Легенда о Плоской Земле

11

Аристократ и княжна с великим трудом добрались до пещер, о которых рассказывал Мечтатель. Мужчина уже еле шёл, кровь проступала через наспех навязанные девушкой тряпки, было невероятно холодно и темно, но впереди замаячили валуны (ими караваны обозначали место привала), а среди них обнаружился вход в пещеру.

Невольные спутники спустились поглубже где выяснили, что Мечтатель не соврал: внутри было очень тепло, у стен стояли ящики, большинство из которых оказались пустыми, но внутри некоторых всё ещё сохранились здоровые куски солонины и засоленные корнеплоды.

Выбившийся из сил Аристократ рухнул прямо на голый пол, прижимая к себе сверток, который дал ему Боян Венцеславович — сейчас эти письма были ему дороже жизни. Княжна принялась ухаживать за раненым. Сначала она оголила его ногу, сняла тряпки, которыми перемотала рану, осмотрела её. Корка уже образовалась, но порез был глубоким, ноге нужен был покой.

Порывшись в ящиках, она отыскала какие-то тряпки и плотно замотала рану. Аристократ, безучастно наблюдавший за происходящим, хмыкнул.

— Вижу, вас готовили к церковной работе в лазарете.

— Да, — ответила она, не отрывая своего взгляда от раны. — Пока отец не знал, о том, что я останусь последним потомком, который выживет и сохранит его фамилию, он собирался отдать меня Церкви, думал, я стану служкой при здешнем храме.

— Хороший отец, — протянул Аристократ, наконец сев, параллельно спрятав сверток с письмами поглубже за пазуху.

Княжна почти закончила перевязку, затянула узел, отвела руки в стороны и посмотрела снизу вверх на Аристократа, предлагая ему оценить работу.

— Хорошая перевязка, — отозвался тот, пощупав ногу. — Завтра оклемаюсь.

— Вам нельзя ходить несколько дней, пусть рана затянется. Если что-то понадобится — попросите, сами не делайте.

Аристократ опять хмыкнул.

— Сама Велимира Радигостовна стала моей служанкой, ну надо же.

Княжна посмотрела на него с выражением глубокой обиды на лице, потом отвернулась и пошла куда-то к ящикам.

— Постой, — окликнул её Аристократ, снова нарушив правила этикета. — Спасибо тебе, без тебя меня бы убили.

Она обернулась, улыбнулась, кивнула.

— Только без тебя, — продолжил Аристократ, — на меня и не напали бы. Поэтому ты должна рассказать, что там произошло. Как так вышло, что личные телохранители твоего отца решили тебя прикончить?

— Вы не понимаете, — Велимира опустила голову, шмыгнула носом. Похоже, она вот-вот расплачется. — Они не телохранители моего отца. Он не хотел отправлять меня сюда. Его подговорили старшие князья. Сказали, что поддержат, если он нарушит традицию. Уже здесь я сообразила, что они затевают какую-то интригу.

Она тихонько заплакала, но быстро взяла себя в руки.

— Понимаете, меня предупреждали о вас, а потом там, в харчевне, я случайно столкнулась с вашей компанией, и вы прошептали, что знаете, кто я такая и мне лучше уйти. И всё стало ясно — меня обманывают. Мне говорили, что вы жаждете мести, что вы как ваш отец…

— А что говорят о моём отце при дворе великого князя? — глаза Аристократа сузились, он инстинктивно нащупал свёрток с письмами у себя за пазухой.

Княжна опустила голову, замолчала.

— Велимира Радигостовна, мы с вами не в том положении, чтобы хранить секреты друг от друга. Теперь и меня, и вас могут убить. А я хочу разобраться за что.

— И как вам поможет разобраться мнение моего отца о вашем?

— А вы не думали, что жестокое и беспричинное нападение великого князя Радигоста на моего отца и его союзников — достаточный повод для покушения на вашу жизнь и жизнь вашего отца?

Княжна сжала и без того тонкие губы.

— Что же, раз вы хотите откровенности — вы её получите. Ваш отец, князь Кривени Драгомир Ратиборович был изменником, который желал провозгласить независимость и установить теократию на территории малых княжеств. Он был союзником главного врага моего отца, красного священника, который на протяжении десятилетий жаждал мести за разгром своего богопротивного ордена. Отец раскрыл заговор и покарал изменников!

Княжна произнесла это и бесстрашно посмотрела прямо в лицо Аристократу. Тот старался сохранить невозмутимый вид, хотя внутри у него всё закипело.

— Вы ничего не хотите на это возразить? — спросила она, когда молчание затянулось.

— Зачем? Вы верите словам вашего отца, а я своим собственным воспоминаниям. Историю, как известно, любят переписывать, особенно верховные князья.

— Значит всё, что о вас рассказывали, было ложью. Мне говорили, что вы невероятно вспыльчивы и если только я упомяну имя вашего отца, вы тут же наброситесь на меня и попытаетесь убить.

— Вот как, — хмыкнул Аристократ, про себя подумав, что советчики княжны оказались невероятно близки к истине. — Может и всё, что говорили о моём отце, было ложью.

— Нет-нет, — она смягчилась, снова опустила голову. — Про вас мне рассказывали старшие князья, я уверена, что они плетут какой-то заговор против моего отца.

— О каких старших князьях мы сейчас говорим?

— О князе Твердоками Миловане Любомировиче и князе Люболесья Творимире Драгановиче, — ответила княжна и задумалась. — Знаете, у нас получаете сумбурный разговор. Вы правы, единственный человек, которому я могу доверять на поверхности, это вы. Поэтому давайте я расскажу вам всё по порядку. Возможно вы заметите что-то, чего не заметила я, а может вам известно что-то такое, чего неизвестно мне.

Аристократ кивнул и, устроившись поудобнее у теплой стены пещеры, приготовился слушать.

— Моего отца часто изображают фанатиком, рассказывают, что он просто помешан на том, чтобы следовать традициям. Да, простолюдины и князья думают об их словах никто и ничего не знает, но на самом деле при дворе есть множество шпионов, которые путешествуют по землям Славославья и собирают информацию о настроении вассалов. Поэтому мы всегда в курсе того, о чём шепчутся за столами харчевень и при дворах знати. Но народ ошибается. Мой отец действительно чтит традиции. Поэтому он намеревался отдать меня в жёны Казимиру Вольговичу, сыну старшего князя Придонья. Так с одной стороны он уваживал традиции, с другой сохранял нашу кровь у власти. Вы знаете, все мои братья погибли, отец буквально трясся надо мной, никуда не отпускал от двора, спланировал и день свадьбы, и место, всё не мог дождаться, когда я достигну брачного возраста. Но потом Вольга Митриевич пригласил алых ко двору и всё поломалось. Мой отец перестал верить ему и кому-либо ещё, кроме Милована Любомировича и Творимира Драгановича. А я им никогда не верила. Но они единственные из старших князей, кто хотя бы на словах оставались верны Церкви Первопламени и отказывались пускать в свои владения алых.

— Почему твой отец так относится к алым? Он же мог объявить их еретиками и начать гонения сразу после войны, тогда никто не решился бы ему перечить.

— Он уверен, что в их секту проникли красные. И не просто красные, а тот самый первосвященник, которого он поклялся убить, — Велемира подняла голову, на лице отпечаталась глубокая грусть. — Душу моего отца отправляла отнюдь не догматическая вера в Церковь Первопламени, он ненавидел и боялся первосвященника красных, на которого охотился в стародавние времена, но так и не смог его поймать. Мой отец был уверен, что именно красный ответственен за гибель детей. И хотя с последней религиозной войны прошло больше пятидесяти лет, священник давно должен был умереть, мой отец продолжает охотиться на него.

— Какой ещё войны? — удивился Аристократ, никогда не слышавшей о религиозных войнах.

— Ах, да, — вздохнула княжна. — Я забыла. Вы правильно сказали, историю у нас переписывают, но не уничтожают. В библиотеке верховного княжества сохраняют и переписывают даже самые древние манускрипты и летописи. И нас, потомков верховных князей, приобщают к истине. Сложившийся на сегодня в Славославье строй в действительности недолговечен. Всего три поколения живут при власти нашего рода. До того в Славославье была установлена теократия. Стольный град был религиозным, а не политическим центром, княжества были гораздо мельче, а знать вела родословную от священников, а не от воинов. Но потом по Славославью прокатилась череда религиозных конфликтов и теократия рухнула. Первосвященник был свергнут, а его род подвергся истреблению. Традиции, которые чтит мой отец, установились меньше ста лет назад. Но говорить об этом строго запрещено. Младшие князья получили свои владения в обмен на клятву о молчании, старшие ещё помнят, их предки были причастны к войне и победе над первосвященником, поэтому они не заинтересованы в возвращении старых порядков. Но отец надеется уничтожить память о прошлом и у них, укрепить свою власть и подчинить все земли стольному граду.

— То есть вся та родословная, все те славные подвиги, которые совершали князья Кривени — всё это выдумка? — Аристократ с изумлением посмотрел на княжну.

— Я читала о вашем роде. Его родоначальником был ваш дед, он простолюдин, ставший генералом во время религиозных войн и получивший в награду за службу земли Кривени.

Аристократ отвёл взгляд и с каким-то непониманием уставился в пол. Это не могло быть правдой. Опять нащупал письма за пазухой. Вспомнил слова Бояна Венцеславовича о своём отце. Да что он вообще знал о правде?

— Я пойму, если вы мне не поверите, это и не важно, потому что я рассказывала вам о первосвященнике. Думаю, вы догадались, что во времена теократии Славославьем правили красные. Не алые, а именно красные! Поэтому с ними боролись. И исход войны не был предрешён, пока часть красных не назвалась алыми и не выразила готовность отступиться от своего учения и направить свои силы только на благо, но не во вред. Взамен им была обещана жизнь и право проповедовать вместе с официальной Церковью Первопламени.

Аристократ молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Всё, что он знал, было ложью.

— Мой отец родился уже после войны, но красные объявлялись то тут, то там. В молодости ему приходилось подавлять их восстания, он утверждал, что видел первосвященника, но так и не смог его убить. Поэтому над нашим родом зависло лезвие топора, который сорвётся сразу после того, как первосвященник восстановит силы с помощью своей кровавой магии, — княжна вздохнула, снова опустила свой взор. — Знаю, это звучит безумно, но мой отец в это верит. А я нет. И поэтому могу мыслить трезво. А он полностью попал под влияние этих двух проходимцев из Твердоками и Люболесья. Это они приставили ко мне громил, они посоветовали отправить меня в Мракгород как главный оплот истинной веры и единственный город, который никогда не находился под властью красных, они пугали меня вами. Я уверенна, что они следили за мной и хотели все устроить так, будто бы вы меня убили. Чтобы у отца появился повод напасть на младшие княжества. Отец наверняка рассчитывает одержать быструю победу и после уничтожить алых, обезопасить наш род. Но я уверена, что Творимир и Милован использовали моего отца для своих целей. Вы же слышали о созыве дружин и маршах в глубоких подземельях? Эти подлецы убедили отца, что их дружины обеспечат безопасность верховного княжества и стольного града, а он должен повести дружины и разгромить культ алых сначала в младших княжествах, а потом и среди старших князей. Если же кто-то из них осмелится воспротивиться, то дружины Творимира и Милована захватят его земли и казнят изменника. Так они говорили, но я не верила, поэтому и убежала от телохранителей, когда заподозрила, что меня собираются убить. Я думаю, сейчас опасность угрожает моему отцу, а алые оказались просто инструментом в руках двух изменников, которые затевают совершить переворот после того, как основные силы моего отца вступят в бой с дружинами младших князей.

Выслушав её, Аристократ покачал головой. Он всё ещё сжимал сверток у себя за пазухой и не знал, что сказать. Молчание затянулось.

— Велемира, — выдавил из себя, наконец, Аристократ, — мне нужно обдумать твой рассказ. За сегодня слишком много всего произошло, я устал…

— Конечно, отдыхайте. Я никогда не забуду, что вы спасли мне жизнь.

Аристократ кивнул, сделал вид, что поворачивается на бок и собирается спать, в действительности же дождался, когда ляжет сама Велемира. Выждав ещё какое-то время, он тихонько позвал:

— Велемира.

В ответ тишина. Уснула. Он достал свёрток и раскрыл его. Аристократ не поверил ни единому слову княжны, но пока не знал, какие мотивы толкали её лгать, да ещё таким нелепым способом. Сначала нужно проверить слова Бояна и узнать, что было в письмах, которые купец ему передал.

Перебирая конверты, Аристократ выбрал, наконец, один из них. Судя по дате письмо было написано за полтора года до начала войны и предназначалось некоему Войтеху из Жирмицы.

«Здравствуй, Войтех!

Я много думал о нашем с тобой разговоре, о том, что такое свобода воли, о том, как мы, по сути былинки на ткани мироздания соотносимся с Первопламенем, о том, насколько взгляд Церкви соответствует моему мироощущению. Не всё, что ты говорил, мне ясно. Но твои слова заставили задуматься и меня.

Нас учат, что Первопламя предопределило всё, а нам остаётся лишь смириться с естественным ходом вещей. Наши желания нам не подвластны, говорят церковники, мы не можем выбрать, что желать. Тогда где источник желаний? Их источник — это предначертанная Первопламенем тропа, с которой не свернуть. Мы можем делать, что пожелаем, но не можем выбирать, что желать.

Мне всегда казалось, что есть в этой вроде логичной мысли какая-то очевидная ошибка. И твои слова укрепили меня в этом убеждении. Ведь наши желания не всегда сообразуются с тем, что нам диктует долг. И мы преступаем через желания, мы ставим долг выше потребности! Когда в бою сердце замирает от страха, воин желает одного — бежать. Но он переступает через своё желание, идёт вперёд ради победы или смерти! Когда княжна не любит своего суженного, но брак необходим в интересах семьи, она переступает через своё желание и даёт согласие! Всё это очень похоже на то, что ты называешь свободой воли. Животное не способно демонстрировать подобные поступки. Сколько раз я видел, как твари разбегаются, заслышав громкий шум, повинуясь одному лишь желанию. Человек же способен через своё желание преступить. А значит и не надо выбирать, чего желать, достаточно быть способным выбрать отказ от воплощения желания.

Отсюда следует, что мы осуществляем реальный, а не иллюзорный выбор. Мы сами творим будущее. Но такое неподвластно простым смертным. А значит в нас действительно есть частичка Первопламени, значит все мы чуточку боги!

Такие мысли пришли мне в голову после разговора с тобой. Но я пока не уверен в их правильности, вижу много уязвимых мест. Я бы хотел продолжить учиться у тебя премудрости, Войтех. Готов назвать тебя учителем и позволить проповедовать на моих землях!

Прощай, учитель!»

Дочитав письмо, Аристократ отложил его. Отец явно был еретиком, настолько сильно его мысли расходились с учением Церкви Первопламени. Но никак не изменником! Последняя мысль звучала в голове Аристократа уже не так твёрдо, как раньше. Он продолжил чтение, углубился в переписку с Войтехом и выяснил, что отец принял веру священника, сам сделался красным и поклялся ему в верности. В одном из писем Драгомир заявляет, что данная им клятва Радигосту не значит ничего, потому что приносилась именем лжепророков из Церкви Первопламени. А письма, которые отец отправлял перед войной и вовсе были полны мятежных мыслей. Драгомир упомянул и заговор против Радигоста, и готовность поднять восстание, как только остальные младшие князья решатся на это. Тут ответы Войтеха стали даже более сдержанные, чем порывы князя Кривени: священник писал, что бунт нужно подготовить, алые должны получить право проповедовать на территории всех княжеств, привлечь как можно больше сторонников, расположить к себе всех князей и единым фронтом выступить против Радигоста. В какой-то момент Драгомир становится совсем отчаянным и утверждает, что сам является выразителем воли Первопламени, называет себя чуть ли не новым пророком. Войтех пытается его урезонить, но тот не слушает. Из туманных намёков становится ясно, что отец действительно готовил бунт против Радигоста, причём был не рядовым исполнителем, а одним из его зачинщиков, пытался привлечь на свою сторону и других младших князей.

Прочитав переписку отца и Войтеха, Аристократ впал в отчаяние. Боян не соврал ему. Его отец был изменником. Действия верховного князя полностью справедливы. Вместо смирения и благодарности за то, что Радигост закрыл глаза на хитрость Истислава, Аристократ проклинал своего благодетеля. А что Истислав? Неужели отец не говорил с ним об этом? Да какая уже разница! Всё, что знал Аристократ — ложь. Он не имел права мстить, потому что его отец был простым бунтовщиком, преступником, нарушившим древние законы предков.

Подумав обо всём этом, Аристократ посмотрел на мирно спавшую в сторонке княжну. Как бы там ни было, но он спас её. А значит вернул долг, получил право на прощение.

Эта мысль немного успокоила Аристократа, он вернулся к чтению переписки отца и Бояна. Купец и здесь не соврал. Они с отцом были близкими друзьями, их переписка носила скорее деловой характер, но иногда еретические мысли проскакивали и между ними. Боян не одобрил решение отца поднять бунт, но всё-таки оказал посильную помощь. После начала бунта переписка между ними почти что сошла на нет.

Аристократ сложил письма и спрятал их обратно в свёрток, мрачно посмотрел на стены пещеры. Выходит, купец и этот таинственный Войтех готовили новое восстание! Алые уже повсюду, они даже до Мракгорода добрались. Всё, как и писал Войтех отцу. Сам Боян наладил связи между подземельем и поверхностью, приобрёл влияние, в том числе политическое. Очевидно, эти двое хотели привлечь Аристократа к бунту.

«Этому не бывать! — решил Аристократ. — Я не поднимусь до уровня отца и не стану изменником!"

Вот только теплые воспоминания о семье, о доброте и щедрости Драгомира мешали принять эту мысль. Вместо того, чтобы снять с души Аристократа груз, чтение переписки лишь увеличило его. Да, Драгомир был изменником, но что это меняло? Он по-прежнему был отцом Аристократа. Хорошим отцом! Радигост казнил и Драгомира, и мать, и братьев с сёстрами. Разве такое можно простить, даже если казнь была оправданна законами?

Той ночью Аристократ так и не уснул, ворочаясь с боку на бок и предаваясь тяжёлым размышлениям.