Курс на СССР: На первую полосу!

Глава 17

Тридцать первое декабря 1983 года, в кои то веки выпал на выходные. У народа впереди было целых два дня непрерывного застолья и веселья. Это вызывало много шуток по поводу того, что некоторые могут заранее так «напраздноваться», что пропустят куранты, и имеют шанс так и остаться в прошлом.

Пятница считалась обычным днем, но неофициально его сделали предпраздничным, работали до обеда… Впрочем, какое там «работали»! Просто пришли, раскрыли принесённые с собой свертки и принялись накрывать на стол в кабинете гравреда. Общались, смеялись, ну и ждали, когда же наступит долгожданное время и откроют шампанское.

Вот и в редакции газеты «Заря» готовились провожать старый год, делились планами на новый. Людмила Ивановна и девчонки из техотдела, Галя с Надей, бурно обсуждали, у кого что будет на новогоднем столе, да кто где будет отмечать праздник.

— Я вот переживаю, хватит ли мне оливье и холодца? — волновалась Людмила Ивановна.

— А что, много гостей пригласили? — полюбопытствовала Галя.

— Да какое там! — разоткровенничалась Людмила Ивановна, выкладывая на тарелочку нарезанную тонкими колечками колбасу. — Мы с мужем никого не приглашали и сами никуда не пойдем, ни на какую елку! Заляжем вдвоём на диване у телевизора, «Иронию судьбы» посмотрим, «Служебный роман» и все программы. Эх, красота! Дочка с зятем обещали в гости зайти.

— А мы сами по гостям, — похвасталась Надя, жестом фокусника вытаскивая из сумки яркую коробку шоколадных конфет. — Вот! Мужу удалось достать несколько коробок на подарки, так что будем бегать от одного стола к другому, пока всё не раздарим.

— Шампанское-то будем открывать, дамы? — поинтересовался Плотников, единогласно назначенный коллективом ответственным за спиртное, как самый галантный кавалер.– Или шефа будем ждать? Он сказал, начинать без него.

Главред с утра отправился в обком, на предпраздничную пятиминутку, но задерживался там уже часа два. Водитель дядя Федя уже собрался ехать за ним, но радостный шеф сам появился на пороге кабинета с грамотой в руках.

— О! Уважающие начальство коллеги всегда ждут, даже без особого указания, — прогромыхал он достаточно оптимистично и подмигнул. — Даже если шампанское греется. Открывай, Серега!

Пробка мгновенно взлетела в потолок, срикошетила и упала прямиком в корзину для бумаг.

— Ну, ты и снайпер, Серёга, — восхитился Федя.

Все быстро расхватали фужеры и приготовились слушать первый тост от главреда.

— Дорогие коллеги, друзья, — начал он торжественно, демонстрируя всем принесённую грамоту от руководства города. — Этот год мы закончили с невероятными результатами! И это даёт ещё более невероятные перспективы. Что точно известно, так это то, что тираж газеты значительно увеличивается, а это значит, что будут пересматриваться и кадровые вопросы.

— Ура! — дружно воскликнули все присутствующие.

— Но об этом поговорим потом, когда появится Надежда Абрамовна, — добавил он.

— А где она? — спросил я.

— Взяла отгул, — ответил главред.

— Она с нами никогда не общается в неофициальной обстановке, — тихо шепнул Сергей, и я его понял.

Настроение было самым что ни на есть праздничным. Из старой радиолы «Ригонда» доносилась тихая музыка, а на широком подоконнике вместо привычного кактуса красовалась новогодняя елка с пластмассовой красной звездой на макушке. Эту звездочку недавно реставрировал Плотников, и теперь она сверкала, не хуже кремлевских!

Серёга не забывал подливать всем шампанское, а женщины наперебой угощали всех своими кулинарными изысками. Попробовал три варианта оливье. Надо же. Из одних и тех же продуктов получились совершенно разные блюда. В миг улетели пирожки Людмилы Ивановны, и она, заметив погрустневший взгляд Плотникова, наблюдавшего, как Федя откусывает большой кусок от последнего пирожка, загадочно улыбнулась и… достала из шкафа ещё миску с румяной выпечкой.

— Вот, — улыбнулась она. — Попробуйте с картошкой и печенкой. Первый раз пекла. Моим понравилось.

Бутерброды с рижским хлебушком, салатики, пирожки, и прочие закуски разлетелись в один миг. Женщины быстро собрали пустые тарелки, и на столе появилась ещё бутылка шампанского, мандарины и коробка шоколадных конфет.

— Прямо как в обкоме, — подмигнул Николай Семенович и взяв бокал, поднялся из-за стола. — Итак, продолжим официальную часть.

Все присутствующие с бокалами в руках встали и приготовились слушать речь главреда, обязательную по протоколу проведения предпраздничных собраний. А то, что это было именно собрание коллектива (как и по всей стране) никто не сомневался.

— Товарищи, — продолжил Николай Семенович, стараясь выдержать торжественный тон, но улыбка то и дело проскальзывала на его лице. — Прошедший год выдался для страны не совсем обычным… Правда, не все это пока заметили. Но это дело времени. Скоро перемены коснутся каждого из нас. Так то… давайте за нас и выпьем, за нашу работу в этом году, за новых сотрудников, за новые свершения… Проводим Старый год, товарищи!

— Ура!

Зазвенели бокалы, все выпили, закусили… снова пошли разговоры, смех…

— Николай Семенович, — улучшив момент, я подсел к шефу поближе. — У нас реклам и объявлений было много. Не все влезли в номер.

— Ничего, после Нового года поставим, — успокоил главред. — Не влезет, так растянем на несколько номеров, эко дело.

Я все же решился опубликовать объявление Метелкина в газету. Поразмышлял трезво. Ибо, если не дать — это явный след к редакции, ко мне. Ну, потяну, сколько возможно, а дальше видно будет. Придумаю что-нибудь, на то и голова дана.

— Народ! А что мы в тишине-то сидим?

Плотников подошел к радиоле, нашел музыкальную волну и добавил громкость.

'Сивка-Бурка, вещая каурка,

Встань передо мной,

Как лист перед травой!'

Под бодрую песню в исполнении Михаила Боярского все повскакивали с мест и пустились в пляс. Корпоративчик удался на славу, правда «с советским уклоном», потому что после обеда все быстренько собрались, устранили следы коллективного застолья из кабинета главреда и отправились по домам, готовить салаты и закуски для длительного семейного застолья.

Все разошлись около часа, а Николай Семенович сел за стол и привычно разложил на нём бумаги. Его работу никто не отменял. Думаю, он и завтра будет вот так же сидеть за рабочим столом и разбирать гранки, подписывать материалы в печать…

Я позвонил Наташе и уточнил наши планы на ближайшее время. Всё оставалось в силе.

Я шел по снежным улицам и размышлял о превратностях судьбы. Прежнюю мою жену, в той, будущей, жизни, звали Валентиной. Мы прожили с ней три года и благополучно развелись. Никаких Наташ у меня даже среди просто знакомых не было. А вот в этой появилась! И вообще мир менялся… и пусть пока совсем немного, но с моей скромной помощью. Менялся! И вместе с ним менялась и моя собственная судьба. А, значит, есть шанс, что Наташа будет рядом! Надеюсь, что навсегда. По крайней мере я приложу максимум усилий.

Дома мама сразу же взяла меня в оборот! Порезать на салат колбасу, покрошить картошку, открыть банки с зеленым горошком и солеными огурчиками… ах, эти предновогодние хлопоты…

Чуть задержавшийся на работе отец явился уже ближе к вечеру. Чем-то возбужденный и радостный, он держал в руках светло-зеленый пластиковый пакет с надписью «Ленинград». Обычный, какие продаются в универсамах.

— А ну-ка, Надь, глянь-ка!

Пройдя на кухню, родитель поставил пакет на табуретку и, словно популярный фокусник Игорь Кио, принялся выкладывать на стол всякую снедь.

Две банки сгущенного молока!

— Ого! — восхищенно воскликнули мы.

Две банки шпротов! Банку красной икры!

— Ух ты!

Печеночный паштет, финский сервелат, сыр «Голландский», зефир в шоколаде…

— В обком сегодня вызвали, — как бы между прочим, пояснил отец. — Меня и Колю. Сам товарищ Серебренников лично подарки к Новому году вручил. И даже добавил, что скоро все это будет свободно лежать всех магазинах.

— Ага, свободно! — скептически усмехнулась мама. — Смотри, как бы не залежалось.

— В обкоме, Надя, болтать зря не станут!

Батя живенько нырнул в холодильник и вытащил початую бутылку «Андроповки».

— Ну, что сын, проводим Старый год? Под шпротинку…

— Шпроты на Новый год! — категорично заявила мама. — И вообще, мы с Сашей сейчас вина выпьем, а не эту твою водку. Сань, там «Фурминт», открой-ка!

— «Фурминт», однако! — хохотнул отец. — Красиво жить не запретишь! Поди, по два двадцать?

— Два сорок! — уточнила мама. — В винном на Маяковского…

Мама быстренько отрезала несколько ломтиков «докторской», батона и соорудила нехитрые бутерброды. Потом подумала и вытащила из банки огурчик:

— Вот нам закуска. — сказала мама и удивилась собственной щедрости. — Все остальное на Новый год! Пока терпите. Кирсановы зайдут, Мошниковы обещали… да и дядя Витя заглянет обязательно! Ну, за Старый… проводим… Саш, там «Ирония» не началась еще?

— Да вроде сегодня «Иронии» нет в программе!

— Это по Первой нет. Ладно, сама гляну.

— И далась вам эта «Ирония», — махнув стопочку, отец захрустел огурцом. — По мне, так лучше бы про Штирлица еще раз показали. Вот фильм, так фильм! «Не думай о секундах свысока…»

— «Наступит время, сам поймешь, наверное…» — тут же подхватил я.

Из прошлой своей молодости я вообще не помнил отца в таком приподнятом настроении. Скорей, наоборот, он почти всегда хандрил, бурчал и все чаще прикладывался к стакану…

Штирлиц… Что-то щелкнуло в голове, пронеслась какая-то идея…

Суббота началась так же суматошно, с подготовки праздничного стола.

— Саш! Перец не видел?

— Не.

— И куда же он, интересно, делся?

К одиннадцати часам вечера новогодний стол уже был сервирован. Расставлены праздничные (из серванта) тарелки и фужеры, разложены мандарины и хлеб, тоненько порезан сервелат, открыта заветная баночка шпротов. В духовке ждала своего часа запеченная по особому рецепту курочка, на балконе подрагивал от мороза холодец, а в холодильнике, в больших салатниках величественно восседали «оливье», винегрет, селедка под шубой… Слюной тут изойдешь!

В 23:40 по телевизору закончился киноконцерт ' И в шутку, и всерьез'…

— Саша, неси салаты! — скомандовала мама, появляясь из спальни в новом платье.

Она бросила быстрый взгляд в зеркало, проверяя, всё ли в порядке и покрутилась перед нами.

Ну как?

Во! — восхищенно воскликнули мы с отцом.

Мама улыбнулась и подошла к столу. Отец галантно придвинул стул даме, поторапливая меня. Я быстро поставил на стол салаты, и мы приготовились слушать поздравление советскому народу от партии и правительства. По понятным всем причинам, Андропов, конечно же, не выступал…

В 23:50 началось «С Новым годом, товарищи».

— Разливаем! — скомандовал отец. — Ну, проводим Старый…

Куранты!

— С Новым годом, товарищи! С Новым, 1984-м, годом!

Я зашел к Наташе где-то около часа и сразу вручил подарки. Услышав в ответ, кроме поздравлений, еще и восторженное спасибо я обрадовался. Ну, рок-опера «Юнона и Авось» просто не могла не понравиться столь интеллигентной и тонко чувствующей девушке, о всё-таки я волновался, угодил ли. Ивану Михайловичу я подарил перекидной календарь на 1984 год, который малым тиражом выпустили в нашей типографии специально для узкого круга чиновников высокого ранга.

Наташа немного смущаясь вручила мне солидный ежедневник и набор гелевых авторучек, кажется, французских. Иван Михайлович конечно же сразу потащил нас к столу, несмотря на все протесты, что мы торопимся на молодёжную ёлку в парк.

— Ну, дед, ну мы же только что поели! И Саша тоже!

— Это он у себя ел! — резонно возразил Иван Михайлович. — И Новый год встретил дома. А теперь с нами! А ну-ка, Александр, наливочки… Ну! С Новым годом!

По телевизору шел «Голубой огонек». Группа Стаса Намина исполняла популярную песню «Мы желаем счастья вам» и мы с удовольствием подпевали артистам, размахивая бокалами с знаменитой дедовской вишнёвой наливкой. Я провёл взглядом по комнате: украшенная шарами и мишурой новогодняя ёлка в углу, узорчатый ковер на стене, торшер возле кресла и этажерка с книгами. На праздничном столе традиционное «Оливье», мандарины, селедка под шубой… Слегка закусив салатами я от горячего отказался и незаметно подмигнул Наташе.

— Дед, — решительно сказала она, поняв мой намёк. — Мы с Сашей на елку сходим, а ты долго не засиживайся, помни, у тебя режим.

— Ну, что-ж, — протяжно по-стариковски ответил Иван Михайлович. — Каждому своё. Старикам и детям спать, а молодёжи гулять до утра. Только вы одевайтесь потеплее и не очень долго, всё-таки морозно.

— Да я ж с Сашей же, — удивилась Наташа и добавила. — Он согреет.

Мы вышли на улицу. Мягко падал снег. Окна многоэтажек светились радостными огнями, а из распахнутых форточек были слышны песни. Неизбалованный разнообразием советский народ в полном единодушии смотрел первую программу. Я улыбнулся. Скоро всё изменится. Благодаря изобретателю Николаю, совсем скоро люди получат неограниченный допуск к мировым шедеврам. Вот только не окажется ли всё это преждевременным? Готово ли сознание советского человека к этому?

Мы отправились на главную площадь города, на которой ещё издали была видна мерцающая разноцветными огнями нарядная елка, громко играла музыка. На углу, неподалеку от исполкома, изрядно подвыпивший Дед-Мороз в компании разбитной Снегурочки наяривал на гармошке «Миллион алых роз», а бдительный страж порядка в парадной форме внимательно приглядывал за ним.

— Ой, Наташка!

— Леночка! Светка!

Наташины школьные подруги бросились обниматься, забрасывать её классическими вопросами «А ты где?», «Куда поступила?», «Как учеба?» и совсем тихо: «А что это за парень…». Наташка представила меня, потом немного поболтали и пошли дальше. Очень скоро нарвались на Гребенюка с Валентиной. Именно «нарвались», потому что те двигались очень активно.

— О-о, Ребя-ата, а мы вас тут заждались. — обрадовался Сергей и, протягивая бутылку «Абрау-Дюрсо», пошутил. — Хотя, шампанское, кажется, не успело нагреться.

Пили прямо из бутылки по очереди, стараясь не обрызгаться пеной, пели песни, кидались снежками, валялись в снегу пока не почувствовали, что замерзли. По пути домой зашли с Наташей в какой-то подъезд, погреться. И долго там целовались…

На следующий день мы сходили в кино, в «Ударник». Взяли билеты на последний ряд… и снова стали целоваться. Я даже не помню, какой был фильм. То ли «В джазе только девушки», то ли «Мы из джаза»…

Наташа уехала вечерним рейсом, чтобы второго числа уже быть в Ленинграде. Ничего не поделаешь, сессия. Я проводил ее до автовокзала и долго смотрел вслед отъезжающему «Икарусу». Стало как-то грустно, да и вообще… Хорошо, хоть завтра уже на работу! «Новогодние каникулы» те времена были только у школьников и учащихся ПТУ.

Зашел по пути в булочную, купил свежий хлеб и пошёл домой. В дворе, несмотря на позднее время у подъезда на лавочке сидели бабушки и что-то активно обсуждали.

— А Вера-то и говорит, хорошая девушка, не вертихвостка! Самостоятельная и строгая.

— Ой, Филимоновна, уморила! Это та сюплюшка-то строгая?

— Так Вера сказала. Еще добавила, что такая жена ее Сереге-то и нужна!

— Хо! Да ты Верку-то больше слушай.

Известные наши домовые сплетницы…

Меня как током ударило! Штирлиц! Я, наконец, поймал мысль и быстро направился к бабулям.

— Авдотья Степановна, Нина Филимоновна, с Новым годом!

— И тебя Сашок, и тебя! Что, хлеб-то есть в булочной?

— Да, уже привезли…

— Ой, и нам надо бы, а то прошлогодний закончился.

— Так я сейчас сбегаю, пока не закрылось, — с готовностью предложил я, стараясь расположить к себе соседок. — Кому что взять?

Быстро определились с ассортиментом и количеством, вручили мне авоську и, взяв на сохранение мою покупку, с радостными напутствиями «осторожно через дорогу переходи» отправили в магазин. Обернулся я быстро и раздал всем горячую выпечку, не взяв с них не копейки. Заявив, что это как будто бы подарок от Деда Мороза.

Ну ты, Саня, и выдумщик, — обрадовались бабульки, с удовольствием нюхая ещё горячий хлеб.

— Тетушки, — начал я игру в Штирлица. — Тут Зоя Степанова с Викторией Ивановной и Серафимой Петровной про какого-то мужика спрашивали.

— Что за мужик? — насторожились старушки.

— Да такой… В плаще старомодном, синем, в петушке вязаном… Симаковых спрашивал.

— Так нет же Симаковых…

— Вот он и спрашивал, — многозначительно произнёс я. — Он еще как-то в начале декабря заходил. Может, встречали?

— А, кажись, видала такого в окно, — вспомнила Авдотья Степановна. — Да, да, в начале декабря как раз и видала, в окно! Из нашего подъезда как раз выходил… Ну, как раз от Симаковых.

Не зря я подстраховался. Вот как. Теперь надо закрепить эффект.

— Говорят, родственник их, из Челябинска, — скучным голосом добавил я. — Он и вчера заглянул! Но, опять, похоже, впустую…

— Да, ходит и ходит, — подхватили соседки. — Только глаза всем мозолит.

— Ладно, тетушки, еще раз с Новым Годом! Пойду.

«Запоминается всегда последняя фраза», подумал я закадровым голосом Копеляна из бессмертного фильма «Семнадцать мгновений весны».

Газету «Заря» в городе выписывали многие. Прочитав объявление, сердобольные бабуси, наверняка позвонят в редакцию и расскажут о родственнике Симаковых из Челябинска. Геологи Симаковы жили на пятом этаже в нашем подъезде, и уже полгода работали в Африке.

На какое-то время брошенный мной слух направит расследование Метелкина по ложному следу. Надеюсь, что надолго. А потом, «или осел сдохнет или падишах».

Новогодние праздники пролетели быстро, и при первой же возможности я напросился на задание.

— Что еще за «Дом творчества», — Николай Семенович поначалу не понял, о чем идет речь, но быстро вспомнил. — А-а-а! «Новые веяния». Ну, сбегай, посмотри. Глядишь, на статью и насмотришь. «Лейку» возьми!

«Лейкой» редактор именовал вообще любую фотокамеру, еще с военных лет.

— Только ты там особо не задерживайся, — предупредил Николай Семенович. — В три часа профсоюзное собрание. Вопрос серьезнейший, попрошу быть без опозданий.

— Успею, Николай Семеныч! Когда я не успевал?

«Дом творчества молодежи» располагался на улице Мечникова, неподалёку от центра, в бывшем здании клуба фабрики «Монолит». Фабрика построила новое здание, а старое отдали под «Дом творчества», которое сейчас полным ходом ремонтировали силами комсомольцев-активистов. Рядом, в проулке, стояли автокран и показавшийся мне знакомым грузовой «ГАЗон» с ярко-голубой кабиной.

Конечно, с Костиком Весниным, Весной, мне встречаться не очень-то хотелось, но, там ведь были и другие люди. Тем более, насколько я знал, несмотря на ремонт вовсю проходило прослушивание кандидатов на вступление в клуб. А желающих было много. Еще бы, им ведь были обещаны концерты! И не какие-то там левые квартирники, а самые настоящие, с залом, с билетами, с легальным гонораром!

Для прослушивания была создана комиссия, оценивающая не только музыку, и тексты песен, но и поведение музыкантов на сцене и их внешний вид.

Когда я вошёл в зал, там как раз настраивала инструменты очередная группа.

На первом ряду, с чувством полной ответственности к выполнению поставленной задачи, сидели шесть солидных дяденек и тетенек, в костюмах и строгих платьях. Весны среди них не было. В конце зала располагался звукорежиссерский пульт, за которым сидел худосочный длинноволосый парень в джинсовке, показавшийся мне знакомым. Он обернулся… Блеснули очки…

— Леннон?

— О! Саня! Привет.

— Ты что же теперь звукач? — удивился я.

— Так я же технарь! — Виталий горделиво приосанился. — И музыкант к тому же, А здесь, между прочим, у меня официальная должность. Оклад! И еще премии обещали. Ладно, сейчас закончим, поговорим. Пока садись, посмотри, послушай…

На сцене музыканты закончили настраивать инструменты и ударник дал палочками отсчет…

Грянул бодренький такой рок-н-ролл! Пискнула «Вермона»…

— Желтые листья, желтые листья… — запел в микрофон басист, бывший тут и за вокалиста.

Ничего так, живо! Даже драйв есть. Вот только текст… Говоря откровенно, кроме желтых листьев ни черта не разобрать! Да и так часто повторяются, что вызывают оскомину.

— Желтыее-е ли-и-ис-тья!

Стоп, стоп! А, кажется, я их знаю! Барабанщика так точно. Это ж Леша, Алексей, пострадавший от бандитского нападения водитель из «Золотой нивы»! Судя по всему, вылечился, наконец. Что ж, слава Богу.

Ну да, они! Вон и название на «бочке» все то же, ВИА «Веселые сердца». Что сказать? Молодцы, товарищи колхозники!

Дальше пошел блюз. Длинный и тягучий, как жевательная резинка. Но-о… хорошо, хорошо… и соло на гитаре классное! Но вот, текст, текст… Невзрачные какие-то слова, квелые. Кстати, как у Весны!

Эх, им бы классику петь, что ли… Или тут надо только свое? Да, наверное…

Ага, закончили…

— Товарищи, не уходите!

В зале поднялся лысеющий дядечка лет сорока, в очках и в черном костюме с галстуком. По виду типичный такой бюрократ. А, если он еще и какой-нибудь музыкант… из той же музыкальной школы… Ох, не завидую я ребятам!

Он взобрался на сцену и протянул руку в сторону сидящих с непроницаемыми лицами членов жюри.

— Я, как председатель комиссии… так сказать, образно выражаясь, от лица всех…

Вот именно про таких Маяковский и писал «я волком бы выгрыз бюрократизм!»

— Так вот, по музыке, по музыке, я скажу… образно выражаясь…

Боже, он еще и картавил, правда, слегка. Но, как тяжеловесно излагал мысли!

— Ничего музыка, ничего… ничего плохого не скажу… Мне лично понравилось, образно выражаясь… Вот и товарищи подтвердят…

Понравилось? Одна-ако!

— Эти вот, образно выражаясь, отсылки к Эллингтону… к Майлзу Дэвису… И даже я услышал нотки Гершвина, образно выражаясь, этакие ростки…

Ага-а! Эллингтон, Гершвин… Да он, похоже, джазмен!

— Хорошо, хорошо по музыке. Образно выражаясь, неплохо. Этот вот четырехтактный блюз, классика… Вы духовую секцию ввести не хотите? Напрасно. Был бы такой хороший джаз-рок, образно выражаясь… В общем, по музыке у нас претензий нет. А по текстам… По текстам скажет Мариэтта Альбертовна!

В зале поднялась высокая тетка в длинном черном платье и с прическою «мелкий бес». Голос у нее был громовой! Верно, если б хотела, могла бы петь без микрофона.

— По стихам скажу так! — прогрохотала Мариэтта Альбертовна. — Нет здесь никаких стихов. Одни тексты. Ищите поэта! Или играйте инструментальную музыку…

Музыкантов я отыскал на улице. Те понуро грузили аппаратуру в 53-й «Газон». Тот самый, с голубой кабиной.

— Парни, привет! Здорово, Леша.

— Саня? — постав «бочку» в кузов, Алексей грустно улыбнулся. — А нас прокатили сегодня.

— Я видел, — кивнул я. — Был там. Мне показалось, не всё потеряно. Если учесть замечания…

— Предлагаешь ввести духовую секцию? — хохотнул ударник, и все дружно загудели.

И где мы им поэта найдем, — сказал Лёха, когда все успокоились. — Классику, видишь, нельзя. Надо, чтоб свое было.

— Положим, есть у меня знакомый поэт… — предложил я. — Если хотите, могу устроить.

— Хотим? — с надеждой в голосе чуть ли не прокричал Лёха. — Да конечно! Но…

— Настоящий поэт, не сомневайтесь, — заверил я. — В прессе печатался. Тексты, что надо!

Музыканты переглянулись.

— Ты познакомь нас! — Алексей азартно потер руки. — Он, как, согласится?

— Думаю, да, — улыбнулся я и подмигнул. — И… вообще-то это девушка.

Записав телефон, я попрощался с парнями и вернулся в клуб. На широком крыльце «Дома творчества» дожидался Виталик-Леннон. Накинув на плечи зимнюю куртку, парень зябко ежился и курил «Родопи».

— Что, в парк-то ходит кто? — спросил я.

— Холодно сейчас. Снег. Теперь уж весной… Да, кстати, о Весне, — Виталик выпустил струйку дыма. — Его нынче в ментовку вызвали. Какого-то его приятеля замели, что ли…

Приятеля… Ясно, о ком речь! Костян. Думаю, он все же узнал меня тогда, в ресторане. А, впрочем, черт с ним…

— Ладно, Виталик, — я протянул руку. — Пора мне. Рад был увидеться.

— И я… Ты заходи на концерты! У нас интересно будет.

— Зайду.

Я глянул на часы. Черт! Без двадцати три! Добраться в редакцию на общественном транспорте я уже не успевал. А опаздывать на собрание не хотелось! Обещал же вовремя быть.

Холодея, я выскочил на улицу Мечникова и замахал рукою… Такси! Такси! Ага… вот, кажется…

Повезло! У тротуара, рядом со мной, остановилась бледно-желтая «Волга» с шашечками и зеленым огоньком.

Слава Богу!

Усевшись, я назвал адрес.

Поехали.

Таксист крутил радио…

— Услышать сердце челове-ека возможно только в тишине… вывод на орбиту Венеры… при взрыве в Парижском метро было убито три человека и ранено девятнадцать… ТАСС сообщает; два энергоблока Ленинградской атомной электростанции остановлены для планово-предупредительного ремонта…

Черт!

Я дернулся. Ну, почему Ленинградской-то? Надо же было Чернобыльскую остановить! Чернобыльскую!