Книга седьмая. Крушитель

Глава 17 (специальная) Мана

Проснуться. Открыть глаза. Встать. Ванная комната. Естественные потребности… справить. Умыться и почистить зубы. Вернуться, переодеться. Поправить одеяло на Асуми, скинувшей его по привычке. Здесь прохладно даже для неё. Старый огромный дом, сквозняки.

Спуститься на кухню.

Встретиться взглядами с той, кто уже там.

Ацуко Кирью. Маленькая, меньше всех остальных. Энергичная и ребячливая сорокалетняя женщина, вечно толкающая свою семью на новые бестолковые приключения. Полная противоположность её матери, Шираиши Айки. Абсолютная. Тем не менее, Мана испытывала к этой женщине эмоции. Приязнь. Привычку. Теплоту. Как и ко всем прочим в этой семье.

Кроме Акиры. Его Мана… Нет, неважно.

Женщины готовят завтрак на всю их немаленькую группу. Молча, быстро, не говоря друг другу ни слова. Нет времени. Эна и Асуми приучены рано вставать, они обязательно кинутся помогать, начнется толкотня. Не очень веселая, нелепая. Никому не хочется веселиться. Ацуко который день молчит, начиная немного разговаривать только при муже.

Четвертый день они тут, в далеком полузаброшенном поселке, на окраине которого стоит древний постоялый двор с горячими источниками, управляемый двумя старушками сестрами. Кажется, бабушки последний раз видели регулярных посетителей, когда еще были в возрасте Ацуко. Но это хорошо, это заброшенное место — именно то, что сейчас надо, считает Мана, внимательно следящая за мелькающими руками тихой и неестественно бледной матери семейства.

Вскоре спускаются и все остальные, проснувшиеся к одному и тому же времени безо всяких будильников. Время пробежки.

Теперь у них долгие пробежки, по двадцать километров. После них семья расходится по всему огромному заброшенному дому. Супруги Кирью уединяются в своей комнате, тоже самое делает Эна с Хидэо, а остальные прячутся от Рио, который попросту волочет своих жертв смотреть бесконечные аниме-сериалы на старом телевизоре с видеомагнитофоном. За него, за телевизор, приходится воевать с двумя стариками, но Коджима каким-то образом обыгрывает их в го раз за разом. Так они и живут тут.

Нельзя сказать, что они горюют.

Нельзя сказать, что они в шоке.

Нельзя сказать, что они надеются.

Мир без Акиры. Они не знают его и не знают себя в таком мире.

— «Я могу умереть. Ты останешься одна. Что ты будешь делать?»

— «Попытаюсь умереть тоже. Чтобы не стать…»

— «Я думал над этим вопросом. Есть альтернатива»

— «Альтернатива…?»

Она не знала, жив её муж или нет. Он ничего не сказал ей, ни о чем не предупреждал. Вместо этого, Акира устроил ей пытку.

— Вставай, — слова, обращенные к Асуми, упавшей от простого пинка по ребрам, — Иначе я напишу тебе на заднице слово «дура». Ногтями.

Рио таскает людей смотреть аниме, Мана вызывает их на тренировочный поединок. Правда, свою синеглазую подругу ей нужно бить очень аккуратно, да и к себе относиться с повышенной осторожностью. Они обе беременны. Точнее, в их организмах, измененных каким-то волшебством мужа, находятся уже оплодотворенные яйцеклетки. Чтобы запустить процесс, нужно просто съесть пятикратную дневную норму соли. Чтобы уничтожить его, заставив организмы работать естественно, нужно…

Неважно что.

— Ты как машина… — недовольно бурчит хафу, поднимаясь со скрипучего пола, — Непробиваемая…

— Кому-то нужно оставаться сильным, — безучастно роняет слова Мана, становясь в боевую стойку, — Вы не оставили нам с Рио выбора.

Выбор оставлен ей. Он ужасен. Особенно ужасен в той неопределенности, которую оставил Акира. Она не может решить. Не может решиться. Она не уверена. Ей приходится жить в ужасной пустоте, выполняя лишь свои внешние роли. За что это ей? Почему? Она сделала что-то не так?…или это еще один из его мучительных опытов?

Мана не знала.

К отелю подъезжает машина, удивительно новая по сравнению с царящей вокруг древностью и запущенностью. Из транспорта выходят двое немолодых крепких японцев, терпеливо ожидающих, пока к ним неспешно подойдет Хиро Конго. Мана спешит выйти за бывшим оябуном якудза, её глаза опущены, на губах вежливая улыбка, а в руках массивный спутниковый телефон. Она изображает из себя подчиненную старика… без всякого на то его согласия или ведома.

Разговор между главным гостем и хозяевами уважителен и почти бессодержателен. У Конго интересуются, не нужно ли чего уважаемым гостям, старик степенно отвечает, что все всех вполне устраивает, а ассортимент товаров в лавке этой тихой деревеньки полностью удовлетворяет скромных гостей. Разговор ни о чем, простая проверка, жест вежливости, но Мана… не простой человек, а тот, кто может считать мимолетный жадный блеск прищуренных глаз «хозяина», брошенный на её обтянутые джинсовой тканью бедра.

Это не взгляд восхищения, это нечто другое. Очередной небольшой призрак возможных проблем, в копилку к другим. Камеры в соседних домах, вечно отирающийся у лавки через три дома старик, делающий вид, что не может прожить без своей жены и минуты, ремонт, затеянный на соседней улице. Мелкие детали, которые не может считать даже битый жизнью Конго, слишком уж давно отошедший от активной работы.

Она не знает причин активности местных, но её они не интересуют. Холодный разум, частично не являющийся на генетическом уровне человеческим, допускает те же выводы, какие мог допустить Акира: если местные начнут конфликт по своей инициативе, без внешней поддержки, то будет выгодно их ликвидировать. Безопасность убежища возрастет. А деревня оторвана от мира, здесь нет ни сотовой связи, ни интернета, ничего. Ближайшая связь начинает ловить в пятидесяти километрах, местных пользуются разветвленной системой раций, чтобы общаться.

Еще одна причина, почему к горячим источникам подъезжают с вопросами — спутниковый телефон старика одалживается местными, но разговоры те ведут короткие и совершенно невинные. Второй старик, который из Специального Комитета — далеко не та шишка, рядом с которой можно шалить. Мана полагает, что именно Сакаки-сан является причиной, почему местные себя ведут… осторожно. Она не верит в такую эфемерную вещь как авторитет Конго.

«Вам не должна грозить опасность, но это не значит, что её не будет. Как минимум, на тебя могут оказать давление те, кто захочет паразитировать на моей известности. Обратись к Коджиме»

— Опять приезжали? — хмурая Хиракава встречает их обоих на входе, скрестив руки на груди.

— Мелочи, просто поздороваться, — слабо улыбается ей Конго.

Старик ведет себя естественнее всех, поэтому Мана подозревает, что он знает больше, чем они. Все, что она знает о людях, твердит о том, что потеря Кирью Акиры, первого и любимого внука, должна была если не сокрушить старого бандита, то нанести ему серьезную душевную травму. Однако тот не демонстрирует подобного. Еще одна соломинка на то место, которое простые люди могли бы назвать «надеждой»… но Мана не умеет надеяться, она вычисляет.

— Идем, — говорит она Асуми, взяв последнюю за руку.

— Опять тренировка? — морщится та, но послушно идёт за подругой.

— Нет.

Бывшая Шираиши делает абсолютно нехарактерную для себя вещь — заведя подругу в спальню, она рассказывает о «замедленных бомбах», что заложил в них обеих Акира. Хиракава в шоке, панике, удивлении и неверии, но… спустя пять минут, похмурив брови, изрекает некую непонятную сентенцию, весьма нелестно характеризующую дыры в земле и живых людей, закопанных в этих дырах, после чего, закатив глаза, говорит, что… мечтала об этом несколько лет.

— Я рожу, обязательно. Даже если ты мне не будешь помогать. Не делай такие глаза, я тебя знаю лучше, чем ты думаешь! Ты такая же психичка, как и этот Коджима, вы просто притворяетесь нормальными людьми. Не думай, что я тебя от этого меньше люблю, ты позволила нам быть всем вместе… но, при Акире. А без него… я не знаю, что ты выкинешь!

— Тоже не знаю, — кивает Мана, — Он… не оставил приказов.

— А он часто отдавал тебе приказы, нужные только ему? — интересуется Хиракава, уперев руки в боки.

Этот простой вопрос переворачивает мир Маны Кирью. Много раз. Быстро. Вопрос буквально выключает её из реальности. Прорабатывая огромные объёмы информации, она вновь делает совершенно нелогичную вещь. Точнее, говорит.

— Он хвалил меня за то, что я делаю… без приказа. Сейчас я так… живу.

— Может, он этого и хотел добиться, — обнимает Ману Асуми, — Может поэтому…

И не оставил приказов.

…не оставил?

Она резко встает, вынуждая удивленно хрюкнувшую хафу поцеловаться с матрасом.

— Слушай внимательно, — изменившимся, сосредоточенным голосом сообщает ей Мана, — Запоминай. Обдумаешь, пока меня не будет.

Затем она начинает говорить. Более того, инструктировать. Если не вдаваться в детали, то… приказывать. Ситуация не изменилась, но изменилась перспектива. Может быть, не только она. Её мужу нет необходимости присутствовать, чтобы оценить ситуацию и отдать необходимые распоряжения. Есть она, Мана Кирью. В данной ситуации этого достаточно.

Коджима.

Конго и Сакаки.

Такао.

Харуо Кирью.

…Эна.

Мана, проходя от человека к человеку, видела, что их всех объединяет, в чем нуждаются все и каждый. Ровно в том же самом, в чем и она. В приказах. В руководстве. В Акире. Ситуация, почти просчитанная женой… отсутствующего человека, нуждалась в подготовке, в координации. Каждый из присутствующих здесь людей нужен Мане, чтобы родить и воспитать ребенка, защитить Асуми, нивелировать возможный ущерб группе.

Выстроить будущее.

Высокая, великолепно сложенная, уверенная, с тихим спокойным голосом, Мана уверенно действовала, несмотря на то что её подозрения были недостаточно обоснованны, и не могли быть конструктивно аргументированы перед обычными, сильно ограниченными своими стереотипами, людьми. Она об этом не задумывалась. Ей было некогда объяснять. Она не видела в объяснениях смысла. Роли обдуманы, распределены, выделены. Директивы созданы.

Убеждение? Ни к чему. Каждый из здесь присутствующих умеет подчиняться приказам. Её муж об этом позаботился чуть ли не с самого своего рождения.

Спустя два часа, уже ближе к ужину, Хиракава Асуми поскользнулась на лестнице второго этажа, смачно прогрохотав своим легким, но испуганно кричащим телом всю лестницу, вплоть до последней ступеньки. У неё оказалась сильно вывернута нога, что сразу заставило обоих сестер-хозяек развить бурную деятельность по помощи пострадавшей гостье.

А что еще делать? Ни больниц, ни травмпунктов поблизости нет…

///

— Пшшштт… Босс, все готово, — шепнула рация, которую Сого Хашимура по прозвищу «Понг» держал на коленях уже который час.

— Хорошо, мы выдвигаемся, — негромко проговорил Понг в ответ, а затем, отжав клавишу, бросил своему младшему двоюродному брату, — Двигай, Гама, двигай. Слышал же, все готово.

— Да, босс… — неуверенно протянул молодой парень, давя на газ. Ему было не по себе.

Понг лишь пренебрежительно пошевелил носом. Молодому придурку уже двадцать, а тот еще в лес ни разу не ходил. Самого Сого взяли, когда ему было четырнадцать. Он тогда всё сделал сам. А это новое поколение…

В Японии чтут старые традиции и дела, ведущиеся из поколения в поколение вплоть до того, что это иногда приобретает абсурдные очертания. Так и здесь, люди деревни Агашимура еще пятьсот лет назад частенько уходили в горы, чтобы вести там вольную жизнь, но никогда не забывали о своих корнях, родине. Неудивительно, ибо оставшиеся жители как раз были теми, благодаря кому лихим парням не получалось совсем уж одичать, лишиться новостей или начать одеваться в шкуры диких зверей. Тем не менее, традиция этого отдаленного от цивилизации тихого места сохранилась полностью.

Предки Понга и Гамы были, как и их потомки, горными бандитами. Казалось бы, как во времена Интернета, роботизированных протезов и дронов, может сохраниться подобное… «искусство», но ответ на этот вопрос у жителей Агашимуры был. Люди всегда тянутся к природе. Надо ли потерять кого-нибудь в горах так, чтобы его никогда не нашли, нужно ли устроить несчастный случай, либо наоборот, провести какого-нибудь интересного человека так, чтобы его след резко оборвался там, где к нему выйдут люди Агашимуры, нужно ли придержать нечто ценное вдали от глаз кого бы то ни было…

Это немного, но это честная работа. Заслуженная. К ней прилагался очень весомый бонус — в окрестностях, в диких, некультурных окрестностях, где пропасть было можно за чих собачий… здесь люди Понга были полными хозяевами. Они делали что хотели, с кем хотели и как хотели. Но осторожно. Понг и его отец держали всех в жесткой узде, надеясь, что рано или поздно разумное и осторожное поведение принесет дивиденды.

И вот, они принесли.

— Босс, может… — о чем-то заикнулся Гама, но его даже не стали слушать.

— Заткнись, веди, — сурово оборвал его Понг, проверяя свой, извлеченный из-за пояса, пистолет, — Ты еще никто, чтобы пасть на операции разевать, понял? Язык отрежу.

Шутки кончились. Дело предстояло очень серьезное, действовать нужно было аккуратно. Так они не умели, поэтому решили действовать всем составом. Хитрости особой не было, Понгу нужны были девки молодого покойника и его родители, в целости и сохранности. Остальные, в идеале, тоже. Кроме стариков. Их обоих можно было кончать сразу. Человек, связавшийся с Понгом, говорил от имени Икивашири Дайсуке, какой-то очень крупной шишки в Токио, обещавшей их прикрыть. Этой шишке важно было, чтобы всё, связанное с именем Кирью, прекратило быть. Невелик труд.

Всё равно, когда они закончат выпытывать у этих людей информацию о том, куда и как молодой шкафообразный ублюдок спрятал свои миллиарды, концы уйдут, как всегда, в воду. В горные расщелины.

Отдельно, конечно, пойдет Коджима, но сопляка они просто сгрузят поближе к цивилизации, целым и невредимым. Его отец должен будет оценить такой широкий жест, так что хлопот от него не будет. Тем более, что им пообещали прикрытие… в обмен на результат. Ками-сама, как удачно вышло, что их единственная серьезная драчунья вывихнула себе ногу! Как вовремя!

— Босс, у меня оружия нет… — почти смущенно пробормотал Гама, останавливая машину перед отелем с источниками.

— Оно тебе и не нужно, — коротко бросил ему в ответ главарь, возясь на сиденье в попытках запихать пистолет понезаметнее назад, — Схватишь какого-нибудь школьника или школьницу — и всё, стой, удерживай. Больше ничего не нужно. Если вообще успеешь. Вали к багажнику, забирай гостинцы.

Теленок. Оружие ему еще. Стволов и так не хватает. Нет, ружья есть у всех и ого-го какие, но вот пистолеты? Такая ерунда им раньше попросту была не нужна.

Встав перед воротами, Понг шумно втянул носом воздух, а затем зыркнул по сторонам. За его спиной шумно сопел груженый коробками Гама. На взгляд главаря последовала реакция в соседних домах, дернулись занавески. Хорошо. Парни начнут штурм через минуту после того, как он пройдет внутрь отеля. Проклятая развалюха слишком большая…

Главное — добраться до телефона и убедиться, что синеглазая телка, которой вскоре предстоит послужить отличным развлечением у парней, будет находиться не в одной комнате с аппаратом.

Понг предпочитал продумывать всё, планировать каждую операцию «от» и «до». Эта должна была стать важнейшей в его жизни, так как сорокадвухлетний японец планировал не просто вырвать сведения о богатствах из глоток членов семей удачливого, но плохо кончившего, выскочки, он еще и хотел оставить эти деньги только себе. Повидать мир, поиметь женщин, вкусить всех прелестей, которых был лишен. Почему так?

А как иначе? Что с миллиардами может сделать скромная деревня? Они сотни лет не привлекали к себе внимания, но отпускать отсюда своих парней, хоть и хороших, но далеко не гениев, Понг не хотел. Проболтаются, пострадают все. Он действует в их интересах. Может, пришлет открытку?

Их встречал не старый якудза, как обычно, а только она. Высоченная, шикарная баба с совсем юным и чистым лицом. При виде неё у Понга моментально сводило скулы и яйца, любые местные девки были попросту косорылыми мартышками рядом с эдакой красотой! Такой же мартышкой был и сам Понг, он всегда трезво оценивал свою внешность, но никогда не задумывался о такой мелочи. Неважно, насколько красив хозяин, он берет своё не красотой…

Девушка, одетая, как всегда, в свитер и обтягивающие джинсы, молча и низко поклонилась, едва заметно улыбаясь. Он запнулся, буквально на секунду, наблюдая за ней. Простой наклон корпуса ничего не показывал, но был таким плавным и грациозным…

— Простите за вторжение, — хрипловато проговорил Понг, растягивая рот в кривоватой усмешке, — У нас появилась срочная потребность сделать звонок. Мы с подарками для Конго-до…

Сип-свист, раздавшийся позади от Гамы, заставил главаря раздраженно повернуться к неумехе, которому всего-то надо было стоять болваном с коробками, но то, что увидел хозяин Агашимуры, хлестнуло его цепью по обнаженным нервам!

За спиной вытаращившего в изумлении глаза сопляка стоял проклятый Коджима, только что перерезавший Гаме глотку!! Сип доносился не изо рта водителя, а из широкого разреза, возникшего на шее мальца!

…и этот Коджима улыбался. Смотрел своими бесстрастными глазами на него и… улыбался холодной небрежной улыбкой абсолютно уверенного в себе человека.

Сого Хашимура был тренированным, опытным человеком, но весь его опыт был опытом охотника, не бойца. Именно поэтому он на взятие одной непонятной ему семейки, где была лишь одна девка из «надевших черное», отрядил всех своих людей, вооруженных по максимуму. Но он не был бойцом.

Поэтому, получив мощный тычок в спину, он полетел на своего умирающего двоюродного брата, выпучив глаза и растопырив руки, прямо как самый простой обыватель. Попав под душ теплой крови, свалившись на пол, он, вспомнив себя, мазнул рукой по пояснице, где должен был быть пистолет… но там было уже пусто. Следующий удар, нанесенный, кажется, ногой, выбил из Понга дух, заставив захлебнуться воздухом и болью в почти полной тишине.

В ней он и услышал тихое, женское, спокойное:

— Рио, заставь его кричать.

Он не успел ничего осознать, понять или подготовиться. Всё, что оставалось главарю большой, мощной, опытной шайки отпетых горных ходоков — это дико визжать от невыносимой, чудовищной боли, которую ему причинял подросток, сумевший как-то поднять скользкого от крови Понга, а затем тащить по дому и, при этом, проделывать с ним нечто такое, от чего человек, минуту назад хозяйски расценивающий, как он закопает своих редких гостей, просто и бездумно орал, высаживая глотку и легкие.

Его визг служил великолепным отвлекающим фактором, под который гости, оказавшиеся далеко не теми, кого он мог себе представить, буквально охотились за его парнями, пытающимися вломиться в дом.

…Бывший якудза с пистолетом, только что ловко расстрелявший двоих сквозь дохлую дверь заднего входа. Сумрачно ухмыльнувшийся при виде орущего как свинья Понга.

…Парень, возраста школьника старших классов, деловито вбивающий какой-то короткой дубинкой зубы и нос Сатору прямо ему в мозги.

…Девушка, ударившая его сзади и отдавшая на милость безумному Коджиме. Её Понг так и не увидел, но она была занята художественной нарезкой тех троих, кого предусмотрительный главарь оставил с ружьями на улице, чтобы они подстрелили по ногам тех, кому хватит удачи удрать. Очень предусмотрительно.

…и, наконец, самое страшное. Синеглазая. Полностью здоровая хафу, носящаяся сквозь отель, пробивая своим телом хрупкие деревянные стены. Ломающая живых людей каждым ударом. Любым ударом. Она, на глазах воющего в агонии Понга, выбила нижнюю челюсть Шуи с такой силой, что эта челюсть разбилась о стену, брызнув во все стороны зубами и ошметками плоти. Она, спрыгнув со второго этажа на плечи Самуи, одним движением вывернула плечи сына Понга так, что кожа, мышцы и связки буквально лопнули, оставляя парня на всю его недолгую жизнь полным калекой.

Она крушила, она ломала, она убивала. Его парни просто не могли ничего сделать. У них было оружие, но синеглазая, выпускающая какие-то странные желтые шары руками и ногами, была вооружена, казалось, гранатометом. Резкие хлопки, крики оглушенных и отброшенных неведомой силой людей, сухие щелчки выстрелов… Коджима, у которого тоже оказался пистолет, вполне умело им пользовался, не забывая извлекать из Понга новые вопли.

Когда все кончилось, выжило всего четверо, включая и его. Ненадолго, лишь затем, чтобы дать показания перед камерой, показания, которые из них просто выбили вместе с зубами и дерьмом. Сам Понг, полностью деморализованный, не сводящий глаз с трупа сына, которого небрежно прикончила синеглазая, ударив кулаком в ухо, рассказывал про свои нычки, в которых хранились фотографии их жертв, памятные вещи, подробности заказов.

Бабки, хозяйки источников, смотрели на всё это, вцепившись друг в друга, как в спасательный круг. Они ничего не сказали в момент, когда пришла очередь Понгу получить свой удар в ухо. Они ничего не сказали и полиции, которая прибыла через шесть часов, сразу же взятая в оборот сухим стариком, представившимся как Сакаки Эйчиро.

Они и до следующего утра не дожили, уйдя в посмертие вместе, почти в одно и то же время, хоть и по насквозь естественным причинам… если таковыми можно назвать почти часовой разговор с высокой и красивой девушкой, который случился с ними накануне бойни. Печальная участь ждала и других обитателей деревни Агашимура, так как Понг, прекрасно поддававшийся методам убеждения от Рио Коджимы, не скрыл ничего. Вообще ничего. Даже собственных планов.

Они улетят на одном из полицейских вертолетов, прикрываемые именем инспектора, и через четыре часа Мана получит возможность выйти в интернет, прямо из полицейского участка. Там она ухитрится отправить в сеть короткую комбинацию символов на несуществующий адрес и… на следующее утро газеты напишут, что Икивашири Дайсуке, глава японского департамента Специального Комитета, принял яд, находясь в собственной постели.

Причины, по которым он это сделает, останутся тайной, как и те, почему никому не было предъявлены обвинения в убийстве или, хотя бы, превышении мер самообороны.