Я проснулась от досады.
Мне снились маленькие булочки с ежевичным джемом, которые пекла бабушка, ещё мне снилась копчёная серебрушка и жареная грудинка — и всё это какие-то подлые люди раскладывали передо мной, но по непонятным причинам съесть хоть что-то не получалось. И в конце концов я проснулась от досады и голода.
А солнце уже ярко освещало спальню, по ощущению — дело приближалось к полудню. И я подумала: как я вообще попала в спальню из мотора? Как-то этот момент совершенно выпал из памяти. А Тяпка, конечно, ужасно обрадовалась, что я проснулась, на радостях положила лапу мне на щёку и ткнула меня носом в глаз.
— Собака, погоди, — пробормотала я и позвонила Друзелле.
Друзелла, конечно, всё прояснила.
— Вы же сколько уж ночей или не спали, или спали урывками — сразу и не сосчитаешь, — сказала она. — Конечно, заснули в моторе мёртвым сном. Мессир Валор вас в спальню принёс — и Тяпа за вами пришла. А государыня не велела вас будить: все знают, какую вы гору работы свернули. Вам бы ещё покушать.
— Да! — заорала я, просыпаясь окончательно.
Друзелла понимающе улыбнулась:
— Мяса?
— Конечно, мяса! Много!
— Дикий междугорский вепрь с пряными травами подойдёт?
— Да, только целиком, — ответила я в тон, а Тяпка облизалась.
А платьице для меня приготовили без кринолина. И короткое: еле-еле прикрывает лодыжки. Ну и замечательно, подумала я. Очень удобно. Хватит ходить в клетке, я, в конце концов, не канарейка!
Я как раз заканчивала приводить себя в порядок, когда в спальню впорхнула Виллемина. Весёлая. Ей уже можно было не улыбаться: я обо всём догадывалась по тому, как она движется, по тому, как у неё глаза блестят. Она была весела, в пачке газет и каких-то бумаг новости сплошь хорошие, а в телеграфной ленточке — срочные и хорошие.
И моя бесценная королева бросила весь ворох на туалетный столик — мы обнялись.
— Я проспала весь день, — сказала я ей в плечо.
— Нет, дорогая, нет, — сказала Виллемина, поправляя мои локоны. — Ещё и до полудня далеко. Я соскучилась по тебе, мы встречаемся только ради подвигов, а мне хочется тебя кормить и смешить. Скажи, милая сестрёнка, королева может это себе позволить?
— Королева всё может, — сказала я. Заразилась от неё радостью.
— О да, — рассмеялась Виллемина. — Королева может всё, но она не может всё сразу, поэтому мы проведём немного времени за завтраком и сплетнями — и только потом займёмся делами, хорошо?
Наши маленькие радости, наше скромное везение: мы сидели за крохотным столиком в нашей любимой гостиной, я старалась не пожирать этого самого вепря слишком жадно, а Виллемина рассказывала о новостях.
— О нет! — мотнула она головой, едва начав. — Я должна тебе это прочесть! Это прекрасно!
И развернула газету, а я увидела, что газета перелесская. Паршивая газетёнка под названием «Новое время»: на первой полосе карикатура, где я собираю из целой кучи костей и черепов скелет, а Вильма протягивает ему винтовку. Вроде у нас такие огромные потери, что только мертвецов и подымать. Сволота.
— Вот ещё их слушать! — фыркнула я, чуть кавойе не выплюнула.
— Одну минуточку! — Виллемина развернула газету. — Послушай, какая прелесть: «Союзники сообщают. Доблестный экипаж эсминца Трёх Островов „Настырный“ спас свой корабль, казалось бы, в совершенно безвыходной ситуации. Была ненастная ночь, море штормило. „Настырный“ находился на боевом дежурстве. И тут зоркие глаза вахтенного офицера увидели в тумане, при неверном лунном свете, очертания огромного корабля, который шёл без огней. „Тихо, как призрак“, — рассказывал герой. По обводам и на миг освещённому луной вымпелу отважный офицер опознал флагман Прибережья, крейсер „Свет Небесный“. Коварный замысел неприятеля был моментально раскрыт — „Настырный“, пользуясь темнотой и туманом, изменил курс и прошёл почти вплотную к борту „Света Небесного“, так и не замеченный его командой. Нельзя не восхищаться мастерством опытных моряков…» Впрочем, дальше неинтересно.
— Да вообще не интересно! — возмутилась я. — Какие-то придурки убежали от нашего крейсера! Да ещё радостно пишут об этом подвиге в газете!.
— Дорогая, ты не поняла! — рассмеялась Вильма. — И они тоже! «Свет Небесный» — на рейде. Они уходят в поход только завтра.
Я положила надкушенную булочку.
— Так. То есть это — просто враки?
— Нет, сестричка, — сказала Вильма. — Это крейсер Далеха.
И тут до меня начало доходить:
— О! Это они бегали от лунных лучиков?!
— И добегались, — кивнула Виллемина. — Вот телеграмма: «Броненосцы „Брат Грома“ и „Северный воин“ потопили у Зелёной отмели эсминец Трёх Островов „Настырный“. С борта эсминца было поднято тридцать человек экипажа. Остальные, очевидно, погибли в волнах». Да, штормило.
— Бедолаги, — вздохнула я.
— Предатели, — сказала Вильма. — Островитяне были нашими союзниками, до последнего слали уверения в совершеннейшем почтении и преданности… и продали нас за свои древние грёзы о золоте Чёрного Юга. Король Жангор надеется, что войска Перелесья дойдут до столицы, что, быть может, Рандольф сможет уничтожить и меня, глупую пацифистку с фарфоровой головёнкой — и тогда они вместе двинут флот на юг. Наш флот, сестрёнка. Гады.
— Драконы им пустят пух, — сказала я.
— Не сомневаюсь, — сказала Вильма с грустной улыбкой в голосе. — Но до этого будет кровавый кошмар. Юг — странное место, населённое ревнивыми богами и такими силами, какие нам с тобой даже представить себе тяжело. Именно поэтому царь ашурийцев присылает к нам драконов… он знает.
— Ой, а ты знаешь, что один дракончик — наш собственный теперь?! — вдруг вспомнила я.
Виллемина кивнула:
— Он приходил вместе с Далехом… Дорогая сестрёнка, я сама себе поражаюсь: я такая циничная дрянь! Когда я узнала об этом, только фарфоровое лицо помогло мне скрыть совершенно злодейскую радость. Дракон — мой подданный… да о таком только мечтать можно! Он ведь останется с нами, даже когда мы победим.
— Мы победим…
— Конечно.
— Страшные бои на западе…
— Ночь темнее всего перед рассветом, — сказала Виллемина и обняла меня. — Сейчас очень темно, милая моя Карла. Столица полна всякой дрянью, драконы не подпускают к ней летунов, но диверсанты и предатели просачиваются в каждую щель. Броук и его люди работают на износ… и даже из глубокого тыла — из Тихих гаваней, с Зелёного мыса, из фортов Надежды и Весёлого — приходят не слишком хорошие новости… Поэтому на вас — особая надежда. И на вампиров: на адмирала, на этого отчаянного юношу… на наших воинов в Сумерках.
Я слушала — и по моей спине вдоль позвоночника тёк мороз. Вильма это немедленно заметила:
— Ах, прости, дорогая! Какая же я глупая… не слушай меня, пожалуйста! Нам нельзя в себе сомневаться, мы должны быть полностью уверены. Дух порой важнее оружия. Ты же видишь: мы сильные, мы до сих пор держимся, хоть их больше, они приготовились, их оружие ужаснее…
Я вздохнула:
— Это ты прости. Просто… ну… мне тоже бывает страшно. И жалко, так жалко… всех людей и нелюдей, убитых солдат, сгоревших драконов… до кома в горле. И будто у них у всех зеркала разбились разом: не слышно ни Райнора, ни Клая…
Вильма обняла ладонями моё лицо:
— Не могут они, милая моя сестрёнка. Нашу зеркальную связь отслеживают с той стороны. Надо придумывать что-то другое — и в этом тоже я надеюсь на вас… Я устала и делаю глупости, дорогая Карла. Хотела позабавить тебя смешной историей, как островитяне бегали от игрушечного кораблика Далеха, а вместо этого огорчила и напугала…
— Ты позабавила, — сказала я, даже улыбнулась. — Ты ж не виновата, что я такая уж слабонервная кисейная барышня, которая чуть что — ах! — и в обморок.
Виллемина рассмеялась коротким тёплым смешком. И тут в гостиную тихо вошла Друзелла:
— Государыня, прошу меня простить. Прибыл мессир Валор, с ним фарфоровые юноши.
— Благодарю, дорогая, — кивнула Виллемина и сказала мне печально: — Ну вот, мне надо бежать, а я не сделала ничего хорошего. Даже позавтракать тебе не дала. Междугорский копчёный окорок ты, кажется, и не распробовала толком? Подарок союзников, так нельзя — обязательно нужно съесть хоть немного.
И тут я вспомнила!
— Угу! — и засунула кусок окорока в рот. И попыталась сказать: — Я сейчас!
— Не торопись, что ты! — ласково сказала Виллемина. — Ты подавишься.
Я помотала головой. Я не могла её задерживать, мне очень хотелось пойти с ней — но и есть хотелось, так что пришлось жрать с огромной скоростью. Сама себе напоминала рыболова, который целиком заглатывает серебрушку, — это было смешно, я почти успокоилась.
А моя драгоценная королева, кажется, догадалась, что я хочу её сопровождать, поэтому потратила на меня пять драгоценных минут. И я была благодарна ей ужасно. Она, по-моему, догадалась и об этом.
И через пять минут мы пошли разговаривать с Валором.
— Интересно, — сказала я по дороге. — Друзелла сказала «юноши», а не «офицеры», например.
— Юноши — значит, не девушки, — весело сказала Виллемина. — И в штатском. Мне это понятно.
Мне это было не очень понятно, но мы пришли — я не успела задать ещё один вопрос.
Вот когда увидела — вспомнила. Это ж Валор нашёл потенциальных дипломатов!
Они все были в штатском — одеты, как светские франтики. Валор-то всегда выглядел блистательно, на нём даже истлевший камзол хорошо смотрелся, а вот его команда — это было любопытно, потому что они соответствовали.
— Счастлив вас видеть, государыня, — поклонился Валор, — и вас, деточка, надеюсь, вы успели хоть немного отдохнуть. Позвольте представить вам мессиров Диэля из дома Синего Бриза и Айка из дома Холодной Стали. Осторожно предположу, что мессиры годятся в посольство к государю русалок.
Я на них хорошенько посмотрела.
Айк носил лихую кавалеристскую чёлку и вообще — мне показалось, что он как раз нормальный фарфоровый офицер. Он и стоял, как офицеры, по стойке «смирно», и явно ему хотелось держать на согнутой руке форменный берет, как им полагается по уставу. А вот Диэль почему-то показался мне штатским — сама не понимаю почему. Я, наверное, слишком много офицеров видела в последнее время, они даже стоят и молчат немного иначе. У Диэля вид был не уставный, а взгляд — внимательный и серьёзный. И печальный.
Не у каждого фарфорового парня так легко понять выражение лица. Необычный. И парик с седыми прядями на висках. Лицо-то, ясное дело, слегка приукрасили…
— Признательна вам, дорогой барон, — сказала Виллемина. — И мне бы хотелось поближе познакомиться с мессирами дипломатами.
И взглянула на Айка. Айк щёлкнул каблуками, как кавалерист, и поклонился по уставу:
— Прекраснейшая государыня, готов служить! Мессир Валор нам рассказал, в чём заключается задача, и, полагаю, она мне по силам. Я учился в Кавалерийском Гвардейском Училище, но меня всегда занимали естественные науки. Приходил в Университет вольнослушателем, бывал на лекциях мессира Гвира о физической и метафизической сущности стихийных сил.
— О! Мессир Гвир Темноводский — очень интересный лектор, — сказала Виллемина. — И сложный. Вы отлично образованы, мессир Айк.
— Но увидеть настоящего дракона так ни разу и не довелось, государыня, — в голосе Айка прозвучала лихая такая улыбочка. — Только мечтал… о русалках и разговора не было, они-то считались суеверием неграмотных рыбаков… А потом война началась, я и послужить не успел. Только первый чин получил — и в бой. Рапорт написал сразу… как-то было… не знаю… интересно, что ли. Всё казалось приключением, — закончил он почти виновато.
— И мессир Айк был убит в Западных Чащах, — сказал Валор. — Во время отважного рейда его эскадрона, который нанёс серьёзный урон противнику, но… были большие потери. Мессиру Айку очень повезло: боевые товарищи успели подобрать его тело.
— Вы много пережили, прекрасный мессир, — сочувственно сказала Виллемина.
Айк вздёрнул подбородок:
— Я много видел, государыня! И я был готов немедленно вернуться на фронт. Я слышал, что фарфоровых бойцов отправляют в самое пекло, и я хотел в самое пекло! Но мессир Валор меня уверил, что я с моими знаниями буду полезнее здесь… в смысле — там. В море. И, если уж откровенно говорить, очень интересно на русалок посмотреть. Живая сказка же!
В кавалергарды всегда шли самые отчаянные, подумала я. С налёту, с повороту… Чумовой парень.
— Мессир Айк не доложил вашему прекрасному величеству, — заметил Валор, — что трижды брал главный приз в соревнованиях Гвардейского Училища по плаванью и прыжкам в воду. Он совсем не боится моря, отличный пловец, что тоже скажется, и его интересуют элементали как удивительные существа. Мне кажется, у него может получиться.
— Несомненно, — ласково сказала Виллемина.
Айк снова щёлкнул каблуками:
— Служу короне и Прибережью!
— Благодарю вас за верную службу, прекрасный мессир, — сказала Виллемина. — А вы, мессир Диэль?
— А я, государыня, не имел чести быть военным, — сказал Диэль. — Я, выходит, ополченец. Пусть вас не обманывает мой юный и свежий вид, ваше прекрасное величество: это несомненная заслуга художников мессира Фогеля. Мне уже почти сорок лет, я преподавал историю и международное право в Королевском Университете Жемчужного Мола… туда ведь и из Девятиозерья, и с Островов приезжали учиться. Очень достойный и известный всему Великому Северу был университет, да… Я обыкновенная книжная моль, как ни печально это признать, довольно слабо годная для подвигов. Я обучал студентов основам международных отношений, у меня был мирный дом, жена, трое детей и старенькая мама… а потом началась война. И наш дом, стоявший очень близко к форту Русалочий, сожгли дотла в самый первый день… да… Жена, мать, девочки — все погибли в огне, уцелел только сын, он учился в гимназии на другом конце города… а я был на лекции, в университете… вот так.
— О Господи, — вырвалось у меня.
— Так уж вышло, прекрасная леди, — сказал Диэль. — Мы с моим мальчиком встретились в сожжённой ратуше, где закрепились защитники форта и города. Не то чтобы мы записывались в ополчение… просто попросили господ военных дать нам винтовки. Признаться, я плохо стрелял… я при жизни носил очки, не слишком хорошо видел… но мне это было неважно. Мне хотелось… вы понимаете… как-то приносить пользу защитникам… хоть кого-то спасти, остановить ад… если уж так вышло с моей семьёй. У нас многие потеряли близких, вообще всё потеряли… только цель осталась — остановить ад.
— Вас там убили? — спросила я. Жалость жгла не хуже Дара.
Диэль согласно опустил ресницы:
— Нас с сыном убили во время ночной атаки. Я простился со своим мальчиком… видел, как он… ушёл в Свет. К Валине и девочкам, к моей маме, так надо думать. А вот сам я… задержался. Душа у меня болела, как тело. И со мной заговорил мэтр Райнор — отчаянный, надо признать, юноша и отважный… и быстрых решений. Я не писал никаких рапортов — это мэтр Райнор велел мне следовать в столицу, куда везли моё жалкое тело. Я слушал солдатскую болтовню о фарфоровых героях и думал, что, быть может, и от меня будет какая-нибудь польза… В госпитале из меня сделали эту красоту… и мой земляк, милейший морячок, погибший вместе со мной, всегда пребывавший в курсе всех событий, сказал мне: «Слышь, профессор, а ведь ты бы государыне сгодился! Тут мессир королевский советник ищет учёных людей с русалками договариваться», — в голосе Диэля впервые еле слышно прозвучала улыбка.
— О мессир! — воскликнула Виллемина. — Сколько горя вы пережили, но какая удача для всех нас, что вы не покинули юдоль! Ваш опыт бесценен, я слышу и понимаю, насколько хорошо вы сможете справиться с очень сложной задачей. Юность мессира Айка — это прекрасно, ваши знания — это просто сокровище. Вы вдвоём сможете сделать то, что больше никому не под силу: договориться с нашими союзниками защищать Прибережье с моря.
— Драгоценнейшая государыня, — сказал Диэль с очень милым поклоном, совсем как в нашей провинции кланялись дамам, поворачивая голову немного набок, — ради вас и ради нашей победы я готов попытаться договориться с русалками, драконами, духами лесов и болот и любыми другими удивительными созданиями. Я, признаться, уже верю во всё что угодно: насмотрелся. Даже адских тварей видел, близко. Серую мразь мой мальчик застрелил из винтовки почти в упор… он был храбрее меня, я-то просто оцепенел, когда увидел эти глазищи… Полагаю, русалки не настолько отвратительны, если о них рассказывают такие милые истории. В общем, мы, несомненно, договоримся с русалками.
— Русалки не мерзкие, — сказала я. — Они, знаете, очень странные, но не мерзкие. А драконы и вовсе милые, они в столице есть, вы можете познакомиться с драконом, Айк.
— Где?! — радостно вскинулся Айк и тут же опомнился. — Простите, леди.
— Ну… где… — растерялась я. — Они же работают, это надо у Броука спросить.
— Наверное, не стоит отрывать прекраснейшего мессира Броука от работы, — весело сказала Вильма. — Каждое утро, когда часы бьют пять, и каждый вечер, в пять пополудни, у драконов совещание в портовом жандармском участке, у маяка. Там они обмениваются новостями, получают фронтовые сводки и готовятся вылететь в море, чтобы охранять столицу. Не уверена, что у них хватит времени на долгие беседы, но увидеть их и перекинуться парой слов у вас наверняка получится, дорогой мессир Айк. Только помните: сейчас ваш приоритет — русалки, а не наши крылатые товарищи.
— Если государыня позволит, — сказал Валор, — я готов познакомить мессиров с нашим товарищем тритоном. Милейший Безмятежный на редкость добросердечен и исполнен здравого смысла, он лучше введёт будущих дипломатов в курс дела, чем я.
— Конечно, дорогой Валор, — сказала Вильма. — Тем более что меня ждут в штабе, а после я встречаюсь с мессиром Рашем. Пожалуйста, передайте нашем другу Безмятежному, что мы готовим всё, о чём просили он сам и экипаж «Миража». Полагаю, — закончила она с жестоким смешком, — плавуны останутся довольны теми подарками, которые тритоны оставят им.
Я поцеловала Виллемину в щёку на прощанье — и подумала, что она ведь все свои дела, наверное, сдвинула из-за меня на пять минут. Но у неё был такой вид, будто всё в полнейшем порядке. В идеальном.
Мы с Валором и будущими дипломатами спустились в парадный холл и разошлись: они на пирс пошли, к «Миражу», а я — в каземат.
Честно говоря, мне хотелось просто побыть одной. Подумать.
Там в лаборатории, конечно, работал Ольгер, но это неважно, он всегда был там занят, если его не выдёргивали на какую-нибудь конференцию или совет. Он мог там звякать и булькать в своё удовольствие: всё равно стены толстые, в нашей, так сказать, гостиной ничего не слышно.
Я села у зеркала в глубокое кресло, а у меня на туфлях устроилась Тяпка. Лучшая поза: я просто расслабилась всем телом, не хватало только чашки кавойе. Хотелось прикрыть глаза, мысли уже начинали течь в правильном русле…
И тут я почувствовала, как Тяпка вздрогнула и насторожилась. Мы разом поняли, что в каземате кто-то есть: Дар полыхнул, будто в него плеснули керосина. Пришли мёртвые, не угодно ли!
Я аж подскочила.
Совсем обнаглели! Мы тут защиту не ставим — и они ходят во Дворец, как к себе домой! Простые такие, незатейливые, как галька на пляже.
Хотела на них рявкнуть, чтобы имели совесть, но разглядела. Они хорошо проявились — им очень надо было как-то держаться за юдоль. Выглядели как только что умершие, но вели себя слишком свободно, будто уже привыкли к Меже. Не свежие, просто собранные очень.
Дети!
И я только и смогла сказать:
— Как же вы сюда попали? Вы же… Боже мой, вы же очень издалека, да?
Они переглянулись. Двойняшки, наверное: очень похожи, лет по двенадцать, может, чуть больше. Мальчик и девочка. У мальчика дыра во лбу, пуля снесла затылок — я такое уже видела, это винтовочный выстрел. С девочкой — хуже, на девочке окровавленные лохмотья, ноги в крови, две дыры в груди. Кололи штыком.
По растерзанной одежонке девочки ничего не понятно. Но по одёжке мальчика видно: обыкновеннейшая была рыбацкая деревушка. Где-то там, около Жемчужного Мола, видимо.
— Здравствуйте, леди Карла, — сказал мальчик. — Нас мэтр Норвуд сюда отправил. К вам. Он сказал, что без вашего разрешения он с нами вообще разговаривать не будет. И святой наставник сказал, что правильно… в общем, мы вот к вам пришли.
И девочка присела. Покосилась на Тяпку, чуть улыбнулась: «Ой, собачка!»
Мэтр Норвуд их направил, ага! Мэтр! Норвуд!
И тут у меня в голове начали появляться какие-то проблески. Даже колотить почти перестало.
— Так, мальки, — сказала я, — а как вы попали в госпиталь Лаола?
Девочка мне улыбнулась, как солнышко. Невероятно милая девочка.
— А у нас было сопроводительное письмо мэтрессы Ики, — сказала она. — И рапорт.
Мэтресса Ика… Где-то я это уже… и тут я вспомнила!
— О! Толстая такая тётка?! Офицер-некромант?!
Дети обрадовались, заулыбались и закивали.
— Да, леди, — сказал мальчик. — Толстая, добрая и с бородавкой вот тут. Она нам всё объяснила, утешила Долику и послала солдатов, чтобы забрать наши тела. Когда деревню отбили.
— «Послала солдат» надо говорить, — поправила я машинально. — Долика — твоя сестрёнка?
— Да, — сказал мальчик, а Долика ещё раз присела. Вежливая птичка. — Она Долика, я Дорин, мы из дома Песчаной Отмели. Только теперь дома нет. Никого живых не осталось. Поэтому мы и приехали. Мстить. Воевать.
— Добрая тётя Ика, значит, вместо того, чтобы вас упокоить, вас обнадёжила… Ну молодец, что ещё сказать, — у меня слёзы на глаза наворачивались, и я немного поднимала Дар, чтобы не разреветься. Им и так несладко.
— А мы сказали, что не уйдём, — сказала Долика. В вежливой птичке драконий огонь прорезался. — Мы сказали, что будем мстить. Духи тоже могут мстить же.
— А тётя Ика сказала нам не брать грех на душу и отправила в госпиталь Лаола, — сказал Дорин.
— А этот Норвуд, который ужасно много воображает о себе, будто сам взрослый, сказал, что мы в солдаты не годимся, потому что мелкие ещё! — возмущённо выдала Долика и тут же запнулась, смутилась и присела. — Простите, леди. Просто это нечестно. Я знаете как могу воевать!
— Ясно, — сказала я. — Ясней полнолуния. Поехали в госпиталь, что ж делать.
Выйти на улицу и доехать до госпиталя оказалось очень полезно. Потому что мне уже не хотелось рыдать, грызть пальцы, орать и стучать кулаками по столу: голова немного проветрилась и стало можно снова нормально разговаривать. Тем более что духи вели себя тихонько и дали мне прийти в чувство. Долика гладила Тяпку, Тяпка как будто слегка беспокоилась, похахивала, полизывалась, но я подумала, что это она чует мой мандраж, как всегда. В общем, не придала, пожалуй, этому особого значения.
Поэтому в госпиталь я приехала уже в полном порядке, то есть в том состоянии, когда можно ляпнуть кого-нибудь уловом между глаз. Плашмя. Чтоб знал.
И начала я с Фрейна, благо он в приёмной Писание читал.
— Так, братец, — сказала я. — Ты что ж мёртвых детей по всему городу гоняешь? Думаешь, им мало досталось? Что это за… даже не знаю, как назвать… самоуправство — это ещё нежно сказано!
Он на меня уставился в полном ошалении:
— Леди Карла, дорогая, какие дети?
Ах ты ж, подумала я и рявкнула:
— Мёртвые, якорь в глотку! Двойняшки! Убитые! Тела видел?!
Тут у него в голове, кажется, начали появляться какие-то проблески.
— А-а… эти… ага, то есть да, леди Карла, вроде бы с солдатами доставили два детских трупа… Меня ещё Норвуд спросил, отпевал я или нет, и сказал, чтобы я не отпевал пока…
— Так, — сказала я и повернулась к детям. — Этот святой наставник сказал, что правильно?
Они переглянулись и пожали плечами.
— Наверное, — сказал Дорин. — Это мэтр Норвуд сказал, что ему святой наставник сказал, а какой наставник — это мы не знаем.
— Тут духи детей? — спросил Фрейн.
— Нет, это я разговариваю сама с собой, чтоб стало весело, — рявкнула я. — Ты здесь уже несколько месяцев — и всё ещё не привык?
Фрейн чуть-чуть кивнул:
— До сих пор не уложить в голове. Я пытаюсь, честно пытаюсь, леди Карла…
— Ладно, пошли, — сказала я детям. — Наставник вас не видит, он, похоже, вообще не в курсе. Хорошо хоть тела не отпел, задал бы мне дополнительной работы.
Где Норвуд, они знали — направились прямёхонько к секционной и прошли сквозь дверь. А я её открыла. Очень удачно их застала: двое медиков госпиталя заканчивали обрабатывать скелет, дух в это время где-то шлялся, быть может, трындел с приятелями около часовни, Рауль чистил свой рабочий стол, а Норвуд сидел на подоконнике, глазел на улицу и бездельничал.
Ну устал же от трудов праведных, он же некромант, от него всё зависит.
Но, когда увидел детей и меня, слетел с подоконника, как бабочка. И радостно завопил:
— Леди Карла! Наконец-то вы приехали! А то я вообще растерялся.
— Ты их отправил ко мне — ладно, — сказала я, с некоторым трудом беря себя в руки. — Но какой-такой наставник тебе сказал, что это правильно? Ты Фрейну даже не объяснил сути дела.
Норвуд сделал бровки домиком:
— Простите, леди Карла — и вы, ребята. Я соврал. Просто психанул.
Я уже хотела спросить, что ж тут случилось такого страшного, но тут Дар внутри меня взметнулся огненным фонтаном! И Тяпка залаяла с визгом, как перепуганная.
— Тяпа, тихо! — крикнула я, я почти поняла.
А Норвуд еле успел увернуться! Жестяная банка с мастикой Рауля влепилась в простенок рядом с его головой — и мастика полетела во все стороны. И медик уронил щипцы — с лязгом.
— Потому что она — беспокойный дух! — выпалил Норвуд и пригнулся. Следующей полетела бутыль со спиртом. — Я был… ой!.. не уверен!
Рауль прижался к стене, а медики выскочили за дверь, от греха. Молодцы, правильно сделали. Псинка шуганулась и спряталась за мои ноги.
А Норвуд стоял, опустив руки, смотрел беспомощно.
— Ты просто трепло! — крикнула ему Долика со слезами. — Не хочешь мне помочь — и не надо! Мне и так прекрасно! Я зря послушалась тётю Ику! Я и так могла бы убивать!
И я увидела, как здоровенный баллон с растворителем Ольгера ме-едленно поднимается со стола. Вот ничего ж себе, а?!
— Так, — сказала я как можно спокойнее. — Долика, сестрёнка, поставь эту штуку на место, хорошо? Пожалуйста, солнышко.
Долика взглянула на меня. В жизни я не видела таких духов: в её глазах клубилась светящаяся белёсая мгла, а лицо было просто страшным. Кошмарной маской безумия и смерти.
— Долика, не надо! — взмолился Дорин. — Леди Карла, она не всегда такая была! Она из-за тех… из-за того…
— Я всё понимаю, — сказала я. — Я на диво замечательно всё понимаю. Но мы же тебе не враги, Долика, не надо нас-то убивать. Мы все хотим тебе помочь. Прости этого дурня, он просто испугался.
И бутыль с растворителем приземлилась обратно на стол — тук. Аккуратно. А мы с Норвудом пронаблюдали, как белая пелена безумия потихоньку рассеивается.
Дорин обнял сестру, она скинула его руку и заплакала. Но уже нормально заплакала — как человеческий ребёнок.
Вот тут-то я и поняла всё до мельчайших подробностей.
И почему Ика их не упокоила: наверное, у неё просто не хватило бы сил и опыта упокоить беспокойного духа-мстителя, а отпустить только парня — значит, превратить несчастную девочку в законченное исчадье. И почему Ика убедила их не брать грех на душу. И почему отправила ко мне.
А у нас в каземате просто очень хорошо. Духам там, наверное, было уютно, как дома, — и девочка не проявилась, наоборот, успокоилась, даже развеселилась. А ведь среагировал на неё Дар, среагировал… просто я — уставшая, я сразу не сообразила…
Норвуд на меня смотрел, как провинившийся щенок. Я ему чуть-чуть улыбнулась и кивнула еле заметно.
— Хорошо, ребята, — сказала я. — Я всё поняла. Норвуд, зови мессира Фогеля, будем думать вместе. Мы обязательно вам поможем, вам просто необходимо помочь… потому что Долика в беде.
Норвуд исчез, а Рауль рискнул подойти поближе и пытался прислушаться. Я ужасно жалела, что он совсем простец. Хоть бы одного скульптора нам с Даром — ничего бы потом объяснять не пришлось, сам бы понял.
А Тяпка надёжно устроилась за моими ногами и хвостик поджала. Ей до сих пор было страшновато. Дорин смотрел на неё сочувственно, но не совался.
— Я не очень хочу тело, — тихо сказала Долика. — Ему было… так больно… и оно было грязное…
— У тебя будет другое, — сказала я. — Новое, чистое. И, если хочешь, ему вообще никогда не будет больно. И ты будешь сильная.
Она на меня смотрела — и слёзы у неё потихоньку высыхали.
— Как фарфоровые воины, — сказала я. — Сильнее любой девочки. Мессир Фогель тебя починит, ты станешь наполовину бронзовая и кому угодно сможешь наподдать так, чтоб он до границы долетел и плюхнулся.
Долика снова застенчиво улыбнулась, снова стала вежливой птичкой.
— Рауль, — сказала я, — ты не нервничай, всё в порядке. Маленькая заминочка. Сейчас я сюда санитара пришлю, чтоб спирт убрать, а то воняет, аж глаза ест. Хорошо?
Рауль кивнул, а я поняла, насколько ему не по себе. Он к духам уже привык, вернее, он привык понимать, что вокруг духи, он их не видит — да и ладно. Но он не ожидал, что дух может устроить такой разгром.
Это действительно страшно.
Дух-мститель — это никому мало не покажется.
Я только абсолютно не понимала, каково на самом деле будет Долике внутри протеза. В некотором роде она сейчас не просто человек, в ней очень древние силы прорезались… и запросто может оказаться…
Когда Норвуд с Фогелем входили в секционную, я как раз эту мысль додумала до конца. Запросто может оказаться, что Долика будет как дракон. В смысле, что эти самые силы уже никогда и никуда не денутся. Может, к нашей общей радости, постепенно угаснут, когда она решит, что отомстила, — но это неточно.
— Что ж вы решили, леди Карла? — спросил Фогель.
Видимо, кое-что Норвуд успел ему рассказать по дороге.
— Норвуд, — сказала я, — либо сам вытри, либо санитара попроси. И нужно принести сюда тела ребят. Мессир Фогель, это наша самая спешная и неотложная работа. Потому что мы, в общем, сейчас, кажется, будем делать особое оружие.
— Оружие? — удивился Фогель.
А Долика просто просияла. И я уже специально для неё сказала:
— Они только по видимости дети. А так они носители особой силы: девочка — боец, а мальчик её поддерживает.
Долике это ужасно понравилось, Дорину тоже. Зато Фогель только вздохнул:
— Я их уже посмотрел, леди Карла. Я всех сразу смотрю. Сложное дело. Не годятся тут готовые шарниры. Ребята ещё маленькие, косточки тонкие… надо будет по их особой мерке делать, особенно для девочки. Худенькая девочка, чистый эльф.
— Мессир Фогель, милый, — сказала я, — мы откладываем всё остальное, понимаете? Всё остальное терпит. Все остальные духи подождут. А это — очень важно и очень срочно. И совершенно необходимо сделать идеально. От этого очень, очень многое зависит.