Кровь в наших жилах

Глава тринадцатая, в которой проклятье пожирает Матвея

Катя смотрела вверх, на потолок. Его давно не ремонтировали. Штукатурка местами облетела из-за сырости, следов побелки и не видать — все в черной, липкой плесени.

Тонкое одеяло не согревало. Печи здесь отродясь не было. Только дрожь, то и дело сотрясающая её тело, ничто по сравнению с тем адом, что разверзся в душе Кати.

Дед для неё был всем. Он заменил погибших в «Катькиной истерике» родителей. Он стал непререкаемым авторитетом и идеалом служения стране. Он был тем, кому Катя безгранично верила. Зря, оказывается. И даже не разрушенный дедом брак с Максимом жаль — это можно оправдать хотя бы стремлением служить отечеству. Аксенов — взрослый, сильный мужчина и завидный жених, он найдет себе другую, более подходящую: честную и любящую. Жаль то, что она из-за деда предала страну, предала ту, кому обещала служить верой и правдой. Да, Елизавета Павловна клятву не приняла — она оказалась куда как умнее самой Кати. Правильно Максим её обозвал когда-то Катеринкой — она оказалась фальшивкой.

Светлана еле нашла в себе силы спуститься по больничному крыльцу — ноги дрожали от слабости. Хорошо, что кто-то из опричников, присматривающих за ней, догадался и пригнал сюда магомобиль. Светлана посмотрела на низкое, осеннее солнце — время перевалило за обеденное, а у неё с утра во рту не было ни крошки. И Сашу в дачном поселке никто не покормит, да и не вспомнит Саша, что надо бы поесть… Она замерла: домой или на службу? Надо на службу, хотя с другой стороны, ей положен отгул за ночной выезд. На службу или домой?

Её сомнения разрешил опричник — он, одетый в цивильный костюм, чтобы не пугать окружающих опричной формой, выскочил из салона магомобиля и открыл перед ней дверцу:

— Светлана Алексеевна, прошу! Домой?

Опричник был тот самый, что доставил её сюда, в больницу. Голос его был уже знаком — именно он обещал обучать её фехтованию. Только имени его она так и не знала. Высокий, статный, как все кромешники, лицо, правда, подкачало — слишком простое, деревенское даже: курносый нос, полные губы, немного безвольная линия подбородка. Не всем же писаными красавцами быть, как Миша. Боль в сердце тут же проснулась, напоминая, что Светлана его предала — у него тяжелый период в жизни, а она даже на похороны его родителей не пришла: Калина не пустил, сказал, что будет крайне вызывающе выглядеть в свете всего случившегося, там и без неё высоких персон будет хватать.

Опричник помог ей сесть на задний диван в салоне и сам же ответил, оценив бледный вид Светланы:

— Домой! Даже не пытайтесь спорить.

На всякий случай он резко захлопнул дверь — наслышан, видать, о её дурном нраве.

Домой… Она позволила себе эту слабость — выбор сделали за неё. И пусть. Она устала, она голодна, она сегодня видела столько того, что не предназначено для девичьих глаз.

Опричник сел за руль и спокойно представился, выруливая на дорогу:

— Иван Александрович Вихрев, действительный статский советник, товарищ главы Опричного сыска, к вашим услугам.

Светлана не сдержалась:

— Филоните, да?

Он даже обернулся на миг к ней:

— Да как можно, ваше императорское высочество!

— Обещали давать ежедневные уроки, — напомнила она.

В этот раз Вихрев не обернулся, лишь сильнее сжал руль и безмятежно ответил, только сколько там настоящего, непритворного спокойствия в словах:

— Так вы сегодня в поездке были, когда ж вас учить? Вот завтра с утра и приступим. Ваш Агриков меч легонький, ничего не весит, так что удержать в руках должны.

Она улыбнулась, глядя как за окном пролетает до боли знакомый Суходольск. Сегодня она примет клятву у опричников, и, кто знает, где она окажется уже завтра. С Соколова станется отправить её в Москву. Не хотелось до колотья в сердце. Пусть в Суходольске она не стала своей — тут до сих пор высшие чины убеждены, что «бабам» не место на службе, — но он пророс в неё шорохом волн быстрой Уземонки, неумолчным шумом узких улочек, влажным ветром с Идольменя, верностью отдельно взятых хвостомоек… Отсюда не хотелось уезжать, а Соколов может испугаться за её жизнь и запереть где-нибудь под круглосуточным присмотром в Москве. Из-за нападения на императора, убийства княгини Волковой, пытающихся чего-то добиться от Светланы стихий тут опасно — с точки зрения Опричнины. Монастырь, со своей пропитанной благостью атмосферой и святой землей, самое безопасное место — с точки зрения Соколова, конечно. Калине сейчас доверять нельзя. Дедушка леший предупреждал же… А Саша пока не вошел в силу и не покорил заново кромеж, если его вообще можно покорить.

— Хорошо, — согласилась она с Иваном Александровичем. — Завтра и начнем тренировки. Что-то о Калине уже известно? Он вернулся?

— Никак нет. Еще остается под Змеевым камнем. Поиск полозовых невест немного затянулся. Он осложнен необычными условиями.

Светлана сама все поняла:

— Под землей кромеж стал недоступен. Значит… Это точно владения стихии земли. Полоз и есть земля. — Она собралась с мыслями: — передайте мой приказ: Калине и остальным опричникам свернуть поиски и вернуться… — она замерла, она не знала, где живут кромешники.

Вихрев заледенел, во всяком случае голос его точно:

— На псарню не вернемся.

Она поняла, что сейчас её отчитают — нет у нее права приказывать опричникам. Вихреву удалось её удивить — все же она привычно ждет подвоха и подлости от кромешников:

— Нет у нас права закончить поиски, когда там девушки томятся в плену. Уж простите, что иду против вас, ваше императорское высочество. Никто не вернется назад, только из-за принятия клятвы чуть приостановим поиски.

— Это опасно для вас, — попыталась настоять на своем Светлана.

Пальцы Вихрева чуть побелели на руле, так сильно он его сжал:

— Мы для того и вернулись в этот мир, ваше импе…

— Обращайся, пожалуйста, по имени-отчеству.

— Как скажете, Елизавета Павловна. Мы для опасности и созданы.

Она его поправила:

— Вы рождены для…

Пришла его очередь поправлять её:

— Мы не рождаемся, мы выползаем из Нави и обретаем тела, только и всего. Мы нечисть.

Как же этот нелепый спор её раздражал — с Сашей еще устала. Вроде и Соколов, и Калина её поняли, но… Не рассказали? Или сочли ненужным знанием для всех остальных кромешников.

— Останови, пожалуйста!

Она не может разговаривать о таком, когда не видит глаза собеседника. Вихрев, кажется, неправильно её понял — он тут же сухо сказал:

— Прошу прощения, ваше императорское высочество за дерзость! Приму любое нака…

— Останови! — повысила голос Светлана.

Магомобиль послушно замер у тротуара. Светлана огляделась — до ворот Суходольского общественного парка не доехали всего ничего.

— К воротам подъезжай, пожалуйста.

Вихрев послушно подъехал к воротам, снова припарковал магомобиль, выскочил из салона послушным болванчиком — совсем не Калина, этот бы уже ехидно поинтересовался, чего Лизавета буйствовать изволит.

Вихрев подал ей руку, помогая выйти, и Светлана тяжело оперлась на неё — кровопотеря еще давала о себе знать.

Парк был пуст. Голые деревья, неухоженные клумбы с торчащими из земли засохшими цветами, гнилые пласты осенних листьев, неухоженность и грязь, как бывает в первые дни весны. Только дикий, свободолюбивый, прогретый солнцем воздух, от которого кружится голова, и примирял с окружающей действительностью.

Светлана медленно шла, собираясь с мыслями. Вихрев тактично молчал, обдумывая свою вину, и явно недоумевал. Ветер тащил откуда-то с юга легкие облачка — может, к ночи снова пойдет дождь. Светлана искоса посмотрела на Вихрева — она хотела достучаться до него, до его души, до души каждого опричника пока еще есть время, пока её воспринимают княжной, пока еще видят в ней живого человека, которому и возразить могут. Не дай бог, венчают её на царство, и тогда она станет символом, навсегда оказываясь за завесой, которую не преодолеть — императрице нельзя возражать, с императрицей нельзя спорить, а если она говорит что-то непривычное и непонятное — кивай и соглашайся, чтобы потом выбросить глупости из головы: среди властителей мира сего самодуров хватает. Её пока слышат — надо говорить сейчас. Потом будет поздно.

Она старательно подбирала слова, сложив целую речь, пока молча шагали по пустым песчаным дорожкам:

— Иван… Вы люди. Опричники, кромешники — вы люди. У вас у каждого есть душа, живая и светлая. Вам жить надо, а не сидеть холопами на цепи.

Вихрев удивлено посмотрел на неё и решился возразить:

— Мы не холопы. Уже лет десять как себя такими не считаем, но люди… Это не про нас.

— Вам Алексей Петрович разве не говорил? — удивилась Светлана.

— Говорил.

— Вам Аристарх Борисович разве не говорил?

— Говорил, — все же улыбнулся Вихрев. — Верить такому страшно, потому что каждый выдох с болью. Каждых вдох надо заслужить. Боль то и дело проходится по коже, напоминая, что нам всем, умершим уже, тут не место. Сложно верить, что мы люди, когда сам мир пытается нас наказать.

Светлана и предположить такого не могла. Помнила Сашины слова, что мир безболезненный, но чтобы каждый вдох отдавался болью…

— Я не знаю, как вас убедить и как вас утешить…

Вихрев оборвал её, доказывая, что пока императрицу в ней не видит:

— Мы не нуждаемся в утешении. И если следовать вашим словам о том, что мы люди, то… Ни Калина, ни другие опричники тем более не имеют права остановить поиски полозовых невест. Потому что мы — люди.

Вот же… Светлане ругаться захотелось. Её же слова так выкрутили. Вихрев продолжил:

— Вам Калина говорил и не раз, что наши действия вам не обязаны нравиться. Мы действуем так, как считаем нужным. Вы же тоже так поступаете, хотя иногда зря.

Она поняла, на что намекает Вихрев:

— Я сорвала вам расследование в отношении Лицына?

Вихрев постарался смягчить её слова:

— Скорее чуть его усложнили. Хотя, с другой стороны, мы теперь знаем, что он продавался из чувства долга. Из желания лечить и спасать. Похвальное желание, кстати. Хорошее.

Светлана вздрогнула — такой вывод Вихрева ей не понравился:

— Иван! Он вас ни капли не уважает, он же нарушил все принципы гуманности…

— Собачек Павлов тоже особо не спрашивал, хотят ли они послужить на благо человечества.

— Но вы…

— Для всех мы хуже тех собак. Мы для всех нечисть, твари, что вылезли из преисподней. И не кидайте такие взгляды — я же загорюсь. И да, я помню — я человек. Только остальные верят, что я тварь, как, например, Лицын.

— И Дашков. И, может, Юсуповы. И… Я ничего не понимаю в происходящем.

Вихрев мягко сказал, пытаясь её утешить:

— У нас служба такая — помогать вам разбираться, Елизавета Павловна. И по поводу помощи… Вы читали сказку о Русалочке Ганса Христиана Андерсона?

Она сразу поняла, к чему клонит Вихрев:

— Вы из-за чешуи её вспомнили?

Да, даже в дачном поселки при виде чешуи рыб вспомнили. Почему бы и о морских русалках не вспомнить? Теоретически, хвост у них покрыт чешуей, наверное, напоминающей рыбью. Только морские русалки — слишком большая экзотика для России, о них только в сказках и встречаются упоминания.

Вихрев качнул головой:

— Нет, не из-за чешуи, точнее не совсем. Из-за души. Маленькая русалочка тоже, как и мы, хотела человеческую душу и заслужила её через верное служение. Мы чем-то с ней похожи… Может, эти чешуйки принадлежат русалке? Не нашим утопленницам, а морской русалке, той, у которой рыбий хвост.

Светлана задумалась — слишком сложно все с русалкой, не живут они на суше:

— Не представляю того, как русалочья чешуя оказалась разбросанной по территории поселка… Это во-первых, а во-вторых, почему девушки валялись в лесу? Как они выползли из Идольменя?

Он честно признался:

— Я не совсем помню сказку. Что-то там о Морской ведьме было. Она вроде бы ножки подарила Русалочке в обмен…

— На голос. Ладно, если рассматривать эту версию… Как русалки попали в Идольмень? Это обособленное озеро, оно не сообщается с Ладогой. Идольмень никогда не был частью пути из варяг в греки.

— Жаль, что самая очевидная версия — магический зверинец господина Шульца не подходит. Я сам его осматривал — там нет аквариума или какой-то емкости, размером подходящим для русалки.

Версия с русалкой была бредовой, но ничуть не хуже полозовых невест. Её стоило обдумать.

— Ладно, пока оставим в сторону трудности попадания русалок в воды Идольменя. Примем за версию, что хвостатая русалка как-то сама с подружками доползла до Идольменя. Почему русалки именно сюда, в Россию, пришли искать свои души?

Вихрев напомнил очевидное:

— В сказке Русалочка в принца влюбилась.

— Цесаревич… Да, он этим летом был тут, да, его прибывание здесь, видимо, только для меня было тайной. Но… Русалка из Дании…

— Из Северного моря, — поправил её Вихрев. — Северное море омывает не только Данию, а еще и Францию, Норвегию, Вели…

— Бритты… — мрачно сказала Светлана. Эти могли на многое пойти, ресурсы позволяют. Вроде родственники, а с подвохом. — А ведь Калина мне хотел прочитать лекцию по обстановке зарубежом.

— Не только бритты. Германии императорская кровь тоже нужна. Красивая же сказка: Русалочка и цесаревич. Романтично. Мне бы в восемнадцать лет такая история с русалочкой, вышедшей на берег ради меня, понравилась бы.

Светлана не сдержалась, выругалась неприлично, как не пристало Великим княжнам, но что поделать, раз жизнь такая — раз за разом сюрпризы преподносит: и Кальтенбруннер в деле цесаревича был, а, значит, германцы или австрийцы лезли в дело о престолонаследии, и русалка эта… Эти! Эти — бритты не поскупились, не одну притащили, а минимум троих.

— Я прибью Митеньку, как доберусь в Навь, честное слово… Это уже ни в какие ворота не лезет!

Вихрев мягко заметил:

— Это всего лишь догадки. Неясно, как русалки сюда попали, как пытались выйти на цесаревича, почему погибли в лесу…

— Это как раз ясно, — поморщилась Светлана. — Зимовка в Идольмене в их планы не входила. Заметив, что лед стал стремительно намораживаться, они и рванули из озера прочь, только замерзли в невиданные для осени морозы.

Вихрев, осторожно разворачиваясь на аллее в сторону выхода из парка, согласился:

— Вариант. Теперь надо удержать в тайне сведения о находке тел русалок — надо устроить засаду на тех, кто их должен был забрать.

— Присмотрите за магическим зверинцем, просто на всякий случай.

Вихрев согласился:

— Конечно, присмотрим. Пусть нет аквариумов, Шульц все равно первый подозреваемый в этом деле. Если, конечно, все дело в русалках. Это и полозовы невесты все же могут оказаться. — Он внимательно осмотрел Светлану: — может, все же домой? Вы устали, вам надо поесть, отдохнуть и готовиться к клятве. Её перенесли на вечер, как только стемнеет, чтобы никто нас не увидел на льду Идольменя, так клятву и дадим. И, честное слово, я услышал и понял ваши слова про душу и людей. Я человек, хоть окружающие думают иначе.

В кармане Светланиной шинели ожил кристальник, звонкой трелью напоминая о себе.

— Извините, — сказала она, беря трубку. — Титулярный советник Богомилова, слушаю.

В трубке раздался с трудом узнаваемый голос Юсупова — княжич то ли простыл, то ли еще что-то случилось.

— Это Юсупов Феликс Дмитриевич вас беспокоит. Я бы не стал вам телефонировать, я помню наши договоренности, но сейчас речь не обо мне, хоть и о моей семье.

— Чуть ближе к делу! — Светлана старалась скрыть в голосе недовольство Юсуповым — не вовремя он напомнил о себе. Она помнила про его детей, но это может подождать почти двадцать лет, между прочим! Юсуповы не сразу умирают от проклятья. Не говоря уже о том, что он ей не нравился, как человек — слишком ищущий свою выгоду, слишком легко перекладывающий свою ношу на чужие плечи, например Светланины или Матвеевы.

Если Юсупов обидится на тон — его трудности. Он с её трудностями не считался.

— Речь идет о жизни моего брата Ильи Дмитриевича Юсупова. Вам он знаком под именем Матвея Рокотова.

— Что с ним?! — такого Светлана не ожидала. Да, вчера Калина докладывал, что Матвей все еще без сознания, яд ищут, персонал весь сменили, глаз с Матвея не спускают, но… Алексей не говорил, что что-то вызывает опасения.

Юсупов понятливо хмыкнул:

— Кх-х… Вам не доложили? Он умирает. С утра началась агония. Шолохов говорит, что до вечера недотянет. Я бы хотел забрать его домой. Туда, где он родился. Пусть оттуда он и начинает свой последний путь…

Мир подло закружился, ускоряя свой путь. Или это голова Светланы закружилась, обещая скорый обморок? Вот не до него сейчас, пусть руки похолодели, а в животе словно лед замерзал, замораживая все вокруг. Она сильнее вцепилась в руку Вихрева — тот невоспитанно подхватил её за талию и посадил на скамейку, что-то выговаривая… Светлана его не слушала, не до того.

Утреннего доклада у неё и впрямь не было — сама она была в Боровом, Калина — в Змеином камне, точнее где-то под ним. Наверное, бумаги ждали её дома, но до дома она пока так и не добралась.

— Алло? — возмущалась в опустившихся руках Светланы трубка голосом Юсупова. — Елизавета Павловна, вы меня слышите? Нас рассоединило, похоже.

Она заставила себя собраться с силами и поднесла кристальник к уху:

— Я тут. Я сейчас буду. Пока не трогайте Матвея, я решу все с Романом Анатольевичем сама.

Вихрев был понятливым — мигание света кромежа, и вот она в кресле возле кровати, в которой недвижимо лежал Матвей. Воняло хлоркой, спиртом, вербеной и виски от немного пьяного Юсупова, душным, невыносимым запахом смерти от Матвея.

Так не должно было быть. Матвей обещал, что будет её другом. Он обещал, что увидит её трех сыновей… Или этого он не говорил? В любом случае совсем не время ему умирать. Почему?! Зачем! Это только из-за неё — он был бы жив, если бы не влез в интриги наследования трона.

Под ключицей невыносимо жгло — сердце не справлялось с болью.

Светлана протянула руку и сжала в ладони сухие, безвольные, дико ледяные пальцы Матвея. Его лицо неузнаваемо изменилось. Он и так был худым, а стал совсем скелетом. Нос заострился, губы высохли, не прикрывая белые, здоровые зубы. Матвей дышал хрипло, с натугой, еще борясь за каждый вдох.

Она достала из кармана перочинный нож, с которым теперь никогда не расставалась. Юсупов откуда-то из-за спины сказал, останавливая её — его пальцы легли на её руку, в которой она зажала нож:

— Не поможет. Это проклятье Юсуповых. Его вашей кровью не остановить.

Она подняла глаза на холеного, разом постаревшего мужчину. Еще неделю назад она ему бы и тридцати не дала, сейчас он выглядел на свой возраст — где-то за сорок.

Юсупов пояснил:

— Илья влез в мои дела, он пытался помочь мне и моим детям. Он снова решал дела рода, и проклятью этого хватило — оно обрушилось на Илью, забирая его. Никому не избежать проклятья. Мне очень жаль, что я втянул в это брата. Если бы не я, всего бы этого не было. Илья бы был жив.

— Феликс Дмитриевич… — Светлана все же заставила себя замолчать — Юсуповы её раздражали вечным поиском выгоды, за что и получили проклятье.

— Я тут подумал… Я… Позвольте забрать Илью домой… Умирать надо в своей постели, а не больничной… В окружении семьи — я забрал из скита Татьяну и детей.

Голос его дрожал совсем не по-мужски. Светлана знала, Юсупов не способен на сильные, настоящие поступки — как он пытался переложить все на её плечи! Помощи от него ждать не стоит.