Магазинчик грешницы. Забудь меня… если сможешь

Глава 25 Заданные вопросы

Рэйнхарта Константина Орнуа

— Вам тоже нужно торопиться, милорд…

Понимаю, что Лоривьева права, и позволяю ей от меня сбежать.

Наблюдаю, как мои люди исчезают следом за ней в особняке.

— В Управление Правопорядком, — хрипло.

Карета трогается, а я запрокидываю голову на спинку сидения, прикрываю глаза и сглатываю.

Я всё ещё ощущаю возле своего виска её дыхание.

От особняка Лоривьевы ехать совсем ничего, поэтому уже через несколько минут я спешу по лестнице лекарского крыла управления вслед за своим осведомителем.

— Как он? — обращаюсь к бледному лекарю.

— Жив, милорд, да только не знаю, выкарабкается ли? Лорд Керн только начал в себя приходить, пару раз даже глаза приоткрыл, а потом целебный настой выпил да едва не помер…

Приходится ещё долго выяснять все детали. Кто входил, кто мог подсыпать яд, куда смотрела многочисленная охрана и множество других вопросов, которые занимают у меня почти всю ночь.

Вернуться домой удаётся лишь перед самым рассветом. К этому моменту моё тело ломит от усталости, а колено болезненно ноет, вынуждая меня прихрамывать.

Я мечтаю затеряться между мягкостью перины и воздушным, как облако одеялом, но вместо вожделенного сна ощущаю лишь разъедающую холодную пустоту.

«Спит сладко грешница в своей постели… »

Я бы многое отдал за ночь с ней.

Целую ночь… с ней.

Хотя бы одну ночь.

Возможно, это бы вернуло мне внутреннее равновесие и способность трезво мыслить.

Тусклые лучи пробиваются сквозь щели в тяжёлых занавесках. Камин совсем потух, и воздух в комнате остыл.

Сколько я спал? А впрочем, неважно. Одеваюсь и спускаюсь к позднему завтраку.

— Дорогой? — с лёгким удивлением восклицает Анриетта и расплывается в слащавой улыбке. — Праведного утра!

— Милый мой, как же редко ты в последнее время разделяешь с нами трапезу. Я и не помню, когда ты в последнее время завтракал с нами, — матушка.

Именно поэтому я и могу позволить себе этот завтрак. Никто не ждал меня здесь увидеть.

— Праведного утра, — присаживаюсь во главу стола и одобрительно киваю, когда лакей предлагает отрезать для меня кусочек горячей запеканки. — Какие у вас планы?

Всматриваюсь в родные глаза матери, раздумывая: могла ли она быть в курсе того, что за моей спиной делает её невестка. Я ведь всегда был терпелив к её капризам и достаточно обеспечивал… не так ли?

Или нет?

Предательство меня давно не удивляет, хотя это никогда не бывает безболезненно. И всё же одно дело, когда предают не родные люди, а другое — предательство внутри семьи. Отец ошибался, когда учил доверять только близким. Никому нельзя доверять.

— Дорогой, раз ты сегодня с нами, то было бы замечательно вместе отправиться в храм на полуденную мессу. Ужасно неприлично, что нам с Анриеттой приходится так часто появляться без тебя. Злые языки уже начали распускать об этом глупые домыслы.

— Что вы будете делать после мессы? — игнорирую её слова про сплетни, потому что это меньшее из всего, что меня сейчас беспокоит.

— После храма все благородные леди отправятся на праведное собрание в особняк леди Маноли, — слово «благородные» матушка подчёркивает особой интонацией.

Маскирую ухмылку за вежливой, ничего не значащей улыбкой. С каких пор благородство стало синонимом ханжества?

Но то, что леди будут заняты, мне на руку, а в храм я и сам планировал заглянуть.

— Готов выслушать тебя, послушник божий, — открывает шторку исповедальной кабинки священнослужитель.

— Наисвятейший, мне нужно знать, может ли церковь пойти на одобрение развода в особых обстоятельствах.

— Варрлата не признаёт разводов. Это всем известно.

— Что, если супруга не способна понести ребёнка? Допустим, у некоего лорда будет официальное заключение лекарей, в этом случае церковь могла бы сделать для него исключение?

— В конах подобного не описано. Коны есть глас богов, снизошедший до нас через наисвятейших служителей Варрлаты, а кто мы такие, чтобы обсуждать глас богов?

— А если от этого зависит сохранение одного из древних родов? Если церковь не пойдёт навстречу, то род прервётся.

— На всё воля богов, послушник. Надо больше молиться, строго блюсти коны Варрлаты и помнить, что наисвятейшая вода исцеляет праведников от любых хворей.

— Не заметил, чтобы хоть у одного гвардейца после сражения отросли новые ноги или руки, — не удаётся скрыть злой сарказм.

— Я уже сказал, что на всё воля богов. Вам придётся смириться с наисвятейшими правилами.

— Коны миролюбия церкви Анхелии допускали проведение обряда расторжения венчания в особых случаях!

— Как смеете вы упоминать иноверцев в святом храме?

С каких пор старая церковь считается иноверцами? Злюсь, но заставляю себя контролировать голос. Подобные споры ни к чему:

— Прошу прощения, наисвятейший. Не смею более занимать ваше драгоценное время.

Покидаю храм в мрачном настроении, оставляя матушку и Анриетту в компании других «благородных» леди.

Правила… правила… правила…

К демонам их правила.

Нужно возвращаться домой. Мысль о фальшивом письме не даёт покоя, и мне не терпится получить хоть какие-то ответы.

Как так вышло, что до вчерашнего вечера всё казалось понятным и вполне очевидным?

Девушка, которая изначально отказала мне в предложении о браке, выбрала другого мужчину. Моя попытка сманипулировать ситуацией, объявив её своей невестой, не остановила её, и рыжая нимфа упорхнула вместе со своей непосредственностью и дорожками золотистых веснушек.

Но, так как леди Милс мне ничего не обещала и не давала повода надеяться на наше с ней совместное будущее, то мне даже нечего было ей предъявить.

Кроме одного… Того, каким способом она это сделала.

Вместо того чтобы поговорить со мной и заранее обсудить свои намерения, она сбежала прямо из дворца в духе тех глупых ветреных девиц из любовных поэм, кои обожают многие леди. Её выходка вызвала насмешки в мой адрес и упрёки в распущенности самой леди Милс.

Я списал это на юность и наивность Лоривьевы. И заставил себя вычеркнуть её из своей жизни. Тем более после того, как она вернула подарок вместе с признанием в чувствах к Эмильену.

Воспоминания о ней стали вызывать раздражение, а постоянные упоминания Эмильена о том, что юная леди Милс от него без ума, порождали непреодолимое желание сломать ему ещё несколько костей.

Тем отвратительнее выглядела её жалкая попытка возобновить общение, после того как Эмильтон отказался заключать помолвку.

Словно я жалкий щенок, которого можно прогнать, когда он не нужен, или позвать, если снова стало скучно.

Хотя в случае с леди Милс причиной, очевидно, служили деньги. Она явно нуждалась в обеспечении, которого по каким-то причинам не получила от Эмильена.

Чтобы не совершить очередной ошибки, я заставил себя выкинуть леди Милс из своих мыслей и вполне успешно с этим справлялся… до тех пор пока снова не увидел её в той лавке.

— Ханли, мне нужно с тобой поговорить.

Ханли работает у меня не более года и не прислуживает лично ни моей матушке, ни Анриетте. К тому же в отличие от некоторых слуг, она постоянно проживает в особняке. То, что нужно, чтобы начать задавать вопросы.

— Да, господин, — горничная отрывается от чистки камина и встревоженно встаёт, вытирая ладони о передник. — Что-то не так?

— Ты же помнишь леди Милс?

Немного смущается, но утвердительно кивает.

— Вспомни тот день, когда она ушла из моего дома, и расскажи по порядку всё, что ты помнишь.

Дыхание Ханли учащается, а с лица схлынывает краска.

Очень интересно. И что это значит?

— Ханли, мне нужно знать всё. Каждую маленькую деталь. Поэтому не пытайся что-то утаить или солгать… иначе я тебя накажу.

Я блефую, потому что не наказываю слуг, но Ханли падает на колени и испуганно прикладывает руки к груди

— Милорд! Не губите…

— Говори.

— Ваша матушка запретила что-либо обсуждать и обещала наказание каждому, кто раскроет рот, — шёпотом.

Оборачиваюсь и убеждаюсь, что обе двери в комнату плотно закрыты, значит, нас не услышат. И всё же я понижаю голос, стараясь говорить тише:

— Не испытывай моё терпение, Ханли. Если расскажешь всё и не солжёшь, то я обещаю тебя защитить.

— Я видела не так уж и много, — нервно сглатывает. — Меня разбудил какой-то шум и голоса. Было ещё очень рано, за окном только зарождались предрассветные сумерки, а в такое время все должны спать. Я забеспокоилась и осторожно выглянула в холл проверить, что происходит, — она в очередной раз отирает ладони о передник. — Я видела, как личные горничные вашей матушки выносили какие-то вещи, а испуганная служанка леди Милс пыталась их остановить, но её придерживал Леонио. Ваша матушка следила за всем этим.

— Горничные выносили вещи леди Милс? Верно?

— Да, — кивает, нервно заламывая руки. — Шёл дождь, и они выкидывали всё прямо в лужу перед крыльцом, а затем туда же вытолкали и эту маленькую служанку леди Милс. Она была в одном платье, милорд, а на улице тогда было довольно холодно. Мне до сих пор стыдно, что я проявила слабость и побоялась ей помочь.

— А сама леди Милс? Что делала она? — стараюсь сдерживать холодный тон.

— Не знаю. Простите, я не видела её, — поднимает на меня умоляющий взгляд. — Это всё, что я знаю. Но если ваша матушка узнает, что я вам рассказала…

— Я сказал, что смогу защитить тебя, но в твоих же интересах молчать о нашем разговоре. Это ясно?

— Конечно, милорд! — интенсивно кивает.

— Ты помнишь, кто в ту ночь был на охране ворот?

— Фир Савро Лука. Я хорошо это помню, потому что хотела узнать у него, что там случилось, а он отругал меня за то, что сую свой нос куда не следует и отвёл к вашей матушке… — резко замолкает и хмурится. — Не знаю, имеет ли это значение, но ещё в то утро к нам заезжала леди Орнуа, то есть тогда ещё леди Бертан. Ваша супруга… будущая.

— Анриетта приехала сюда тем же утром, когда слуги выкинули вещи леди Милс, я правильно понимаю? — приходится уточнять, чтобы не упустить детали.

— Да.

— В какое время это было?

— Рано, очень рано. Меня это удивило, потому что обычно леди в такое время ещё спят. Хотя ваша матушка в то утро тоже не спала.

— Спасибо, Ханли. Если вспомнишь что-то ещё, не стесняйся подойти ко мне. Хорошо?

— Да, милорд.

Савро нахожу возле конюшен и показываю ему идти за мной, направляясь в уединённую часть сада, чтобы нас случайно не услышали.

— Савро, сколько лет ты здесь работаешь?

— Пять, милорд.

— Скажи, я мало плачу тебе?

— Нет, милорд. Вы очень щедры.

— Возможно, я плохо к тебе относился? Незаслужено наказывал?

— Нет, что вы, милорд, мне грех жаловаться…

Савро ожидаемо начинает нервничать и опускает взгляд.

— Тогда почему ты считаешь, что в моём доме от меня можно что-то утаивать? — останавливаюсь и разворачиваюсь к нему. — Смотри мне в глаза, Савро.

Он не ниже меня ростом и шире в плечах, но я чувствую, как тяжело ему поднять взгляд. Он явно чувствует, что где-то провинился, но ещё не понимает где.

— Помнишь то утро, когда маленькую служанку леди Милс, моей бывшей невесты, выдворили из дома?

— Помню, милорд, — отвечает после некоторой паузы и я вижу в его глазах настороженность.

Да, друг мой, я уже что-то знаю, вот только ты не знаешь, что именно и оттого всё больше нервничаешь.

— Меня интересуют все подробности того утра начиная с того момента, как я покинул особняк. Только имей в виду, Савро, за малейшую ложь ты будешь наказан.

— Простите, милорд, — судорожно сглатывает и всё же опускает взгляд. — Было раннее утро. Кажется, даже сумерки. За вами тогда приехал королевский гонец, и вы покинули дом, а спустя некоторое время после вашего отъезда, миледи выгнала из дома служанку леди Милс и приказала мне выдворить её за ворота. Вместе с вещами леди Милс.

— Это всё?

— Да, — неуверенно кивает.

— Скажи, Савро, вещи леди Милс были упакованы в саквояж? — говорю тихо, но не сдерживаю в голосе язвительные нотки, потому что мне не нравится, как он пытается увиливать.

— Нет, милорд.

— Возможно, они были сложены в мешок? — издевательски поднимаю бровь.

— Нет, милорд… они были просто выброшены.

— Тогда почему ты об этом умолчал? Разве я не предупредил тебя о том, что мне нужны подробности?

— Простите, милорд… Я не… Простите!.. — его губы становятся совсем бледными. — Когда я подошёл к входным дверям, то увидел на подъездной дорожке какие-то тряпки. Я не сразу понял, что это были вещи леди Милс. Шёл дождь, и повсюду образовались лужи, а та служанка леди Милс, рыдая собирала вещи, чтобы вынести их за ворота. Мокрые вещи оказались тяжёлыми, поэтому сразу всё унести ей не удалось, но когда все пожитки оказались сложены за оградой, я закрыл ворота и пригрозил прогнать её палкой, если она не уберётся от ворот так далеко, чтобы её не было видно.

— Ты видел в тот день леди Милс?

— Да.

— Слушаю.

— Она появилась позже. Возможно, через час или около того. Пришла пешком. Босиком и в грязи.

— Ещё раз… она что? — мне кажется, что я ослышался.

— Пришла пешком и при этом была неприлично грязной. Грязь была даже на её лице и в волосах.

— Дальше! — чувствую, как всё сильнее пульсируют виски.

— Она просила впустить её, — говорит едва слышно. — Хотела поговорить с вами. Когда я сказал, что вас нет, то она попросила позволить ей поговорить с вашей матушкой… но так как леди Орнуа запретила пускать леди Милс, то я отказал ей. В этот момент появилась её служанка, и они начали о чём-то переговариваться.

— Они ушли сразу после этого или было что-то ещё?

— Они… — он запинается, и я чувствую, как он снова пытается увильнуть.

— Говори, Савро, но помни, что я узнаю, если ты солжёшь.

— Какое-то время они стояли там, — отвечает неохотно. — А ушли после того, как к особняку подъехала леди Бертан.

— Леди Бертан увидела леди Милс. И о чём они разговаривали? — спрашиваю наугад, подталкивая Савро к новым подробностям.

— Леди Бертан говорила… что таким, как леди Милс не место в приличных домах, — едва шевелит бледными губами.

Значит Анриетта, будучи на тот момент лишь гостьей моей матушки, посчитала, что имеет право решать, кому место, а кому не место в моём доме?

Как интересно.

Чувствую, как что-то тёмное и ядовитое растекается по моим венам.

— Савро, прежде ты всегда служил мне верно. Скажи, что помешало тебе прийти ко мне и рассказать о случившемся? Или ты считаешь, что меня не касается то, что происходит в моём доме?

Он мешкает, словно ему нужно собраться.

— У меня не так много терпения, Савро. Говори.

— Это всё для вашего же блага, милорд! Да будут небеса тому свидетели — всё для вашего блага! — начинает тараторить. — Ниорли в доме — позор для всех. И ваша матушка опасалась, что та девица… леди… что она задурманила вам голову своим распутством, поэтому вы можете простить её и вернуть в ваш дом!

Какая забота…

— Слушай внимательно, Савро, — тру переносицу, чтобы унять болезненную пульсацию. — Сейчас ты соберёшь свои вещи и покинешь мой особняк. Больше ты здесь не работаешь. Даю тебе десять минут. И не смей с кем-либо обсуждать наш разговор, иначе я сделаю так, что потеря работы станет меньшей из твоих проблем. Это ясно?

— Да, милорд. Простите, милорд…

— Десять минут, Савро. Время пошло.

После разговора со слугами вопросов становится ещё больше, и единственная, кто может всё объяснить — сама Лоривьева. Больше всего на свете я хочу сейчас услышать её.

Ловлю кэб и направляюсь к особняку леди Милс. В голове крутится вихрь пугающих домыслов, лишая мои лёгкие воздуха, но я запрещаю себе думать о худшем.

— Леди Милс сейчас нет, — меня встречает один из гвардейцев, которых я оставил присматривать за особняком Лоривьевы. — Она только что уехала вместе с леди Флюмберже.

Лори и Флюмберже? Хмурюсь и спешу обратно на улицу.

Роскошный особняк вдовы встречает меня лёгкой музыкой и смехом, доносящимся со второго этажа, где расположена большая гостиная. Взлетаю по ступеням, едва не задевая плечом какого-то седовласого лорда.

— Рйэнхарт, мой милый друг, присоединишься к нам в дархаш? — разливается патокой Эмильен, стоит мне показаться в гостиной.

Игнорирую ублюдка и осматриваюсь. Евы здесь нет, зато замечаю спину вдовы Флюмберже, которая собирается покинуть гостиную через противоположный выход. Спешу за ней и успеваю нагнать в коридоре.

— Миледи, подождите!

— Слушаю, мой дорогой? — она разворачивается, явно сдерживая недовольство, и у меня закрадывается подозрение, что её спешный побег связан с моим появлением.

— Леди Флюмберже, мне нужно срочно найти леди Милс.