Любовь сквозь мрак

Глава 4

Конечно же, мне строго-настрого было запрещено упоминать латынь, не только ее знание, но и ее существование в целом. Так что для всех я была скорее кем-то вроде домработницы. Прибрать в комнате, отнести вещи в прачечную, сбегать в магазин за ингредиентами. Хорошо, хоть не сказал, что я неграмотна. А то, что я появилась здесь лишь в последнем триместре, объяснялось все той же отдаленностью моей родины от Академии и исключительной сложностью пути. Так что, почти как Ломоносов до Москвы, я чуть ли не всю дорогу шла пешком. Только если у Михаила Васильевича это заняло около месяца, то у меня — чуть ли не полгода. Я нашла на карте Традмор, прикинула количество километров. Правда, их сперва пришлось высчитать по жутко неудобной системе измерения. Оказалось, что он хоть и далек, но не так, чтобы идти пешком несколько месяцев. Но Эйден отмахнулся, сказав, что всегда можно отбрехаться срочными делами, которые не дали отправиться в путь в начале учебного года.

Когда я целиком проговорила всю историю, мне самой стало меня жалко.

— И после всех моих жертв ты мне еще и не платишь ни копейки!

— Я не собирался так говорить. Но теперь тебе и правда придется работать бесплатно. Почти как ваши эльфы-рабы.

— Лучше скажи, сколько что у вас стоит: одежда, обучение, услуги, товары…

Он кивнул на мой самодельный блокнот, и я стала записывать.

После лекции по ценовой политике Эйд погонял меня по общим знаниям. Я старалась придерживаться тактики «лучше меньше, да лучше» и не погружаться в детали. Иногда приходилось применять ловкий приемчик ухода от ответа, которым частенько пользовались на практических занятиях наши троечницы с хорошо подвешенным языком. Самым главным было повернуть разговор так, чтобы спрашивающий сам ответил на свой вопрос.

— Тебе впору в политику идти. Там такое ценится, — ворчал Эйден после того, как я испробовала этот метод на нем. — Но придраться не к чему. Если тебе никто не подсыплет сыворотку правды, ты выкрутишься.

— У вас и такое есть?

— У нас разное есть. Но, конечно, не в стенах Академии. Полагаю.

Затем он подошел к двери и снова начал устанавливать свою стену молчания. Когда закончил, обернулся ко мне.

— Готова?

Я замерла. Эта штука должна скрывать громкие звуки. Так насколько же будет больно стирать мою татушку, если он решил, что просто закрытой двери не хватит?

— Это обязательно? — Я кивнула на дверь.

— Если ты не хочешь, чтобы на твои крики к нам на этаж поднялись Бессменные.

— Но Морт ведь… Он выбил гребаную дверь к чертям! — Меня затрясло от страха. Больно будет настолько, что мои крики окажутся громче, чем грохот от упавшей двери? Нет-нет-нет, к такому я готова не была. — Почему эти Бессменные не пришли тогда?

— Потому что Морт хоть и выглядит полным кретином, но тоже умеет ставить заглушающие барьеры. Вот когда он вырубился, мне пришлось ставить свой. Заклинание не работает, если его создатель валяется без сознания.

— Эйден.

— Да?

— Будет очень больно?

Он кивнул.

— Я постараюсь быть осторожней.

— Может, все-таки у Морта спросим какую-нибудь дурь?

— Поясни.

— Зелье, сыворотку, какой-то дурман, который меня вырубит хотя бы на время.

— Линн. — Он почти нежно взял меня за руку. — Я не знаю, как твой организм отреагирует на непонятные смеси, которые делает Морт. Мы можем рискнуть, но последствия могут быть какими угодно, от самовозгорания до полного безумия. Максимум, что я могу, — это напоить тебя до беспамятства. Но весь завтрашний день ты будешь страдать от похмелья.

— Плевать, я согласна.

Все круги похмельного ада я успела пройти на втором курсе, когда трепет первокурсника поутих, а серьезность третьего курса еще не наступила, так что бояться похмелья было странно. Хотя здесь нет жирного и острого «Доширака» и растворимого аспирина — лучших друзей похмельного студента, но должны же быть в целительском крыле какие-то обезболивающие. Он кивнул и вышел из комнаты. Вернулся, когда я уже прокрутила все возможные воспоминания о болезненных ощущениях, которые мне доводилось испытывать, — и нанесение татуировки было совсем не на первом месте.

Эйден поставил бутылку на пол возле кровати. Достал из комода стакан и наполнил его доверху темно-рубиновой жидкостью.

— Это водка? — слабо спросила я.

Но Эйден никак не мог знать знаменитой цитаты*, так что на стуле он не подпрыгивал.

— Сильнейшее крепленое. Пей все сразу, не растягивай.

Я сперва сделала небольшой глоток, чтобы распробовать вкус. Хороший портвейн, не более. Зажмурилась и опустошила немаленький стакан. Под конец в меня уже не лезло, но я продолжала пить, помня о стене молчания, которая только и ждет моих криков. Эйден терпеливо ждал.

— Теперь можешь раздеться.

— Что, прости?

— Штаны можешь не снимать, но твоя… футболка мешает. Мне нужно больше пространства на коже.

Я забрала волосы в высоченный конский хвост, чтобы они как можно меньше мешали Эйду, но снимать футболку не торопилась.

— Жду, когда ты отвернешься.

Кажется, он умеет еще и глаза закатывать.

Я прикрылась покрывалом и легла на кровать лицом вниз. Эйд сел рядом, растирая руки.

— Скажи, как будешь готова.

Я поняла, что отступать уже поздно, и промычала «давай» в подушку. Горячие пальцы легли мне на шею, и я дернулась.

— Тише, — шепнул он и успокаивающе провел пальцем по татуировке. — Будет чувствоваться вот так, только медленнее и больнее. Не задерживай дыхание. Можешь кричать, а если станет невыносимо, скажи, я остановлюсь.

А потом меня коснулся огонь. Это было не просто больно. Это было втрое больнее всего, что я когда-либо испытывала. Я орала до хрипа, сотню раз умоляла Эйдена остановиться, но он только делал небольшую паузу, охлаждая горящую кожу потоком холодного воздуха, а потом продолжал. Мне казалось, что, если бы он просто решил срезать с меня кожу, было бы не так страшно. Его вторая рука давила мне на плечо, не давая дернуться. Иногда при моих криках его пальцы впивались слишком сильно, но я старалась отвлечься на это ощущение, чтобы хоть как-то успокоить кипящую лаву на шее.

Когда все закончилось, он наложил охлаждающую повязку и погладил меня по волосам. У меня к тому времени не осталось сил кричать, и я только плакала, вцепившись зубами в подушку. Эйд сполз на пол и начал гладить меня по спине. Покрывало давно сбилось куда-то к ногам, но мне было плевать на такую мелочь.

— Прости. Ты же сама понимаешь, это вопрос выживания. Мы не можем рисковать.

Я повернула к нему зареванное лицо. Эйд выглядел еще хуже, чем в день нашего знакомства. Лицо посерело, спутанные волосы промокли насквозь от пота, под глазами появились фиолетовые синяки не хуже тех, что были у Морта. Дышал он так же тяжело, как и я.

— П… паршиво выглядишь. — Я постаралась улыбнуться. Участок кожи под повязкой продолжал пульсировать, но это было уже ничто.

— Полагаю.

Он пошарил рукой под кроватью и выудил бутылку. Запрокинул голову и сделал несколько глотков.

— Будешь?

— Угу.

Я приподнялась на локте. Пока пыталась совладать одновременно со сползающим покрывалом и бутылкой, в дверь постучали.

— Темный Мессия, честным людям дадут спокойно выпить?

Эйд тяжело поднялся и подошел к двери. Я услышала голос Морта:

— Ты уже соскучился по мне? Вас совсем не слышно снаружи, опять спрятались за стеной? И чем же вы занимаетесь?

— Морт, чего тебе?

— Кастелянша за тобой послала.

— Не ври.

— Зря не веришь. Я ее спросил по поводу новой кушетки для твоей помощницы. Она сказала тебе лично подойти. Кажется, тебе выговор грозит за уничтожение имущества.

— Это произошло из-за тебя.

— Да знаю я. Я все возмещу. Так чем вы занимаетесь? Пьете? Эйд, от тебя разит алкоголем.

— Скройся.

— Ну уж нет. Кастелянша была настроена очень серьезно, так что двигай. А я пока присмотрю за Линн. Эй, Линн, ты же не против?

Я не видела его из-за ширмы, отгораживающей кровать от остальной комнаты, а значит, и он меня не видел, но я помахала ему рукой. После сеанса боли совсем бы не помешала капелька хорошего настроения.

Эйд хлопнул дверью и подошел ко мне.

— Мне правда надо пойти. Побудешь одна пока.

— А может он посидеть со мной, пока ты не вернешься?

— Линн, это ужасная идея. Ты сейчас не можешь трезво мыслить.

— Эйд, мне очень больно. Ты не представляешь, как мне больно. И я меньше всего сейчас хочу оставаться наедине с этой болью.

— Тьма! Ладно! Только избавься от штанов.

Он кинул мне форменную рубашку с юбкой. Я сгребла их в охапку, отпустила покрывало и стянула с себя штаны. Затолкала их поглубже за кровать. Нацепила юбку, но стоило мне накинуть рубашку, высокий воротник задел повязку и под кожей вновь шевельнулась лава. Пришлось остаться обнаженной по пояс. Сунула рубашку под подушку и повыше натянула покрывало.

— Все в порядке.

— Ты уверена?

— Обещаю быть умничкой-благоразумничкой. Иди.

Стоило Эйдену открыть дверь, в комнату ворвался Морт.

— Все, проваливай и не торопись обратно.

— Морт, предупреждаю…

— Знаю-знаю. Ничего я не сделаю. Если она сама не захочет.

Последнее он сказал уже после того, как дверь закрылась.

— Может быть, ты мне скажешь, чем вы… оу.

Он заглянул за ширму и уставился на меня. Представляю свой видок: зареванная, пьяная, полуголая, в кровати его друга.

— Кажется, я пропустил все веселье.

— Будешь? — Я протянула ему бутылку, на дне которой еще плескался портвейн.

Морт протянул руку и взял бутылку. Я поправила покрывало на груди, а то он слишком нахально пялился.

— Так что у вас произошло? — Он уже не улыбался, в лице была обеспокоенность. — Линн, ты в порядке? Он что-то сделал?

Я шмыгнула.

— Морт, твои целебные самокрутки только тебе помогают?

— Нет. Это просто крепкая смесь обычного болеутоляющего сбора, замешанная с лучшим табаком. Через легкие мне больше нравится, чем глотать горькие настойки.

— Можно мне попробовать?

— Линн, что он с тобой сделал? Эйд мой друг, но иногда ему может сорвать крышу, я по себе знаю. Ты ничего не заметила странного в нем?

— Нет, а что с ним должно быть не так?

— Ничего, забудь. — Он махнул рукой и выудил из кармана сигарету. — Держи.

— Это нормальная? Не тот дурман, который ты пытался мне подсунуть?

— Нормальная. Так ты расскажешь?

Я повернулась спиной, чтобы ему было видно повязку.

— Сводил татуировку. Сказал, с этим у вас строго.

Морт присвистнул и вытянул руки вперед, демонстрируя руническую вязь.

— О, это капец! Я пытался однажды. — Он ткнул пальцем в один полустертый символ. — Умирать не так больно, как это. А насчет строгости — не особо, как видишь. Если только у тебя там какая-то похабщина не была. Хотя к внешнему виду помощников требования могут быть выше.

Я взяла сигарету, и Морт услужливо поднес мне маленький огонек на ладони. После первой затяжки закружилась голова, но острая боль под повязкой сменилась сильным покалыванием, которое медленно стихало.

— Так что там было? Имя бывшего? Тайное слово для доступа

в хранилище семейства Гранд?

— И то и другое. — Я улыбнулась. — Спасибо, помогает.

— Всегда к твоим услугам. Линн, не хочу пользоваться ситуацией, но, пока Эйден не нависает мрачным призраком над душой, хочу сказать, что ты совсем не похожа на девушку из далекой провинции. Так какова твоя истинная причина появления здесь?

Я замерла. Он настолько проницателен или я чем-то себя выдала? И о чем вообще он может догадываться?

Я докурила сигарету и оглядывалась в поисках чего-то, похожего на пепельницу, потом плюнула и кинула бычок в стакан из-под вина. Позже уберу, сейчас есть вопрос поважнее. Я улыбнулась, отвечая на вкрадчивую улыбку Морта.

— Почему не похожа? Какими ты представлял провинциальных девушек?

— Ты кажешься слишком умной и слишком красивой по сравнению с ними.

Я чуть не расхохоталась ему в лицо, которое неожиданно оказалось очень близко от моего. Можно было расслабиться: стандартный подкат. Морт тем временем провел кончиками пальцев по моей щеке. А вот это было приятно. В голове шумело от вина, но я полностью себя контролировала. Хотя после того, как боль отступила, в груди поселилось легкое чувство эйфории. Что-то было в его смеси, кроме обезболивающих. Либо эта смесь может потягаться с нашим морфином. А может быть, я расслабилась от осознания, что Морт ни о чем не догадывается.

Его пальцы продолжали поглаживать мою кожу, приближаясь к губам. Взгляд был так нежен, что у меня заныло в груди. Эйден почти всегда был максимально сдержан, иногда казалось, что он вообще не способен на сочувствие. Хотя сегодня я изменила свое мнение. Но тоска по дому, страх за свою жизнь и отчаянное непонимание, что меня ждет, за короткую неделю истощили мой моральный запас. И сейчас мне очень хотелось нежности, пусть и фальшивой. Я потянулась к Морту, кладя руки на его грудь. Успела заметить огонек удовлетворения в глазах. Он не стал медлить и накрыл мои губы своими. Покрывало успело соскользнуть с моей груди, когда он прижал меня к себе, бережно обнимая за спину.

Он целовал меня нежно, боясь спугнуть, но я, дорвавшись до ласки, дала понять, что можно не осторожничать. Его движения тут же изменились. Одна рука заскользила по спине вниз, вторая начала крепче прижимать меня к его груди. Губы сильнее приникли к моим, он начал их покусывать. На меня нахлынуло еще не до конца забытое утреннее возбуждение. Я обхватила Морта руками, пальцами вцепляясь в его волосы. Он на секунду прервал поцелуй, довольно усмехнулся и вновь впился в меня, на этот раз с языком.

Не знаю, как долго длилось бы это безумие и как далеко он посмел бы зайти, но из потока страсти нас выдернул тихий, кипящий от злости голос:

— Янг, я тебя урою!

Морт обернулся, а я поскорее натянула покрывало повыше и выглянула из-за его плеча. Эйден стоял в дверях, белый, как бумага. Я отползла подальше в изголовье кровати в попытке спрятаться. Даже представить не могла его в такой ярости. И главное, было бы из-за чего. Вряд ли он внезапно приревновал меня к другу. Если только… приревновал Морта? Это предположение показалось мне еще нелепей. Испугался, что я выдала себя? Но тогда он накинулся бы на меня.

Пока я мучилась догадками, Морт, поднявшись, очень осторожно двинулся к Эйдену. Тот же буквально прыгнул к нему навстречу, схватил за грудки и швырнул в стену. Дальнейшее я не видела из-за ширмы, но слишком хорошо все слышала, и от этого было только страшнее.

Сдавленный вопль — кажется, это был Морт. Грохот тела о деревянную панель, ругательства, ругательства и снова ругательства на два голоса. Тяжелое дыхание и сдавленный шепот.

— Остановись, Эйд. Ты же ее убьешь!

— Сперва я убью тебя. — Голос Эйдена окатил меня ледяной волной ужаса. Вроде бы все тот же безразличный тон, но к нему примешивались злобные и какие-то довольные нотки, словно его неимоверно радовала мысль об убийстве.

— Дыши, Эйд, дыши! — Морт говорил все тише, но внезапно

у дальней стены опять начался шум, который прервался звуком удара и выкриком Морта: — Дыши, Тьма тебя задери! На меня смотри, ублюдок!

Я начала привставать. Эйду нужна помощь. Хоть я и понимала, что вряд ли смогу помочь, но не могла оставаться в стороне. Руки тряслись, пока я поднималась. Кровать скрипнула, и властный окрик Морта заставил меня замереть:

— Линн, не двигайся!

Я осталась стоять в шаге от ширмы, сжимая покрывало, будто оно могло спасти меня от того, что сейчас происходило за тонкой деревянной перегородкой.

— Морт… — Голос Эйдена теперь был едва различим. Я перестала дышать от напряжения. — Держи меня…

— Держу, Эйд, держу. Сука!

Снова звук удара, а за ним сдавленный выдох и тот же жуткий голос:

— Как ты хочешь умереть на этот раз?

Да что там происходит?

— Сегодня ты, тварь… меня… уже… убивал!

По комнате, как и утром, пронеслась волна энергии. Я в последний момент удержала ширму от падения, замирая от ужаса, переступила с ноги на ногу, готовясь бежать в случае чего. Но все уже закончилось. Я слышала только тяжелое дыхание, затем шорох и почти неразличимый шепот Эйдена:

— Спасибо. Как она?

— Линн, ты в порядке?

Я кивнула, забыв, что меня не видно. А Морт, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Она в порядке. Идем. Линн, все еще не шевелись.

Тяжелые шаги проследовали к двери. Я не удержалась и повернула голову. Морт практически тащил на себе Эйда, тот едва двигался. Я бросилась было за ними, но Морт обернулся и взглядом остановил меня. Только когда дверь закрылась, я обессиленно упала на кровать.

Мне было страшно. Не так, как тогда в темноте, где ко мне приближались непонятные чавкающие звуки, или когда я увидела, как Эйден равнодушно убивает Морта. Но тем не менее я боялась. Боялась одновременно двух вещей: того, что сейчас дверь откроется и сюда войдет Эйден, и того, что этого не произойдет.

От переживаний за них обоих я моментально протрезвела. Но все равно не понимала, что произошло. Почему Эйден вышел из себя? Почему набросился на Морта? И почему время от времени он говорил таким жутким голосом, что мне хотелось с криком сбежать из самого, казалось бы, безопасного места в этом мире?

Я ходила по комнате в напрасной попытке успокоиться. Подняла упавшие книги, поставила на место стул, поправила ширму, хотела застелить постель, но вспомнила, что обещанное к вечеру чистое белье до сих пор не принесли. А может, оно смирно дожидается за дверью? Открывать, чтобы проверить, я не стала. Взяла книгу, другую, пролистнула и закрыла. Сидела на кровати, гипнотизируя дверь. В комнате было настолько тихо, что я начала слышать, как дышит за́мок. Он вдыхал приглушенными голосами за стенами и выдыхал неспешными шагами за дверью. Вдыхал звонким смехом где-то за окном и выдыхал тихим шуршанием из углов. Я укуталась в покрывало, привалилась к изголовью кровати, опираясь на плечи и стараясь не потревожить повязку на шее. Скребущие и шуршащие звуки осмелели, чувствуя мою беспомощность. Несмотря на горящие на стенах свечи, тьма потихоньку выплывала из окна, за которым глубокий вечер сменялся ночью, выкатывалась из углов, куда не доставал свет свечей, клубилась в моей душе. Я попыталась, как в детстве, отогнать страх веселой песенкой, но на первых же строках запнулась и не могла вспомнить следующие. Мелодия терялась под давлением одиночества.

В итоге я сдалась и прекратила бесполезную борьбу. Просто сидела, вздрагивая от каждого шороха, и старалась не закрывать надолго глаза. Небо успело посветлеть, когда я, вконец обессилев, легла, скорчившись под покрывалом, и уснула.

________________________________________

*Имеется в виду цитата из романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита»:

— Это водка? — слабо спросила Маргарита.

Кот подпрыгнул на стуле от обиды.

— Помилуйте, королева, — прохрипел