Курс на СССР: На первую полосу!

Глава 9

В редакции царила спокойная атмосфера. Один из немногих дней, когда никто не суетился, не бегал, не рвал на себе волосы и не хватался за валидол, ожидая жутких неприятностей. Людмила Ивановна не спеша разбирала почту, Плотников о чем-то договаривался по телефону. Я дописывал вступление к статье о НЭПе и ожидал прибытия гостей, чтобы познакомить их с Николаем Семеновичем. Необычных гостей.

— Это редакция? — раздался из коридора знакомый голос.

— Да-да, вон в ту дверь, — ответил кто-то, пробегавший мимо.

— Здравствуйте, — на пороге появился мой отец, Матвей Андреевич. — Нам сюда?

— Здравствуйте, — несколько застенчиво ответил Коля Хромов, показываясь из-за его спины.

Я с удивлением уставился на вошедших. Передо мной был не тот привычный, немного сутулый инженер, а подтянутый, уверенный в себе человек. Даже пиджак надел, причесался и брызнулся «Шипром», все-таки на интервью пришел. Рядом с батей, прячась за его плечом, нервно одергивая рукав своего старенького, чуть коротковатого пиджака, стоял Коля Хромов.

В руках отца я заметил сверток.

— Сашка! — громко произнес отец. — Привет! Мы пришли, как ты и просил. От важных дел между прочим отвлеклись.

Я бросил на отца вопросительный взгляд, и он понял, о чем я.

— Да, — уже тише пояснил он. — И второй вариант собрали. Испытали. Работают стабильно.

— Второй? Когда успели⁈

— Да вчера под вечер и сделали, — улыбнулся отец и подмигнул. — Ты поздно вернулся со своей дискотеки, я не стал тебе говорить, беспокоить. Коля захватил сегодня в редакцию к вам. Пора показывать. Где у вас тут… Николай Семенович?

— Про нас что, действительно в газете писать будут? — тихо спросил Коля.

— Конечно! — решительно ответил я. — Обязательно нужно статью. Поэтому и позвал вас сюда, чтобы показать главному редактору, что это всё не выдумка.

В этот момент появился главред, недовольный громкими голосами во время рабочего процесса. Увидев посторонних, он удивленно посмотрел на меня.

— Александр? — спросил он, поправляя очки. — Что за посетители?

— Николай Семенович, — я встал из-за стола и сделал шаг вперед. — Разрешите представить: мой отец, Матвей Андреевич Воронцов, инженер-радиотехник. И его коллега, Николай Хромов, инженер с завода приборов. Я про них вам говорил. Они… они хотели бы продемонстрировать вам одно изобретение.

— Изобретение? — главред скептически окинул взглядом скромно одетых людей. — Что же вы такое изобрели, товарищи? Новый вид картофелекопалки?

В кабинете кто-то сдержанно хихикнул. Отец не смутился. Он подошел к столу Николая Семеновича и с торжественным видом начал разворачивать сверток.

— Нет, Николай Семенович. Не картофелекопалку. Вот, смотрите.

На столе оказался «ТКСС-1». Теперь он выглядел еще более законченно. Корпус был покрашен темной матовой краской, кнопки подписаны аккуратнее.

— И что это? — поинтересовался главред, наклоняясь. — На счетчик Гейгера похож. Я, когда лет пять назад на полигон ездил, материал готовил, что-то похожее видел.

— Это аппарат связи, — сказал отец. — Портативный телефон. Позволяет совершать звонки на городскую сеть без проводов. На расстояние до двух километров.

В кабинете повисла гробовая тишина. Сарказм на лице Николая Семеновича сменился полным недоумением.

— Без проводов? — переспросил он. — Матвей Андреевич, вы меня извините, но… это же фантастика какая-то. Рация что ли?

— Не рация, — вступил в разговор Коля, его голос сначала дрогнул, но потом зазвучал увереннее. — Полноценный дуплексный телефонный аппарат. С выходом на АТС. Принцип передачи через квадраты уловителя…

Коля, как говорится, сел на своего любимого конька. С каждым словом его голос становился всё увереннее и увереннее. Его глаза блестели каким-то азартом и гордостью, когда он рассказывал о своём детище. Все в редакции бросили работу и слушали его, изумленно разинув рты.

— Продемонстрируйте, — коротко сказал Николай Семенович, когда тот закончил свой монолог, явно ничего не поняв из его объяснений.

— Саша, скажи мне номер телефона редакции, — попросил отец.

Я продиктовал. Отец с той же торжественностью, что и дома, набрал цифры на кнопочной панели и нажал «Вызов».

Мы все замерли. Раздались гудки в динамике «ТКСС-1». Прошло пять секунд. Десять.

И вдруг на столе у Людмилы Ивановны резко зазвонил телефон. Обычный, проводной, аппарат ВЭФ.

Людмила Ивановна вздрогнула и принялась смотреть то на звенящий телефон, то на коробочку в руках отца, с лицом, выражавшим полнейший когнитивный диссонанс.

— Возьмите трубку, Людмила Ивановна, — тихо сказал Николай Семенович.

Она послушно сняла трубку.

— Алло? — ее голос прозвучал испуганно.

Из динамика «ТКСС-1» тут же раздался ее же голос: «Алло?»

— Говорите что-нибудь, — предложил отец, поднося свой аппарат ко рту.

Но та лишь икала, не находя подходящих слов.

— Людмила Ивановна, это Воронцов-старший, — сказал отец в трубку. — Вы меня слышите?

— Слышу… — прошептала она в свою трубку, и ее шепот тут же раздался из мобильного устройства. — Я вас слышу… Матвей Андреевич… это… это как?..

Николай Семенович молча подошел к столу, взял трубку у ошеломленной Людмилы Ивановны.

— Воронцов?

— Слушаю вас, Николай Семенович, — улыбаясь, ответил отец. — Говорите!

— Какая четка связь! Не как по рации!

— Вот именно. Тут можно одновременно говорить!

— Черт побери… — тихо, но очень отчетливо выругался Николай Семенович. Это было настолько несвойственно его всегда корректному стилю, что все ахнули. — Да вы… да это же… прорыв! Технологический прорыв!

Он осторожно взял из рук отца «ТКСС-1» и стал рассматривать его, как драгоценность.

— Воронцов! Хромов! Да вы же гении!

— А у нас еще и второй экземпляр есть, — сконфуженно ответил Коля, жестом фокусника доставая из внутреннего кармана пиджака первый аппарат.

— А если… — Николай Семенович вдруг просиял. — А если с одного на другой позвонить? Так можно?

— Так ведь для этого и задуман! — ответил я. — Чтобы люди могли общаться по телефону даже в самых труднодоступных местах.

Эта информация произвела на Николай Семенович такой эффект, что у него пропал дар речи. Он молча протянул телефон отцу, показывая, позвони.

Второй испытательный звонок с одного мобильного телефона на другой был встречен настоящим взрывом эмоций.

Все сотрудники бросились к столу, засыпая отца и Колю вопросами.

— Можно попробовать? А далеко работает? А батареек надолго хватает?

— Коллеги! Тишина! — скомандовал Николай Семенович, и в его голосе снова зазвучали привычные начальственные нотки, но теперь с примесью восторга. — Значит так, Александр! Бросаешь сейчас все! Садишься и пишешь статью. Прямо сейчас! На первую полосу! «Зареченские Кулибины совершили революцию в связи!» Или что-то в этом духе! Сергей! Хватай фотоаппарат! Снимай изобретателей! Снимай аппарат! Срочно в номер!

Потом, повернувшись к отцу с Колей, выдохнул:

— Ну, товарищи, — он снял очки и потер переносицу. — Вы меня, конечно, повергли в шок. В хорошем смысле слова. Но я, как главный редактор, обязан мыслить не только категориями сенсации. Объясните мне, как практик практику… что это? Игрушка для богатых? Или…

Он не договорил, вопросительно глядя на нас. Отец хотел что-то сказать, но я его опередил.

— Николай Семенович, это не игрушка, — начал я, стараясь говорить максимально спокойно и убедительно. — Это начало конца проводной телефонии. Абсолютно новая отрасль связи.

Я подошел к столу и взял аппарат в руки.

— Сегодня он работает на полтора-два километра. Но это только первый шаг. Представьте: мы покрываем город сетью специальных приемо-передающих станций, базовых, их можно назвать. Они будут установлены на крышах домов, на вышках. Каждая станция будет создавать вокруг себя зону уверенного приема, как бы «соту». Такую ячейку, как у пчел. Аппарат, перемещаясь по городу, будет автоматически переключаться с одной «соты» на другую. Связь будет непрерывной. Вы можете ехать в машине, идти по улице, находиться на даче, и всегда быть на связи.

Николай Семенович слушал молча, и лишь его брови, время от времени взлетающие вверх, говорили о том, что он очень впечатлен.

— Но это же колоссальные затраты! — возразил он. — Эти самые станции…

— Они окупятся сторицей! — парировал я. — Представьте: геологи в тайге, строители, врачи скорой помощи, сотрудники милиции и МЧС! Не нужно тянуть тысячи километров кабеля через болота и вечную мерзлоту. Связь будет там, где люди. Это поднимет эффективность всей экономики, всей системы управления и обороны страны на невиданный уровень.

Я видел, как мои слова попадают в цель. Главред был фронтовиком, он понимал ценность оперативной связи.

— А что дальше? — спросил он, его взгляд стал острым, цепким. — Допустим, город покрыли этими «сотами».

— Дальше — миниатюризация, — подхватил Коля, загораясь. Его робость куда-то испарилась, когда речь зашла о технике. — Мы уже работаем над тем, чтобы уменьшить аппарат до размеров… калькулятора! А потом — и до карманных. Скажем, с пачку сигарет. И это не фантастика, Николай Семенович! Это вопрос элементной базы и технологий. Лет через пять-семь, это будет реальностью.

— И это еще не все, — добавил я. — Сам аппарат может стать не просто телефоном. В него можно будет встроить небольшие экраны для передачи данных, органайзеры для хранения информации. Он станет персональным устройством связи и информации для каждого человека. Представьте: вы не только звоните, но и получаете новости, отправляете короткие сообщения, сверяетесь с расписанием.

Я чуть не сказал про «выход в интернет», но вовремя остановился. Это было бы уже слишком.

Николай Семенович молчал несколько секунд, глядя на нас то на отца, то на Колю, то на меня. В кабинете было слышно только тиканье настенных часов.

— Вы понимаете, что вы тут на пороге чего стоите? — наконец тихо произнес он. — Это… это уровень ЦУПа, космических программ. Это стратегическая разработка.

— Именно так, Николай Семенович, — кивнул я. — И, если наша страна первой в мире развернет такую сеть, это будет мощнейший удар по мировой экономике. Доказательство того, что советская наука и техника самые передовые.

Главред резко встал, прошелся по кабинету.

— Статью в номер, это, само собой. Но этого мало. Черновик статьи и фотографии мне на стол. Я сегодня же везу это в обком. Лично. Пусть там головы ломают. А вас, товарищи изобретатели, — он повернулся к отцу и Коле, — прошу пока никому ничего не показывать и лишнего не болтать. Понятно?

— Понятно, — хором ответили они.

— Саша, ты помогаешь отцу и Николаю составить подробное описание. Без технических подробностей. Популярно, чтобы любой партийный работник понял. О преимуществах, о перспективах. Как ты мне сейчас объяснил. Ясно?

— Ясно, Николай Семенович.

Он подошел к окну и посмотрел на улицу, где текла обычная советская жизнь: ездили троллейбусы, шли люди с авоськами.

— Сотовая связь, говорите? — тихо проговорил он, как бы пробуя звучание этих слов. — Чтобы каждый… Здорово. Просто здорово.

К обеду, когда шумиха в редакции улеглась у меня наконец выдалась минутка передохнуть. Мысли путались: головокружительный успех отца и Коли, предстоящая статья и… комок неприятных воспоминаний о вчерашнем вечере. О Весне, присваивающем себе чужие стихи, и о обиженной, растерянной Веронике.

Я не мог это оставить просто так. Если уж мы совершаем одну революцию, технологическую, то почему бы не попробовать совершить и другую справедливости ради. Да, маленькую, личную, но от этого не менее важную.

Я вышел на улицу и направился по оживленному проспекту, машинально читая знакомые вывески: «Фотоателье», «Быттехника», «Гастроном». Пытался обдумать варианты названия статьи об изобретении отца. «Прорыв… революция в связи…» Нужно было что-то более хлесткое, цепляющее. Как назло, ничего интересно не приходило в голову.

Дожидаясь зеленого света, я остановился на перекрестке. Мой взгляд мимолётно скользнул по невзрачному трехэтажному зданию из серого силикатного кирпича на противоположной стороне улицы в глубине небольшого сквера. Там находилось Бюро судебно-медицинской и криминалистической экспертизы. Место мрачное и специфическое. Я бы никогда не обратил на него внимания, если бы не увидел рядом знакомую фигуру в дорогом сером пальто. Виктор Сергеевич Метелкин стоял, прислонившись к стене, и о чем-то оживленно разговаривал с каким-то мужчиной в темном плаще и кепке. Разговор казался напряженным. Метелкин что-то доказывал, его собеседник качал головой, потом вдруг резко кивнул и сунул руку в карман.

Светофор сменился на зеленый, пешеходы, спеша пересечь дорогу, толкали меня в спину с недовольными возгласами, а я замер, пытаясь спрятаться за афишной тумбой.

Что он тут делает? Зачем высокопоставленному дипломату, сотруднику аппарата ЦК, стоять у дверей криминалистической лаборатории? И главное с кем? Тот мужчина был ему явно не ровня, ни по одежде, ни по манере держаться. Скорее всего, это работник этого самого бюро.

Постой-постой… а не из-за письма ли там Метелкин? Подключил связи, чтобы провести экспертизу? Скорее всего так и есть. Ага, значит начинает паниковать! Это хорошо.

Виктор Сергеевич, словно почувствовав что-то внезапно скользнул взглядом по моей стороне улицы. Я спрятался за тумбой, и постарался поскорее, повернувшись спиной к нему, сменить место дислокации. Скрывшись за деревьями, я осторожно повернулся и увидел, что они продолжают свой разговор, но уже более спокойно.

Больше я не стал ждать и пошел в обход в сторону старого парка на Пролетарской, стараясь не попасться Метёлкину на глаза. Интуиция подсказывала, что Тучку-Грозу следует искать именно там. Каникулы, обида на весь мир, классический повод для уединения у костра.

Вероника, поджав ноги, сидела на скрипящей скамейке в полном одиночестве. Она бросала в огонь сухие ветки и грустила. На лице классическая маска презрения к миру, которую носят все обиженные пятнадцатилетние поэты.

— Привет, — сказал я, подходя ближе. — Место свободно?

Она вздрогнула и посмотрела на меня с удивлением, в котором тут же появилась доля подозрительности.

— Саша… Привет. Свободно, конечно. Ты чего здесь?

— Тебя искал, — честно признался я, присаживаясь рядом.

От костра пахло дымом и осенней листвой. Хотелось просто сидеть и ни о чем не думать. Но я не мог позволить себе такую роскошь.

— Насчет вчерашнего, — начал я разговор.

— А, ты насчет стихов? — прервала она, мотнула головой и снова уставилась на огонь. — Забудь. Я уже все поняла. В жизни так бывает.

— Нет, не «бывает», — внутри меня что-то взорвалось. — Твои стихи — талантливые. Очень. Гораздо талантливее многих, что я читал.

Вероника снова повернулась ко мне, и на этот раз в ее глазах было только удивление.

— Правда?

— Честное пионерское, — четко произнёс я и даже вскинул руку в пионерском салюте. — И знаешь, я хочу их опубликовать.

Она замерла с открытым ртом, словно я предложил ей полететь на Луну.

— Опубликовать? — в ее голосе прозвучала горькая ирония. — Где? В школьной стенгазете?

— В районной газете «Заря», — спокойно ответил я. — В настоящей. Тираж несколько тысяч экземпляров. Их прочтут по всему району.

Теперь ее изумлению не было границ.

— Ты что? — она смотрела на меня, как на сумасшедшего. — Это же… Их же не пропустят! Они же… не про комсомол и уборку урожая.

— Во-первых, пропустят, если я их прочту Николаю Семеновичу, — я слегка слукавил, но цель оправдывала средства. — У нас скоро рубрика поэтическая планируется, к пленуму. А во-вторых, твои стихи, они как раз про то, что волнует людей. Про чувства. Про небо, которое «рвануло тучей-грозой». Это же здорово! Это настоящая поэзия, а не агитки.

Я видел, как в ее глазах загорается огонек, и это уже не отблеск костра, а внутренний, от вспыхнувшей надежды.

— Но… я же никто… Мне всего пятнадцать…

— А какая разница? Таланту возраст не помеха. Дай мне твой блокнот. Хочешь, выберем вместе? Хочешь, сама выбери самое удачное, на твой взгляд, стихотворение?

Она молча, с дрожащими руками, достала из рюкзака тот самый потрепанный блокнотик с видом Таллина. Подержала его в руках, словно взвешивая.

— Ты… ты правда думаешь, что это стоит публиковать? — она посмотрела на меня с такой наивной надеждой, что у меня сжалось сердце.

— Я не думаю, я уверен, — сказал я твердо. — Твой голос должен быть услышан. Не под псевдонимом какого-то позера, а под твоим собственным именем. Вероника Тучкова. Или, если хочешь, Ника Гроза. Решай сама.

Она глубоко вздохнула, еще секунду помедлила и протянула мне блокнот.

— Выбирай ты, — сказала она тихо-тихо. — Я… я боюсь.

Домой я приполз затемно, вымотанный до предела. День, начавшийся с триумфа, к вечеру превратился в кашу из тревожных догадок. Встреча Метелкина у Бюро экспертизы не выходила из головы, усугубляя общее напряжение.

Дома пахло вареной картошкой. Мама, видя мою усталость, не стала расспрашивать о том, как прошел мой день, а молча поставила на стол ужин: две сосиски «молочные», лежащие на тарелке рядом с картофельным пюре, не забыв сделать ложкой рядок бороздочек в нем. Рядом миска с салатом из капусты и морковки. К этому полагался кусок черного хлеба и стакан чая с яблочным вареньем. Классический ужин в советской семье среднего класса.

У меня аж живот свело от голода.

— Ну, налетай! — улыбнулась мать, погладив меня по голове. — Кушай, журналист мой!

Я принялся жадно поглощать еду. Как же вкусно! А пюрешка… выше всяких похвал!

Я уже доедал сосиски, когда в прихожей щелкнул замок. Дверь открылась. На пороге возник отец. Однако сейчас это был не сияющий триумфатор утренних часов. Глаза выпучены, пальцы дрожат.

— Матвей, что с тобой? — испуганно вскрикнула мама, бросаясь к нему. — Ты в порядке? Опять сердце?

— Нет, со мной все в порядке. Просто…

Его взгляд упал на меня.

— Сашка… — его голос стал хриплым, почти неслышным. — Колю… Кольку…

Он сделал шаг в комнату и прислонился к косяку, будто ноги его не держали.

— Что с Колей? — я вскочил из-за стола, предчувствуя недоброе.

— Вечером, — отец сглотнул комок в горле и выдохнул страшные слова. — Его кто-то ударил кирпичом по голове. Возле завода, из-за угла.

В кухне повисла гробовая тишина. Было слышно, как тикают часы.

— Жив? — прошептал я, чувствуя, как холодеют собственные пальцы.

— В больнице. В реанимации. Врачи говорят… говорят, что жить будет, но… — отец сглотнул подступивший к горлу ком. — Сотрясение тяжелейшее…