Курс на СССР: На первую полосу!

Глава 1

В просторном салоне «Волги» я чувствовал себя неуютно. Память прошлого подсказывала, что ничем хорошим это не закончится.

— Ну что, Александр. Не ожидал нашей встречи?

Тихий голос Виктора Сергеевича был обманчиво-приветливым, почти ласковым. И это настораживало. Я собрал всю свою волю, чтобы не дрогнуть, пожал плечами, делая вид, что максимально спокоен и молча уставился в холеное, внезапно потерявшее всю доброжелательность, лицо Виктора Сергеевича.

Я решил, что лучше всего будет прикинуться простым парнем, который вообще не при делах. Такое может прокатить. Но это только в том случае, если он не видел, как я снимал. А по непроницаемому лицу Виктора Сергеевича нельзя догадаться о степени его информированности, так что буду идти ва-банк.

— Честно говоря, нет, — улыбнулся я. — С чего бы?

— «С чего бы…» — он усмехнулся, не спеша достал сигарету и прикурил, выпуская тонкую струйку дыма из сложенных трубочкой губ.

После второй затяжки он посмотрел на меня оценивающе, снова попытался стать приветливым.

— Тебе не предлагаю, — улыбнулся он, пряча пачку сигарет в карман. — Даже если ты куришь.

— Я не курю, — не менее дружелюбно ответил я и добавил. — И практически не пью.

Последнюю фразу, наверное, говорить не стоило бы, учитывая его озабоченность об алкогольном пристрастии его дочери, но, слово не воробей… Он внезапно нахмурился, затушил сигарету и не глядя сунул окурок в пепельницу.

— Вы, молодые люди, всегда думаете, что ваши игры остаются незамеченными, — начал он разговор на общую тему. — Это наивно.

Я молчал, понимая, что любое сказанное слово может быть использовано против меня. Лучше пусть он сначала выговорится.

— У меня есть дочь, Марина, — начал он, глядя в окно. — Уникальная девушка. Талантливая. Но чрезвычайно несдержанная. Импульсивная. Склонная ввязываться в истории, последствия которых даже не удосуживается просчитать.

Он посмотрел на меня, оценивая реакцию. Я сохранял каменное лицо, хотя внутри все бушевало. При чем тут вообще Марина? Я ожидал разговора совсем на другую тему, о слежке, передаче документов, фотографиях… А тут вдруг — Марина… Странно.

— В ее окружении, — голос Виктора Сергеевича стал очень жестким, — слишком много сомнительных личностей. Хиппи, бездельников, потенциальных диссидентов. Я, как отец, не могу позволить ей окончательно погрязнуть в этом болоте. Это может отразиться на моей репутации. За ее социальной жизнью, приходится присматривать.

Тут до меня начало доходить. Медленно, с запозданием, как будто тяжелые шестеренки в голове со скрипом закрутились. Он ничего не знает про мою слежку. И наша встреча очень значима для него, и он хотел поговорить со мной не про шпионаж, не про фотографии. Это откровение обеспокоенного отца. Но о чем он больше беспокоится, о судьбе дочери или своей пошатнувшейся карьере?

— В прошлую пятницу, вечером, — его голос прорезал мои мысли, — она встречалась с тобой в кафе. Вы танцевали. Ты подарил ей цветы. Довольно интимный и в то же время вызывающий жест.

В его глазах читалось не столько гнев, сколько холодное, деловое любопытство. Он выяснял обстоятельства, как следователь на допросе.

— Мне об этом конечно же доложили, — он достал ещё одну сигарету. — И теперь я хочу понять, Александр, что вы за человек и каковы ваши намерения относительно моей дочери. Вы ведь понимаете, что вы не самая лучшая партия для Марины?

После этих слов я испытал невероятное облегчение. Сердце забилось ровнее, а на лицо невольно выползла самая дурацкая улыбка.

«Он ничего не знает о слежке! Его люди наблюдают не за мной, а за Метелью! И они увидели только то, что должны были увидеть. И их доклад о наших поцелуях в кустах заброшенного парка должны были не на шутку обеспокоить отца. Я его понимаю. Сам бы забил тревогу, если бы моя дочь…»

И вдруг дерзкая мысль буквально взорвала мозг. «А ведь это шанс!»

Одержимый безопасностью и репутацией дочери отец даёт мне в руки ключ к скрытой информации, допуск к тайнам, откровенным разговорам в семейном кругу. Проникнув в дом на правах официального претендента на руку дочери, я получу прямой доступ к информации о делах и привычках этого человека. Я мог бы попытаться выяснить, кто тот человек в парке, которому он передает документы, действительно ли он шпион или это какая-то тайная партийная игра. А еще узнать кто еще замешан во всем этом. Ради такого можно постараться.

Правда, эта игра может больно ударить по самооценке Марины. Она может поверить в мои искренние чувства. Хотя она не такая дурочка, понимает, что папа всего лишь даёт ей в руки безопасную «экологически чистую» игрушку. Надеюсь, она сможет мне подыграть. Хотя бы ради того, чтобы позлить своего бывшего и… Наташу.

Мысль о Наташе обожгла меня и легла тяжелым камнем на сердце. Сможет ли она меня понять, даже если я открою перед ней истинную причину моего поведения? Поверит ли? Сможет ли простить фиктивную измену? Ведь мне придётся изображать влюбленного в дочку партийного босса? А это не останется незамеченным в определенных кругах. И разговоры о нашей связи будут будоражить умы горожан. Одни будут радоваться, «как парню повезло», другие осуждать «повёлся на богатенькую», третьи злорадствовать и ждать, когда меня под зад коленом вернут с небес на землю… И Марина не будет смиренно ходить со мной за ручку по благоустроенным аллейкам и паркам. Она будет всячески провоцировать…

«Наташа поймет, — подумал я. — Она очень умный человек, она все поймет. Если я сам ей все объясню, в том числе и про отца Метели. И поможет, если мне понадобится поддержка.»

Виктор Сергеевич внимательно смотрел, как краски меняются на моём лице. Я то бледнел, то краснел, причем совершенно искренне. Наконец он хмыкнул, удовлетворившись произведенным впечатлением. Я понял, что пауза затянулась, надо что-то сказать.

— Марина, — начал я внезапно севшим голосом и прокашлялся. — Она необыкновенная. У нее свой взгляд на мир. И она мне действительно нравится. Серьезно нравится. А наши встречи… они не случайны.

Я рискнул посмотреть ему прямо в глаза, стараясь наполнить свой взгляд максимальной искренностью. Я блефовал, идя ва-банк.

Виктор Сергеевич молчал. Его пронзительный взгляд сканировал мои мысли, пытаясь найти там обман. Но моя «искренность», подкрепленная долей правды (Марина и вправду была необыкновенной, хоть и в другом ключе), видимо, сработала.

Он отвел взгляд в сторону, и на его холеном лице промелькнула растерянность. Редкое чувство для человека, уверенно идущего по жизни. Он явно готовился к трусливому оправданию, даже к откровенному хамству, но никак не к прямому признанию.

— Вот как… — протянул он наконец, и в его голосе впервые появились ноты задумчивости. Он медленно кивнул, как будто собирая пазл у себя в голове. — Это… неожиданно. Но… это хорошо.

Он еще раз кивнул, уже более уверенно, как бы убеждая себя.

— Ты, я посмотрю, парень не глупый. И не из той тусовки всяких шалопаев, — он небрежно махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливого насекомого. — Работаешь, делом занимаешься. Это ценно.

Мои внутренние органы совершили сальто. «На работу ходишь». Значит, он уже проверил. Уточнил. Навел справки. Возможно, даже следил за мной. Эта мысль жгла, как раскаленным железом. Я понял, что каждое мое движение отныне будет под пристальным вниманием. Любой неверный шаг, и игра будет раскрыта.

— Поэтому, — его голос снова стал твердым, начальственным, но теперь в нем звучало не столько угрозы, сколько… условия. — Если уж у вас там что-то такое… серьезное намечается, то дружи. Но чтобы все было прилично. Чтоб я не слышал никаких глупостей. И чтобы ее эта богемная шелупонь не тянула назад. Ты меня понял?

— Вполне, Виктор Сергеевич, — я кивнул, стараясь, чтобы в голосе звучало уважение и готовность следовать правилам. — Я понял.

— Прекрасно, — он кивнул своему человеку, и тот снова открыл дверь. — Свободен. На сегодня все.

Я вышел на улицу, и на этот раз ноги подкосились не от страха, а от осознания чудовищной ответственности за двойную игру, в которую только что ввязался. Я добровольно влез в логово зверя, и теперь предстояло убедить его, что я свой. И все это время помнить, что за мной наблюдают. Постоянно.

Дверь «Волги» захлопнулась, и она бесшумно тронулась с места. Я остался стоять посреди двора, с гудящей головой и тяжелым камнем на душе. Я сделал свой выбор. Теперь предстояло безупречно сыграть свою роль.

Утро в редакции началось с привычной суеты. Водитель Федя опоздал на работу и все, кто был свободен подключились к загрузке фургона, чтобы вовремя успеть доставить прессу по торговым точкам. Потом искали среди почты потерявшийся бланк возврата. А потом Николай Степанович срочно собрал всех у себя в кабинете для какого-то важного разговора.

С торжественным, несколько суровым выражением лица он встал у тумбы и зачитал постановление правительства о начале всесоюзной кампании по укреплению трудовой дисциплины.

— Безусловное соблюдение трудового распорядка! Борьба с прогулами и опозданиями! Повышение производительности труда во имя успешного выполнения плановых заданий!

Его не терпящий возражений голос гремел набатом. Людмила Ивановна старательно записывала что-то в блокнот, остальные старались придать своим лицам выражения бдительности и энтузиазма.

— В связи с этим, — Николай Степанович отложил бумагу и окинул присутствующих проницательным взглядом, — в нашей газете с этого номера вводится постоянная новая рубрика «Вся страна на трудовой вахте»! В которой мы будем освещать успехи передовых предприятий города и района в деле укрепления дисциплины и повышения эффективности труда!

В воздухе повисла пауза, густая и тягучая. Все понимали, кому-то предстоит эта «почетная миссия».

Взгляд редактора медленно прополз по лицам и остановился на мне.

— Воронцов! — он произнес это так, будто назначал добровольца. — Это задание для вас. Ваш стиль, ваша энергия как нельзя лучше подходят для освещения такой важной темы. Сегодня же отправляетесь на Завод радиотехнического оборудования. Там уже предупреждены. Пишите о прогрессе, о передовиках, о новых методах организации труда. Материал нужен к пятнице. Вопросы есть?

Вопросов не было. Было лишь легкое недоумение. Почему я? Почему не кто-то из более опытных сотрудников?

Через час я уже стоял на проходной. Гул машин, запах мазута и металла, потоки рабочих в синих и серых спецовках, типичный образ большого завода. Меня встретил несколько зажатый, но дружелюбный мастер участка, представившийся дядей Мишей.

— Ну, что, журналист, пошли знакомиться с нашей трудовой вахтой? — он хитро подмигнул. — Смотри да записывай. Только, чур, все как есть, без прикрас!

Дядя Миша принялся водить меня по бесконечным цехам.

— Вот, смотри! — он с гордостью указал на громадный станок, выштамповывающий из листа металла какие-то сложные детали. — Пресс кривошипный, усилием в двести пятьдесят тонн! Красавец, а? Видишь, как шпарит?

Щелк. «Зенит» зафиксировал кадр.

«Снимки, где Виктор Сергеевич передает документы стоит придержать, — внезапнопронеслось в мозгу. — Те снимки мой главный козырь. Если я разыграю его сейчас, я останусь ни с чем. А так, это моя защита».

— А здесь гальванический цех, — дядя Миша понизил голос, будто делясь секретом. — Здесь печатные платы покрываются особым составом, чтоб не окислялись. Тут тише, чем в других цехах, но воздух… знаешь, химия. Не каждый выдержит.

Одуряюще воняло кислотой и чем-то сладковатым. Женщины в белых халатах и респираторах, похожие на хирургов, молча работали, наклонившись над ваннами с разноцветными жидкостями. Их руки в толстых резиновых перчатках ловко орудовали щипцами, опуская в растворы зеленые прямоугольники плат. Я поймал в объектив взгляд одной из них: усталый, но внимательный, устремленный на контрольные лампочки прибора.

— Красота, да? — дядя Миша посмотрел на них с отеческой нежностью. — Золотые руки. Чуть дрогнет рука, брак. А брак у нас не любят.

Щелк. Еще один портрет. Не парадный. Тяжелый взгляд, скрытый под маской.

«К тому же один передающий документы человек, это еще не вся сеть. — мысли о разоблачении шпионской деятельности Виктора Сергеевича не давали мне покоя. — Это верхушка айсберга. Если я сейчас все сорву, я никогда не узнаю, кто тот человек на скамейке, кому именно идут эти бумаги, какова вся цепочка. А вот мое новое положение „почти своего“, дает мне шанс это выяснить. Узнать больше. Собрать неопровержимые доказательства уже не одной встречи, а всей их деятельности. Новое редакционное задание даёт мне возможность увидеть множество людей. Возможно, я смогу опознать того самого человека. Где-то же он работает?».

— Ну, а это сердце нашего завода, сборочный цех! — взмахом руки он показал огромное пространство, где по конвейерной ленте, как по реке, плыли, нарастая как снежный ком, будущие радиоприемники. — Видишь, в начале конвейера голые корпуса, а с другого, уже готовый продукт! Как в сказке!

Десятки людей, в основном женщины, сидели по обе стороны ленты, выполняя определенную операцию. Одни гибкими, как у пианистов пальцами, быстро и точно вставляли какие-то детали, другие, припаивали какие-то проводки, третьи проверяли тестерами. Гул голосов смешивался с шипением паяльников и многоголосой музыкой на пункте ОТК.

Я сделал несколько снимков конвейера и с грустью подумал, что через несколько лет всех этих уставших женщин заменят высокоточные роботы, и они останутся без работы. Надо будет написать об этом новую статью в фантастический раздел.

На волне «Маяка» диктор солидным голосом вещал об успехах в угольной промышленности.

— Весь Союз наши приемники слушает! — не без гордости сказал дядя Миша. — И не только. На экспорт идем. В Болгарию, в ГДР, даже, слышал, в Монголию. Наша марка «Орбита» везде котируется!

— А тут наш «Коля-изобретатель» где-то шныряет, — понизив голос, сказал дядя Миша, оглядываясь по сторонам. — Предупреждал же его, не отвлекай народ, план горит! А он со своими чертежами… Эх, парень он хороший, но с дисциплиной у него беда. Голова варит, вечно со своими рацпредложениями, а начальству это не нравится. Любят, чтоб все по инструкции.

Мы обошли цех, и я увидел того самого Колю. Он стоял рядом с одной из сборщиц и, показывая ей схему, что-то живо объяснял. Девушка кивала, улыбалась, потом они вместе склонились над платой. Мастер только вздохнул, но не стал их одергивать.

Мне стало интересно. Я протиснулся между столами сборщиц, стараясь не задеть хрупкие конструкции. Коля, молодой парень в очках с толстыми линзами, с увлечением что-то чертил на схеме, показывая пальцем на плату.

— Подожди, вот видишь, классическая RС-цепочка здесь задает постоянную времени, но из-за габаритов электролитов мы в тупике! — его глаза горели за стеклами очков. — А если бы нам удалось применить не полярные конденсаторы с высокой удельной емкостью, но с малым током утечки… Допустим, на основе тантала или даже новые керамические с многослойной структурой, типа «эм-эл-эс-эс»… Представляешь, какой бы рывок был!

Я слушал, и в голове что-то щелкнуло. Не полярные… малые габариты… высокая емкость… Эти слова странным эхом отозвались воспоминанием о разговоре с отцом и его разработке портативного телефона.

— Я извиняюсь… — вежливо перебил я его. — Вы утверждаете, что можно сделать ту же схему, но в разы меньше?

— В разы! — Коля выпрямился, с энтузиазмом размахивая карандашом. — Не в разы, а на порядки! Представьте печатную плату, где вместо этих банок-электролитов стоят чип-компоненты размером с рисовое зерно! Плотность монтажа взлетит до небес! Частоту можно поднять, потребление снизить…

А ведь парень то настоящий гений! Видно, что соображает, хоть и интуитивно. А числится на заводе простым лаборантом. Вот кому нужно дорогу расчищать, давая возможность творить и изобретать, а не всем этим толстолобым начальникам.

Отец. Его телефон. Громоздкий, с диском, но уже работающий. Отец говорил о проблемах с элементной базой, о том, что не может сделать аппарат достаточно компактным и энергоэффективным.

А если этих двух гениев свести вместе?

— Николай, — я понизил голос, чтобы нас не слышал мастер. — А если бы у вас были… ну, скажем, не просто идеи, а уже готовые наработки по портативной связи? Смогли бы вы применить свои знания о компактных компонентах, чтобы помочь с… ну, с миниатюризацией?

Коля на мгновение замер, его взгляд стал пристальным и очень серьезным. Он снял очки, протер их краем спецовки. Даже глянул на дядю Мишу.

Тот лишь пожал плечами, тихо произнес:

— Это из редакции… журналист…

— Я не совсем понимаю… Вы о чем? — спросил он тихо, без тени прежнего увлечения. — Какие наработки? Чьи? Разве они есть?

— Допустим, есть один инженер. Он… мой знакомый. Он работает над переносным телефоном. Уже есть работающий прототип, но он большой, как кирпич. И этот человек жалуется, что не хватает именно подходящей элементной базы, чтобы сделать его меньше. Вы только что описали как раз то, что ему нужно. Вот я и подумал…

Лицо Коли преобразилось. В нем появилась жадная, профессиональная заинтересованность.

— Работающий прототип? С выходом на городскую сеть? Без проводов? — он засыпал меня вопросами. — Какая схема модуляции? Аналоговая? Импульсная? Какая несущая? ДМВ?

— Я… я не вдавался в такие подробности, — честно признался я. — Но он точно в тупике из-за размеров и энергопотребления.

Коля свистнул.

— Да я бы… я бы ему такое понапридумывал! — он снова загорелся. — Только показать бы мне его наработки! Хотя бы схемы! Мы бы с ним… мы бы вдвоем всю отрасль перевернули! Представляете — телефон, который действительно можно носить с собой в кармане! Не рацию, а именно телефон! Я кстати, о таком в журнале недавно читал, в «Знамени». Рассказ там был такой фантастический.

Идея, дикая и гениальная, родилась в моей голове мгновенно, как вспышка. Отец — гениальный практик, но, возможно, замыленный глаз и нехватка свежих идей. Коля — молодой, голодный до прорывов теоретик, запертый в рамках завода и не имеющий возможности применения своим идеям.

— Так вы хотите с ним познакомиться? — выпалил я. — Я могу это устроить.

Коля посмотрел на меня так, будто я предложил ему полететь на Луну.

— Вы… Вы серьезно? — он прошептал, озираясь. — А как же… работа? Начальство? Они же… — он мотнул головой в сторону дяди Миши. — Они тут за план гонят, а я со своими идеями… Меня и так на низкую ставку поставили за «невыполнение норм рационализаторских предложений».

— Это верно, — строго сказал дядя Миша. — Коля у нас в отстающих. Ему нельзя отвлекаться. Он все время и так в облаках летает… Вы же сами статью пишите про таких вот?

— Так можно же ведь и после работы этим заниматься…

Коля кивнул с такой силой, что очки чуть не слетели с его носа.

Я отошел от него, разум пульсировал от осознания дерзости замысла. Ускорить появление сотовой связи на годы, а может и на десятилетия! Свести вместе двух гениев, которых разделяла бюрократическая система! Это была именно та «теория малых дел», о которой я размышлял. Не пытаться в одиночку остановить махину истории, а тихо, незаметно подтолкнуть ее в нужном направлении в одной, но очень важной точке.

И кто знает, может этот самый портативный телефон однажды поможет мне предотвратить куда более страшные вещи.