Магазинчик грешницы. Забудь меня… если сможешь

Глава 2 Мутная история

Ева

То ли он украл, то ли у него украли,

но была там какая-то мутная история.

Недоразумение.

Он назвал это «недоразумением»!

Это слово со вчерашнего вечера не выходит у меня из головы и крутится, как мантра.

Да он сам одно сплошное недоразумение! Он и его насквозь лживая семейка.

С гулким хлопком выкладываю рулон льняной ткани на прилавок. Резкий звук заставляет вздрогнуть группку фир, что заглянули к нам в лавку этим утром.

Дамы словно чувствуют моё настроение и стараются не подходить к прилавку слишком близко.

Трое из пяти посетительниц, к слову, уже десять минут делают вид, что разглядывают сорочки, хотя пришли сюда явно не для того, чтобы делать покупки.

— Ой, тут такое было! Жаль, я сама не видела…

— Это она? Та самая⁈

Я отмеряю отрезы ткани и делаю вид, что не слышу их перешёптываний.

— Говорят, она леди!…

— Может и леди. А может, и врут. А коли леди, так чего работает?

— Значит, замуж никто брать не хочет…

— А чегой-то её замуж брать не хотят?

Молчаливые долгие взгляды.

— Так понятно чего… говорят, ниорли она…

— Да тише ты!..

Этот шёпот продолжается всё утро. Покупателей в лавке сегодня заметно прибавилось, но приходят они не столько за товаром, сколько поглазеть на «ту самую», которая «то ли леди, то ли не леди, то ли она украла… то ли у неё… но была там какая-то мутная история».

Эти шепотки раздражают, и мне нестерпимо хочется стукнуть чем-то тяжёлым по известно чьим вконец обнаглевшим аристократическим головам.

Новый рулон ткани с гулким стуком хлопается о столешницу, заставляя покупательниц вздрогнуть и временно замолкнуть.

Уже лучше. Моя невыспавшаяся голова остро нуждается в минутке тишины.

— Фира Кларис, вас не смущает, что меня обсуждают? — спрашиваю, когда лавка временно пустеет.

— Лори, у нас продаж за это утро втрое больше обычного, — она стоит на кухоньке и разливает нам чай в узорчатые чашки. — Тебя беспокоит репутация лавки? То, что обсуждают тебя? Или ты печёшься о моей репутации?

Пожимаю плечами.

— Всё вместе. Вы строго блюдёте коны Варрлаты, но до сих пор не сказали мне ни слова. Вас не беспокоит, что они называют меня ниорли?

— Ох, девочка. Мало ты ещё знаешь жизнь. Вроде и мудра не по годам, но многого не понимаешь. Знаешь, почему я постоянно в храм хожу?

— Потому что заботитесь о праведности?

— Потому что в храме много наших покупательниц! С одной поболтаю, с другой, а там, глядишь, каждая и заглянет. В корень надо зреть, Лори! Я тебя вижу и вижу в тебе свет. И мне этого достаточно, — отпивает из своей чашки, а вторую двигает ближе ко мне. — Мик рассказал, как ты защищала его от стражников. Скажи, Лори, кого ты видела перед собой в тот момент? Опасного вора?

— Нет, что вы… он же просто ребёнок. Причём голодный.

— В тебе есть свет, и ты видишь этот свет в других. Ты даришь свет, и он возвращается. Это именно так и работает.

— Со мной не работает…

— Правда? Разве Мика не вернул тебе свет, когда подкинул браслет обратно той белобрысой девице?

Так и есть… браслет Анриетты был бы найден у меня, если бы Мика не заметил того, что она сделала. А когда заметил, то незаметно вытащил его из моего кармана и… вернул законной владелице.

— Мика, а почему сразу не сказал?

— Так всё время рядом кто-то был. Я боялся. Они бы поняли, что я вор…

Мика оказался прозорливым малым. В той суете, что творилась в лавке, я и не заметила подвоха.

К счастью, Анриетта тоже не заметила возвращения собственности. Представляю, как она ах… ах, и удивилась она, когда браслет оказался у неё в кармане!

Губы тянутся в улыбке. На душе становится светлее.

Вот только я понимаю, что расслабляться рано. Нужно думать, как теперь себя защитить. Едва ли милые леди оставят меня в покое. Они могут вернуться. И вернутся они не одни, а с новыми пакостями за пазухой.

Кто знает, что случится в следующий раз, когда рядом не будет того же Мика? Или хотя бы мистера «это было недоразумение» Орнуа.

Пока я не имею ни достаточно денег, ни власти, меня так и будут шпынять. Моя проблема не в том, что леди хитрее и опытнее меня в интригах… а в том, что они не боятся это проворачивать.

Будь у меня какая-то власть, они бы так нагло себя не вели.

И что это значит?

Мне нужны деньги. Много денег. Очень много денег. И связи.

В лавке снова звякает колокольчик, приветствуя новых покупательниц. Вздыхаю и поднимаюсь, чтобы их обслужить.

— Иди-ка, ты домой, Лори, — фира Кларис останавливает меня, положив руку на плечо. — Иди и просто выспись. На тебе лица нет. Бледная и круги под глазами. Завтра тоже отдыхай. За эти пару дней сплетни поулягутся, и мы подумаем, как быть дальше.

— А как же лавка?

— Ну как-то же я раньше без тебя справлялась, — хозяйка самодовольно фыркает и выходит из кухоньки, приветствуя новых покупательниц.

До дома доползаю уже после полудня. Зевая, переодеваюсь в своё старенькое, но удобное домашнее платье и… падаю на соломенный тюфяк, который только притворяется нормальной кроватью.

Ничего не хочу.

Ани ушла по делам. Сэлли укладывает детей на дневной сон. Меня укладывать не нужно, я растекаюсь по соломенной постели без всякой посторонней помощи…

Тело покачивает на волнах усталости, и дремота накрывает тяжестью бессонной ночи, дурацкого вечера… и весьма туманных перспектив будущего.

Прижимаю к себе подушку и представляю, что рядом есть кто-то, кто готов разделить со мной все мои страхи. Тот, кому можно просто положить голову на плечо и по-детски пожаловаться на тот бардак, что происходит в обеих моих жизнях уже несколько лет…

В голове почему-то звучит голос Рэйнхарта.

Вот этот товарищ вообще мимо. Где он и где «понимание», которого мне так недостаёт?

Накрываю голову подушкой, словно это как-то поможет избавиться от назойливых мыслей. Ну хоть дневной свет теперь не мешает.

— Госпожа… госпожа, проснитесь, — взволнованная Сэлли мягко трясёт меня за плечо.

— Что случилось? — шевелиться не хочется. Я и не шевелюсь.

— Там внизу милорд ждёт, хочет с вами поговорить! Милорд Орнуа, госпожа!

Это какими судьбами? Фира Кларис подсказала?

А хотя… не всё ли мне равно? Он не хочет иметь со мной ничего общего. Я тоже от него ничего не хочу. Вчера мы чудесно разобрались с возникшим «недоразумением».

Вопрос исчерпан.

— Скажи милорду, что меня нет, — бормочу, продолжая накрывать голову подушкой.

— Но я уже сказала, что позову вас!

— А теперь скажи, что меня нет.

— Это как? — на полном серьёзе уточняет Сэл.

— А вот так. Испарилась. Сбежала. Выпрыгнула из окна…

— Это окно слишком маленькое, чтобы вы смогли в него пролезть, — хрипловатый голос принадлежит вовсе не Сэлли.

Блин. Он же не поднялся на чердак?

Выглядываю из-под подушки.

Однако, Рэйнхарт очень странно смотрится на фоне нашего с Сэл убежища…

Вообще не вписывается. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Рэйнхарту приходится нагибаться, чтобы как-то поместиться под низкой крышей.

— А… а, находясь здесь, вы, часом, не нарушаете какой-нибудь пункт конов Варрлаты?

— Официально в данный момент я нахожусь при исполнении. А должность обер-прокурора даёт мне некоторые… скажем так, расширенные полномочия, — в уголках его губ появляется едва заметная улыбка.

— Мне казалось, это называется превышением должностных полномочий, — осуждающе прищуриваюсь.

— Возможно. Но хитрость в том, леди Милс, что именно мне решать, так это или не так.

Беспредел.

Рэйнхарт взглядом показывает Сэлли, чтобы покинула нас. Сэл смущённо кланяется и сбега́ет.

Полный беспредел.

Лорд Орнуа берёт единственное плетёное кресло, ставит его напротив моей постели и усаживается туда с видом хозяина.

Прям бесит, когда без спроса берут чужие вещи.

— Вы что-то хотели? — раздражённо поднимаюсь, откидывая со лба кудрявые пряди.

Сажусь на постели, поджав под себя ноги и продолжая обнимать подушку. Она меня успокаивает.

С одной стороны, подушкой можно прикрыть своё неприлично старое платье. С другой — исполнить мечту сегодняшнего утра и стукнуть по голове хотя бы одного аристократа.

— Лоривьева, я хотел извиниться за то, что произошло вчера. Это было…

— «Недоразумение»? — приподнимаю одну бровь, потому что если он сейчас кивнёт, то я таки его стукну. Хотя бы подушкой. Хоть разик. Чтобы хоть немного отпустило.

— Нет… конечно, нет. Не было никакого недоразумения, я прекрасно понимаю, что Анриетта хотела… навредить тебе.

Да неужели?

В смысле: да неужели он не безнадёжен?

— Поэтому я хочу компенсировать тебе… беспокойство, — он бережно берёт мою руку, поворачивает её ладонью вверх, словно невначай проводит пальцем по огрубевшим от ручки ведра мазолям, и вкладывает в мою ладонь увесистый бархатный кошель. — И ещё я хотел попросить тебя нигде не упоминать вчерашний инцидент. Ни сейчас, ни позже. Мне бы не хотелось, чтобы эта история всплыла при дворе.

А нет. Безнадёжен.