Кровь в его жилах

Глава девятая Светлана совершает глупость

Дома было стыло, изо рта даже парок вырывался — Герасим не топил печь в её квартирке, пока Светлана была в больнице. Зато Лариса не пренебрегала своими обязанностями: ни пыли, ни беспорядка, все убрано и на своем месте. Даже баюшина корзинка вычищена от шерсти в ожидании хозяйки. Только где та хозяйка сейчас. До боли в сердце Светлане захотелось прижать к себе Баюшу, такую теплую, родную, слегка наглую, но такую нужную. Прижать, зарыться пальцами в её густой зимней шерсти и остаться дома, не возвращаясь в никакую больницу, и плевать на холод — растопить печь несложно. На кухне всегда лежали принесенные Герасимом дрова. Неосуществимые пока мечты, хотя быть может сегодня и удастся забрать Баюшу из леса. Только бы леший не предложил ей железный столб. Удерживать Баюшу возле себя Светлана не будет. У неё нет такого права.

Светлана в тонком больничном халате поверх ситцевой сорочки и в кожаных тапках почти моментально замерзла и, дрожа от холода, рванула к шкафу. Ей все равно понадобятся вещи на выписку, так что возвращаться домой, чтобы вернуть одежду, не придется. Надо только не забыть написать Ларисе записку, что вещи забрали из дома по просьбе Светланы. Открыв дверцу, она замерла, понимая, что Мишка осуществил-таки свою мечту. В шкафу нагло висели, кроме её обычных вещей, две новые шинели — осенняя и зимняя, два мундира, несколько новых, сияющих белизной даже в вечерних сумерках, шелковых блузок… Это стало неприятным сюрпризом. Пальцы с силой сжали ручку шкафа. Отчаянно захотелось ругаться. Миша в своей заботе какой-то отчаянно непробиваемый. Как там князь Волков говорил? Семейное упрямство Рюриков. Прям упертость какая-то!

Да, Светлана знала, что Миша в курсе, в каком ателье она отшивает свою одежду. Да, она знала, что всё в этом мире продается и покупается, что уж говорить про мерки какой-то госпожи Богомиловой. Жаль, ателье теперь придется менять, Светлану там все устраивало: и цены, и качество, и порядочность швей. Только у всего есть цена — видно Мишка достаточно предложил, чтобы её мерки продали. Что ж, хорошо, что деньги у Светланы скоро будут — она вернет все до копейки княжичу. Только её репутацию уже, пожалуй, не спасти. Думать о том, что говорят про Светлану в городе, не хотелось. Демьян, ловец слухов у Громова, оказался чудесно тактичен, что ничего ей не поведал о ней самой.

Светлана, в страхе заглядывая в бельевые ящики, обнаружила, что мозги у Мишки все же были: белье и чулки он ей покупать не стал. Это не могло не радовать. Может, потому Мишка и отсиживался в своем Зерновом, чтобы Светлана успокоилась и смирилась с его подарками. Он же не знает, что для неё расстояния не преграда. Она заставила себя успокоиться и быстро оделась — только простыть из-за холода не хватало.

Накинув на плечи старую шинель, приехавшую с ней сюда еще из Москвы, Светлана достала из шкатулки ожерелье и принялась быстро уничтожать защитные эфирные плетения. Стоимость ожерелья без них сильно упадет в цене, но так безопаснее. Она огнем расплавила замочек, уничтожая злосчастную надпись о Великой княжне. Вот и все. Ожерелье можно смело продавать. Она еще раз прошлась пальцами по до боли знакомым жемчужинам — прошлась и ничего не почувствовала. Жалко не было: это ожерелье — подделка, это не последняя ниточка, что связывала её с семьей и прошлым. Последнюю нить у неё нагло украли Волковы и Дмитрий, и её уже не вернуть. То ожерелье лежит в семейном склепе Рюриковичей, храня тайну Великой княжны Елизаветы и оберегая её свободу. Справедливость никогда не коснется той убитой девушки, чье имя так и осталось неизвестным, потому что её никто не искал. Её родные, если и живы, а не были выпиты Дмитрием, никогда не узнают, где она обрела последний покой. Это было неправильно, но ничего поделать с этим Светлана не могла. Она сунула ожерелье в карман, обулась, надела шинель и шапку. Пора в ювелирный магазин, пока он не закрылся.

Немного побаиваясь случайных встреч, жадных взглядов и шепотков за спиной, Светлана шагнула кромежем прямо из квартиры на Театральную площадь. Она была одной из центральных, где, кроме старого театра, располагались лучшие магазины и рестораны. Здесь всегда бурлила жизнь, даже в этот вечер, несмотря на нестихающий снегопад. Дворники в длинных тулупах изо всех сил расчищали тротуары, но их снова заносило белоснежным покрывалом, на котором гуляющие горожане тут же оставляли цепочки шагов, словно строчки истории Суходольска. Горели желтые электрические фонари, заливая светом площадь, гудели клаксонами магомобили, звонко кричали: «Но, пошла, залетная!» — извозчики, быстро отлавливая в замерзающей, с одинаковым щедрым морозным румянцем, веселой толпе клиентов и увозя их прочь — домой или дальше куда-нибудь развлекаться.

Ветер уносил куда-то к Идольменю неприятные ароматы города: угольную гарь, дым от магомобилей, вонь конских яблок, чьи-то невыносимо стойкие духи… Светлана на миг замерла в этой кутерьме — всего пары дней тишины больницы достаточно, чтобы окружающий мир казался немного безумным. Падал снег, крутился вокруг Светланы, и оказалось, что в окружающей толпе мало кто замечает её и уже тем более никто не тычет в неё пальцем. Даже торговки в огромных шубах, с платками, завязанными на груди крест на крест, были больше заняты своим замерзающим товаром: булками, пирожками, самоварами со сбитнем, — чем Светланой. Она вздохнула полной грудью морозный воздух, тут же пожалела об этом и спешно шагнула в тепло ювелирного магазина, чуть щурясь от слишком яркого освещения в салоне. Вдоль прилавков, сияющих украшениями, скучали несколько приказчиков, которым не было никакого дела до Светланы, пока она не достала из кармана свое ожерелье… Сделка прошла быстро и неожиданно гладко — Светлана получила на руки чек и немного наличности, выручив гораздо больше за жемчуга, чем надеялась. Мысль о том, что за месяц могли сильно подняться цены на все, а не только на украшения, она трусливо гнала прочь. Теперь, имея на руках деньги, можно было завернуть в галантерейный магазин Бендера — Светлане требовался новый корсет, ей еще полгода его из-за травмы носить.

К ресторанному крыльцу, расположенному через дорогу от ювелирного магазина, подъехал элегантный наемный экипаж. Из него быстро выскочил Александр и подал руку… Верочке. Та выпорхнула неземной феей, прижимая к груди букет белых астр. Огромный букет, на грани приличия — барышням дарят гораздо меньшего размера, они же не кафешантанные певички… Впрочем, с поправкой на то, что Александр впервые влюбился, можно было простить и не такую оплошность.

Демьян был неправ — может, сказывалась зимняя одежда, хотя короткая соболья шубка Лапшиной была скроена по фигуре и заканчивалась чуть ниже талии, но по Вере еще нескоро будет видно, что она в положении. Ни живота, ни неприятных пятен беременности на щеках, ни возможного измождения от того, что носит она нечеловеческое дитя. Не будь это Демьян, который непроверенные слухи не приносит, Светлана засомневалась бы, что Вера ждет ребенка. Может, Светлана неправа, и Вера ждет именно Сашиного ребенка? Она сама была примером того, что такое возможно. Тогда за Александра было вдвойне радостно. Он заслужил счастье. Она хотела шагнуть кромежем, чтобы не выдать своего присутствия в городе, но Саша уже заметил её даже через улицу и вежливо склонил голову в приветствии. Пришлось так же кивнуть ему в ответ. Верочка тут же обернулась на Светлану. Для Веры не было ни упыря, ни романа с Дмитрием, ни случайной встречи в коридоре больницы. Она не знала Светлану, и, наверное, лишь поэтому на её лице отразилось недоумение. Понять бы еще, откуда взялось презрение в её огромных, наивных, оленьих глазах и почему так скривились губы? Она не должна помнить Светлану. Не должна. Хотя Мише это не мешало изредка вспоминать стертые воспоминания, да и Саша все вспомнил. Может, и Вера помнит? Только она должна помнить лишь одну встречу со Светланой в коридоре больницы — ничего иного.

Швейцар на входе в ресторан приглашающе распахнул дверь, и Саша с Верой исчезли в его недрах. Красивая пара: невысокая, хрупкая Верочка и смотрящийся солидно на её фоне Александр. Со Светланой так бы не вышло — они с Сашей были почти одного роста. Да и не со специализацией по боевой магии ей выглядеть беззащитно. Она улыбнулась Саше и Вере в спину: он был прав — это тоже дела, причем в его случае это хорошие дела. Он начал жить, как человек. Может, Вера расшевелит его и заставит забыть о происхождении якобы от нечисти?

Светлана, полная надежд и радости за Сашу, перешла дорогу, быстро пробегая перед гудящим клаксоном магомобилем — все такие нервные стали до ужаса. Её тоже ждали мелкие радости: покупки были так редки в её жизни, что она уже заранее предвкушала сложный выбор и понимание — сейчас денег столько, что нестыдно пересмотреть все, что есть в магазине и купить не один корсет, а даже несколько. Или не корсеты, а белье, какое-нибудь не такое вычурное, как подарил князь Волков, но такое же очаровательное и дорогое.

Только не сложилось. Все надежды Светланы пошли прахом. Мало того, что многочисленные продавщицы тут же зашушукались за её спиной и стали перемигиваться, странно махая руками, так еще… в отделе женского белья оказалась княгиня Волкова. Если телодвижения продавщиц еще можно было списать на разыгравшуюся паранойю, и не обращать на них внимания, то княгиню никуда не деть.

Софья Николаевна удобно сидела у прилавка, а три продавщицы ласковыми лисами кружились вокруг неё, предлагая товары. Слухи об уходе княгини в монастырь были пустыми — Светлана заметила краем глаза, что белье, которое выбирала себе княгиня, совсем не годилось для монашеской жизни. Даже для обычной супружеской жизни оно не годилось — слишком много кружев, прозрачных вставок и чего-то совсем легкомысленного. В свете увечья князя Волкова, за супружескую верность княгини Софьи Николаевны уже можно было бояться. Впрочем, это не Светланины трудности. Её трудности в том, что спешно надо решать: пройти в отдел белья или нет? Слишком много взглядов уткнулись в неё, чтобы отступать.

Светлана напомнила себе, что Софья Николаевна селедка — слишком холодная и чопорная, чтобы снизойти до неё. Воспитание княгини не позволит заметить какую-то «титуляшку», тоже пришедшую выбрать себе одежду. Такие, как Софья Николаевна, не смотрят на грязь под них ногами, а Светлана где-то была крайне близка к этому определению. Она заставила себя шагнуть в ярко-освещенный отдел. И плевать, что за спиной кто-то отчетливо шепнул: «Сразу с двумя крутит!»

Светлана почти дошла до прилавка с немодными нынче корсетами, когда случилось невозможное. Княгиня все же снизошла до Светланы, встала и сделала несколько целеустремленных шагов в её сторону. Потом её правая рука взлетела вверх, и… Светлана ушла машинально кромежем, не позволяя ударить себя. Ей ни отец, ни мама никогда не давали пощечин! Позволить такое княгине она не могла тем более. Стоя в знакомом черно-белом, сейчас абсолютно пустом коридоре, Светлана поздно подумала, что надо было просто уклониться от удара. Теперь же пойдут ненужные слухи.

Где-то в яви бельевого отдела княгиня под общий удивленный вздох прошипела:

— Дрянь!

Она быстро взяла себя в руки — селедка же невозмутимая, — и бросила, выходя из магазина:

— Товары завернуть, все записать на счет князя Волкова.

Дальше слушать Светлана не стала. Ничего нового после: «С двумя крутит!» — она уже не услышит. Встречаться сейчас с отцом в кромеже не хотелось, впрочем, видеть других людей она сейчас тоже не могла. И дело не в слезах — их не было. Дело в обжигающей душу ярости, закипающей огнем на её пальцах. Её никто и никогда унижающе не бил на людях. Светлана шагнула в больничный парк. Сейчас тут было пустынно — время прогулок для пациентов прошло.

Лес всегда успокаивал её. Она, шагая через сугробы, прислонилась спиной к первому попавшемуся стволу сосны и запрокинула голову вверх, затылком чувствуя шершавую, живую кору дерева. Шапка наползла на глаза, и Светлана стащила её в головы, зажав в руке. Завоняло паленой шерстью, и Светлана с усилием погасила огонь на кончиках пальцев.

Шатались по воле ветра могучие узловатые ветви сосны. Падал снег и таял на лице, заменяя слезы. Иногда мимо проносились ржавые длинные иглы, оставаясь на вороте шинели и заваливаясь в обшлага.

Что ж. О княгине она подумает потом. Сейчас не до неё, хотя стало понятно — она помнит. Она все помнит о Светлане, и смерть Анастасии она не простит. Надо будет сказать Александру, чтобы он присмотрелся к Волковой — она может оказаться той, кто подставил Матвея, чтобы добраться до Сашки или даже до неё самой. Это надо обсудить. Потом. Сейчас важнее иное. Выбор сделан. Глупо сделан, но уже ничего не исправить. Слухи в провинциальном городе, в котором никогда ничего не происходит, расходятся быстрее верхового пожара, так что скоро все будут знать, что Светлана кромешница. Значит, она пойдет и исправит документы. Будет жить под настоящим именем. Она так соскучилась по «Лизе». Будет Елизавета Григорьевна Кошка. Или Шка. Или Ка, ведь отец не признал её официально. Кем-нибудь да будет. Главное, что Лизой.

Князь Волков в чем-то прав — умеет она заваривать кашу. Хотя именно эта расхлебывается легко. Только бы в монастырь не загреметь…

В ушах шумело, и это был отнюдь не ветер. Слишком долго Светлана стояла в неудобной позе, ища в сосновых ветвях успокоение и проблески низкого, рыжеватого из-за городской подсветки неба.

Светлана сменила позу, голова закружилась, и пришлось снова шагать кромежем, падая на больничную койку. Давно небеленый потолок продолжал кружиться вместе со Светланой и палатой. Хорошо еще, что боль в животе не напоминала о себе, даже уголек пока не тлел. Она еле смогла снять с себя верхнюю одежду перед вечерним обходом. Впрочем, зря. Доктор, молоденький практикант, только заглянул в темную палату, буркнул: «Жалобы?» — и тут же исчез, потому что жалоб у Светланы не было. Она снова заставила себя шевелиться и одеваться — не дело, чтобы Александр застал её в таких растрепанных чувствах. Уж лучше она сама его попытается застать — он же как-то почувствовал в прошлый раз, что она провалилась в кромеж. Ей тоже надо учиться такому, чтобы не попасться опричникам. Впрочем, теперь опричники и так узнают о ней, беспокоиться о них уже глупо. Но подловить Александра она все попытается — лишними знания никогда не бывают.

Он пришел без пяти десять — возник в коридоре, может даже пришел не кромежем, а вполне обычно. Светлана услышала его голос — он переговаривался со своим сослуживцем, — и оценила тактичность: своим появлением в коридоре он предупредил её, что скоро явится в палату, давая ей время привести себя в порядок. Она и так уже была собрана, только села на койке в ожидании его прихода. Шаги в коридоре стихли — Саша проверил охрану и снова ушел.

Ровно в десять он возник в палате, только Светлана, как ни надеялась, уловить ничего не смогла — ни обычный эфир не среагировал, ни тьма не колыхнулась. Значит, надо тренироваться дальше.

Александр, в капельках растаявшего на волосах и шинели снега, протянул Светлане скромный букет белых астр. Ей оставалось только надеяться, что он покупал букеты для неё и Верочки в разных лавках. Забавно будет, если Демьян завтра на хвосте притащит слухи о том, что статский советник Громов ухаживает сразу за двумя барышнями. Вера Лапшина такого не поймет.

— Добрый вечер, Светлана.

Она спрятала лицо в астрах, вдыхая их увядающе-осенний аромат, смешанный с морозной свежестью.

— И вам добрый вечер, Александр. — Сейчас сомневаться, он ли это, глупо. Кромежем ходить могут только опричники, никакой амулет или артефакт это сделать не способен.

— Как ваше самочувствие? Вы готовы идти в лес? Или может…

Светлана заставила себя встать, положить букет на тумбочку и улыбнуться: не хотелось портить вечер княгиней Волковой — об этом она расскажет потом. Сейчас у неё есть астры, лес и дедушка леший.

— Все хорошо. — Она протянула руку Александру: — вы шагнете кромежем или я?

Его пальцы были холодными — наверное, все же не кромежем он добирался до больницы.

— А вы как хотите?

Именно он учил её ходить кромежем, только тогда, в сентябре, на словах — он еще был выгоревшим. Сейчас хотелось, чтобы он научил её по-настоящему.

— Вы, конечно.

— Тогда смотрите…

Тьма с его пальцев медленно потекла по руке Светланы вверх, одновременно захватывая и Сашу. Он еще успел сказать:

— Просто представьте, что вы идете домой. Кромеж вас сам притянет…

И кромеж притянул, а Светлана опять ничего особенного не почувствовала. Миг, и лес с неузнаваемой в темноте поляной возник перед ними, обдавая ветром и необычайно свежим воздухом. Тут было гораздо холоднее, и Саша спешно поправил Светлане ворот, поднимая его вверх, еще и попытался так встать, чтобы загородить собой от ледяных порывов, бросавших в лицо мелкую снежную крошку.

— Что делаем дальше, Светлана?

Она, нарушая все, что советовала в свое время Мише, запустила вверх огненный шар — слишком темно было в лесу. Огонек засиял крошечной звездочкой над поляной, то и дело исчезая в снежной круговерти. Его мигающий свет выхватывал из темноты то мертвую, искореженную ветку дерева, то поваленный ствол осины, то яркие рыжие шляпки замерзших грибов — только по ним и можно было опознать поляну, на которой была ловушка со светочем.

Светлана сперва тихо позвала дедушку лешего, потом громче, потом испугавшись, что он уже мог заснуть, попросила у Александра нож. Тот безропотно достал из кармана шинели складной нож и протянул его:

— Нужна кровь?

— Да, — Светлана порезала лезвием кору ближайшей живой осины, хотя ива была бы надежней. Она уже хотела проткнуть свой палец, как Александр забрал нож и пустил кровь себе. Хорошо хоть только палец проткнул ножом, а не как Мишка тогда полоснул по запястью. Окровавленный палец Саша догадливо прислонил к поврежденной коре.

— Моя кровь ничуть не хуже, Светлана, — сказал он, опережая её возмущения и тьмой закрывая небольшую ранку на пальце. — Леший не лег уже спать?

— Может быть, — призналась она. — И тогда до весны его не увидим…

В ближайшем дупле сверкнули золотом совиные глаза, и дедушка леший сонно, но крайне недовольно пробурчал:

— Размечтались! Вот он я.

Он выполз из дупла, совсем напоминая корягу, заросшую пегими совиными перьями вперемежку с мхом:

— Доброй ночи, амператрица, и тебе, драный кот.

Светлана случайно бросила на Александра косой взгляд и недоуменно заметила, как он нахмурился. Он же все помнит. Тогда почему он растерялся, услышав её исковерканный лешим титул?

— Я не кот, — мягко поправил лешего Александр, вставая ближе к Светлане. — И тем более не драный.

Она выдохнула: вот что возмутило Сашу. Баюшкино прозвище ему не понравилось.

Леший хмыкнул, делая очередной шажок по снегу и недовольно подгибая ногу-веточку:

— А то я не помню, как ты драный валялся на Вдовьем мысу! Будешь спорить?

— Не буду, — тут же сдался Александр.

— То-то же, кот! — Леший с неожиданной тактичностью опустил эпитет. Его внимание переключилось на Светлану: — что-то плохо выглядишь, амператрица. Кот, чаво за ней не следишь? Ты ж вроде охрана её, кромешник, не к ночи будет сказано.

Саша без обиды в голосе признался:

— Виноват, дедушка. Не справился.

— О, как заговорил. Виноват он. — Леший сверкнул совиными глазами: — исправляйся! Чтоб защитил амператорскую кровь!

Саша еле слышно рассмеялся за спиной Светланы — её ухо обдало теплом его дыхания. Хорошо, что леший этого не расслышал — мог и обидеться.

— Может, свиристелка, поспишь у меня, как в прошлый раз?

Перспектива сна у лешего Светлану не обрадовала — она попыталась как можно мягче сказать, чтобы не обидеть лешего:

— Спасибо, дедушка, но не могу. Дела.

Тот снова засверкал глазами — ветер промчался через Светлану и Александра, выдувая все тепло:

— Дела у неё! На лице токмо глаза и живы — не глаза, а глазища даже. Ни кровиночки лишней.

— Жалеешь? — поинтересовался неожиданно Саша, неуловимо напоминая Мишку.

— А тож! Жалею, — подбоченился леший. — Конечно, жалею — стока крови и мимо моего леса пролито!

Он перевел взгляд на Светлану:

— Амператрица, и где ты их таких берешь? То Ивана-дурака приведешь, то… Кромешника глупого. Ладно, твои трудности. Точно не хочешь остаться в лесу? Я тебе перину золотую взобью, снежным одеялом укрою, кружевом инея украшу берлогу — до весны тепло будет, хорошо. Сны чародейные будут сниться. Силы вернешь, здоровье тоже. Баюша сказки будет тебе мурлыкать. Лепота!

— Спасибо, дедушка, но я как-нибудь сама выздоровею. Не могу я на целую зиму исчезнуть. Я за баюшей пришла. Как она?

— Плохо она, — признался леший. — Высосали из неё все силы. Или вороги. Или…

Он взлетел в воздух на совиных крыльях, зависая прямо над Светланой и вглядываясь не в глаза — в душу:

— Или ты сама её чуть не высосала. Все силы. Ей спать и спать еще.

Он перевел взгляд на Александра:

— Как ты такое допустил, драный кот⁈ Мало драли тебя, что ли?

— Виноват. Сглупил.

Александр не кривил душой, он действительно считал себя виновным в случившемся.

— Сглупил он. — леший вернулся к своему дуплу и сел на самый его край. — Ладно. Помогу, чем могу. Еще что-то надь, кроме баюшеньки?

Светлана, опережая Сашу, начала рассказывать про светоч и про то, что им с Сашей важно узнать, кто его принес в лес. Леший понятливо облетел поляну, потом сел на неё, утопая в снегу чуть ли не по грудь, походил с умным совиным видом и признался наконец:

— Не совсем моя это земля. Делим мы её с болотником который десяток лет, то он побеждает, то я. Потому не скажу, что тут было.

— Виноват? — тихо подсказал Саша. И откуда в нем это ехидство взялось? Никак дурное влияние Мишки.

Леший засопел носом, так что с громким граем в небеса рванула сонная стая ворон.

— Выходит, виноват, драный кот. Не хуже тебя умею признавать ошибки. Поздно вы пришли. Ежи уже спят. У ежей у-у-у какая тяга к защите своих земель! Они злопамятные, все помнят. Только спят ужо. Мыши, может? Аль крыски?

Саша тихо подсказал:

— Лисы? Или зайцы?

Леший покладисто согласился:

— И то верно, чего это я, на крыс вам размениваться. Как там говорится? На третий день, то есть вечер, приходите — найду я вам того, кто видел тут свершенное.

Он, не прощаясь, еле выдернул себя из сугроба и медленно взлетел в воздух, довольно ухая. Саша проводил его задумчивым взглядом, быстро теряя среди голых ветвей осин и берез.

— Кажется, у зайцев будет тяжелая ночь.

Леший порывом ветра загасил Светланин огненный шар: все же обидчивое существо дедушка леший.

Больше в лесу делать было нечего, но возвращаться в душную палату Светлане не хотелось. Саша почти шепотом спросил:

— Не замерзли?

— Нет, — соврала она и, почему-то глупо стесняясь, предложила: — может… чуть-чуть погуляем? Или вы спешите?

Саша улыбнулся кончиками губ — глаза Светланы уже привыкли к темноте, иначе бы она не разглядела его редкую улыбку:

— Не спешу. Все свои дела я закончил. Запросы в опричнину передал…

— И что они сказали? — живо заинтересовалась Светлана. И когда Саша все успевает? И с Лапшиной встретился, и про дела не забыл.

— Они сказали… — Саша галантно согнул левую руку в локте и предложил её Светлане. Она не стала отказываться, совсем неприлично опершись на ней — все же в животе, несмотря на обезболивающее, уже тлел огонек боли.

Саша отвел правой рукой в сторону мешавшиеся ветви березы и медленно, чтобы Светлане было легче идти, направился куда-то вглубь леса. Потеряться двум кромешникам в лесу невозможно.

— Они сказали, что я стал еще более раздражающим, чем когда был опричником. Велели не дурить и возвращаться, потому что им надоело собирать бумажки по моим запросам. Раньше-то у меня допуск везде был, вплоть до императорских палат. Ничего, потерпят. Терпели и большее…

— Что именно? — ей хотелось чуть больше узнать о Саше.

— Например, мои побеги…

— Вы сбегали из монастырей кромешников?

Это не были монастыри, конечно, но как их еще назвать? Храмами язычников? Убежищами для нечисти, защищавшими их от опасной для них благости? Самое смешное, что благость неопасна. Она лишь сжигала ненужную грязь нечисти, делая души застрявших в кромеже чистыми. Мир спасал кромешников, а они запирались за стенами своих монастырей, чтобы сохранять свои способности. Или… Их заставили прятаться там, чтобы не давать душам очиститься? Это же какой сволочью изначально надо быть, чтобы лишить души спасения⁈

— Было дело… — Саша замолчал, и Светлане не хотелось разбивать эту хрупкую тишину. Слишком многое случилось сегодня. Слишком многое надо обдумать, а для этого ей нужен покой. Она остановилась на середине поляны и задрала голову вверх, прямо в снежные тучи, сеющие зерна зимы. Снег падал медленно — дедушка леший успокоился и перестал злиться. Кое-где в тучах даже прорехи появились, сияя звездами.

— Я люблю лес, — внезапно призналась Светлана. — Мы всегда жили за пределами столицы — отец всеми силами избегал городской суеты… И своих обязанностей, как оказалось. Пикники, рыбалка, лес, сбор ягод или грибов… Потом, когда я оказалась одна после Катькиной истерики, я поняла, что это была лишь игра, но знания, полученные в такой вот игре, мне помогли выжить.

В кармане шинели зазвенел так некстати кристальник. Светлана достала его — Саша понимающе улыбнулся и шагнул прочь с поляны, чтобы не мешать. Как же сейчас не хотелось ни с кем разговаривать! Но это мог быть Миша. Да, Светлана еще злилась на него, но не до такой степени, чтобы не разговаривать.

— Титулярный советник Богомилова, слушаю…

В трубке раздался голос князя Волкова. Это было неожиданно и неприятно.

— Лиза, я же просил тебя быть аккуратнее и обращаться ко мне по любому поводу…

— Константин Льво… — попыталась возмутиться она, но он оборвал её:

— Я много лет уже Константин Львович! Хватит играть в совершенно ненужную детскую независимость. Хватит снова и снова пытаться самой расхлебывать кашу, которую тебе помог заварить в том числе Мишка и этот твой глупый кромешник.

— Конста…

— Я замял неприятность, случившуюся с тобой в галантерейной лавке. Никто не проронит ни слова о твоем промахе там. Магическую клятву не переступить. Живи и не бойся, что кто-то ткнет тебя твоим происхождением. Но, Лиза, неужели тебе было сложно самой мне телефонировать и попросить помощи? Когда ты уже поймешь, что я тебе не враг?

Говорить откровенно не хотелось, и она повторила за Сашей:

— Виновата…

— Прогресс! Ты признаешь, что неправа. Это явно прогресс в наших отношениях.

Светлана сглотнула ставшую вязкой слюну. Отношения? У них есть какие-то отношения⁈ Да боже упаси!

— Лиза… — В трубке повисла странная тишина, которую она не хотела прерывать. — Прости Софью… Для неё Настасья была всем, в том числе и началом настоящей семьи Волковых. Мишка, сама понимаешь, как ни крути, был прошлым, о котором она хотела бы забыть. Настасья была для неё будущим. Прости, что она пыталась оскорбить тебя. И меня прости, что допустил это. Впредь подобное не повторится, слово Волкова.

— Константин Львович, я все понимаю. — Светлана лгала, но ложь была тем, что князь хотел услышать. — Я благодарна вам, что вы помогли.

— Лиза, главное запомни: не бойся своих способностей. Применяй их при необходимости. Только всегда! Всегда телефонируй мне, если думаешь, что тебя могли заметить. Понимаешь? Твои способности — благо, которое помогает тебе, но никто не должен знать, что ты кромешница. Сидеть запертой в четырёх стенах монастыря не то, что тебе требуется в этой жизни. Это все, что я хотел сказать. Приятных снов, Лиза.

Он разорвал связь. Светлана долго держала в руках теплый кристальник и не могла ничего понять. Небо вроде не рухнуло на землю. И сама земля еще тверда. И мир продолжает жить. И лес дышит. А князь сказал, что кромешники не зло. Это шло в разрез с тем, что говорила о князе Баюша и княжна Анастасия. Выходит, Светлана все понимала не так? Она ошибалась, думая, что одна на этом свете? Выходит, что можно расширить круг тех, кому можно доверять? Не только Саше и Матвею с Мишкой. Хотя после выходки с одеждой Миша доверие все же утратил.

Медный корпус кристальника замерз и стал покрываться быстро разрастающимся узором из инея. Пальцы заледенели, а Светлана и не заметила, погруженная в мысли. И Саша не напомнил о себе — так и стоял на краю поляны, не мешая думать и ничем не выдавая свое присутствие. Доверять или не доверять князю? Небеса, как все же сложно. Когда она не доверяла никому, жить было легче. Есть она и есть остальной опасный мир. Теперь нужно думать каждый раз, впускать человека в свою жизнь или нет. Князь последнее время как-то откровенно принялся ломиться в её жизнь. Хотя нет, он три года терпеливо ждал. Может, все дело в этом?

— Александр…

Он тут же оказался рядом, а она вновь не почувствовала, как он шагает кромежем.

— Да, Вета? Я рядом. Если что-то нужно…

— Домой… — Она поправилась: — В больницу.

Он не стал спрашивать, что за неприятности обрушились на неё. Он слишком доверял ей. Только бы не подвести его.