Кровь в его жилах

Глава четырнадцатая Саша получает неожиданную свободу

Петров, поздоровавшись со Светланой и Екатериной Андреевной, прошел в кабинет, бросив удивленный взгляд на белые астры. Светлана мысленно вздрогнула. Нет, вот он точно не должен ничего помнить! Он не маг. Ладно княгиня Волкова — на ней было столько защитных плетений, что баюша могла не справиться с ними до конца. Ладно Лапшины — они обе слабенькие, почти необученные, но все же ведьмы, хоть только привороты и умеют бросать. Ладно Саша — он кромешник, с ним, наверное, сразу стирание памяти было обречено на провал, как и с Мишей — тот сильный маг. Но Петров точно не может ничего помнить.

Светлана, стараясь удержать в узде разбегающиеся мысли, жестом предложила сыщику сесть на стул перед своим столом. Владимир поблагодарил кивком и, не смотря на обычную сдержанность, все же, глядя на букет, признался:

— Не поверите, Светлана Алексеевна, в свое время меня Александр Еремеевич вопросами замучил: кто же у нас так любит белые астры. Оказывается, вы.

Светлана под внимательным взглядом Екатерины Андреевны лишь качнула головой, признавая очевидное. У неё отлегло от сердца: Владимир ничего не помнил. Просто Саша упорный. Странно только: Светлана была уверена, что букет астр после больницы стоял в приемной зале уземонского полицейского участка, а не в Сашиной казенке. И ведь не спросишь…

— Владимир Захарович…

Мужчина повинился, совсем как Саша:

— Простите. Люблю, когда ответы находятся.

— Давайте ближе к делу. — Она смущенно поджала губы, поздно вспомнив про помаду — та напомнила о себе неприятным липко-розовым вкусом. — Вы же по поводу анонимного письма пришли… Вам удалось что-то узнать о том, кто мог его прислать?

— Не совсем. — Владимир сцепил руки в замок. — Я изучил письмо и сам конверт, обнаружив на них несколько отпечатков пальцев. Опознаны ваши и Екатерины Андреевны, которые она утром любезно предоставила нам в Сыске. Еще, крайне неожиданно, на конверте, не на бумаге, обнаружен отпечаток указательного пальца Громова.

Светлана нахмурилась — вот такого поворота дела она не ожидала:

— Простите? Александра Еремеевича? — Она попыталась понять, где Саша и конверт могли пересечься. Получалось, что только в Сыске. — Разве он видел конверт…

Владимир отрицательно покачал головой:

— В том-то и дело, что про письмо он еще не знает. Он не показывается в Сыске уже второй день — дела служебные… Еще пару отпечатков на конверте опознать не удалось. Скорее всего это пальчики почтальонов или сортировщиков. На самом письме опечатки только ваших пальцев и Екатерины Андреевны. Иных нет.

Как-то даже представить, что Саша сидел за пишущей машинкой и всерьез печатал: «Ты забрала у меня самое дорогое — я заберу у тебя тоже самое!» — сложно. Нет, отрицать, что Светлана забрала у него самое дорогое: воспоминания — глупо. Отобрала, пусть это и не её выбор был. Но… Но… Саша так точно не мог поступить. Он не мог написать угрозы, о таком даже думать смешно. Он из тех, кто говорит в лицо. Княгиня — да. Она могла. Даже Веру Лапшину можно представить за пишущей машинкой, аккуратно двумя пальчиками печатающую угрозы, прикусив при том нижнюю губку. Но Сашка⁈

Владимир продолжил:

— Демьян опознал конверт. Подобные он покупал приблизительно две недели назад для Александра Еремеевича. Тот ведет переписку со своими родителями, проживающими в Москве. Я узнавал на почте: марки на конверте серии «Золотая осень» продавались через почтовые автоматы до конца октября. В ноябре почта заменила марки в автоматах на зимнюю серию. На самом почтамте никого, кто бы мог покупать подобные конверты, не помнят — слишком много времени прошло. Само письмо скорее всего бросили четырнадцатого ноября в почтовый ящик на почтамте. Это все, что пока удалось узнать. Как только Александр Еремеевич вернется в Суходольск, я поговорю с ним о письме. Не дело, что конверты из его дома попадают в чужие руки.

Светлана нахмурилась — она подозревала, чьи руки это могли быть. Она помнила Верочкин возмущенный взгляд тогда перед рестораном. Ведь это было именно четырнадцатого. Только о таком говорить с Сашей нельзя. Вера — почти его невеста. Надо сперва точно убедиться, что это сделала она, и никто иной, и лишь тогда поговорить с Сашей. Слишком противно звучат слова: «Твоя невеста угрожала мне!» Слишком водевильно. Сперва надо точно убедиться, что это сделала Лапшина. Взгляд — это все же слишком эфемерно для обвинения, надо что-то более серьезное, чтобы обвинять в угрозах.

Екатерина Андреевна внезапно вмешалась — отложив в сторону бумаги, которые она разбирала, она сухо сообщила:

— Александр Еремеевич живет уединенно. Его никто не навещает, кроме княжича Волкова, и то крайне редко. Даже сослуживцы не бывают в его квартире.

Владимир удивленно приподнял бровь, а Светлана резко развернулась к приспешнице — откуда она это узнала? Причем так вовремя.

Екатерина Андреевна улыбнулась и ответила на невысказанные вопросы:

— Я сегодня утром искала Громова по всему Суходольску, расспрашивая всех, кто мог о нем хоть что-то знать. Вещи прачке он относит сам. Столовается в трактирах — кухарка так же, как прачка, не бывает в его доме. Убирается, по-видимому, сам — ни лакей, ни горничная доходного дома у него не бывают. Нравы типичного кромешника, привыкшего к монастырской жизни. Женщин к себе не водит. Дворники и швейцар в один голос утверждают, что «бабенка» у него точно есть, даже называют некое имя, но лично её с ним никогда не видели.

Владимир вмешался:

— Это ничем не подтвержденные слухи. Госпожа Вера Лапшина навещала нас в больнице, когда мы с Александром Еремеевичем проходили там лечение. Естественно, что после больницы Александр Еремеевич нанес Лапшиным несколько благодарственных визитов. Все остальное, особенно про помолвку, слухи.

Екатерина Андреевна покладисто кивнула:

— Полностью согласна, Владимир Захарович. В отличие от вас я даже имя называть не стала. Слухи. В газетах о помолвке Громова и барышни Лапшиной ни слова не было напечатано.

Светлана молчала. Она сама видела Громова и Лапшину вместе. Это не слухи. Это правда. Да и, если что-то, немного недозволенное до свадьбы между Верой и Сашей было, то шагнуть кромежем домой, защищая честь Веры, для него несложно. Он молодой, тогда еще не вспомнивший Светлану мужчина, он может любить и влюбляться… И делать глупости. Отнюдь не Светлане осуждать Веру. Сама не лучше. Та хоть про существование Светланы до определенного момента не знала, а вот Светлана… И не спросишь же Лапшину в упор: вы бывали в квартире Громова? Это как-то совсем дурной тон. Так только жандармы в синематографе спрашивают.

«Аксенов!» — вспышкой молнии мелькнула в голове Светланы фамилия жандарма. Точно! Он говорил, что есть свидетели нахождения Громова дома в ночь перед нападением со светочем. Максим Яковлевич не их тех, кто страдает по этикету и невозможности задать неприличный вопрос. Он знает точно. Если собранные Екатериной Андреевной сведения верны, то никто иной, кроме Лапшиной, дать алиби Саше не мог. Только Вера, ведь Аксенов знает, что Саша — кромешник.

Продолжая задумчиво смотреть на Екатерину Андреевну и решать, можно ли доверять её сведениям, Светлана сказала:

— Мне нужен номер кристальника Максима Яковлевича Аксенова. Мне нужно ему телефонировать.

Приспешница как-то нехорошо побледнела и торопливо сказала:

— С чего вы взяли, что у меня есть его номер?

Светлана не успела осмыслить странную реакцию приспешницы — подал голос Владимир, протягивая визитку из портмоне:

— Возьмите. Правда, я не уверен, что стоит привлекать жандармерию до того, как мы поговорили с Александром Еремеевичем.

— Я всего лишь хочу кое-что уточнить. — Светлана привычно полезла в карман за кристальником и вспомнила, что его Саша так и не вернул. Екатерина Андреевна, уже справившаяся с беспочвенным волнением, молча протянула свой.

— Спасибо! — Светлана вскочила со стула и отошла в сторону, к окну. Приспешница тут же ловко накинула на неё глушащее звуки плетение. Интересно, себе лазейку Екатерина Андреевна оставила или нет?

Набрав лихорадочно номер и дождавшись бархатистого: «Ротмистр Аксенов, слушаю!» — Светлана представилась, старательно пытаясь, чтобы её голос звучал спокойно:

— Это титулярный советник Богомилова, магуправа, вас беспокоит.

Голос ротмистра зазвучал еще более приветливо, только надо помнить его пустую, машинальную улыбку — он умеет притворяться:

— Что-то случилось, Светлана Алексеевна?

Она решительно сказала:

— Мне нужна информация об алиби Громова в ночь нападения…

— Оно железное, не стоит беспокоиться, Светлана Алексеевна. Что-то еще?

Светлана продолжила настаивать:

— Мне нужна фамилия свидетеля, который был с Громовым в ту ночь.

Ротмистр притушил в голосе приветливость:

— Это секретная информация, я уже говорил. Свидетель настоятельно просил не разглашать его данные. Поймите, Светлана Алексеевна, я не могу…

Она кинула взгляд на спокойно ожидавшего конца разговора Владимира, на слишком любопытную Екатерину Андреевну, напомнила себе, что это только ради Саши, и предложила:

— Тогда я сама назову имя, а вы скажете да или нет.

— Светлана Алексеевна, что у вас случилось? — Максим Яковлевич откровенно начал волноваться. — Позвольте мне вмешаться и помочь вам.

— Максим Яковлевич… — Светлана набрала полную грудь воздуха и выдавила: — это была Вера Лапшина?

Ротмистр оказался принципиальным. Он снова напомнил:

— Я дал слово, что сохраню в тайне имя свидетеля. Я не могу просто так…

— Мне прислали подметное письмо с угрозами. Конверт взят из дома Громова. Сами понимаете, что Громов не мог мне угрожать. Это кто-то пытается подставить его. Вы сами говорили, что вас прислали его защитить. — Да, все было немного не так, но формально Светлана украла воспоминания Саши. Формально, могли так пытаться подставить его.

На той стороне ненадолго повисла тишина, а потом Аксенов веско сказал:

— Да. — Затянувшаяся пауза подсказала Светлане, что это был ответ на её вопрос.

Аксенов сам продолжил:

— Что-то еще? Я могу помочь вам разобраться в происходящем, просто пришлите подметное письмо мне с нарочным. Сейчас мои эксперты все задействованы в Серых ручьях, но я могу сам заняться вашим делом.

— Спасибо, не надо, — отказалась от помощи Светлана. Она сама справится. Саши не должна коснуться эта грязь. Светлана сама умеет справляться с трудностями, которые породила. — С Верой я поговорю сама для начала. Я немного сама виновата в происходящем.

— И все же…

Она прервала звонок — иногда быть Великой княжной хорошо. Жаль, что Аксенов этого не знает, но Светлане все равно. Она Великая княжна и имеет право быть высокомерной, особенно когда немного страшно от предстоящего разговора. Она протянула кристальник Екатерине Андреевне, которая эфирное плетение так и не убрала:

— Спасибо.

Та на миг поджала губы, потом вспомнила, что это её не красит, и расслабилась. С легкой улыбкой она сказала:

— Я все же позволю себе вмешаться ненужными сентенциями. Если мужчина решил изменить — он изменит.

Светлана отрешенно напомнила очевидное:

— Вы не понимаете, о чем рассуждаете.

— Прошу, выслушайте, я из лучших побуждений, Елизавета Павловна. Если мужчина решил быть верным, он будет верным, несмотря даже на пистолет у виска. Никакие Великие княжны его не соблазнят. И даже Россия в качестве приданого… Вы не несете ответственности за чужую верность или неверность. Вы не обязаны решать дела третьего угла вашего внезапного любовного треугольника. Не щадите нервы Громова, вашего второго угла… Поговорите с ним, а не с Лапшиной. Поверьте, Громов не стоит того, что вы будете разгребать за его спиной последствия его неверности. Со стороны, простите, виднее: Громов и Лапшина стоят друг друга, они оба, мягко говоря, дряни. Мужчина, который оставляет на девушке однозначно читаемые следы страсти, не стоит того, чтобы его нервы щадили. Он подставил вас. Откровенно.

Светлана, защищая Сашу и его любовь, сказала первое, что пришло в голову:

— Он просто не умеет целоваться.

— Вариант, — внезапно согласилась с ней Екатерина Андреевна. — Только наличие Веры Лапшиной в его квартире это опровергает.

Светлана продолжила настаивать:

— И все же я предпочту сперва поговорить с Лапшиной сама, а потом уже скажу все Громову.

— Вам кинули шикарную приманку в виде отпечатков Громова на конверте, и вы глупо заглотили её вместе с крючком. Вас дернут, как рыбу, и, кто знает, что будет потом. — Екатерина Андреевна встала и безапелляционно сказала: — с Лапшиной буду разговаривать я. Вы слишком воспитаны и влюблены в Громова. Вы наломаете дров. Когда-то меня точно так же, как и вас, обвел вокруг пальца один проходимец. Я не позволю Громову и Лапшиной задурить вам голову, как поступили со мной.

— Так он все же был… — поняла Светлана. Кто-то обидел Катю, сломав ей жизнь и веру в мужчин.

Екатерина Андреевна приподняла в притворном удивлении брови:

— Кто?

— Мужчина, который вас обидел.

— Увы, он даже есть. Только поверьте, это не имеет никого отношения к нынешней ситуации. Громов — дрянь, просто вы этого еще не поняли.

— Громов — хороший человек, просто вы этого еще не поняли.

— Возможно. Только вы определитесь уже: умеет он целоваться или нет. — Екатерина Андреевна сбросила эфирное плетение обрывая разговор. Совсем как князь Волков. Одна школа. Светлане еще учиться и учиться. Впрочем, о чем это она. Её престол не интересует. Разберется с договором и… И жизнь тогда закончится — она помнила слова Кошки, что договор можно разорвать только ценой её жизни. В одном человеке нет столько крови, чтобы до сыта напоить стихии и выжить. Живая и мертвая вода есть только в Светлане…

Екатерина Андреевна, направляясь почему-то к двери, сказала:

— Разбираться будем вместе.

Владимир, отрешенно рассматривающий астры на столе, услышал её и поднял взгляд на Светлану Алексеевну:

— Простите, я вам еще нужен?

— Извините, что случайно задержала вас, — искренне повинилась Светлана. — Аксенов подтвердил, что угрозы могла написать Вера Лапшина. У неё был доступ к вещам Громова. Я встречусь с ней и поговорю.

Владимир встал и с внезапным упрямством напомнил свои слова:

— И все же, я думаю, что сперва надо все обсудить с Александром Еремеевичем.

Светлана кивнула:

— И с ним я тоже поговорю, честное слово. Просто сейчас его нет в городе.

— Экспертизу и письмо готовить для передачи в жандармерию? — уточнил Владимир.

— Нет, пока не надо.

— Тогда разрешите откланяться. — Он поспешно ушел.

Екатерина Андреевна сняла с вешалки свою шинель и принялась одеваться. Светлана посмотрела на стенные часы: точно, время службы закончилось. Можно уходить из управы, только сперва решить, кто будет дежурить сегодня.

— Екатерина Андреевна…

Та подала Светлане шинель:

— Одевайтесь. Я сейчас попрошу Ивашку поймать извозчика до Уземонки.

— Вы… — Светлана удивилась, она не думала, что встреча с Лапшиной состоится настолько скоро. Явиться без приглашения…

Екатерина Андреевна грустно посмотрела на неё:

— Когда болит сердце из-за недостойного мужчины, лучше сразу все решать. Мы едем к Лапшиным. Иначе, стоит вас упустить из виду, вы в одиночку броситесь спасать мир и Громова. Он может быть этого недостоин. Не мир, конечно.

Слова Екатерины Андреевны оказались пророческими. Светлана улизнула от неё прямо из саней, как только те выехали на набережную спящей подо льдом Уземонки. Светлана не бросилась спасать мир и Громова, хотя нет, в чем-то это было и его спасение. Она бросилась спасать Лапшиных.

Над Уземонкой стелился густой дым. Было видно, как на противоположном берегу речки горел деревянный, добротный дом Лапшиных. Кто мог ожидать, что он не заговорен от пожаров⁈ Лапшины же ведьмы, пусть и слабенькие, их даже на контроль магуправы не поставили.

Двухэтажный дом был объят пламенем до самой крыши. Даже из подвала клубился дым… Светлана понимала, что у находящихся в доме почти нет шансов, чтобы выжить, но это же не повод не пытаться их спасти. Она шагнула кромежем, пытаясь выйти тут же в знакомую гостиную на первом этаже, только ничего не вышло. Её словно не пускал кто-то. Черно-белый коридор стал бесконечным, и в нем как будто ветер поселился, не позволяя Светлане приблизиться к гостиной, шагая в огонь и дым. Она видела через границу кромежа собравшуюся на улице толпу, спешно строившуюся цепочкой, чтобы ведрами передавать воду из Уземонки. Она видела Мишку, подавшегося вперед к пламени. Наверное, он, как погодник, пытался вызвать дождь, но было отчаянно холодно. Она видела, как разворачивали шланги пожарные, как кто-то укрывал одеялами выбежавших в домашних платьях слуг, как кто-то рыдал и рвался в пламя, крича, что «барышни остались там, в гостиной!», как кто-то стонал и проклинал небеса…

Она делала шаг за шагом, из чистого упрямства идя против бури, летевшей ей в лицо, внезапно понимая, что скорее всего борется с более сильным кромешником, не пускавшим её в огненный ад. Наверное, из боязни её потерять.

Сашка! Он боялся за неё и сам шагнул в огонь! Она увидела через дым и кромеж, как он склонился над Дарьей Лапшиной. Потом черный дым отрезал от Светланы Сашу и лежавшую без признаков жизни на трещащем от пламени полу Дарью. Зато на диване Светлана увидела задыхающуюся от дыма, бледную, хрупкую Верочку и с силой прорвалась через кромеж. Вера ждет ребенка, неважно, от Саши или Дмитрия. Оба ей отчаянно важны. Да и сама Вера не заслужила такую страшную смерть. Ребенок тем более.

Светлана, почувствовав, как затрещали от жара волосы и натянулась на лице кожа, быстро потеряв влагу, попыталась найти Веру. Глаза слезились, едкий дым заволок все, мешая хоть как-то сориентироваться. Воздуха в груди не хватало, и резко вдохнув практически пламя, Светлана чуть не потеряла сознание от боли, в последний момент успев найти руку Лапшиной и шагнуть прочь, на свежий воздух.

Она упала, больно отбив колени, прямо в сугроб, заставляя толпу ахать и подаваться в испуге назад. Верочка недвижимо лежала рядом, даже грудная клетка, кажется, не шевелилась.

Светлана, закашливаясь и сплевывая черную мокроту, подалась к ней, ища на шее пульс. Его не было.

— Мишка! — хриплым, пострадавшим от пламени голосом, закричала она. — Волков! Сюда! Позовите Волкова! Срочно!

Она же видела, что он был тут, он успеет, он хороший целитель, он выцарапает Веру у смерти. А пока она сама боролась с такой глупой смертью Веры. Она дышала ей в рот, как учили на курсах, она с силой нажимала на грудную клетку, пока вокруг все крестились и шептались, что барышня от испуга головой тронулась. Они не были знакомы с принципами реанимации.

Голова кружилась, дыхания самой не хватало, но она остановиться она не могла. Светлана эфиром пыталась запустить сердце Веры, пусть она и не целитель. Она порезала палец и капнула кровь в приоткрытый рот Лапшиной. Рядом спешно опустился на колени Мишка, и созданная заранее, еще на ходу целительская сеть окутала Верочку и тут же погасла.

— Мишка! — ничего не понимая, выдохнула Светлана. — Не сдавайся, она ждет ребенка… Прошу…

Мишка, подозрительно ласково, как на больное дитя глядя на Светлану, отрицательно качнул головой:

— Она мертва. Уже больше десяти минут. Я не некромант, чтобы призывать мертвеца. Она мертва.

— Не может быть… Пожалуйста, попытайся еще… — сама не понимая зачем пробормотала Светлана. Да, Вера, возможно, ей угрожала, но ребенок-то ни в чем не виноват.

Рядом опустилась на снег Екатерина Андреевна и руками оплела Светлану, прижимая к себе:

— Тихо, тихо… — Она укачивала Светлану, как ребенка, пока предатель Мишка спешно рванул прочь. — Так бывает… Иногда люди умирают… Тихо, маленькая моя, тихо… Отпусти, она уже летит к Господу нашему, её душа уже далеко… Отпусти её…

Слез не было, но до боли, до горечи, точащей сердце, было плохо. Светлане не нравилась Верочка, но ребенок… И Саша… Есть же вероятность, что это его ребенок. Как после такого жить?

Саша как раз опустился рядом, быстро осматривая Веру Лапшину и скорбно закрывая ее слепо смотрящие на падающие с неба снежинки глаза. Миша все же вызвал дождь, только он пришел снегопадом. Снежинки таяли на еще теплой коже Верочки и текли прочь, как слезы.

Стало темно. Только фонари боролись с тьмой зимнего вечера — бушевавшее в доме Лапшиных пламя погасло. Шипели остывающие бревна дома. С грохотом просела крыша. О чем-то шептались люди… Кричали пожарные: «Поберегись!» — и городовые отгоняли прочь зевак. Наверное, это Саша погасил пожар, а Светлана и не заметила. Она подняла на него глаза и еле слышно выдавила:

— Прости, я не успела. — Она зашлась в приступе кашля.

Он нахмурился и озадаченно посмотрел на Светлану, на Екатерину, снова на Верочку… Старательно мягко он сказал:

— Светлана Алексеевна, вам не за что просить прощения. Это страшная трагедия, но так бывает. Иногда гибнут те, кто не должен. На все воля божья.

Это так не походило на Сашку, который по мнению Светланы волком должен выть хотя бы от потери ребенка, что она не задумываясь, спросила:

— Как вас называют дома родители?

Он бросил косой взгляд на Екатерину, но все же сказал:

— Лёка. Что-то случилось, Светлана Алексеевна? Что-то, что я не знаю?

Его кто-то позвал. Кто-то из пожарных. Он отмахнулся:

— Сейчас!

Его глаза в упор смотрели на Светлану и ждали её ответа. Его вообще не волнует потеря ребенка? Ему все равно?

— Светлана?

Его звали. Сейчас уже Аксенов, который устав орать, нервно подскочил к ним и дернул Сашу за плечо:

— Александр Еремеевич, отбросьте сантименты. Соберитесь. Оплакивать потерю будете потом.

Екатерина Андреевна подняла на него глаза и зло бросила:

— Если вы родились бесчувственным чурбаном и не способны горевать об утраченном, то хотя бы не отказывайте в наличии чувств другим! Александр Еремеевич, примите мои соболезнования.

Аксенов побелел, но лишь ледяно ответил на грубость:

— Екатерина Андреевна, рад видеть вас, несмотря на обстоятельства. Александр Еремеевич, не место расклеиваться — вас видят сейчас слишком многие. Соберитесь, все знают, что вы навещали Лапшиных. Дело под свой контроль беру я — вы лицо крайне заинтересованное…

Саша поднялся на ноги и сухо возразил:

— Для начала надо разобраться в причине пожара. Это может быть случайность.

Аксенов, сбрасывая маску благожелательного офицера, буркнул:

— Этим займусь я! И это не обсуждается! Молите бога, чтобы это, действительно, был просто пожар… — Он, игнорируя, как вытянулся и побелел Саша, продолжил командовать: — Екатерина Андреевна, вы меня премного обяжете, если отведете Светлану Алексеевну куда-нибудь подальше, лучше в магуправу. Тут сейчас слишком многие начнут задавать ненужные вопросы.

— Что за намеки⁈ — влез все же Саша.

— Никаких намеков, только правда. Александр Еремеевич, соберитесь и подумайте о Светлане Алексеевне. Кстати, Екатерина Андреевна, вызовите Светлане Алексеевне доктора…

Он еще что-то говорил, но Светлана замерла, пытаясь собраться с мыслями. Получается, Аксенов думает, что Саша может быть причастным к пожару? Но это же бред! Она видела Сашку там. Она видела, что он пытался помочь Дарье! Сказать об этом или промолчать?

Саша нахмурился и воспитанно подал руку Светлане, помогая встать:

— Светлана Алексеевна, Максим Яковлевич прав. Вам тут сейчас опасно находиться. Екатерина Андреевна…

— Я отвезу Светлану Алексеевну в магуправу, — согласилась приспешница. — Не извольте волноваться.

Аксенов добавил:

— Я навещу вас, как только разберусь тут. Светлана Алексеевна, вы ничего не видели странного в доме Лапшиных?

— Нет, — солгала она, сама не зная зачем. В любом случае Саша — не странное. — Там все было в дыму.

Ей нужна тишина. Ей нужно время, чтобы все понять. Она знала Сашу. Ей казалось, что она его знала.