Костёр и Саламандра. Книга третья

13

Миль сильно удивился, когда я к нему пришла. Всё-таки он со мной был не особенно близко знаком и не привык. И Тяпка его смущала: она тянулась его ладони нюхать, а он так деликатно пытался убрать руки за спину у неё из-под носа.

— Не бойтесь, мессир, — сказала я. — Она же не кусается, она вообще очень воспитанная собака, послушная.

Миль улыбнулся в усы, протянул Тяпке пальцы — но я видела, что напрягается.

— Те лошадки, что у некрокавалерии, они мне как-то понятнее, — сказал он. — Машины и машины, даром что сделаны из костей. А ваша, леди, собачка… она у вас — скорее, как сами кавалеристы…

— Мессир Миль, — удивилась я, — неужели вас фарфоровые ребята смущают?

Миль впрямь смущённо шевельнул усами:

— Не то чтобы… Я восхищаюсь героями, но… привыкнуть очень тяжело. Мир так быстро меняется… Я понимаю, что никогда бы мы не смогли сделать такое, как ваш товарищ Клай, леди Карла, если бы не эти новые технологии…

— Ладно, — сказала я. — Понятно. Вы привыкайте. А мне надо туда, где Клай сейчас. Мне срочно надо. Это далеко?

— Довольно-таки, — осторожно сказал Миль. — Но хуже то, что это ведь в сторону фронта, леди-рыцарь. Это опасно.

— Ох, какой кошмар! — наверное, я ту ещё гримасу сделала, потому что Миль отшатнулся. — Опасно! А с демонами общаться безопасно? А на Меже торчать безопасно? А смертельные проклятия снимать — совсем пустяки, всё равно что яйцо всмятку сварить, да?

— Просто… — заикнулся Миль. — Вы ведь леди…

— Ага, точно! — прорычала я, уже всерьёз разозлившись. — То-то леди входит в комнату с чернокнижной дрянью, а мессиры стоят за порогом, потому что срикошетит — передохнут! Вы, похоже, не поняли, с кем разговариваете. Я некромантка, Миль! Я не просто так рыцарь, у меня боевой опыт. Лиэра позвать, чтоб он вам объяснил?

— И всё-таки, — ещё трепыхнулся он.

Я врезала кулаком по столу:

— Прекращайте чушь пороть, Миль! Мне надо туда! Сейчас! На поезде?

Почему-то это его отрезвило. Наверное, переход к конкретным вопросам.

— Нет, — сказал он. — На поезде будет долго, леди Карла.

И дальше уже всё было быстро и хорошо.

Мне дали мотор. Новейшей модели: я впервые такой увидела. У нас в гараже при Дворце ни одного такого не было: вместо тента у этого мотора была металлическая крыша. И никаких опознавательных знаков — это правильно, не то ведомство. И водитель — фарфоровый парень с простецкой курносой физиономией, не работы Рауля, незнакомая мне рука, талантливого скульптора. Очень живое лицо, как будто специально созданное для лихих ухмылочек. И светлый чубчик торчком. Отличная работа, как живой, — и, наверное, ему было удобно в этом протезе.

Дверцу мотора он передо мной откинул, будто ступеньку в карете опустил:

— Пожалуйте, несравненная леди!

— Уже бегу, — проворчала я и щёлкнула Тяпке пальцами, чтоб она лезла первая.

Она быстренько заскочила. Обожала ездить на моторе. И мы рванули с места — очень быстро.

Мотор сопровождали двое фарфоровых верховых на некромеханических лошадках. Водитель управлял мотором так лихо, что скорость была практически наравне, хотя вообще-то лошади шли заметно быстрее.

— Жаль, что я верхом не умею, — сказала я с досадой.

Этот тип ещё и хихикнул:

— А зрелище было бы, леди! Вы верхом, только вот дамское седло на коника закрепить — и собачка сзади!

— Очень мило и любезно с твоей стороны! — огрызнулась я, хотя он, скорее, рассмешил, чем рассердил меня. — Ржать надо мной, я имею в виду. Они же быстрые!

— Мало ли кто быстрый, — отозвался водитель. — Не моё, ну их, обычная техника надёжнее. И так доберёмся, леди.

Как-то он ухитрился меня успокоить и почти развеселить. К тому времени, как мотор и всадники вылетели за город, мы уже разговаривали совершенно нормально.

— Долго ехать? — спросила я. — И ты бы представился, мэтр боец.

— Лашер, к услугам леди, — сказал фарфоровый, шуруя каким-то рычагом. — Лашер из дома Тихого Звона. Хорошо бы успеть до темноты. Тут дорога хорошая, ничего — лишь бы двигатель не заглох. По темноте опасно: ночью жрун может прорваться, а когда едешь, дорогу приходится освещать. На моторе фонари светят, на лошадках — фонари… Мишени.

— Вот даже как, — пробормотала я. — Жрун. Здесь же тыл?

— Тыл, — согласился Лашер. — Но драконов на всё побережье не хватает. Они защищают города и железные дороги. А тут, знаете, глушь, тут бывает всякое. Смотрите!

Мы проезжали мимо чистенькой деревушки, утонувшей в садах, которые уже успели отцвести, — и в самом её центре дом стоял посреди начисто сгоревшего сада. От деревьев остались только чёрные остовы в пепле, только кое-где на этом пепелище жидкими пучками начала пробиваться трава. Несколько гусей и беленькие утки с вымазанными сажей животами щипали траву за сгоревшим забором, где её было много. Сам дом и какие-то дворовые постройки, где, быть может, жили эти самые гуси и утки, почернели от копоти, но уцелели. Уже поверх этой копоти белой краской, широкими мазками хозяева намалевали звёзды от адского пламени.

— Дунул, — сказал Лашер.

— Звёзды защитили, но сад сгорел, — кивнула я. — Понятно.

— Бывает и хуже, — сказал Лашер. — Бывает, хозяева старой закалки, не верят во все эти новшества, боятся. Не рисуют защитки. Ну и… вместе с домом того. Если уж он дунет — не успеешь выскочить. Адское пламя, не что-либо.

За деревушкой, на лугу, обнаружился целый табор. Первая мысль у меня была, что сюда зачем-то приехал бродячий цирк. Но тут же до меня дошло: эти кибитки из парусины и какого-то цветного тряпья, укреплённые на обычных телегах, и фуры, которые рыбу на базар возили, теперь — настоящие передвижные дома для многих людей. Рядом с ними играли дети, женщины готовили какую-то еду на кострах, у кромки леса паслись тощие, как молью побитые лошади. Мальчишки-подростки тащили несколько явно свежевыловленных рыбин — река Серая Змейка где-то неподалёку впадала в море.

— Это беженцы, да? — спросила я у Лашера.

— Они, — откликнулся он печально. — Знаете, прекрасная леди, что сильней всего огорчает? Что это наши. От войны ушли… а война везде достаёт, проклятущая.

— Зимой им будет тяжело, — сказала я. — Надо что-то придумать.

— Ад надо в глотку перелесцам заколотить до холодов — вот всё и образуется, — сказал Лашер. — Так, чтоб и правнукам запретили сюда соваться… сволота, адские холуи.

Мотор пожирал мили, как серую ленту сматывал. Мелькали обработанные поля, деревенские дома, раскрашенные звёздами от адского пламени, которые мой водитель непочтительно обзывал «защитками», лилово-серебряные плантации лаванды, седой сад с винными ягодами… Мальчишки висли на заборах, рассматривая мотор и некромеханических лошадок, махали руками и свистели в восторге. Малюсенький парнишка со светлыми вихрами и облупившимся носом, в не по росту длинной рубахе, закрывавшей штаны, радостно завопил:

— Фарфоровые, бей демонов! — и кувырнулся бы в заросли, если бы не поддержали ребята постарше.

С четверть часа мы ехали вдоль железной дороги, загромождённой идущими на фронт эшелонами, и я почувствовала острую благодарность Милю: на поезде сейчас пришлось бы добираться неделю, не меньше. Мы обогнали странную процессию: здоровенные мохнатые лошади, мощные и мордатые, крупнее, чем любая лошадь, какую я в жизни видела, запряжённые по четыре, легко тащили к фронту пушки, их вели живые солдаты, пыльные и обветренные, зло весёлые. Они махали нам и фарфоровым кавалеристам так приветливо, будто встретили старых друзей.

Тяпка с интересом проводила лошадей взглядом. Она не могла шевелить носом, принюхиваясь, и пошевеливала всей мордой, приподняв уши. Лошади спокойно и сурово шли вперёд, не обращая на окружающий шум никакого внимания.

— Вот это чудища! — восхитилась я. — Великанские лошади!

— Особая порода, междугорская, леди, — сказал Лашер. — Рыцарские северные коники. Раньше на них, говорят, рыцари междугорские ездили, все в броне, и самих их заковывали в латы, а ещё осадные орудия на них возили, для крепостей. Сейчас вот для пушек приспособили. То ли государыня изволила купить, то ли батюшка её прислал на подмогу, не знаю.

— Ты много таких видел? — спросила я.

— Да есть, немало, пушки таскают, — сказал Лашер. — И фуры с провиантом и снарядами. Сами видите, какие крупненькие: одна такая лошадка как две наших свезёт. Единственно — парни говорят — едят много и зерно надо давать, на одном сене хиреют. И яблоки любят — страсть…

Он, кажется, говорил что-то ещё — я отвлеклась. На обочине, в пятне копоти, стоял выгоревший скелет мотора — и лес вокруг тоже выгорел на сотню шагов, не меньше, деревья и трава превратились в жирную чёрную сажу. Злее, чем от простого огня.

— Ага, — сказал Лашер, заметив, на что я смотрю. — Дунул вот.

— Дунул-то он, конечно, дунул, — сказала я хмуро, — а вот скажи: почему на моторах защитных звёзд нет? Я не уверена, что звезда полностью защитит, но это шанс.

— А на моторе тоже поможет?! — поразился он.

— Мне сейчас пришло в голову, что может помочь, — сказала я. — И ещё. Когда приедем — найдёшь капеллана, пусть он благословит мотор как храмовую утварь для изгнания нечистого.

— Зачем?! Да и можно ли?

— Распоряжение отца Преподобного из свиты самого Иерарха, — сказала я как можно авторитетнее. — Конечно, можно. Ты с кем воюешь?

— С адом, — тут же ответил парень.

— Вот видишь, и выходит, что мотор — утварь для войны с адом, верно?

Лашер хохотнул:

— И не поспоришь.

Между тем мотор затрясло и его скорость заметно упала. Мы съехали с широкого тракта на просёлок. Кое-где он был мощён раскатанным щебнем, но большей частью — просто старая дорога в колеях от крестьянских телег и фургонов. От тряски проснулась Тяпка, задремавшая головой у меня на коленях. Я подумала, что здесь, пожалуй, легко прикусить язык на колдобине.

— Не ходят тут дилижансы, да? — спросила я.

— Дикие места, — кивнул Лашер. — В секретную зону едем, всё правильно же.

По голосу мне показалось, что он нервничает, — и мне тоже стало не по себе. Мотор и кавалеристы на узкой пустой дороге между двумя стенами леса сверху, наверное, выглядели как жуки, ползущие по водосточному жёлобу, — и спрятаться особо некуда.

Но скоро я поняла, что водитель нервничал вовсе не из-за жрунов. Внутри мотора вдруг что-то дрыкнуло, застучало, из-под капота даже показалась струйка дыма или пара — и мы остановились.

— Перегрелся, — грустно сказал Лашер. — Подождать надо, чтоб двигатель остыл.

— Что?! — поразилась я. — Как — подождать? И долго он будет остывать?

Этот обалдуй пожал плечами:

— Ну… час… может, два… я сейчас ещё воды принесу, тут недалеко пруд есть…

— Вот спасибо! — закричала я, воздевая руки. — Чудо механики! Перл прогресса! Двигатель у него перегрелся! Да эту механику вместе с прогрессом!..

Один из наших сопровождающих спешился и заглянул в окошко мотора.

— Что, застряли?

Лихой красавчик — лицо работы Глены, как старинная фарфоровая статуэтка эльфа, роскошная чёлка, такие ресницы, что карандаш на них удержится, — а тон почти ехидный.

— Дело житейское, — сказал Лашер и выбрался из кабины.

И я выскочила — и Тяпка за мной, в полном восторге. Похоже, она подумала, что мы приехали погулять в лес. И у кавалеристов был такой вид, будто у нас тут пикник внезапно организовался! Ну а что: птички поют, солнышко греет, хоть уже и начало клониться к закату. И этот чудесный лесной воздух — такой же пьяный, как и морской… ну да, погулять тут было бы здорово, но ведь не сейчас же!

Второй парень — работы Рауля, который ему сохранил героический шрам на скуле — сорвал с обочины голубой цветок и протянул мне. Ужасно галантно.

— Нашёл время, — сказала я с досадой — и всунула стебелёк цветка в петлю пуговицы его мундира. — На нашу удачу.

Кавалерист лязгнул шпорами и мотнул чёлкой. Я подумала, что они все, кажется, уверены, будто они герои какого-то пафосного романа о подвигах. И хоть вода не теки…

А Лашер открыл капот, из которого шёл пар, как из кастрюли, обошёл своего механического монстра и достал откуда-то помятое ведро.

— Так, — сказала я. — Вы что, издеваетесь? У меня срочное дело, вы понимаете? Срочное! От него жизни зависят, наших бойцов, между прочим. Сколько мы будем здесь торчать? Скоро вечер, потом вы скажете, что ночью ехать опасно. Что же мне делать?

Они переглянулись — кажется, немного смутились. Вот да, я не в гости туда еду.

— Думайте скорее, — сказала я. — Мне к ночи непременно надо там быть, понимаете? Непременно. И я готова на всё, чтоб скорее, потому что… а, ладно! Потому что я, кажется, знаю, как помочь нашим в плену.

Они стояли и мялись.

— Ради нашей победы, — сказала я.

— Ладно, — сказал красавчик работы Глены и смущённо кашлянул. — Я, прекраснейшая леди, прошу меня простить, взял бы вас в седло. Потому что Шкилету всё равно, он двоих снесёт легко, не сбившись с ритма. Но это же, вы же понимаете, будет с любой стороны неловко.

— Вот дело мне есть до этих «ловко» и «неловко»! — сказала я с досадой. — Будто я такая нежная девица, которой так уж важно, кто что подумает! Надо ехать, быстро, понимаешь, надо!

— Ильк не об этом, — сказал второй кавалерист. — Просто лошадки у нас особо не предназначены для романтических прогулок. На круп вас не посадишь, там просто места нет, да и впереди вам будет не так удобно, как в кресле у камина, леди Карла.

— Это неважно, — сказала я. — Всё равно… а Тяпка?

— Собачка? Это совсем просто. Лашер, дай мне торбу для инструментов… э, нет, вытащи оттуда всё.

Парень со шрамом взял у Лашера довольно вместительную кожаную торбочку, из которой они вытащили на заднее сиденье мотора целую кучу каких-то фигурных железяк. Встряхнул пустую и раздвинул её руками:

— Давайте сюда собачку, леди. Как раз уместится.

Как мы засовывали в эту торбу обалдевшую Тяпку — это отдельная история. Она возмутилась, отбивалась, рычала, даже пару раз щёлкнула клыками у самых пальцев парня. Пришлось прикрикнуть:

— Тяпка, терпи, а то оставлю тебя ждать в моторе!

Она смирилась, понятливая собака, кое-как устроилась — и кавалерист подвесил торбу с ней к седлу. Тяпка ещё немного покрутилась, высунула лапы, положила на них морду и посмотрела на меня с классическим собачьим укором: вот видишь, какой кошмар приходится терпеть!

Я видела. Я погладила её по голове и поцеловала в нос, а потом сказала:

— Ну всё, я тоже готова.

Красавчик Ильк подал мне руку и втащил в седло Шкилета, больше похожее на прицепленное к костлявой спине обрезанное и ушитое сиденье мотора. Боком — адски неудобно.

— Мне кажется, я так свалюсь, — сказала я. — Если ты не очень строгих правил, Ильк, я перекину ногу.

Он чуть подумал, будто прикидывал, как будет лучше, и мотнул своей роскошной чёлкой:

— А давайте! Так будет надёжнее! А вы вообще как — ездили верхом, леди?

— Нет, — призналась я. — А что?

— Как думаешь, Гинли, леди удержится? — спросил Ильк у парня со шрамом. — Что-то мне страшновато…

— Вот если бы развернуть леди к тебе лицом, чтобы она тебя как бы… это… обняла… — очень смущённо посоветовал Гинли. — Так точно удержалась бы. А иначе ей и держаться будет не за что.

Наверное, любая порядочная леди уже давно сгорела бы от стыда в пепел, но меня — ну вот нисколько не смущали фарфоровые братья! Наоборот: я сидела почти на коленях Илька, твёрдого, как бронзовая статуя, чувствовала привычный леденцовый запах клея для кукольных париков, смешанный с запахами пороха и оружейной смазки, — и мне было совершенно спокойно. Физически неудобно, как на подушке, положенной на забор, но спокойно.

Я совершенно бесстыжая, очевидно.

— Погоди, идея! — мотнул головой Ильк. — Леди, перекидывайте ногу. Не бойтесь, Шкилет не дёрнет, он некромеханический. Отлично! А теперь смотрите: вот тут у него турели для пулемётов, с двух сторон. Хватайтесь. Нагнитесь немного вперёд. Вот!

— Ничего себе, — еле выговорила я, цепляясь за кривые железки.

— Тебе леди дорогу не загораживает? — спросил Гинли.

— Нет, нормально, — сказал Ильк. — Она невысокая, и поза удобная.

Ему моя поза — удобная, подумала я. Но выбирать мне не приходилось.

Лашер всё это время стоял у мотора, поставив рядом ведро, держа себя правой рукой за локоть левой, — и мне в его взгляде мерещился предельный скепсис. Может быть, даже тень сочувствия.

— Может, подождёте, леди? — спросил он напоследок.

— Нет, мэтр Лашер, — сказала я. — Очень тороплюсь.

— Ух… помоги вам Господь, — сказал Лашер.

В тот момент я не поняла.

— Ну — вперёд! — скомандовал Гинли. — Держитесь крепко, леди!

И некромеханические лошадки рванули с места.

Теоретически я знала, что поднятые лошади могут развивать громадную скорость. Практически я даже представить себе не могла, что такую! Я думала, что мотор — очень быстрая штука, да… но в скорости некромеханических лошадей было что-то адское.

Ветер свистел у меня в ушах, выбивал из глаз слёзы, трепал волосы, бил в лицо, будто воздух стал плотным. Лес по обочинам слился в серо-зелёные размазанные полосы, тошно мелькал по сторонам. Лошади неслись ровным, качающимся механическим галопом — я отчаянно старалась не смотреть, как под грохочущие копыта стремительно улетает дорога.

Я почти легла на костлявую лошадиную шею и изо всех сил вцепилась в железки турелей, чувствуя неописуемую благодарность Ильку, придерживающему меня за талию на резких поворотах. Я поняла, каким образом в столицу теперь доставляются фронтовые депеши. Не на моторе, нет! Мотор — это для изнеженных штатских и пожилых штабных чинов.

А Жейнар — сумасшедший мальчишка, подумала я. Знал бы Раш — запретил бы ему!

Оценить, где мы проезжаем, я не могла. От ветра, слёз и скорости ничего не могла рассмотреть. А тут ещё Гинли крикнул Ильку:

— Срежем малость?

— Давай! — радостно отозвался Ильк.

И лошади широким прыжком махнули через придорожную канаву — а дальше понеслись по еле заметной лесной тропке. Препятствий для них, похоже, не существовало совсем: через поваленное поперёк тропки дерево лошади перелетели так же легко, не задев торчащие сучья копытами.

— Йех! — крикнул Гинли. — Пришпорь, салага!

— Давай! — отозвался Ильк с тем же шальным весельем в тоне.

По голосам фарфоровых кавалеристов я поняла, что они просто наслаждаются, они в настоящем упоении от этого дикого галопа. Но мне до таких удовольствий было далековато.