Курс на СССР: На первую полосу!

Глава 18

К назначенному времени все-таки опоздал. Но мне повезло. Собрание перенесли, так как главного редактора срочно вызвали на совещание. Поэтому, когда я вернулся, все спокойно занимались своими делами, точнее, торопились со сдачей статей.

— Александр!

Я обернулся.

На пороге стояла Вероника Тучкова, она же Гроза. В руках она сжимала аккуратно сложенные листки, а ее обычно ясные глаза были потуплены и полны грусти.

— Можно? — тихо произнесла гостья.

— Вероника! Конечно, заходи. Какими судьбами к нам?

— Я стихи принесла… — скрывая неловкость ответила Гроза. — Николай Степанович сказал, чтобы еще несла… на публикацию.

— Вот и отлично! — обрадовался я. — Николая Степановича правда сейчас нет, он на совещание ушел. Но давай мне свои стихи, я займусь этим лично. Постараюсь часть третьей полосы выделить, там как раз пусто.

Она молча протянула мне смятые листки. Я прочитал. Стихи были пронзительные, как всегда о хрупкости, о внутренней свободе, о тихом сопротивлении серости.

— Сильные вещи, — искренне сказал я. — Намного сильнее того, что я слышал от Весны в его «обработанном» варианте.

При этом имени она вздрогнула, словно от удара. И едва не заплакала.

— Что такое?

— Весна… Он… он везде стоит у меня на пути, Александр, — голос ее дрогнул. — В «Доме творчества» он теперь председатель комиссии по текстам. Мои стихи он называет «упадническими» и «не соответствующими духу советской молодежи». А вчера… вчера он прямо заявил, что пока он там, мои стихи никто и никогда не услышит.

Она смахнула с ресниц предательскую слезинку.

— И тусовка… Все, с кем я раньше общалась, теперь смотрят на меня как на прокаженную. Говорят, Весна предупредил, что тот, кто со мной общается, тоже будет иметь проблемы. Я осталась совсем одна.

Я сжал кулаки. Вот мерзавец! Сначала он просто украл ее стихи, а теперь еще методично уничтожает ее как поэта, пользуясь своей новой властью.

— Вероника, слушай меня внимательно, — я посмотрел ей прямо в глаза. — Веснин самозванец, шелуха, пыль на ветру. Его власть над парочкой провинциальных музыкантов и запуганными хиппанами весьма хрупка. Вот как мы поступим.

— «Заря», это конечно хорошо, но нужно расти дальше, — я взял со стола потрепанный номер журнала. — Вот твой настоящий рубеж, журнал «Юность». Пора выходить на всесоюзный уровень. Твои стихи должны читать в Москве, в Ленинграде, а не прятать их здесь, в провинциальном Зареченске, от обиженного плагиатора. Нужно опубликоваться в «Юности».

В ее глазах мелькнула искра надежды, тут же погасшая.

— Но… «Юность»… Такой солидный журнал? Это же невозможно! Меня там никто не знает.

— Знают ли там тебя не важно, — заверил я. — Важно какие у тебя стихи. А они гениальны. И у меня есть кое-какие связи. Один мой знакомый, Андрей Олегович, там работает. Я поговорю с ним. Мы отправим твои стихи. Оформим все правильно, с сопроводительным письмом от редакции.

С Андреем Олеговичем я был знаком еще с детсадовского возраста, правда в прошлой жизни. Сейчас ему должно быть лет двадцать, но вроде уже в этом возрасте он работал в «Юности». Правда, на какой должности не вспомню… вряд ли большой. Но все равно напишу ему. Поможет.

— Правда? — окрыленно прошептала Гроза.

— Абсолютно, — широко улыбнулся я и подмигнул. — А Веснин пусть отправляется ко всем чертям. Его власть заканчивается за пределами Зареченска. А твои стихи… твои стихи должны лететь. Давай, выбери три самых сильных, самых мощных. Мы отправим их сегодня же.

Она выпрямилась, подбородок ее вздернулся. И я снова увидел ту самую Грозу, с которой впервые встретился в парке.

— Хорошо, я вернусь через час, — сказала она. — У меня дома есть то, что надо. И… спасибо вам, Александр. Вы не представляете, как это для меня важно.

— Это важно для поэзии, Вероника, — поправил я ее. — А таких, как Весна, рано или поздно смоет дождем. Помни это.

Она кивнула и вышла.

После ухода Грозы я планировал заняться статьей, но зашла Людмила Ивановна и сунула мне пачку писем.

— На вот, Николай Степанович сказал разобрать. Там много тебе адресовано.

Пришлось отложить все дела и сесть за письма. Решил рассортировать их на три стопки: «к исполнению», «в номер» и «в архив». Я распечатывал конверт за конвертом, а стопка «в архив» почти не росла.

«Уважаемый редактор! Пишет вам работник Завода приборов из Свердловска. Прочитал вашу статью и не могу не высказаться…»

Я поморщился. Статью об отцовском изобретении еще не публиковали, значит, читатель имел в виду один из моих футуристических очерков. Я уже хотел отложить письмо, но фраза дальше заставила замереть:

«…Вы описали принцип стыковки модулей на орбите с помощью электромагнитов. Я слесарь-монтажник, и у меня есть идея, как упростить эту систему. Прилагаю схему…»

Схема была начерчена на листке в клетку, линии дрожали, но в расчетах чувствовалась уверенная рука практика. Идея и впрямь была гениальной в своей простоте. Это бы отцу передать, чтобы глянул своим наметанным взглядом. Я отложил письмо в сторону и вскрыл следующее.

«Здравствуйте! Пишет вам учительница из деревни Подгорное. После ваших статей наш кружок радиоэлектроники собрал макет „умного“ термоса, который поддерживает температуру чая…»

Термос? Серьезно? Я улыбнулся, но тут же поймал себя на том, что мои собственные статьи, написанные в жанре легкой фантастики, кто-то воспринимает как руководство к действию. Эти люди не ждали указующего перста сверху. Они брали и делали, вдохновленные идеей.

Третье письмо было из Куйбышева от инженера-строителя:

«…В связи с обсуждаемыми в вашей газете возможностями кооперативов, просим разъяснить: можем ли мы, группа инженеров, организовать частное проектное бюро для разработки типовых проектов гаражей и садовых домиков? Куда обращаться? Нужны ли разрешения от парткома по месту основной работы?»

А вот это уже было интересно. Письмо было пропитано не праздным любопытством, а деловой хваткой. Люди уже не просто размышляли о переменах, они прощупывали почву, искали лазейки в системе. Мой НЭПовский манифест, осторожный и завуалированный, они читали как прямое руководство.

Следующая пачка писем оказалась совсем иной. Конверт за конвертом, все с одинаковыми вопросами, отражающими разную бытовую конкретику.

«Уважаемая редакция! После вашей статьи о кооперативах мы с женой задумались…»

«…группа инженеров хочет организовать вычислительный центр…»

«…можно ли легально сдавать внаем свой личный автомобиль?..»

Я откинулся на спинку стула. Вопросов все больше. Нужна инструкция. Закон. Руководство, как поступать в том или ином случае, содержащее четкие и понятные формулировки, соответствующие закону, чтобы открываемый бизнес не загнулся на второй же день и люди, желающие дать стране качественный товар, не разочаровались, погрязнув в бюрократических ловушках. Одной журналистской статьи будет мало. Требуется официальный комментарий. Голос сверху. Авторитетный.

Мысль оформилась мгновенно. Серебренников.

Тот самый человек из обкома, который когда-то похвалил мои «прогрессивные взгляды». Чиновник, курирующий идеологию. Для него подобный разъяснительный материал — возможность застолбить за собой образ партийного реформатора, идущего в ногу со временем. Нужно лишь преподнести это ему как его собственную инициативу.

Я взял блокнот и быстро набросал план:

«В редакцию поступают многочисленные обращения трудящихся, заинтересованных в развитии кооперативного движения и индивидуальной трудовой деятельности… В связи с отсутствием чётких разъяснений на местах… просим дать комментарий о перспективах… и разъяснить порядок действий…»

Вопросы к нему лежали на поверхности. Конечно же рассказать людям, какие первые шаги нужно сделать? Сохраняются ли за ними социальные гарантии? Как избежать нарушений законодательства?

К тому же под предлогом получения этих комментариев можно переговорить с Серебренников и по поводу кое-чего другого. Например, Чернобыльской АЭС…

Только бы он был у себя и принял.

— Людмила Ивановна, — крикнул я. — Николай Семенович пришел?

— Пришел, — раздалось через стенку.

Отлично!

Я подошёл к телефону-вертушке, снял трубку и набрал номер главного редактора.

— Николай Семенович, у меня созрела идея для одного стратегического материала. Потребует согласования на самом высоком уровне. Можно к вам?

Вечер. Я сидел дома, дописывал план статьи про кооперативы. Хоть и обещал не таскать работу домой, но плановый материал никто не отменял, да еще много времени ушло на согласование стихов Грозы, так что пришлось нарушить правило.

За дверью послышались шаги и звяканье ключей. Вошел отец, но как-то медленно, рассеянно. Снял пальто, повесил его на крючок и замер на секунду, глядя в пустоту, с какой-то странной, застывшей полуулыбкой.

— Пап? Ты как? — спросил я, откладывая ручку.

Сразу подумал, может опять сердце прихватило? Все-таки после новогодних праздников, нагрузка была будь здоров! И жирного много, и спиртного… да еще на работе забот полон рот.

Отец вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел на меня.

— Саш… Да ничего, вроде, нормально. Просто устал.

— А чего такой задумчивый?

— Да вот, идиотский случай приключился…

Мама вышла из кухни, вытирая руки о фартук.

— Матвей, что случилось? У тебя вид какой-то странный.

— Да ерунда, Надя, — он присел на табуретку и задумчиво начал свой рассказ. — Иду со смены. Как всегда, через ту стройку на Проспектной, срезал. И вот, понимаешь, остановился шнурок завязать. Присел, а над головой свист! И бух! Прямо передо мной, кирпич упал. Раскололся пополам.

В комнате повисла тишина. Мама безмолвно ахнула, схватившись за сердце.

— Господи! Матвей!

— Да говорю же ерунда! Просто неожиданно. Никогда ничего не падало, а тут…

У меня у самого похолодело внутри.

— Пап, ты уверен, что он сам упал?

— Ну конечно сам! — отец пожал плечами. — Или ветер, может. Или рабочие постарались, балбесы, оставили на краю лесов или стены, вот и приключилось такое. Ничего, пронесло. Главное, как вовремя шнурок развязался! А ты, Надь, еще упрекаешь меня постоянно что шнурки слабо завязываю! Видишь, спасло!

Он попытался хохотнуть, но смех вышел сухой, сиплый и совсем не веселый.

Вот так новость! Кирпич. С четвертого этажа. Ни с того, ни с сего… Слишком знакомая картина. И совсем не похожая на случайность. Тут явно кто-то постарался. Только кто?

Я задумался. Костя арестован. Его банду переловили. Значит, это не они. Кто-то другой. Кому еще понадобился отец? Думаю, это явно связано и с их с Колей Хромовым разработками.

Выходит, есть кто-то еще. Кто-то, кто знает маршрут отца. Кто-то, кто действует аккуратно, без лишнего шума, подстраивая «несчастный случай». И этот кто-то должен быть немедленно схвачен, пока не приключилось самое страшное.

Отец поел без аппетита и молча. Я понял, что настроение у него сейчас на нуле, поэтому попытался немного отвлечь его. Тем более нужно было кое о чем переговорить.

— Слышал новости? — начал я издалека. — ТАСС сообщили об остановке энергоблока на Ленинградской АЭС.

— Э-э, нет. А что там?

— Говорят, для планово-предупредительного ремонта. Как ты думаешь, это надолго?

Отец хмыкнул, наливая себе чай.

— Саш, я тебе больше по металлу и схемам, а не по энергетике. Но… если уж остановили, значит, по уму делать будут. Месяца на два, не меньше. А то и на все три.

Я знал, что отец встречается с Серебренниковым, отчитывается об этапах работы со своим ТКСС-1. А значит может между делом и про АЭС поговорить.

— А представь, — я сделал вид, что просто размышляю вслух. — А если бы не Ленинградскую вывели в ремонт, а, скажем, Чернобыльскую?

Отец посмотрел на меня с легким удивлением.

— Чернобыльскую? А с чего бы? Та, вроде, новая.

— Новая-то новая, пап, но вот, смотри, — я придвинулся ближе, изображая деловой интерес. — Ленинградская, она надежней, старая лошадка, все ее минусы давно известны, взяты на учет и контроль. А вот на новых станциях, с их новыми реакторами… там могут быть системные ошибки, непросчитанные риски. Стоит ли ждать, пока они проявятся? Может, экономически выгоднее вложиться в модернизацию самой перспективной, но и самой потенциально опасной станции сначала? Чтобы потом не платить в разы больше?

Я видел, как взгляд отца поменялся. Рассеянность и испуг уступили место профессиональному азарту. Его инженерный ум зацепился за задачу.

— Системные ошибки… — он задумался, водя пальцем по столу, словно рисуя схемы. — Ты хочешь сказать, превентивные меры?

— Именно! — обрадовался я. — Реконструкция Чернобыльской АЭС не трата денег, а стратегическая экономия. Там выше КПД, больше зона покрытия, но и выше риски, которые нужно нивелировать в первую очередь.

Отец уже совсем оживился. Он встал, достал с полки блокнот и карандаш.

— Так, погоди… КПД… Стоимость перераспределения энергопотоков при остановке Ленинградской и при остановке Чернобыльской… Учитывая логистику, потери в сетях… А если брать не только экономику, но и фактор безопасности… Да, тут есть над чем подумать.

Он уставился в блокнот, полностью уйдя в расчеты. Мама, видя, что он отвлекся от пережитого ужаса, с облегчением вздохнула и подлила ему чаю.

— Знаешь, Саш, — отец поднял на меня взгляд, в котором снова горел знакомый огонек изобретателя. — А это интересная задача. Нестандартная. Я, пожалуй, покручу это. Может, и вправду, удастся вывести красивую формулу. Доказать, что иногда лучше перестраховаться, чем потом расхлебывать.

— Вот и отлично, пап, — я улыбнулся. — Буду ждать твоих расчетов.

И это и в самом деле было так. Его расчеты смогли бы убедить людей в больших кабинетах, что нужно обратить внимание на кое-что другое. И прежде всего, я делал ставку на Серебренникова. В прошлый раз сработало, через статьи. Кто знает, может сработает и сейчас, через отца?

На следующее утро я пришел на стройку до начала рабочего дня, чтобы осмотреть все до того, как там появятся рабочие. Повсюду высились строительные леса, горы песка, валялись куски бетона и кучи кирпичей. Рабочие еще не начали смену. В восьмидесятых, попасть на стройплощадку было проще простого, не так как в будущем. Перепрыгнул символический заборчик, и уже тут.

Я осмотрелся. Ага, вот и натоптанная тропинка, по которой сокращали путь жители расположенных поблизости домов. Надо признать, здесь путь был значительно короче, чем через проулок на Гагарина, где фонарь часто не горит, темно, да и грязно бывает. А тут заботливые строители даже настил бросили через замерзшую лужу, чтобы люди не поскользнуться и не падали.

Я поднялся по шатким лесам туда, откуда, по словам отца, упал кирпич. Настил был грязным, усеянным обломками и окурками. Я осмотрел место.

Никаких кирпичей у края не лежало. Да даже если бы и лежал, то точно бы не упал вниз, ни от ветра, ни от иных случайностей — рабочие предусмотрели широкий защитный бортик из досок. Техника безопасности.

— Случайно бы не упал, — задумчиво произнес я. — Если только бы сам не перепрыгнул. Или не помогли…

На четвертом этаже свежая кладка была, раскурочена, как будто кто-то специально выковыривал кирпич из стены.

Я посмотрел вниз, на аккуратную площадку внизу, куда он приземлился. Идеальная траектория. Если бы отец не остановился…

Значит и в самом деле кто-то скинул.

Осталось выяснить кто.

В редакцию я пришел основательно продрогшим. Бродить по стройке в морозный день, то ещё удовольствие. Растирая озябшие пальцы я с удовольствием взял в руки протянутую Серёгой кружку с горячим чаем исделал осторожный глоток. Потом было традиционное обсуждение планов работы на день и, дождавшись, когда Плотников ушел сдавать материал в типографию, а Людмила Ивановна углубилась в вязание, я снял трубку и набрал номер.

— Алло? — голос Сидорина, не смотря на ранний час, был ровным и деловым.

— Андрей Олегович, это Воронцов. Мне нужно срочно встретиться.

Короткая пауза.

— Проблемы?

— Да, — коротко ответил я. — Надо поговорить. В обед. Кафе «Снежинка», на Кирова устроит?

— В обед не смогу, совещание намечено. Давай через час, — без лишних вопросов ответил он и положил трубку.

Ровно через час я сидел за столиком в углу «Снежинки», нервно размешивая остывающий кофе. Сидорин появился бесшумно, как всегда. Присел, заказал минералки и, сделав глоток, уставился на меня своим пронзительным, ничего не выражающим взглядом.

— Ну?

Я выдохнул и выложил все: про кирпич, про стройку, про свои подозрения, что это не случайность, а организованное покушение. Говорил сжато, без эмоций, констатируя факты.

Сидорин слушал, не перебивая.

— Ты уверен, что это не паранойя на фоне стресса? Сам понимаешь, стройка место опасное. Там не только кирпичи падают. В прошлом году вон троих плитой придавило. Громкое дело было.

— На четвертом этаже, Андрей Олегович, в месте, где стена уже закончена, кирпичи не оставляют, — возразил я. — Тем более из свежей кладки они сами не выколупываются. Кто-то там стоял и ждал, когда мой отец пойдет своей привычной дорогой. А потом скинул.

Он кивнул, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах я увидел проблеск интереса. Смертельно опасного, профессионального интереса.

— Твои подозрения имеют право на существование, — тихо произнес он. — И дело тут даже не в том, что он твой отец. Дело в том, чем он занимается. После встречи в обкоме и разговора со Серебренниковым, его разработки, а также работа Хромова, попали в поле зрения… определённых людей в Москве. Очень влиятельных людей. Вопросы связи и, тем более, эта фантастическая «Сеть» Хромова, это стратегический интерес общегосударственного масштаба.

Он сделал еще глоток минералки.

— В таких случаях любая угроза для изобретателя, даже потенциальная, подлежит немедленному купированию. Официально милиция, конечно, ничего не сделает, ты прав, нет состава. Но неофициально…

Он не договорил, но смысл был ясен.

— Значит, поможете? — с надеждой выдохнул я.

Сидорин кивнул.

— Считай, что вопрос взят в проработку. Мы найдем этого «каменщика». Потому что это явная диверсия против государства. А с диверсантами у нас разговор короткий.

Он встал, оставив на столе деньги за воду.

— Как что-то станет известно сообщу. Жди звонка. И, Саша… никому ни слова. Пусть все выглядит как есть. Твой отец не должен нервничать.

Я кивнул, ощущая, как становится легче на душе. Теперь, когда за дело взялся профессионал, можно только посочувствовать тому, кто решил поиграть с моим отцом в падающие кирпичи. Почти.