На автобусной остановке подвыпивший мужичонка лет сорока, небольшого росточка, небритый, в задвинутом на самый затылок вязаном «петушке» и засаленном ватнике пытался найти правду, но в силу его более чем «лёгкой нетрезвости» получалось только скандалить.
— Да я! Я — рабочий класс! А меня… ик! Уволили, гады! — сокрушался он, вглядываясь в лица случайных слушателей. — Выгнали! Вот же… с-сволочи… А я же — рабочий класс! Э-эх…
Так и не дождавшись сочувствия от собравшихся на остановке людей, выпивоха несколько раз ударил себя в грудь кулаком, потом горестно махнул рукой и направился к пивному ларьку, где змеилась неиссякаемая очередь жаждущих найти истину.
— Знаю я его, — хмыкнул пожилой мужчина в сером драповом пальто и мохнатой шапке. — У нас, на Металлическом, работал, в соседнем цеху… Прогульщик и лодырь! Правильно и сделали, что уволили. Это раньше с ними цацкались, перевоспитывали в коллективе, одинаково со всеми платили. Нынче другие времена! Завод-то на хозрасчете!
— Так вас перевели уже? — удивленно спросил кто-то.
— Ну да, с Нового года, — кивнул пожилой, и, согнув руку в локте поднял указательный палец вверх. — Согласно решению Пленума.
— И как платят? — вклинился в разговор молодой парень в лёгкой, не по погоде, но зато модной курточке.
— Пока только аванс дали. Двести рэ!
— Гляди-ко, хорошо! — удивленно покачал головой первый собеседник. — А как зарплата то?
— А как продукцию реализуем, такая и зарплата будет, — уверенно пояснил пожилой, и, увидев лёгкое недоверие на лицах собеседников добавил. — А как вы думали? Хозрасчет!
Подошел автобус, новенький ярко желтый «Лиаз». Забравшись в салон, я прокомпостировал билетик и в задумчивости уставился в окно. Падал снег. Люди оживленно обсуждали начавшиеся в стране перемены.
— Артели разрешили, эва!
— Да что там артели, — подхватила разговор молодая ещё женщина. — У меня соседка парикмахерскую открыла прямо на дому! Оформила все, как надо — и вот…
Она осторожно сняла с головы кружевной оренбургский платок и горделиво поводила головой в разные стороны, демонстрируя модный начес и аккуратно уложенные локоны. Женщины тут же стали спрашивать адрес мастера, а я хмыкнул: вот вам народная реклама.
— А у нас частные сантехники появились, — подхватил какой-то мужичонка, но, это не вызвало такого ажиотажа, как рассказ о частном парикмахере. Несколько обидевшись такому невниманию со стороны пассажиров он с надеждой, но угрюмо добавил. — Не так и дорого берут.
Я посмотрел в честные глаза этого мужичонки и подумал о странностях рекламы. Вот в первом случае удачно, в другом — полный провал. Почему? Скорее всего в наглядности. Женщина показала отличную работу мастера, все и заинтересовались. А мужичонка только всколыхнул далеко не приятные воспоминания о вечно пьяных сантехниках, сшибающих рубли на опохмел. Да, хозрасчёт хозрасчётом, но много ещё придётся менять в сознании народа.
— Да, металлический завод то как поднялся — начатый на остановке разговор плавно перетек в салон автобуса, и всё новые пассажиры заинтересованно прислушивались к беседующим. — Зарплаты ого-го стали! Правда, не у всех.
— Зато мебельная фабрика, говорят, в прогаре, — язвительно добавила старушка.
— Так с их мебелью и неудивительно, — пожал плечами молодой мужчина с блестящим ободком обручального кольца на руке, на которое он время от времени бросал горделивый взгляд. Понятно, молодожён, и, похоже, проблема с приобретением мебели для него актуальна. — Кто ж такие дрова купит-то? На качество надо работать! Тогда и возьмут. Известное дело.
Жизнь Советском Союзе менялась на глазах, все происходило очень быстро, ибо руководство страны понимало (неужели, действительно, наконец то, поняло?) что старый путь непременно привёл бы к полному экономическому краху и времени на перемены осталось очень мало. Часики тикали!
— «Улица Советская», — объявил водитель. — Следующая «магазин 'Океан».
Черт! Едва свою остановку не проехал. Задумался! А еще хлеба надо не забыть купить, мама просила. Я выскочил из автобуса и поёжился от холода. В голову снова полезли мысли о событиях последних дней и даже забиравшийся под шапку ветер их не выдувал!
В хлебном, что у нашего дома, стоящие в очереди бабули что-то оживленно обсуждали. Я прислушался к тихому разговору.
— Такой важной… На «Волге», о!
Я навострил уши…
— Сразу видно, начальство, — с каким-то особым придыханием вещала одна. — Про Симаковых спрашивал… и про родственника ихного. Ну, который «красненькую» потерял!
— Не «красненькую», а четвертную, — уточнила вторая.
— Аж двадцать пять? — удивилась первая. — Ох ты ж…
Объявление, поданное Метелкиным в газету через третьих лиц, похоже сработало. Звонили и в редакцию, и, наверняка, по указанному телефону. Народ у нас сердобольный, особенно пенсионерки. Ну, как же так, человек двадцать пять рублей потерял, деньги немалые!
Шпион шел по моему следу, методично сматывая в клубок ту, пока ещё тоненькую, ниточку, которую я дал ему в руки. И, надо отдать должное, он не отступал. Да, пока он действует осторожно, но что стоит ему обратиться в институт, где работают Симаковы. Это не сложно, хотя, думаю, что даже для столь влиятельного человека будет не просто узнать координаты специалистов, работающих за границей. И не просто специалистов, у сотрудников научного института. Возможно он проявит осторожность и не обратится прямиком в посольство. Ведь для этого нужна четкая аргументация: почему его заинтересовали Симаковы? Не скажет же он правду, что хочет узнать адрес дальнего родственника, чтобы вернуть тому «найденные двадцать пять рублей»?
Так что какое-то время у меня было. И все же, я чувствовал, что круг сужался. Рано или поздно Метелкин узнает, что никакого родственника у Симаковых нет, и тогда начнет методично проверять весь подъезд.
— Молодой человек! Вы заснули, что ли?
— А? А! Мне буханочку черного и нарезной.
— Пожалуйста, — продавщица, пухленькая блондинка в серо-голубом халате, положила на прилавок хлеб и батон.
Никаких перчаток, да… Так никто и не жаловался.
— Двадцать девять копеек.
— Пожалуйста… — я дал две пятнашки.
— Сдачу спичками возьмете?
— Угу…
Сложив хлеб в авоську, я сунул спички в карман и вышел из магазина. В голове возникла робкая мыслишка: а что такие активные действия Метелкина заинтересуют «кого-то из органов»? Я представил развитие этой ситуации и улыбнулся. Как бы то и было, я не враг СССР, значит, в отличие от Метёлкина, могу рассчитывать на помощь любых структур. Надо только сформулировать обвинение и найти доказательства его противоправных действий. Но действовать надо осторожно, чтобы не спугнуть.
Сегодня суббота, укороченный день, по трудовому законодательству я могу уйти с работы пораньше, но работу никто не отменял. Так что с самого утра с головой ушел в работу. Полдня отвечал на письма читателей, а потом главред собрал сотрудников, чтобы обсудить темы актуальных очерков и репортажей в свете новых экономических задач. Сверху была спущена установка: освещать все перемены в положительном свете! Показывать, так сказать, пример. А еще нужно было не забывать писать о подвигах доблестной милиции, чтобы привлечь молодые кадры. Там расширяли штаты, укомплектовывали оперативные отделы и силовой блок. Поговаривали о резком повышении зарплаты. Уже начинали появляться легально богатые люди. И что из этого следует? Правильно. Это значит, что поднимет голову криминал. К этому готовились заранее, и нужны были кадры, способные противодействовать росту преступности. Даже ввели в уголовный кодекс понятие «организованное преступное сообщество».
Я уже подходил к дому, когда рядом затормозила новенькая сверкающая лаком и хромом темно-синяя «Лада» универсал четверка. По тем временам шикарная тачка! Сквозь опущенные стекла вырывалась громкая музыка:
'Дари, дари, судьба мне луч надежды,
Что старые друзья верны, как прежде…'
Хм… Это кому там так жарко и весело? Пижоны какие-то…
— Здорово, Сашок! — распахнув дверь, с пассажирского места выскочил… Серега Гребенюк!
Джинсы, короткая распахнутая дубленка, красно-зеленый мохеровый шарф — ну, весь из себя!
— Садись, покатаемся!
— Да я как-то…
— Говорю, садись! Прокатимся, пивка выпьем, я ж не за рулем…
— Водителя нанял? — хохотнул я.
— Водительшу! — Гребенюк махнул рукой.
— Привет, Саша! — приглушив звук, выглянула в окно Валентина. Юная Серегина пассия была довольно субтильного телосложения и едва виднелась из-за руля. — Правда, поехали, а? Мне все равно куда. Недавно права получила, ездить учусь. Ну, часок покатаемся, а потом я вас домой завезу.
В конец концов, почему бы и нет? Время-то было.
— Ладно, уговорили, — согласился я. — Но, только на часок.
Я прыгнул на заднее сиденье. Машина рыкнула двигателем, прыгнула вперед… и заглохла.
— Валентинка, ничего страшного, — тут же утешил Гребенюк. — Так… вырубаем передачку… заводимся… ага… врубаем плавненько сцепление… чуть-чуть газку… Чуть-чуть, Валентина! Ага, вот… молодец. Проехали!
— А куда ехать-то? — девушка осторожно выехала со двора.
— Да куда хочешь, — развалившись на переднем сиденье, беспечно отозвался Серега. — Хоть на Маяковского…
— Ага, поняла…
'Дари, дари, судьба родные лица,
И если у друзей беда случится,
Пусть только позовут они меня,
И я приду-у…'
Валерий Леонтьев пел. Валентина вела машину, кстати, вполне уверенно и осторожно, сильно не гнала, резко не тормозила, зима все-таки. Время от времени Гребенюк деликатно поправлял свою даму, так сказать, учил. А я смотрел в окно на проплывающий город и старался отключить все мысли.
— Там, рядом с тобой сумка, — обернулся Серега. — Открой… Бутылки видишь?
Ого! Две бутылки дефицитного тёмного «Рижского». И где он только достал? Одну бутылку я предал приятелю, вторую открыл домашним ключом… А хорошо! Снежок кончился, солнышко вышло из-за туч, и вообще… В салоне тепло, музыка играет… пивко, опять же… Красота!
'Куда уехал цирк?
Он был еще вчера,
И ветер не успел
Со стен сорвать афиши…'
— Сигареты достань… — попросила девчонка.
Гребенюк и его пассия закурили. Серега открыл форточку.
Сам я не курил, но к табачному дыму относился индифферентно.
— Ты, вообще, как? — снова обернулся Серега.
— Работаю потихоньку, — я пожал плечами. — Пишу. А вы?
— И мы работаем! — гордо отозвался Гребенюк. — Новый цех открыли! Новую линию… И вот собираемся открыть магазин!
Валентина остановилась на светофоре и обернулась:
— Саш! Там, в сумке, продукцию нашу глянь.
— В полиэтилене?
— Ага…
Упаковка была фирменной! Все, как полагается: яркая бумажная этикетка, только вместо ковбоев всадники в буденовках. И броский лэйбл «Selena».
Что-то я такой фирмы не помнил… Черт!
— Это что же? Ваши?
— Наши! — хором отозвались ребята. — Ты вытащи, зацени.
Идеальный крой! Ярко-оранжевая крупная строчка. Фирменная краска индиго, крепкая «дерюжная» ткань, кожаный лейбак «Selena», фурнитура шикарная, ну, чистая фирмА.
— Это тебе! — хлебнув пивка, хмыкнул Гребенюк. — Подарочек. Точнее говоря, взятка.
— Х-хо! — я рассмеялся. — Это, интересно, за что же?
— Саш, мы хотим, чтоб ты про нас статью написал, — тут же разъяснила Валентина
— Я и так напишу! — отмахнулся я. — Это очень щедрый подарок!
Однако, юная бизнесменша и модельер оказалась девчонкой настойчивой:
— Нет, Саша, возьми! Иначе обидимся.
— Ну, ребята-а…
Я не знал, что и сказать, хотя понимал цену рекламной акции.
Музыка кончилась. Гребенюк вытащил из магнитолы кассету и включил радио:
— … в свободную продажу поступил первый домашний компьютер производства компании Эппл Макинтош…
— Хорошая вещь! — усмехнулся я. — Нужная. Особенно вам.
Внезапно затормозив, Валентина прижалась к тротуару и остановила авто.
— Саша, поясни! — Обернулась она, сверкнув ярко-голубыми глазами. — Что этот компьютер делает и чем он нам может быть полезен?
— Это такая маленькая домашняя ЭВМ, размеров… чуть меньше телевизора, — задумчиво протянул я. — Может многое. Рассчитать бюджет… Планируемые расходы, доходы, издержки…
— На основной и оборотный капитал? — дотошно уточняла Валентина.
— Ну-у… да…
— А сколько это займет времени?
— Точно не уверен, — задумался я. — Ну… час… может, два…
— Сколько, сколько? — голубые глаза юной бизнес-леди недоверчиво сверкнули.
— Ну, максимум, три! — подстраховался я.
— Три часа? А мы это все полтора месяца делали, — девушка задумчиво покусала губы и пихнула Серегу локтем. — Гребенюк! Озадачься! Нам такая штука нужна!
И тут у меня созрела очередная гениальная мысль. На персональные компьютеры явно будет большой спрос. Так почему бы их не делать у нас, на Металлическом заводе? С такими-то гениями, как Николай Хромов и мой родной батя это вполне возможно. Да и вообще, что у нас, талантливых инженеров мало?
Я глянул на часы:
— Время-то уже!
— А! Сейчас тебя отвезем, — Серега поставил кассету и, откинувшись на спинку сидения стал пританцовывать в такт музыке.
' Я никогда не видел такого чу-уда,
Бархатный холм в океане, как горб верблюда…'
Мы пили пиво, слушали «Карнавал» и болтали о перспективах, о новой жизни, обо всём, что только могло волновать юных активных людей.
Я узнал, что Гребенюк и Валентина теперь живут вместе. Сняли квартиру на Кировской, недалеко от кафе «Айсберг». И, похоже, дело шло к свадьбе. Хотя, и здесь у Валентины было все четко распланировано.
— В девятнадцать заводить семью несерьезно, — авторитетно заявила она. — Тем более, Сереге весной в армию. Вот вернется… Нам уже будет двадцать один. Хотя, и не это главное. Самое главное, на ноги окончательно встанем! Предприятие, магазины, контракты, все уже как-то устроится, устаканится. И можно будет спокойно рожать.
— Вот прямо так сразу и рожать? —рассмеялся я.
— Ну, а зачем тогда вообще выходить замуж? — удивилась Валентина.
Подаренные джинсы пришлись впору. Как раз мой размер. Ну, Гребенюк знал, наверное. Или, скорей, Валентина на глаз прикинула, все ж модельер.
Статью я написал быстро, уже в понедельник положил на стол главреду.
А перед этим съездил на производство в тот самый приснопамятный цех на окраине города, куда не так давно заехал вместе с милицией на арест «цеховиков». Теперь здесь все изменилось. Здание отремонтировали, покрасили, даже устроили что-то вроде мансарды! А, главное, появилась вывеска «НП 'Селена». НП означало «народное предприятие».
Вдоль стены стояли аккуратно припаркованные машины сотрудников, в том числе и синяя «четверка» Валентины. У служебных ворот на удивление трезвые грузчики деловито разгружали фуру.
Я вылез из автобуса и прошел через проходную к невысокому, недавно появившемуся, крыльцу со стеклянными дверями. Чуть в стороне стоял старый бежевый «Иж-Комби», в салоне сидело двое парней со скучающими лицами. Оба курили и кого-то ждали.
Когда знакомился с производством, неожиданно вспомнил, что, кажется, одного из них я видел в компании Костяна, как раз тогда, когда они пытались устроить разборку по поводу «слитого» квартирника. Да-а… Он, не он? Все же, я не был уверен. Нужно было бы на всякий случай запомнить номер Ижа. Но, когда я вышел из цеха, «Комби» уже не было. Ну, значит, видимо, и впрямь кого-то ждали. Дождались да уехали.
Николай Семенович статью похвалил, и даже поставил меня в пример: вот, мол, как оперативно надо действовать! Вчера только поручил… а сегодня уже сделано! Всем бы так.
— Саша, берись теперь за частные парикмахерские!
Ну, вот, как говорится, «инициатива наказуема»! Снова работы привалило. Плотников даже хохотал в кабинете:
— А ты, Сань, думал, шеф тебе отгулы выпишет? А интенсивность труда как же?
— Да ну тебя, Серега!
Зазвонил телефон. Плотников снял трубку:
— Кого? Александра Воронцова… Да здесь, здесь, передаю трубку…
— Да, Воронцов. Слушаю…
Звонил Алексей из Золотой нивы. Водитель из правофланговой бригады и ударник ВИА «Веселые сердца»… Или, уже нет — группа «Голос» — так они теперь назывались. Слово «рок» на афишах еще писать побаивались.
От имени всего коллектива Леша поблагодарил меня за Тучку-Грозу и пригласил на концерт.
— Завтра, в семнадцать ноль-ноль, клуб Лесхимзавода. Ну, на Советской.
— Знаю.
— И еще, Сань, — попросил он. — Ты не мог бы Веронику позвать? Ну, поэтессу нашу. Мы-то звали, но она вряд ли сама придёт. Я тебе ее домашний скажу! Записывай…
А вот это было кстати. Где искать юное дарование, я понятия не имел. В парк на Пролетарской она давно уже не ходила, домашнего адреса я не знал. Оставалось разве что ждать в библиотеке, но времени катастрофически ни на что не хватало.
Что ж, я тут же и позвонил, набрал указанный номер. Повезло, Тучка оказалась дома.
Узнала, обрадовалась!
— Александр! Я так рада! Да, конечно же, приду… А можно… Можно, со мной будет еще один мальчик. Ты его знаешь…
«Концерт самодеятельных музыкантов Дома творчества молодежи» гасила афиша. Первым значился какой-то «Патефон» из лампового завода, вторым наш «Голос» из колхоза «Золотая нива».
В фойе, под портретом Алена Делона с афиши фильма «Тегеран 43», уже дожидались Тучка и Пифагор. Ну, кто же еще-то?
— Ой, Александр, — обрадовались ребята. — Мы уж заждались!
Когда мы вошли в зал, музыканты уже настраивали аппаратуру.
— Саша! — раздался громкий голос.
Кареглазая блондиночка Лена, невеста Алексея привстала с места и помахала нам рукой, приглашая присоединиться к их компании. Две девицы, сидящие рядом, тоже оглянулись и разулыбались. Это же мои старые знакомые по колхозу! Светловолосая, статная Слепикова Светлана, комиссар студотряда «Бригантина», и ее шустрая подружка брюнеточка Тамара. Кажется, Тюлькина.
— Ребята, нам туда, — решительно сказал я и направился к девчонкам.
В толпе я нос к носу столкнулся с Весной. Тот прошел мимо, сухо кивнув, и даже руки не подал. Да и черт с ним! Нужна мне его рука.
— О, девчонки! — искренне обрадовался я. — Сколько лет, сколько зим⁈
— Здравствуй, Саша! Мы очень рады.
— Я тоже. Знакомьтесь. Вероника и…
Как зовут Пифа, я, честно говоря, не помнил, а может, и вообще не знал.
— Юра, — застенчиво улыбнулся тот.
Мы сели и, я принялся осматривать зрителей в зале. Искал знакомых. Увидев на последнем ряду Леннона, помахал, но тот меня не заметил, или сделал вид…
Весна уселся на первом ряду, в компании своей грудастой подружки и еще каких-то смутно знакомых девиц и парней. Метели я нигде не видел, что и понятно, зачем ей какой-то колхоз с ламповым заводом? Маринка вообще была немножко снобом. Неожиданно для себя, я вдруг подумал, что уже давно ее не встречал. И это было плохо, ибо могло навести кое-кого на совсем не нужные сейчас подозрения.
— Добрый вечер, друзья!
На сцену поднялась стройная шатенка лет тридцати в длинном концертом платье, как я понял, директор клуба. Сказав что-то о советской молодежи, она широко улыбнулась, и, сойдя со сцены, махнула рукой.
Занавес медленно открылся, явив зрителям сверкающую ударную установку «Тама», недавно приобретенную для Дома творчества. Погас верхний свет. В зале послышались редкие хлопки… На сцену поспешно выбежали музыканты. Группа «Патефон». Чеыре лохматых парня и две девчонки — солистки. Ударные, две полуакустические гитары и бас. Обошлись без «Ионики»…
Играли они неплохо. Этакое тяжелое рок-н-рольное кантри, местами сильно напоминавшее «Шокинг Блю». Зрители завелись! Правда, песенки казались довольно однообразными… Зато напоследок «Патефоны» грянули бессмертную «Шиз гот ит!»
— «Шизгара», — азартно ревел зал.
Кое-кто даже пытался танцевать, и директриса нервно посматривала в проход, где в зале находились дружинники.
«Голос» начал свое выступление эффектно! Музыканты появились под рокот ударных, начав с модного почти дискотечного ритма. Потом был живенький рок-н-ролл в стиле ранних «Назарет», и в завершении блюз… Длинный тягучий блюз, как же без него-то? Еще и со слайд-гитарой!
Песни на слова Тучки-Грозы, судя по аплодисментам, народу понравилось. Конечно же, ведь стихи были соответствующие, про несчастную любовь. Девушки в зале плакали.
Вот что значит хорошая аппаратура, вполне можно было разобрать слова, даже не особо прислушиваясь. Для непрофессионалов это было в новинку.
Гром аплодисментов! Прямо шквал…
В конце программы солист Витек, тракторист с длинными льняными волосами и шикарным диапазоном голоса в две октавы, представил музыкантов: гитары… Бас… Ударные… Клавишные…
— А теперь еще один наш участник, — после паузы продолжил он. — Вернее участница, без которой не было бы всех этих песен. Она сейчас здесь, среди нас, в этом зале! Наш поэт Вероника Тучкова!
Ударник выдал невероятный пассаж, солист указал рукою и в нашу сторону направился луч света.
— Ника, поднимись на сцену!
Зал грянул восторженными аплодисментами! Дрожащая Тучка поднялась, несмело улыбнулась и, встретившись с полным ненависти взглядом Весны, не выдержала, разрыдалась и бросилась к выходу. Вся наша компания бросилась за ней. На выходе из зала я обернулся и столкнулся с самодовольной ухмылкой Веснина. За что он ее так ненавидит? Ведь, должно быть наоборот…
Бросив на него сожалеюще-разочарованный взгляд, я вышел из зала и отправился на поиски беглянки. Девчонки её уже нашли, вытерли слезы, умыли…
— Привыкай к славе, Ника! — улыбнулся я. — И не бойся. Никто здесь тебя не съест.
— Я и не боюсь, — Тучка, наконец, успокоилась. — Просто я думала, что всё будет как-то по-другому.
Я вернулся домой поздно и на заснеженной скамейке, у подъезда увидел Гребенюка. Без шапки, сам на себя не похожий, растрепанный, с бледным лицом.
Неужели, что-то с тетей Верой?
— Серега! Случилось что?
— Случилось! Валентину похитили… Вот…
Он протянул записку…
«Наши условия — пятьдесят процентов прибыли. В милицию обращаться не надо. Иначе получите своего модельера по частям».