Ломоносов Бронзового века

Глава 18. «Наш Сайрат Еркат — с нами!!!»

Савлак по прозвищу Мгели, то есть Волк сидел и смотрел на другой берег Хураздана, уже укрытый ночной тьмой. Если бы Гоплит, его единственный спутник в этой опасной вылазке, поинтересовался, чего они, собственно, дожидаются, он затруднился бы с ответом. Но внутреннее чувство, то, которое не раз сберегало жизнь не только ему, но и его подчинённым, твердило, что это будет что-то неожиданное и заметное, что-то такое, о чём ему надо знать и как можно раньше.

Для этого они и пробрались сюда, на утерянную колхами территорию, мимо захваченных крепостей с чужими гарнизонами, рискуя, что на их след нападут патрули, разыскивающие потенциальных рабов и вражеских лазутчиков.

Тогда, месяц назад, именно Волк придумал, как остановить это странное вражеское нашествие. Не очень большим отрядом противник захватывал крепости и внушал их гарнизонам такой ужас, что четвёртую твердыню взял вообще без боя.

Именно Савлак предложил не ждать врага в крепостях, а встретить в чистом поле. И перед строем воинов со щитами и копьями должно было двигаться множество лучников, пращников и метателей дротиков, причём — россыпью. Этот рой, жалящий противника метательными снарядами, нельзя поразить огненными кувшинами, ведь нет плотного строя, да и дистанция, на которой колхи смогут достать врагов была существенно больше, чем у «огненных горшков». А от непрерывного обстрела да ещё с разных направлений трудно укрыться за щитами, у противника просто щитоносцев не хватит.

В результате враг отступил, так и не вступив в серьёзный бой. Начались переговоры. Однако что услышали колхи? «Не мы первыми начали!» и «Мы вообще возвращаем свою землю!»

Строго говоря, определённая правда во втором утверждении была, колхи ещё помнили, кто именно из их предков и как отличился в боях за ту или иную деревню. Но не значит же это, что территории, тогда добытые кровью, сейчас надо безропотно отдавать?!

Идея весёлого набега и беззаботного грабежа уже всеми забыта. Ясно, что Еркаты лихорадочно вооружаются и готовятся отразить нападение ещё на дальних подступах. Теперь даже, чтобы просто вернуть своё, придётся изрядно повоевать. Пока же враги обшаривали захваченные места, ловили затаившихся и лазутчиков, а кроме того, пережигали брошенные дрова и даже изделия из дерева на уголь. Похоже, им его отчаянно не хватало.

— Вз-ж-жи-иу-у-у! — провыло что-то на том берегу, и в небо взлетела огненная змея с длинным хвостом из зелёного пламени.

— У-и-у-у-у! — завыло снова, но на этот раз хвост огненной змеи был красным, в цвет кирпича.

— Ж-ж-жа-а-ах! — у этой пламя было обычного желтого цвета.

Бам! С глухим стуком упало что-то неподалеку от пары затаившихся лазутчиков. А затем с далекого противоположного берега, даже через шум лежащей между ними горной реки пробился крик, казалось, хором орала большая толпа:

— Сай-рат! Ер-кат! Наш Сайрат Еркат — пауза, а затем мощное окончание. — С НАМИ-И-И-И!!!

День Рождения моего Русы удался. Гуляли знатно, не всякого главу рода так чествуют. Но оба дедушки сказали: «Руса, так надо! Народ должен отмечать не твою победу, и даже не торжество нашего рода, а всего Союза племён!»

Сказано — сделано. «Карамельные» ракеты, вообще-то, можно не только на селитре делать, но и на бертолетке. А я расстарался, вместо поташа хлор через соду продувал, получил хлорат натрия. Тот при нагреве диспропорционирует на обычный хлорид и перхлорат. А дальше за счёт разной растворимости разделил[101]. Зачем так мучиться? Ну, так бертолетова соль даже теоретически выделяет 39,1 % кислорода по массе, а перхлорат натрия — 52,26 %. При той же массе ракеты можно сжечь больше топлива, выделится больше энергии и снаряд полетит выше и дальше. А для подкраски использовал соли. Кирпично-красный цвет получил, добавив ацетат кальция, а зелёный — за счёт хлорида меди

Нет, настоящие «заморочки» случились у меня не с содержимым, а с оболочкой. Кому рассказать — не поверят! Я изготовил нечто, похожее на лакированный картон! Вы бы знали, как я ликовал, получив первый лист! Закончили мы уже вечером, и я сидел, и гладил его, и даже украдкой целовал, кажется, провоцируя ревность Софии.

Нет, с лаком особых проблем не было. Смолу тут собирали и использовали издавна, часть даже закупали у соседей, а спирто-ацетоновая смесь вполне охотно разводит часть смолы. Конечно, ни Страдивари, ни Амати на такой, с позволения сказать, «лак» для своих скрипок и не глянули бы, но меня он вполне устраивал. От воды и воздуха защищает? В тонком слое — прозрачен? Ну и ладушки!

Но мне нужна была бумага. Или хотя бы картон, я измучался ставить химические процессы и хранение сырья и материалов почти без записей. Так что, едва мы вернулись из похода, я приступил к получению целлюлозы. Для этого мы ободрали и вывезли в качестве трофеев целые кипы тростника из брошенных деревень.

Ха! На словах всё звучит просто: измельчаем камыш и вывариваем полученную массу в гидроксиде натрия. Едкий натр у меня был, температуру и продолжительность варки мы с ребятами в будущем даже отработали. Но!

Там был другой камыш! И если кому-то кажется, что «камыш — он камыш и есть», то я такому человеку глубоко сочувствую. Во-вторых, мои ученики тот камыш срезали в момент максимальной «спелости». А когда заготавливался это — я понятия не имею. Химический же состав камыша, даже одного и того же вида, сильно изменяется в зависимости от времени года, того, насколько сухим или дождливым был сезон и прочих факторов.

И в довершение всего, у меня не было термометра, чтобы контролировать температуру первой стадии — пропитки варочной массы раствором. С его изготовления я и начал. Точнее, сделал что-то вроде термоскопа Галилея — небольшая емкость из меди прикрепленная к U-образной глиняной трубке, заполненной водой. Уровень в трубке менялся в зависимости от температуры воздуха в ёмкости, а поплавок с прикрепленной к нему тростинкой позволял увидеть, насколько именно.

Не прямо пропорционально, пришлось делать поправку на перепад давлений самой жидкости, но хотя бы приблизительное представление о температуре он давал. Встал вопрос о градуировке шкалы. Ведь тут горы. Вода кипит не при 100 градусах по привычной мне шкале Цельсия, а при более низкой температуре.

Начал было думать о получении железо-калиевых квасцов, алюмонатриевых и стеариновой кислоты, а потом махнул рукой. Всё равно у меня точность измерения с ошибкой в 2–3 градуса, так что если я здешнюю температуру кипения воды приму за 95 градусов, то останусь в пределах погрешности измерения[102].

Кстати, своему «термометру» я радовался почти так же, как первой бумаге и лакированному картону. Людям, не проделавшим тысячи экспериментов, не понять этой радости.

Однако, несмотря на наличие прибора, первую варку я испортил. Целлюлоза вышла ломкая, быстро желтеющая и истлевающая на воздухе. Пришлось повозиться и с добавками балласта, клея, режимом сушки, но… Через неделю у меня была первая бумага. Серовато-желтая, легко рвущаяся, но у неё было одно неоспоримое достоинство — она у меня была! Правда, писать на ней пока получалось только при помощи кисточки, причем лучше, если предварительно склеить несколько слоёв в эдакий тонкий картон, но…

Блин, да меня не смущало даже то, что в наличии имелись только красная и пурпурно-фиолетовая[103] краски, нашего же производства, что когда краска высыхала, написанное, чтобы не расплывалось, приходилось покрывать тонким слоем светлого лака… Я ощущал себя, будто всё это время мне не хватало воздуха, а теперь я начал дышать полной грудью.

Так что на ракетки я куда большей грустью расходовал лакированный картон, чем перхлорат. В конце концов, марганцовка там — оборотная, используется многократно, а вот тот картон пока — вещь редкая, самим не хватает.

Зрелище «огненной потехи» прекрасно «легло» на бултыхающиеся в организмах кагор и яблочный сидр, поэтому воодушевление народа и приняло такие формы. Скандирование лозунга о Саркате Еркате было таким громким, что мне показалось, его можно было расслышать даже на том берегу Хураздана.

И объяснять, что кричим, не требовалось, сказка про Сайрата Ерката уже вышла за границы узкого мирка местных химиков и гуляла не только по всему Союзу племён, но добралась и до Эребуни, озера Севан и земель колхов.

Видимое огненное шоу, эти «огненные драконы», они потрясли неизбалованных огненной потехой местных до глубины души.

Но, «да, так было надо!»

Союз племён готовился воевать, готовился с мрачной решительностью. Наши металлурги уже не только еженедельно получали свои четыре таланта «черного камня», но и наши «сталевары» ухитрялись их переделать в сталь.

Я сам не поверил, но…посчитайте сами: масса крицы около семидесяти кило, после «холодного» выколачивания чугуна и шлака процентов десять-пятнадцать уходило в отсев, а аппарат после модернизации способен потянуть по три-четыре плавки за день, и почти три килограмма за раз. Оставалось время даже на то, чтобы корундовые тигли готовить, потому что больше одного-двух десятков плавок тигель не выдерживал, начинал трескаться. Впрочем, их, как и «отбраковку», не выбрасывали, а измельчали и использовали для шлифовки деталей.

Сталь, правда, по-прежнему выходила марки «какая получится», содержание углерода гуляло сильно, но заботило меня не это. Мне надо было обеспечить весь этот процесс карбидом. Сбор исходного сырья наше «руководящее трио» организовало жёстко. Теперь с каждого двора была установлена своя «норма сдачи», и попробуй её не выполни!

Сколько я им ни твердил, что это в несколько раз превышает наши текущие потребности, ответ был простым: запас карман не тянет! Я подумал, вспомнил, что с весны до осени люди будут в поле, где «сбор» наладить труднее, и перестал спорить. Просто увеличил мощность аппаратуры по получению кристаллов чистой мочевины. Дальше-то проблем не было, хранится она хорошо, почти не пахнет…

Ещё боле твёрдой рукой наше руководство решило судьбу пленённых колхов. Все они собирали теперь корневища камыша. Бр-р-р! Ледяная вода, а им приходилось эдакими многометровыми деревянными «крючками» цеплять эти корневища и тащить их на берег или на плот. Снасть иногда цеплялась за что-то, и освободить её, не окунувшись, было нереально.

Впрочем, некоторые даже находили в этом своеобразное удовольствие. Кормили пленников пусть и однообразно, но сытно — «вегетарианские кебабы» из всё тех же корневищ, хлеб из них же со щедрой добавкой овсяной муки, а на гарнир — горячая гороховая похлёбка или каша. К тому же, окунувшихся, как и выполнивших план, потчевали настойкой на травах крепостью градусов в шестьдесят примерно, что служило неплохим стимулом.

Нет, причиной был вовсе не гуманизм, а рациональность. Надо было бы, наши вожди не колеблясь пустили бы всех под нож или продали в рабство. Времена были такие. Но сейчас надо было запастись сырьём для производства уксуса, вот пленных и берегли. Думаю, что и дальше им найдётся дело, торф-то нужен, как никогда! Запас дерева в брошенных деревнях не так уж и велик. Да и не любое дерево годилось на уголь.

— Еркаты пускали этих «огненных змеев» для потехи, но я тебе точно говорю, они могут стать оружием. Вот эта самая трубка — остаток такого «змея», видишь, как обгорела? Она перелетела через Хураздан и плюхнулась рядом с нами. Это примерно четыре сотни шагов! Представь, вождь, если её сделают больше и прицепят «огненный горшок»! Они смогут издали сжигать крепости, города, корабли и портовые склады. Может получиться оружие чудовищной мощи!

— И говоришь, ты видел это не один?

— Да, со мной был мой помощник по прозвищу Гоплит, он может подтвердить.

— Хм… Погоди, дай подумать!

Разумеется, Волк понимал, что раздумья могут привести к яду в чаше с вином. Причём угостят не его одного, а всю «волчью стаю». Больно уж тревожными были новости, а хозяин дома был тем самым вождём приречной долины колхов, который нанимал их отряд для мести «озёрным». Разумеется, ему хочется вернуть свои земли себе и беженцам из его племени. И он не мог не понимать, что весть о страшном оружии испугает бойцов и военачальников, а в результате мечта может стать несбыточной.

Но Савлак решил рискнуть. Больно уж много странностей было в происходящем. Начать с того, что вождь, бежавший практически с голым задом, продолжает нанимать бойцов, покупать оружие и как-то кормит своих людей. На какие, спрашивается, шиши?

А ведь он ещё и пиры устраивает, и там рассказывает про богатства долины Еркатов. Дескать, и папирус там делают, и мыло твердое, и свечи не жировые, а твердые, и выпивку на любой вкус, и сласти, и даже красный яхонт[104]. Причем знает это с дивными подробностями. У него есть свои «уши» на том берегу? Были, не могли не быть, иначе плохой он вождь, и набег зря готовил. Вот только сейчас кто передаёт, что те уши услышали? Бывалые вояке смогли проскользнуть на другой берег, однако и это таило опасность. А ходить в долину и обратно, как ни в чём не бывало? Нет, таких связных у мелкого вождя быть не могло.

Да и с тем поджогом, с которого всё началось, не всё просто. Опытные люди его организовали. Очень опытные и не боящиеся возмездия местных. Чувствовалось, что события здесь направляет «рыбка покрупнее». А у вождя был на неё выход.

— Попрошу я тебя съездить в одно село, в двух днях пути. Не одного, с твоим помощником, который тоже видел. Там гостит один важный человек из Мцхеты[105], расскажете ему обо всем, ответите на вопросы.

— Зачем мне это?

— Если он не вознаградит вас, это сделаю я. Пока же прошу: поезжай, не медля. Прямо сегодня.

Так, похоже, кое-что проясняется. Доводилось ему слышать об иберийском вожде Асоне. Тот хвастался, что род его идёт от древнегреческого Язона, приплывавшего с аргонавтами за Золотым Руном. Потому, дескать, и имя созвучно. А ещё он любил называть себя Царём Иберийским. Правда, царство это никто не признавал, многие из вождей иберийских тоже ему не подчинялись, но… Колхида постепенно слабела, власть её царя часто натыкалась на волю старейшин и вождей племён, а порой даже — на самовольство его же собственных военачальников. Теперь же и Персия. Если ослабить и царя Армении, лишив его производства большей и лучшей части оружия, этот самый Асон вполне мог бы и утвердить свою власть над соплеменниками. А там, может, и восстановить производство лучших клинков, но — уже для себя.

Это ведь сейчас Еркаты — подданные армянского царя, а ранее — сатрапа. Но род свой они ведут от древнего царства Урарту. И по большому счёту им всё равно, какому царю подчиняться — армянскому, сидящему в Армавире или Иберийскому, сидящему в Мцхете.

А с другой стороны, самый мощный из вождей иберийцев, наверняка не беден и имеет неплохую разведку и толковых советников. Да, неплохо бы выйти на его представителя. Глядишь, удастся получить интересное и хорошо оплачиваемое задание. А то и «просквозить» в его приближенные. Чем плохо-то?

А что такое задание сыщется, Мгели не сомневался, больно уж необычным человеком был это Руса Еркат, сын Ломоносов.