Костёр и Саламандра. Книга третья

8

Райнор в воспоминаниях Ричарда выглядел так, будто ему не меньше восемнадцати. Как почти взрослый парень. И было забавно видеть, как он перепугался за Ричарда, — я оценила, что запретил людям раскапывать блиндаж. Ему очень хотелось.

Потому что в сумерки, когда Ричард встал, Райнор ему очень трогательно обрадовался:

— С тобой, значит, всё в порядке? Ух, такой сундук прилетел — земля вздрогнула. Я думал, от твоего гроба ничего не останется, почти прямое попадание же.

Ричард только улыбнулся:

— Брось, хороший же блиндаж, капитальный. Там брёвна встали под углом — и живые бы уцелели, если бы были живые.

Райнор кивнул:

— Ну так-то да, хорошо, когда на позициях прям ставка вампирского Князя… а ты вот что скажи: ты мелкого чуешь? Среди живых, среди мёртвых, хоть как-то?

Вот тогда-то Ричарду и пришла в голову эта безумная идея.

— Зеркала там нигде точно нет, — объяснил он Райнору. — А лужи есть, недавно дождь прошёл. И луна стоит вон какая яркая, как осветительная ракета светит. Наверняка сработает. Но зова я от Ларса точно не слышал, так что он на твоей стороне, юдоль не покидал — это я не сомневаюсь даже.

И мордашку Ларса в луже они оба рассматривали с явным облегчением. При том что вид некроманта и Сумеречного Князя, стоящих около лужи на четвереньках, абсолютно не прибавлял обоим солидности. Но ведь сработало!

— Ой! — радостно завопил Ларс из отражения. — А я даже думал, что мне кажется! Как это ты догадался меня из лужи позвать, Ричард? Ты не бойся, тут совсем тихо, фронт издалека слышно.

— Как тебя туда занесло, бродяга? — рявкнул Райнор. — Если фронта не слышно, так сколько ты уже отмахал в чужую сторону? Ты хоть понимаешь, что с тобой будет, если нарвёшься на их патруль? Я тебе говорил, что им велено сразу кончать некромантов любого возраста? Говорил?!

— Райнор, ну что ты, ну не сердись, пожалуйста, — сказал Ларс самым примирительным тоном. — Я же не потерялся! Я просто сначала спрятался в лесу: мне дядя Трай говорил, что надо в канаву, если обстрел, я и в канаву, где папоротник растёт. А пока лежал в канаве — ну… как бы почувствовал. И пошёл посмотреть. Далеко, да, но им же там плохо было — вот я и пошёл. А там мёртвые дяденьки-солдаты, один мне говорит: «Ты же мог бы нас отправить на лоно Господне, да, малой? А мы за тебя будем Бога молить…»

— Какие мёртвые солдаты?! — рявкнул Райнор, в точности как я. — Ларс, ну ты что? Ты что, не знаешь, куда идти мёртвым?

— Ну Норси, ну они же не могут! — сказал Ларс таким тоном, будто это само собой разумелось. Очень рассудительно. — Во-первых, их застрелили, а тела утопили в болоте. Вот в этом болоте, тут рядом лужа. А во-вторых, это же не наши солдаты, они боятся.

— Ещё и враги! — Райнор здорово сдержался, чтоб не врезать по воде кулаком.

— Не кипятись, братец, — улыбнулся Ричард. — Давай я к ним схожу? К Ларсу, к тем мёртвым? И всё выясню?

— Вали, — мрачно разрешил Райнор.

— Ура! — обрадовался Ларс.

На том безумный разговор и кончился, а Ричард обернулся филином — всё-таки вампиры ужасно задаются тем, что умеют летать! — и отправился в лес. И я до задыха, до жаркого восторга пережила с ним этот полёт в лунном тумане, когда лес лежит где-то внизу, как сказочная карта, вышитая мохнатыми чёрными и серыми нитками.

Сказка, а не полёт. Если бы ещё не зарево фронта на горизонте.

А на вытоптанной полянке у кромки болота, под и замшелыми кривыми чахлыми елями, рядом с брошенным лесным хутором — без огней и ворота настежь — Ларс и призрак молодого солдата, улыбчивый парень с пулевой дырой во лбу, сидя на корточках, азартно играли в рыбки-крабики на пальцах. Ларс выигрывал.

Но он мгновенно отвлёкся от игры, увидев Ричарда. А солдату очень явственно захотелось развоплотиться совсем или провалиться сквозь землю — он как-то удержался в более или менее отчётливой форме, как я поняла, только потому, что доверял моему белому совёнку полностью.

А совёнок кинулся к Ричарду со всех ног:

— Ой, Ричи, это здорово, что ты здесь! Знаешь, я как разведчик, я ужасно много узнал, я такое могу рассказать! Полезное! И Гарвин тоже расскажет. Да, Гарвин?

Призрак совсем растерялся, развёл руками, пожал плечами и пробормотал:

— А я-то что, прекраснейший мессир… я ж ничего… меня убили вот… и всё. Болото держит… парнишка вот обещал отвязать, ребят отпустил, а я остался вот… пока не прибудет ваша милость. Присмотреть, значит, за парнишкой — чтоб ему не страшно было одному.

Ларс посмотрел на него с укоризной:

— Я ж ничего не боюсь! Я-то думал, ты просто по дружбе остался… А так бы я ж тебя со всеми вместе отпустил, что ты мне не сказал?

Призрак виновато ухмыльнулся, снова пожал плечами и погладил Ларса по голове. Ничего вражеского не было в этом парне, как и в Ричарде, — просто бедолага, попавший в кровавые жернова.

— А ты впрямь дезертир? — спросил Ричард. — Коль да, так повезло тебе, братишка, что просто застрелили. Могли бы запросто и жруну скормить.

— И скормили бы, мессир, — сказал Гарвин. — Да только ротный у нас — душа-человек, что смог, то для нас и сделал. Особист, значит, говорит: смотри, отвечаешь за них, попытаются удрать — в расход гадов. А сам пошёл жруна звать. Трава же здесь, звезду начертить негде — так он пошёл места поискать, с подкрыском своим, штабным адъютантом, тоже из особых. Вон, в усадьбе этой, на дворе — звезда ещё немного видна. А ротный и говорит: давайте, говорит, парни, раз уж так вышло, мы вас при попытке к бегству — того… и в болото. Не достанут они из болота, вот те Сердце и Роза.

Ричард, слушая, потемнел лицом.

— Да вы так не огорчайтесь, мессир, — сказал Гарвин. — Всё же прошло уже. А ругался-то он, особист-то — ох и ругался! Такими словами, какие и не повторишь: язык отсохнет. Но вот же умора-то: жрун на нас с Чаком и с Дабри слепой дырой без глаз пялится, дым из дыры пускает, а достать, по всему видно, не может. Мы, быть может, и не Божьи — ну так и не его! Верно говорю?

Ричард кивнул.

— А особист, — продолжал Гарвин почти весело, — ка-акого из себя ведьмака корчил! Самого что ни на есть мудреца: с адом, мол, может разговаривать, вот, жрун его слушается! А только ведьмак-то он по бумажке, ничего толком не может, ничего не смыслит. Мы, значит, стоим чуть не за спиной у него — и смехом давимся, потеха! Жрун, значит, чует, а он, значит, нет!

Ларс хихикнул и взглянул на Ричарда, будто приглашал его тоже посмеяться, но Ричарду было не до смеха.

— Потом они ушли, — сказал Гарвин. — А мы, значит, поняли, что не выбраться нам отсюда. Так и будем веки вечные сидеть у этого болота. День сидим, два сидим… Вроде и не тяжело, и не больно, а на душе муторно: фронт грохочет, да в небе видно, как жруны рассекают, ищут себе поживу. Дезертиры мы, думаю, дезертиры и есть: свою шкуру спасли, а сколько народу даром гибнет… Прямо чувствуется, как бедные души стонут. Но что ж мы поделаем? Разговаривали между собой, разговаривали — да только так ни до чего и не договорились, а решили, что сидеть нам тут, пока ад не замёрзнет. Колода карт у Дабри была — так мы втроём всё резались в три глазка… Но как прибережцы в наступление пошли, что-то стало нам страшно.

— Чего духам бояться? — тихо спросил Ричард.

— А вот этой самой бабы, мессир, — так же тихо сказал Гарвин. — Бабы этой.

— Да, Ричи! — закричал Ларс. — Этой леди!

— Мёртвой? — спросил Ричард.

Ларс и Гарвин серьёзно переглянулись.

— Да нет вроде, — протянул Гарвин. — Вроде живая.

Ларс покивал:

— Вроде да, а вроде и не совсем, точно.

Ричард присел рядом с ним на корточки.

— Дружочек, — сказал он, — Гарвин — понятно, он просто братишка окопный, где ж ему знать, необразованность… но ты-то учёный человек, ты при дворе был. Тебя сам мессир Валор учил, сама леди Карла. Как ты-то можешь не понимать, живая леди или мёртвая?

Ларс очень огорчился, шмыгнул носом и пожал плечами, как Гарвин:

— Ну прости, пожалуйста, Ричи, я сам не знаю почему, только почему-то я не понимаю.

— Ладно, хорошо, — сказал Ричард. — Тогда расскажите мне, братцы, что в этой леди такое уж страшное. Она ведь не вампир, да?

Ларс уверенно и отрицательно потряс головой. Гарвин уточнил:

— Это вы, мессир, вампир? Нет, тогда она — точно нет. Вы, прошу прощения, холодный, да только изнутри светитесь, а баба — она, значит, тёплая. Горячая даже. Зыркает — и в жар бросает от её этих гляделок. Но внутри она тёмная, чёрная даже.

— Ага, — сказал Ларс. — Горячая. Как… не знаю… не как демон, а как… ну как то место, куда демона звали. И грязная. Липкая. Но, ты понимаешь, Ричи, мы ж её не видели, ни я, ни Гарвин. Ни другие. Только чувствовали, как она смотрит прямо сквозь ночь. И как бы паутину такую, липкую… она её тянет-тянет — и бросит.

— А почему же вы решили, что она леди? — спросил Ричард. — Если не видели?

Ларс и Гарвин снова переглянулись, совершенно как равные.

— А потому что она баба, — выдал Гарвин. — Я уж не знаю насчёт леди. По-моему, никакая она не леди, а самая последняя девка. Похабно смотрит как-то. Но с чего я это взял — вы, мессир, хоть убейте меня ещё раз, я не понимаю.

Ричард почесал в затылке.

— Горячая… Слушай, Ларс, а она не некромантка часом? Мне Гелира рассказывала, был такой некромант, он умел через зеркало на ощупь искать… так, может, это горячее — Дар?

Ларс затряс головой:

— Ну что ты! Какая она некромантка! У некромантов Дар — как огонь, чистый. А у неё грязный, я ж говорю! И липкий! Знаешь, как жирная кастрюля в приюте — горячий и липкий. И она — наш враг!

— Ваш? — переспросил Ричард. — Прибережцев?

— Наш всехний! Не только прибережцев, а вообще всехний! — твёрдо сказал Ларс. — Но прибережцев — это уж точно! Это и есть разведка, Ричи. Важные сведения.

— Мы все её учуяли точно тогда, как прибережцы наступать начали, — сказал Гарвин. — И страшно же нам стало! Не знаю, как парнишке, а мне прямо показалось, что она в самое нутро мне смотрит. Будто сказать хочет: от начальства ты, хитрован, ушёл, и от жруна ушёл, а вот от меня не уйдёшь, я-то до тебя доберусь…

И передёрнулся, то ли от ужаса, то ли от омерзения, а Ларс понимаюше покивал и взял Ричарда за руку.

— Тебе, Ричи, надо с ней разобраться, — сказал он. — Потому что мессир Валор и леди Карла — далеко, а мессир Олгрен до неё, наверное, не достанет. Она издалека тянется, может, из самой перелесской столицы.

— Я разберусь, — пообещал Ричард. — А ты проводи своего друга на лоно Господне, чтоб никакая дрянь уже не смогла ему повредить.

И пока Ларс сердечно прощался с Гарвином, просил его передать привет боевым друзьям и сказать Господу, что Ларс его любит и что хорошо бы добрым людям маленечко помочь, Ричард мрачно думал, обхватив себя руками.

К расположению части, через линию фронта, Ричард пошёл провожать Ларса пешком.

— А как жаль, что нельзя вместе с тобой лететь! — весело болтал Ларс, заглядывая Ричарду в лицо. — Так интересно, как это видно всё внизу, когда летаешь… В лужу тоже ведь нельзя войти, да? Она же не зеркало, да? Мы только измазюкаемся, а за отражение не попадём, да?

Мне кажется, у Ричарда было тяжело на душе, но он всё равно улыбался невольно. У моего совёнка одна особенность была, яркая, не такая, как у всех некромантов: он мигом располагал к себе, стоило хоть самую малость с ним пообщаться.

— Ты не кричи в лесу, — говорил Ричард. — Голоса в ночи далеко разносятся, того и гляди на патрульных нарвёмся.

— И будет бой! — выдохнул Ларс восхищённо. — Я же могу, как Райнор! Ну и ты тоже: они ведь все принадлежат Случаю, да?

Ричард легонько щёлкнул его по носу:

— Не все. Кое-кто — и Промыслу. Но уж как я не хочу своих убивать… кабы ты знал… Ты ведь знаешь: одно дело — Зов, а другое — вот так… А Кодекс-то Сумеречный?

Ларс важно и понимающе кивнул: кажется, он решил, что справится и сам. Это удивительно, как рано мальчики учатся задаваться. Видимо, это у них какой-то природный инстинкт.

Дальше они шли молча — и лес вокруг меня очаровывал, он стоял серебряный в лунном свете, прекрасный, как гравюра в старой книге волшебных сказок, такая же живая стихия, как и моё море. Я поняла, что перелесцы должны бы его очень любить — не меньше, чем мы любим море, во всяком случае.

И патрули они миновали. Я думаю, и линию фронта бы отлично и осторожно перешли, но одно дело — живые, а другое…

Громадный седой филин, сложив крылья, упал с неба в папоротник и обернулся старым вампиром, холёным белокурым юношей в кружевах и бархате. Судя по костюму и по ореолу холодной силы, ему уже сравнялось лет двести — вряд ли больше, но и не меньше.

— Ты, деревенщина, — процедил он сквозь зубы. — Тебя ждёт Князь Эрнст, немедленно.

Ричард улыбнулся:

— Ой, а я сейчас не могу, я занят.

Блондин вышел из себя слишком быстро для порядочного вампира: похоже, у всех обращённых Эрнста было плоховато с нервами. Он показал клыки и зашипел, как кот:

— Кажется, ты не понимаешь, с кем говоришь!

— Не понимаю, — по-прежнему улыбаясь, сказал Ричард. — Где мне понимать. Я вот при дворе бывал, так там важные господа все любезные. Сперва здороваются, потом себя ещё назовут, а потом уж говорят о делах. И нет того, чтоб, как унтер на плацу, командовать, да ещё беситься и слюной брызгать.

Не знаю, что произвело на блондина впечатление — слова Ричарда, то, что он бывал при дворе, или блондин наконец его рассмотрел. Но что-то явно впечатлило.

— Я Мэльхар из дома Стонущей Чащи, — сказал он, сильно снизив тон. — Барон Чернолесский. Личный обращённый Князя.

— Чернолесье — места красивые, — кивнул Ричард. — Очень даже красивые места, особенно где озёра. Мы с вами, мессир барон, соседи: деревня-то, откуда я родом, тоже в Чернолесье. Но не ваша земля, королевская — как раз по берегу Тихого озера…

Мэльхара вся эта тирада, по-моему, оскорбила: деревенский парень так мило назвал его, аристократа, земляком — ну да, оставалось рыкнуть, что родня Мэльхара с роднёй Ричарда на одном поле гусей не пасла. Но он, видимо, уже начал что-то понимать.

— Тебя желает видеть Князь Эрнст, — сказал Мэльхар почти вежливо. — Ему не очень нравится, что на его земле обращённый прибережского пирата устраивает свои порядки.

— А я и не обращённый, — сказал Ричард. — Я ему побратим, мессиру Олгрену. Ричард из дома Поющей Рощи. А вы, мессир Мэльхар, невнимательный, так не годится, время-то военное.

Взгляд Мэльхара небрежно скользнул по Ларсу — и зацепился.

— Ты некромант? — спросил Мэльхар, хмурясь.

— Офицер-некромант её величества! — отчеканил Ларс. — А вы, мессир, должны были поклониться: вы с Князем разговариваете!

Мэльхар чуть усмехнулся:

— Ты ещё полметра не дорос до офицера.

— Я, мессир, удивляюсь, как вы так много лет прожили в Сумерках, — хихикнул Ларс. — Вас Эрнст защищал, да?

Мэльхар вдохнул и выдохнул.

— Так, — сказал он, беря себя в руки. — Не могу понять, что это значит. Ты что ж, впрямь вообразил, что ты — Перелесский Князь? А этот мальчик впрямь считает себя силой в Сумерках? Как это может быть?

— Я не вообразил, — сказал Ричард. — Я Князь. Не знаю, почему не понимаете. Вы же чувствуете.

Мэльхар покачал головой:

— Мало ли, что я чувствую. Это противоестественно.

— А и пускай будет противоестественно, — сказал Ричард совершенно дружеским тоном. — Вы, мессир, себе поверьте, нас, детей ночи, чутьё-то не обманывает. Бывает, что-то мешает: долг там, или присяга, или ещё какие обязательства — но вы это пока в голову не берите. Вы попробуйте посмотреть как есть, хорошо?

Мэльхар зажмурился, провёл по лицу ладонью, будто паутину смахивал, открыл глаза — и содрогнулся.

Буквально изменился в лице. И преклонил колено.

— Вы встаньте, мессир, — сказал Ричард. — Это ничего.

Мэльхар медленно поднялся.

— Да, — сказал он через силу. — Это ничего, Князь. Это гламор, видимость, она мешает, — и пожаловался, искренне, как человек: — Что-то со зрением у меня, прекрасный мессир. Уже несколько раз замечал. Образы словно двоятся, расплываются — и переходы для меня тяжелы. Чувствую себя как пьяный…

— Или как опоенный? — тихо спросил Ричард.

Мэльхар вздохнул и грустно улыбнулся:

— У нас с вами в Чернолесье говорят: по могиле гусь прошёл. Так вот, лунный мессир, у меня в последнее время такое чувство, что кто-то повадился пасти гусей рядом с моим фамильным склепом — и они порой топчутся прямо по гробу. Смешно?

— Почему смешно? Печально, мессир, — сказал Ричард. — А сейчас вам получше стало?

— Давно уже так не было, — сказал Мэльхар.

И тут мой совёночек выдал такую умную штуку! Моя школа! Он вытащил складной ножик с костяной рукоятью, мой подарок, и показал Мэльхару и нож, и свою руку:

— Может, у вас просто сил мало? Хотите, дам?

Мэльхара затрясло. Буквально. Никогда я раньше не видела, чтобы вампиров так колотило — как горьких пьяниц, если им показать бутылку. И лицо его — роскошная и холёная аристократическая физиономия, утончённая, нежная — вмиг осунулось и посерело. И взгляд сделался просящим. Единственное, на что хватило духу — это не начать клянчить.

И Ричард понимающе кивнул:

— Вот так-то и самому Эрнсту было, когда Дольф Некромант предложил ему капельку выпить… Гелира мне рассказывала. Когда вечно голоден, нет сил удержаться, да?

— Я не знаю, — еле выговорил Мэльхар. — Меня тогда не было.

А его взгляд сам собой притягивался к ножу в руке Ларса. И Ларс, конечно, заметил. Он был ещё маловат, чтобы уж совсем профессионально и лихо резаться, он аккуратно проколол левую ладошку — и протянул её чуть не к носу Мэльхара:

— Валяйте, пейте!

— О великодушное дитя, — выдохнул Мэльхар, вдруг переходя, я так думаю, на манеру говорить своего времени, и не то что преклонил колено, как полагалось бы, а плюхнулся на оба. Фантастическое было зрелище: он пил Дар Ларса, Дар, не кровь, даже я чувствовала, согревался, его отпускало, он разжимался, как озябший кот на подушке у камина.

И видно было, насколько ему трудно отпустить Ларсову ладошку. Царапина на этой детской лапке была крохотная, крови оттуда вытекло, я думаю, не больше нескольких капель, но вампир напился пьян теплом Дара, вдребезги, вдрызг — такого я тоже никогда раньше не видела.

Хорошо, что он не смотрел совёночку в лицо: совёночек был — сущий демонёнок, власть над Сумерками почуял, паршивец. У него такая была лёгонькая улыбочка, хищная, и глаза светились — и кто его осудит! Крошка Ларс заполучил старого вампира со всеми потрохами!

Он настолько обнаглел, что потрогал волосы вампира, его лунные серебристые кудри. Мэльхар только что не замурлыкал.

— Легче тебе, да? — спросил Ларс.

Мэльхар вздохнул и с трудом поднял голову. Хорошо ему было до полной благодати, так, что в сон клонило:

— Я вам… так благодарен, прекрасный мессир! Вы… так добры… чем я могу…

Ричард только покачал головой.

— Мэльхар, ты только не спи! — сказал Ларс. — Потом поспишь, когда утро придёт.

Мэльхар встряхнулся, и это, по-моему, стоило ему больших усилий:

— Что вы, прекраснейший мессир, я слушаю.

— А ты придёшь, когда я позову? — спросил Ларс. — Потом? Я тебе ещё дам.

Взгляд Мэльхара сделался совсем уж молитвенным. Он поцеловал Ларсу ладонь — и я по лицу совёнка поняла, что не просто поцеловал, а тоже поделился Силой. Ну, не совсем пропащий, есть кое-какая совесть.

— Конечно, я приду, — сказал Мэльхар. — Когда скажете, куда скажете. Юный мессир, если бы вы знали, какой это жестокий холод, как давно это длится… мою душу выжгло холодом, мессир Ларс! Я бы сказал, что забыл тепло Дара, если бы знал его когда-нибудь!

Мэльхар проснулся, и его понесло, он, видимо, почувствовал, что можно, ничего особенно плохого не будет. Он забыл про Ричарда, который слушал со смешанным выражением жалости и досады, он забыл о поручении, которое дал его Князь, он вообще обо всём, кроме Ларса, забыл. Красивое зрелище: древний вампир на коленях, в росе, с таким лицом, будто заглядывает в Око Господне, — и мальчик, которому девяти лет ещё не сровнялось.

— Ты говори, если хочешь, — сказал Ларс. — Ничего, говори.

Великодушно разрешил, молодец.

— Прекрасный мессир, дорогое дитя, простите меня, — несло Мэльхара. — Я никогда не знал тепла, меня обратили, чтобы я стал солдатом Эрнста, Сумерки для меня — поле битвы, мой Князь использует мою силу, как собственную, я не свободен — и не был свободным! А ещё — этот кромешный ужас, ад совсем, совсем рядом, вы ведь знаете, не так ли? Эрнст и король людей стёрли все границы, заставляют все силы с обеих сторон от Межи служить этой безумной идее! Рандольф хочет стать королём Великого Севера, не меньше, а в будущем — и мира, что его тогда остановит! Ему мало, мало того, что он уже имеет! А всё она…

И запнулся.

— Кто? — спросил Ларс.

Мэльхар взглянул на него снизу вверх, беспомощно:

— Ну… вы не знаете, прекрасный мессир, да вам и не надо… его фаворитка, её называют травницей, но… Господи, это… это дурная женщина, лучше бы её не было! Старая ведьма! Это ей порой нужна кровь детей ночи — и Эрнст… ах, вам не надо этого знать, милое дитя, поверьте мне! Это такая нестерпимая мерзость! Она убивала жителей Сумерек, я знаю! Не просто отпускала душу, а… Господи, простите меня, я не могу об этом говорить!

— Эй, Мэльхар, — тихо окликнул Ричард. — Разве детям ночи полагается связываться с адом?

— Но куда же я денусь, Князь? — прошептал Мэльхар, и чёрная капля скользнула из его глаза по щеке. — У меня нет выхода. Я думаю, меня… не знаю… не знаю, что сделают со мной, когда я вернусь, а они заподозрят измену… они ведь поймут, Эрнст поймёт, что…

Он снова напоминал несчастного пропойцу, который дал зарок, но снова выпил — и вот от него несёт вином, спрятать это нельзя, накажут, будут бить — и совершенно нестерпимо было видеть вампира в настолько жалком положении. О войне Мэльхар не думал вообще, его не волновало, что Ларс — прибережец. Измена — это измена вампирской присяге, так я это поняла. Своему отцу в Сумерках. Эрнсту, якорь ему в глотку.

— Она же найдёт меня, — продолжал Мэльхар, так и не вставая с колен. — Она может найти кого угодно, найдёт и меня, отправит гончих, они порвут меня в клочья, спрятаться негде… Господи, Князь Ричард, я никогда не был особенно сильным, но сейчас…

— Не найдёт, — вдруг сказал Ларс. — Я тебя спрячу, закрою звездой от гончих. Знаешь, тебе ведь не надо туда возвращаться, опасно.

Мэльхар вздохнул, как всхлипнул:

— Гроб же у них, драгоценный мессир. Моя могила, фамильный склеп… Что же делать-то… как голодный упырь, буду скитаться по ночам — если найду, где подремать днём, и меня не сожжёт Божий свет…

Ричард улыбнулся дружески:

— Это ничего, мессир. Противно, конечно, когда кто-то разоряет фамильный склеп и по твоей могиле топчется, но уж лучше так, чем аду в пасть, как думаете?

Мэльхар истово закивал.

— Вы ведь меня-то признали уже? — уточнил Ричард.

Мэльхар поцеловал руку и ему — и уж ясно, что не просто так, ритуала ради.

— Склеп я вам не могу пообещать, — сказал Ричард. — Но гроб мы добудем. Простой такой, знаете, некрашеный гроб для рядового состава. А уж всякие красоты и почести будут после войны.

Мэльхар смущённо улыбнулся:

— Гроб для штатского вроде меня — это ведь даже роскошь, верно, прекраснейший мессир Князь? Я слышал, таких неудачников просто заворачивают в плащ-палатку или в кусок брезента — да так и оставляют в Вечности?

Ричарда насмешила эта мрачная шуточка, а Ларс серьёзно возразил:

— Нет уж, Ричи, ему гроб нужен. А то где защитные знаки рисовать? Мы его пока спрячем, а потом надо будет спросить совета у леди Карлы и мессира Валора, что делать, чтобы Мэльхара гончие не разорвали. Хорошо?

— Из юного мессира выйдет великий некромант, — растроганно сказал Мэльхар.

— Да, — сказал Ричард. — Значит, решение принято. Нам надо торопиться, скоро начнёт светать. Нужно до рассвета перейти через фронт.

— Это просто, — сказал Мэльхар. — Уверяю вас, мессиры, мы пройдём, словно по Бульвару Роз в нашей столице! Я стар, дорогой Князь, и знаю несколько забавных трюков… полезных, если приходится иметь дело с живыми.

Не соврал. Я впервые пронаблюдала то, о чём только слышала раньше: как вампир поднимает туман. Мэльхар запел вполголоса, обращаясь к луне, — и туман светлыми струйками пополз из травы и из-под древесных корней к его ногам. Мэльхар пел, — обращался к тайным силам Сумерек на языке Прародины, как некромант, но я никогда прежде не слышала этих слов — а туман поднимался, как вода, как молочное море, затягивая лес и всё вокруг.

— А мы не заблудимся в тумане? — наивно спросил Ларс.

— Ну что вы, юный мессир! — рассмеялся Мэльхар. — Это же гламор, видимость, просто представление — и, уверяю вас, ни мне, ни Князю не помешает.

И они прошли чуть ли не прямо по позиции перелесцев. В тумане были слышны голоса, кашель, звяканье металла, смутным пятном горел костёр. Люди едва различались, мелькали тёмными пятнами в туманной белизне, как бесплотные тени. Ричард совой перелетел проволочные заграждения, а Мэльхар поднял Ларса, как пёрышко, и над колючей проволокой передал своему Князю.

Но на наших позициях их тормознули немедленно: на посту стоял некромант.

— Я вас вижу! — крикнули из траншеи.

— Если ты нас видишь, Кермут, значит, и меня видишь, — немедленно ответил Ларс. — Я пароль не знаю, но я тебя знаю. Ты Кермут, у тебя клеймо, как у меня, ты тоже белый.

И хихикнул.

Вопрос закрылся сам собой.

Ларс прыгнул на шею мрачному заспанному Райнору — и у Райнора рука не поднялась отвесить ему подзатыльник или что-то в этом роде, хотя по выражению лица было понятно: хотелось.

— Будешь так меня пугать ещё — уши оборву, — сказал Райнор. — Будешь всем рассказывать, что это второе клеймо у тебя.

А Ларс бодался, как котёнок, заглядывал ему в глаза и улыбался:

— Ну что ты сердишься, Норси? Это же как разведка, это же сведения ценные!

— Сегодня же с санитарным эшелоном тебя отправлю домой, — сказал Райнор.

— Нет, — сказал Ларс тихонько.

— Что?! — поразился Райнор. — Ты, белая мыша, а ну смирно!

Ларс вытянулся в струнку, выдохнул и сказал:

— Разрешите обратиться, мессир Норси. У меня тут важные дела. С вампирами.

И только тут мессир Норси соизволил взглянуть на вампиров. Видимо, только тут окончательно проснулся.

Обменялся с Ричардом крепким рукопожатием — Мэльхар распахнул вишнёвые очи, глядя, как безумно нарушается древний этикет грамотных взаимодействий некроманта с Сумерками. Я подумала, что протезы Райнор, видимо, не снимает вовсе: у него был вид человека, с которым всё в порядке, он действовал руками, как собственными.

— Спасибо, что вернул эту мелюзгу, — сказал суровый некромант.

— Хорошо получилось, — улыбнулся не менее суровый Сумеречный Князь. — Всё равно как вылазка в тыл.

— А этого откуда взяли? — спросил Райнор, хмуро кивнув на Мэльхара. — Этот фазан — не молоденький. Что он с вами делает? Ты полегче, Ричард. Мне твои обращённые рассказали, что сегодня ночью отбивались от гончих. Мы с Кермутом кровью поили твоего медика — твари его почти развоплотили. Девчонке я сам велел сидеть в блиндаже: девчонка слабенькая, одна видимость, сил ещё мало, не отобьётся.

— О Господи, — прошептал Мэльхар, меняясь в лице. — Клянусь посмертием, я так и думал.

— Это мой… — начал Ричард.

Райнор перебил:

— Перебежчик, что ли? Смотри, пижон, тебе перелесские упыри распушат пёрышки-то! Они тут — по закону военного времени. Сумерки кончаются с рассветом, говорите? Ха!

Взгляд Мэльхара сделался безнадёжным.

— Не бойся, — сказал Ларс, про которого на время забыли. — Я тебя защитю. И всех остальных наших вампиров мы защитим. Да ведь, Норси?

— Ещё раз меня так назовёшь — к поварам пошлю! — рявкнул Райнор. — Обдирать луковицы! — и закончил, уже спокойнее: — Да уж само собой.