Кто ты такой, Саске-кун? Том 1. Разрушенный берег.

Глава 49. Воля огня. Часть 1

Я всегда любил размышлять о смысле жизни… Можно сказать, это было для меня неким хобби, которое отвлекало от мрачной реальности моего бытия что проявлялась в бесконечной резне. Ну и с самого рождения я был довольно любопытным ребёнком, задающим взрослым крайне неудобные вопросы. Но вот что с ответами?… Получая их, я находил всё больше новых вопросов.

К примеру, почему мы продолжаем воевать с Учихами? Особенно остро я начал задумываться об этом, когда стоял на похоронах знакомых, которым я иногда помогал по дому, пока они терпеливо отвечали на мои бесконечные вопросы. Но детство кончилось, а вопросы? Они никогда не заканчивались. Лишь мой клинок обагрился кровью, но, глядя в лицо умирающего человека, я не испытывал ужаса — я видел лишь выходящий из строя механизм и некоторых это даже пугало поэтому я старался скрывать безразличие.

Это, кстати, в свою очередь и привело меня к немногочисленным старикам моего клана, что постигли искусство ирьёниндзюцу. Часть моих вопросов после обучения у них отпала, но появилась другая охапка вопросов.

Ведь я оказался лучше их: мне хватило месяца, чтобы изучить все их знания, но по ощущениям я учился не только у них… Странно, да? Как и всё в моей жизни…ведь иногда мне снились странны сны о металлических башнях среди звёзд бред не так ли? Но не смотря на все мои странности меня всё равно начали называть так называемым гением, когда я спас отца, получившего смертельную рану прямо в бою. Я тогда не понимал, почему столь простой процесс исцеления организма вызывал у них такое восхищение? Но это не мешало мне улыбаться и валять дурака, ведь взрослые давно перестали отвечать на мои вопросы… Грубо говоря, они стали бесполезны так что единственное что мне надо было от них так это чтобы они до меня не докапывалис а с наивных добряков спрос меньше чес с серьёзного гения это мне потом ещё мой друг доказал…

Звучит конечно ужасно лицемерно, но что поделать, такой уж я человек… Мне сложно сочувствовать кому-то и даже искренне ненавидеть, хотя я научился контролировать свой организм, чтобы не выделяться. Было бы странно, если бы я, к примеру не пустил слезу на похоронах девушки, которая приглядывала за мной в детстве, правда? Наверное, тогда я понял, что я плохой человек. Но я был силён, так что, если кто-то и видел мои недостатки, на них закрывали глаза. Ведь Хаширама — надежда клана, он закончит войну…

По крайней мере, так начал думать отец и другие старики… И они даже были правы в некотором роде. Я размышлял над тем, как положить конец бессмысленной бойне, ведь она только зря тратила моё драгоценное время. Ведь я ещё так многого не понимал, в том числе, почему моя ян-чакра отличается от чакры моих братьев? Почему на мне зарастают любые раны за пару минут? О последнем, кстати, никто так и не узнал, считая, что я просто удачливый парень.

И моя удача наверное стала последним аргументом в вере в мою генеальность старейшинами клана доводя её до асурда… Хотя что мы, шиноби, понимаем под словом «гений»? Эффективный убийца? Или, может быть, убийца, который быстро и эффективно убивает своих коллег по ремеслу? Тогда для меня это было загадкой, так как мне не нравилось убивать. Я больше любил изучать и наблюдать. Поэтому я начал уходить на то, что гордо назвал уединёнными тренировками, к небольшой горе с речкой, в которой текла освежающая водичка.

Там я ставил свои эксперименты на растениях и животных, так как опыты на пленных людях почему-то испугали соклановцев. Наверное, потому что я забыл снять привычную улыбку с лица, когда проводил вскрытие трупа? Да скорее всего так я, кстати, больше не делал.

В этом же месте я встретил своего друга и товарища, который тоже любил задавать вопросы. Мы с ним говорили о чакре, о смысле жизни, о том, почему женская грудь так манит взрослых… Что поделать, мы были пусть и умными, но всё же детьми, хотя потом мы всё же узнали ответ…

Так шли годы, пока я не узнал настоящее имя моего друга после того, как мой дотошный младший брат не увязался за мной. Как показала практика, брат моего друга, которого он привёл на следующий день, был не лучше. А что в итоге? Я узнал его настоящее имя, но какой ценой? Наши братья решили быть самыми умными и сдали нас нашим отцам… Началась очередная бойня, после чего Мадара Учиха и Хаширама Сенджу вновь познакомились и стали врагами.

Я потерял хорошего собеседника и понял, что мне нужно стать сильнее, чтобы разорвать этот замкнутый круг ненависти. Ведь за дальнейшие пару лет умерли Итама и Каварама. И вот их смерть как раз давила на меня, но не так, как думали родители и Тобирама. Тогда я ощутил свою слабость как шиноби ведь был бы я сильнее я бы давно уже закончил этот блядский цирк с бесконечной клановой бойней…

И тогда же я совершил прорыв. В очередной раз ставя опыты на растениях, я смог взять их под контроль. Позже, разделив получившуюся смесь чакры на составляющие, я понял, что открыл новый тип чакры. Я назвал её сен-чакра. Она служила неким связующим элементом, который позволил мне соединить мой суйтон и дотон в мокутон. После чего я ещё пару месяцев учился поглощать этот новый тип чакры, поняв, что моя густая ян-чакра имеет природное сопротивление к воздействию сен-чакры, позволяя мне пользоваться ею куда активнее, чем обычному шиноби. Что же до них, то, поставив опыты на пленном, я пришёл к выводу, что сен-чакра без сопротивления от густой ян-чакры превратит шиноби в тот элемент, который превалирует в окружающей среде.

Это навело меня на мысли о том, что сен-чакра — это некий природный механизм адаптации к окружающей среде, но будто слишком совершенный для тел обычных людей. Но я давно перестал считать себя обычным человеком, поэтому быстро смирился с тем, что я нечто иное и я имею это самое исключительное сопротивление. Поэтому зная нрав моего клана, я решил умолчать о главном секрете мокутона, так как без моей аномальной чакры эта сен чакра была бы для жаждущих силы Сенджу ядом, который они сами бы радостно в себя заливали жаждя обрести мою силу…

Поэтому я изобразил пробуждение у себя комбинированной стихии в очередном сложном бою, когда брат Мадары чуть не прикончил моего брата. Хотя мой друг тоже не стоял на месте и смог пробудить то, что у Учих встречалось довольно редко, так как мало кому из них хватало чакры для активации Мангекьё Шарингана.

Бои становились жарче, и всё ещё меня не вдохновляли. Похороны стали проходить почти каждую неделю, иногда это были дети шести-восьми лет… Это всё больше терзало меня. Я начал раздумывать о том, что пора применить радикальные меры…

Во время очередного боя я метнул Мадаре кунай с запиской, желая встретиться с ним в нашем старом месте.

— Ты не привёл помощь, да? — хмыкнул Мадара, прищурив глаза и скрестив руки на груди, с лёгкой насмешкой в голосе.

— Как и ты, старый друг. — спокойно ответил я, садясь на камень у реки, с которого мы когда-то кидали камешки. Мои губы тронула лёгкая улыбка, пока я смотрел на бегущую воду.

— Ты всё ещё можешь меня так называть? — Мадара сел рядом, его лицо омрачила печальная улыбка, а взгляд стал тяжёлым, словно он нёс на плечах груз всей этой войны.

— Ты же знаешь, я слишком рационален, чтобы испытывать ярость на раба обстоятельств. — сказал я, сохраняя спокойствие, и кинул камешек в реку. Он лениво прыгнул пару раз и утонул.

— Ты ведь позвал меня сюда не для того, чтобы кидать камешки, Хаширама? — Мадара закатил глаза, но уголки его губ дрогнули в едва заметной усмешке.

— А почему нет? Вдруг ты разучился буйный дикобраз? — Я слегка наклонил голову, глядя на него с искренней, не наигранной улыбкой, которая так редко появлялась на моём лице.

— Пф, нет, конечно! И если ещё раз меня так назовёшь я тебе врежу! — Мадара фыркнул, схватил камешек и, активировав Шаринган, метнул его с такой силой, что тот ускакал по воде далеко за горизонт, сверкая в лучах закатного солнца. Его глаза вспыхнули гордостью, а на лице появилась мальчишеская ухмылка.

— Вижу, ты всё такой же позёр, что использует чакру даже чтобы почесать задницу. — вздохнул я, качая головой, но в моём голосе только глухой не заметил бы радостных ноток.

— Эх, заткнись! Говори, зачем звал, или я уйду! — Мадара недовольно буркнул, скрестив руки и бросив на меня раздражённый взгляд, хотя в его тоне чувствовалась искренняя любопытность.

— Думаю, пора нам стать главными, Мадара. Мне надоело стоять на похоронах детей, которые недавно весело бегали перед моими глазами… — Я опустил голову, мой голос стал тише, а взгляд устремился к земле, словно тяжесть этих слов придавила меня.

— Ты хочешь сделать то, о чём я думаю? — Мадара нахмурился, его брови сдвинулись, а в глазах мелькнула смесь недоверия и надежды.

— А что, думаешь, лучше и дальше продолжать резню? Ты мой друг и знаешь, что я думаю о нынешних устоях. И не думаю, что у тебя в клане поменялась ситуация. — спокойно сказал я, поднимая взгляд к закату, где небо пылало красными и золотыми красками.

— Нет, не поменялась всё также как и всегда… — Мадара тоже посмотрел на закат, его голос стал тише, почти задумчивым. — Но ты ведь понимаешь, что, если наши соклановцы узнают, что мы сотворим нас назовут чудовищами Хаширама?

— Ты же знаешь, что я занимаюсь садоводством почти сколько себя помню. И вот что я скажу: чтобы новые побеги взошли, надо вырвать старые и чахлые растения, что тянут соки из новой жизни… — Я махнул рукой, и перед нами выросло небольшое деревце, его листья тихо шелестели на ветру. Мадара смотрел на него, его лицо стало серьёзнее, а в глазах мелькнула тень сомнения.

— Мы убьём сотни… — тихо произнёс он, прикрыв глаза, словно не желая видеть эту правду.

— Зато спасём тысячи тех, кто придёт после нас, Мадара. И, если ты мне откажешь, я уйду… — Я поставил ему ультиматум, медленно поднимаясь на ноги, мой взгляд стал твёрже, а голос — решительнее.

— Что значит уйдёшь? — Мадара резко повернулся ко мне, его глаза широко распахнулись от удивления, а в голосе послышалась тревога.

— Это значит, что я найду тихое место, где буду заниматься садоводством и не буду смотреть на умирающих детей, Мадара. Почти все, кого я считал семьёй, либо мертвы, либо очерствели до состояния жаждущих крови чудовищ. Лишь мой младший брат, которого я иногда учу разуму, ещё не совсем озлобился, — сказал я, покачав головой, а в моём голосе проступила усталость.

— Без тебя мы уничтожим твой клан… Два Мангекьё Шарингана слишком сильны без противовеса в виде мокутона, — нахмурившись, сказал Мадара, его лицо стало мрачнее, а пальцы сжались в кулаки.

— Печально, конечно, но ты же знаешь, что я не люблю делать бессмысленную работу. Быть главой клана Сенджу, который, как отец, будет вечно сражаться с Учихами, — это не мой путь. Поэтому выбирай, Мадара: станешь ли ты Учихой, что уничтожил Сенджу, или Учихой, что изменил мир… Я приду сюда завтра. Если тебя тут не будет, можешь сказать, что убил меня, так как я покину это место, старый друг. — Договорив, я развернулся и ушёл, оставив задумавшегося Мадару смотреть на то, как на небе появляется луна, а его лицо застыло в смеси решимости и боли.