогда не слышала, чтобы леди разбирались во всех этих мужских штучках.

— Мужских штучках? — непонимающе.

— Да… все эти вычесть и прибавить, какие-то проценты… вы так говорите, словно в этом нет ничего сложного.

Ах вот оно что. Улыбаюсь.

Выходит, не такая уж я необразованная.

— Простите, что лезу с личными вопросами, леди Тайлин… но, как оказалось, что вы остались без средств?

— Ох… это просто злой рок! — взволнованно прижимает к груди обе ладони. — Сначала мой муж проиграл большие суммы в дархаш. Уже тогда нам пришлось распродать часть имущества и почти все мои драгоценности. А затем муж заболел багряной лихорадкой, и нам потребовались деньги, чтобы его вылечить. Епископ уверял, что наисвятейшая вода сможет подарить исцеление… но ведь она исцеляет только праведников! Моему мужу не помогло. Он не смог замолить свои грехи и покинул наш мир, оставив меня с долгами.

Какой, однако… «ненадёжный» механизм лечения…

— Выходит, это ваше единственное жильё?

Печально кивает.

— Леди Тайлин, как я уже сказала, завтра в полдень по условиям долга, этот особняк отойдёт ссудной конторе. Но если вы согласитесь продать его мне, то я позабочусь о жилье для вас. Скажем, обеспечу вас комфортными апартаментами в соседнем квартале и добавлю сверху десять тысяч эке. Вас бы устроил такой расклад?

— Леди Милс, этим вы спасли бы меня от позора!

Рэйнхарт Константин Орнуа

Образ взбешённой Лоривьевы преследует меня весь оставшийся день. Казалось бы, после её выходки я должен быть в ярости, но вместо этого меня тянет глупо улыбаться.

Когда впервые увидел её на пороге своего особняка, меня развеселила её дерзость. Она не опускала томно взгляд, не трепетала ресницами, не пыталась соблазнять… её гордо поднятый подбородок слишком сильно контрастировал с залатанным мокрым платьем.

На фоне приторных улыбок и отточенных движений других леди Лоривьева выглядела настоящей. Живой. Словно глоток свежего воздуха в душном подземелье.

Она дрожала от холода, а мне до судорог хотелось самому снять с неё то промокшее платье.

Я опасался, что Ева захочет долгую подготовку к пышной свадьбе, и придумывал аргументы, чтобы убедить её ускорить наш брак… но чего я не ожидал, так это её отказа… и последовавшей за этим оскорбляющей скандальной выходки.

— Милый, я готова.

Анриетта выплывает из своей спальни и идёт к моей постели. Ложится на спину ровно по центру.

Как предписано конами Варрлаты.

На ней пышная, как колокол, шелковая сорочка в несколько слоёв, отделанных оборками и кружевами. Сорочка закрывает всё тело, оставляя открытыми лишь ступни, голову и ладони.

Анриетта свято чтит коны Варрлаты, по которым муж не может видеть жену обнажённой.

Задуваю свечи. Скидываю одежду и надеюсь, что сегодня боги подарят мне будущего наследника.

Когда касаюсь тела супруги, она начинает усердно молиться.

Меня всегда это раздражало… но именно так предписано поступать благородным леди.

Выдыхаю.

Эти бормотания сбивают мужское желание. У меня нет настроения, но… мне отчаянно нужен наследник.

Если зверь доберётся до меня, то род Орнуа прервётся.

Я не могу подвести короля. Не могу подвести своих предков. Не могу подвести память отца и нарушить данные ему обещания…

Прикрываю глаза и представляю рыжие кудри, что падают на лицо с золотыми точками.

Лоривьева поднимается на своей маленькой соломенной постели и откидывает их раздражённым жестом. Смотрит на меня недовольно из-под золотистых бровей.

Мысленно опрокидываю её обратно и заставляю вспомнить, как она стонала мне в губы, когда осталась наедине со мной в той карете.

В паху болезненно пульсирует желание. Разливается под кожей острым жаром. Сводит внутренности сладкой судорогой.

— Рэйнхарт! — Анриетта сбивается с молитвы и её томный стон разрушает мои грёзы…

Зажмуриваюсь и начинаю себя ненавидеть.

Снова.