Костёр и Саламандра. Книга третья

15

Это была бесконечно длинная ночь.

Они позвали адмирала — и устроили то, что называется, кажется, штабным совещанием или как-то в этом роде. Отправили кого-то из обращённых Олгрена позвать других участников будущей операции — и в часовню радостно прибежала Долика, а потом пришли фарфоровые воины. Ротмистр Майр, приятель Клая, носил такую франтовскую чёлку, что и столичные гвардейцы бы позавидовали, — и я никак не могла определить, кто лепил его лицо, жёсткое и точное, как рисунок пером. С ним пришёл капитан Трикс, жгучий кудрявый брюнет с невероятными усами — из такого же тёмного фарфора, как наш дракон Лаурлиаэ, только глаза неожиданно серые на тёмном лице. Глядя в их лица, я думала: у Фогеля новые скульпторы. Глена и Рауль не справляются. У нас большие потери, и ещё — наши мёртвые остаются сражаться после смерти, вместо того чтобы отправиться отдыхать в царствие небесное.

Грустить или радоваться?

На рукаве Трикса красовался череп без крыльев, зато обвитый змеёй. Я не поняла.

— Мессир Трикс, — спросила я, — а разве вы не кавалерист?

— Нет, дорогая леди, — сказал Трикс весело и тронул пальцами в перчатке эту самую эмблему. — Мы — специальная часть, ядовитый клык. Везде пройдём — и ударим в тылу. Диверсанты мессира Клая.

— Люди Трикса пройдут Зыбкими Дорогами, — сказал Клай. — Мы с мессиром адмиралом их обучаем. Ты ведь понимаешь: наша Лилия — лучшее оружие, очень мощное, но могут потребоваться руки и глаза и кроме нас двоих.

— Ричард покажет, где начинается туман, — сказал Олгрен. — Я найду точку перехода. Сначала туда пойдут Клай и Долика, наши разведчики, а за ними, если расчёт верен, парни Трикса перейдут: возможно, там потребуется вести настоящий бой.

— Да я бы могла… — начала Долика.

Клай остановил её, приложив ей палец к губам:

— Если там пленные, нам не придётся крушить всё вокруг. Нам придётся защищать и спасать. А мы с тобой вдвоём вряд ли справимся.

В часовне Ависа не было рабочего стола. Они разложили штабные карты прямо на полу и поставили рядом несколько свечей. Ричард показывал — и мне казалось, что сухие и плоские значки на картах превращаются в прекрасные и мрачные леса, затянутые туманом, болота, лесные дороги, цепи холмов… и везде, в лесах ли, в болотах ли, за туманами ли, скрывались наши враги.

Наверное, я слишком устала. Я до сих пор не понимаю, что вправду слышала тогда, а что привиделось мне в полудрёме. В конце концов я, кажется, окончательно заснула, положив голову Клаю на плечо, — и от запаха клея для кукольных париков, казармы и ветра мне мерещилось, будто я на башне нашего старого дома.

А проснулась от сухого языка Тяпки — будто кто-то засунул мне в ухо кусочек очень нежной замши.

— Отстань! — пробормотала я, и Тяпка перестала лизаться, зато полезла обниматься, головой под мышку. Я почесала косточки на её хребте — она в восторге захахала и ткнула меня в бок жёстким носом.

Мы с ней спали на армейском тюфяке, накрытом плащ-палаткой, — а поверх плащ-палатки лежала беленькая чистенькая подушечка. За занавеской: видимо, когда не было гостей, здесь ночевал наставник Авис. А сейчас он не спал, он, наверное, травник заваривал, потому что ароматными травками пахло по всей часовенке.

А за открытым окном золотилось раннее летнее утро. Неужели Авис из-за меня всю ночь не спал, подумала я с лёгким ужасом.

— Святой наставник, — окликнула я. — Это вы?

— А-а! — радостно отозвался он своим невероятным голосом, — вы проснулись, дитя Божье? Как же они вас, бедняжку, замучили, что вы и не проснулись, когда Клай вас перенёс на плащ-палатку… Выпьем травника во имя милости Божьей? И угостимся: у меня сметана есть. Правда, с армейскими галетами.

— А где… — начала я, но тут нашла глазами умывальник и таз.

— А полотенце на гвоздике, — сказал Авис, услышав, что я плеснула водой.

В крохотной кухоньке Авис предложил мне стул, а сам уселся на толстое полено, поставленное на попа.

— И не отказывайтесь, — гудел он на все мои попытки возмутиться. — У нас тут дамы редки. Не считать же дамой Белую Девочку, Лилию…

Кошка Пискля жадно лопала сметану из блюдца. Тяпка смотрела на неё с завистью.

— А вы знаете, на чём они вчера остановились, святой человек? — спросила я.

— Клай пойдёт сегодня ночью, — сказал Авис. — В разведку.

— Один?! — ужаснулась я.

— Так ведь только взглянуть, — успокоил Авис. — Тихо, скрытно — сходит и вернётся. И уж когда всё станет ясно, там уж пойдут ребята Трикса и Лилия. Но меня, по чести, сомнение берёт.

— Почему?

Авис взял с той же этажерки, на которой стоял заварник и лежало Писание, офицерский планшет и вытащил листок бумаги и карандаш.

— А вот взгляните, леди Карла. Вот это у нас будет линия фронта. Вот лес, вот две дороги. Река. А вот тут, значит, это место, как Ричард считает. Милях в двадцати от фронта, самое меньшее. Им, значит, понадобится там закрепиться — и держаться до подхода нашей кавалерии. А кавалерии — такой далёкий рейд, такой глубокий тыл… Ну, драконы прикроют, конечно…

У меня сразу пропал аппетит, зато пересохло в горле. Я положила надкушенную галету и хлебнула травника, не почувствовав горечи.

— Конечно, — продолжал Авис, — Майр — парень рисковый. И много чего они уже… Но тут и мальчикам Майра вряд ли управиться… двадцать миль… Леса, болота… нечисть, адские твари…

— А что говорит Клай? — спросила я сипло.

— А что он всегда говорит… Сделаем, говорит, по-другому нельзя.

Из окна донёсся весёлый шум: голоса, стук копыт и звяканье лошадиной упряжи. Мне померещился голос Клая, а Тяпка с радостным гавканьем кинулась передними лапами на дверь, отворила и пропала во дворе.

— Спасибо вам, святой человек! — сказала я Авису и убежала за ней.

А эти типы впрямь привели лошадь! Клай и Барн вели скелетик в поводу. При жизни лошадка впрямь была небольшой: заметно ниже и мельче, чем те зверюги, на которых разъезжали Ильк и Гинли, её кости казались тоньше, череп — уже. Это, наверное, прехорошенькая была лошадка.

Но седло не дамское. Такое же, как у кавалеристов. Ну и ладно, подумала я, всё равно я в таком уже сидела.

— Это мне, да? — спросила я с воодушевлением, которого внутри у меня было меньше, чем снаружи.

— Тебе, леди-рыцарь, — сказал Клай. — Это порода степная, огнепоклонников. Маленькая, очень быстрая — и Майр говорит, что особый скользящий аллюр у неё. Для дам удобный. Майр разбирается.

Тяпка скакала вокруг лошади, пыталась трогать её носом и лапами, лаяла и рычала, но костяшка стояла прямо и неподвижно, как истукан… и это было правильно, но почему-то меня дёрнуло. Кажется, я ожидала встретить в этой некромашине живую лошадиную душу. Да что это со мной…

Я привычно потянула к лошади Дар, как ладонь, чтобы всунуть его в кости, но Клай чуть мотнул головой:

— Твоя система тут не сработает, Карла. Собьёшь её. У всех их — определённая настройка. Память души в костях, помнишь? Междугорская система, государя Дольфа — ну, или мессира Гунтара.

— Ого! — удивилась я, пытаясь на ходу вспомнить, как это делается.

— Ага, — невероятно самодовольно выдал Клай. — Наша с Жейнаром, такая, что справляются даже совсем простые ребята, без капли Дара. Смотри, вспоминай.

И показал мне — раз-два-три — этот странный обряд, даже не обряд, а воспоминание об обряде. Мне оставалось только восхититься элегантностью решения: кадавр реагировал не на Дар, а на прикосновение и направленную мысль. «Сначала ладонью сюда, потом — коленом сюда. И посыл. И пошла. А дальше — направляешь мысленными приказами», — предельно эффективно, как мне кажется.

— Ну и Майр тебе даст несколько уроков, — закончил Клай. — Я лошадку замкнул на тебя и на себя, а ещё они все замкнуты на Майра. На всякий случай.

— А у него Дара нет, — грустно сказала я. — Это как-то… опасно.

— У кого хоть какой-то отблеск есть — все в команде Трикса, — сказал Клай. — У Трикса, кстати, самый слабенький, я его почти не чувствую… но в зеркало он отлично входит. А вот среди его ребят есть почти некроманты, только командуют хуже.

— Привет, святой человек! — гаркнул Барн за моё плечо.

Наставник вышел.

— Привет, наставник Авис, — сказал Клай. — А мы за вами. Вам надо в конюшню, будем костяшек святить и благословлять, как храмовую утварь. И заодно — экипировку кавалерии: форму, оружие, бронезащиту — как балахоны святых старцев.

Авис улыбнулся в бороду:

— Господь милосерд… баловство… но может помочь.

— Запрыгивайте в седло, леди, — сказал Барн. — Поедем к конюшне.

И Клай чинил насмешливый средневековый политес — придержал мне стремя и довольно фривольно меня подсадил, да ещё и выдал самым милым и любезным тоном:

— Красиво! Ножку перекинь. Не до этикета.

Я перекинула — и стало гораздо, гораздо удобнее, чем на шее Илькова громадного чудовища. Ноги — в стременах, в руках поводья… мне немного мешали юбки, но по сравнению с тем, как я прибыла сюда, мелкие неудобства казались уже сущими пустяками. А Клай взял моё колено, будто кукольное, и показал точку касания. И тут же кадавр вздрогнул подо мной, как только что поднятый.

— А что! — восхищённо сказал Барн. — Посадочка у леди — что надо!

— Как у дикой степнячки, — широко улыбнулся Авис. — Будто с детства в седле.

Ну что ж, подумала я. Дикая степнячка, значит? Ладно. И послала кадавра вперёд. Тяпка гавкнула и принялась носиться вокруг лошади в полном восторге.

Костяшка пошла плавно и спокойно — и меня немного отпустили и страх, и скованность. Сидеть верхом было ужасно непривычно, но и странно приятно — оттого, что Клай придерживал повод, оттого, что Барн смотрел снизу вверх, как, наверное, средневековые пажи смотрели на дам, оттого, что Авис напевал на ходу: «Спаси вышней силою добрых детей Твоих!» Весело стало, весело и как-то лихо — и даже подмывало ткнуть кадавра коленом, приказав увеличить скорость.

Остановили меня здравый смысл и зрелище. Дивное зрелище.

На громадном плацу — да что там, просто на вытоптанном до каменной твёрдости лугу! — отрабатывал строй эскадрон летучей некромеханической кавалерии! Я остановила кадавра, я загляделась: костяшки шли каким-то сложным аллюром, печатали шаг, как живые лошади на параде, а фарфоровые кавалеристы смотрелись не хуже бронзовых верховых на старинных памятниках.

Майр, верхом на крупном кадавре, целиком выкрашенном в чёрный цвет, завидев нас, поднял некролошадку в свечу и свистнул. И красавчик с точёным юным лицом, — определённо работы Глены — тоже присвистнув, запел высоким, сильным и чистым, как у мальчишки, голосом:

А его товарищи грянули хором:

Я прыснула и чуть не свалилась с лошади — Клай подхватил меня и подал руку.

— Хорошие стихи, да? — спросил Барн. — Это, между прочим, Ильк с Шедаром придумали!

А эскадрон, чётко перестроившись в походный порядок, торжественно прогарцевал по лугу — и бойцы распевали лихо и с присвистом:

Я смеялась, радостно ржали Клай и Барн, гулко хохотал наставник Авис, звонко лаяла Тяпка, припадая на передние лапы. Всё это было бы очень здорово, если бы не одно обстоятельство.

Глубоко на дне души, где-то под жаром пылающего Дара, лежал и ждал своего часа безжалостный ледяной ужас. Я чётко представляла себе схему, которую нарисовал Авис, и думала: сколько их покинет юдоль в ближайшие дни… Вряд ли их новые механические тела так уж надёжно уберегут их от того кошмара, куда они отправятся, чтобы выручить попавших в страшную беду.

Хуже всего, что я не могла спокойно и уверенно сказать себе, что ребята отправятся на лоно Господне, что смерти нет, что мы — светлое воинство… Впереди был ад. Жруны и прочие твари, крадущие, убивающие, калечащие не только тела, но и самые души.

Я спрыгнула с кадавра на землю.

— Скажи Майру, Клай, — сказала я, — что потом помаршируют. Авис пришёл, чтобы благословлять костяшки — вот и пора начинать. А потом я… есть идея.

Весь день был занят до минуты.

Сначала Авис благословлял коников-кадавров, потом он ушёл благословлять оружие и амуницию диверсантов, а я ещё долго учила кавалеристов рисовать защитную звезду от нежити из-за Межи. Клай одобрительно кивнул, увидев эту звёздочку. Может оказаться, что упырям, в которых выродились обращённые Эрнста, будет как минимум неприятно, а вампиров это не касается, выпадать из поля зрения сумеречных союзников нам не надо.

Дорин притащил пару банок масляной краски. Почему-то у них оказалась только белая и красная, но это никого не смутило. Мы с кавалеристами разрисовали этими звёздочками всё, до чего дотянулись.

— Я попросил передать мастерам в столицу, — сказал Клай между делом, — чтобы костяшек и оружие благословляли сразу же на заводе, как выходят из цеха. А Авис написал коротенькую молитву, которую в древности писали на оружии храмовой стражи: вдруг сработает. Эту молитву теперь будут гравировать и на оружии, и на коняшках.

— А кого попросил передать? — спросила я.

— Так адмирала же! — Клай даже удивился вопросу. — Самое верное. Он перед самым рассветом унёс наш план, чтобы передать штабному начальству, а сегодня в сумерках принесёт их ответ с замечаниями. Должна же быть координация усилий, верно?

У меня немного отлегло от сердца. Значит, Лиэр и штабные генералы узнают о плане в деталях — и, может быть, сумеют чем-то помочь. Или пришлют подкрепление. В конце концов, в войсках тоже есть некрокавалерия! Я вспомнила фарфорового генерала Эгли и его весёлый лихой тон… может, он пришлёт ещё людей.

Или ещё как-то поможет.

Почему-то я ему очень верила.

Когда мы закончили рисование, ко мне подошёл Майр и невероятно галантно, с каким-то бальным поклоном, предложил попрактиковаться в верховой езде. Разумеется, я согласилась — и правильно сделала: он был мастер и умел учить людей.

Я довольно быстро поняла, как правильно сидеть и как двигаться в седле вместе с лошадью, чтобы потом не болела спина. А Майр сказал Клаю:

— Иногда новичков на костяшках чем-то даже проще обучать, чем переучивать кадровых. Живая лошадь — совсем не то всё-таки… а человек привыкает, ему потом тяжело переламывать привычки, — и тут же крикнул фарфоровым, которые отрабатывали какие-то упражнения: — Сосредоточься на ней, Рин! Оставь шенкеля, думай! Мысленно не можешь — вслух говори, пока не привыкнешь!

— Не столько новичков, сколько некромантов, — сказал Клай самодовольно.

— Ну да, — согласился Майр. — Вы тоже легко ухватили суть. Может, и некромантов, конечно.

Когда время перевалило за полдень, а я начала понимать, что уже и съела бы хоть что-то, за мной прибежал Дорин, который, кажется, был здесь общим адъютантом или ординарцем.

— Леди Карла! — закричал он ещё издали. — Вас ждут к обеду! В смысле, живые!

— Поезжай верхом, — сказал Клай. — Дорин тебе покажет куда.

Но и сам пошёл следом, а я пустила костяшку шагом. Мы не торопясь добрались до места, и я узнала, где у них тут столовая. И увидела драконов.

Туда на обед собрались все живые, кто работал на этой секретной базе. Там были Барн и Авис, весёлый и толстый мэтр Динкл служил кашеваром — это он пёк те плюшки, а сегодня предлагал своим подопечным овощи с тушёной утятиной. И за парой столов расположились люди и драконы.

Они встали, чтобы со мной поздороваться, — а я присела как можно глубже: я почувствовала себя на дипломатическом приёме.

Драконы поражали воображение.

Ничего общего с медными птицами с юга не было в этих хмурых и жёстких парнях. Южане казались мне тонкокостными и лёгкими — северные драконы, высокие, плотные и мускулистые, выглядели куда тяжелее, и странно было представить, что и они летают. Южане в человеческом обличье отличались от людей только своими змеиными хвостами с шипом на конце — северяне никогда, даже в самой мирной обстановке, не становились людьми до конца. Медь южан впитывалась в их человеческие тела бесследно — серебро северян просачивалось сквозь них всегда. Их лица блестели металлом, серебряные волосы выглядели заиндевевшей сединой, а у глаз вовсе не было цвета — вернее, они были бледные, как морской лёд перед Новогодьем. Их настоящие драконьи хвосты покрывали шипы и жёсткая серебряная чешуя. Я ощущала Даром их внутренний жар, но внешне они казались холодными. Было в них что-то от древних вулканов, покрытых белыми шапками ледников.

Их повадки вообще ничем не напоминали цветистую южную вежливость. Суровые, немногословные ребята. Их было всего десять, а ощущение — что много. От них веяло мощью стихии даже сильнее, чем от южан. И вместо того чтобы смеяться и болтать, как наши или южане, они неторопливо ели, обмениваясь скупыми репликами.

— Привет, серебряные! Здорово, Экхильд! — самым дружеским тоном сказал Клай хмурому бородатому дракону.

— Привет и тебе, если хочешь, мёртвый братец, — ухмыльнулся бородатый.

И я не поняла: это он нагрубил Клаю — или у них впрямь такая вежливость.

Клай отодвинул мне стул, а мэтр Динкл поставил передо мной на стол поднос с роскошной сервировкой: не эмалированные миска и кружка, а настоящая фарфоровая тарелка и стеклянный стакан в подстаканнике, как в лучших провинциальных домах. Травник в стакане благоухал, как скошенный луг, но тушёная утятина — сильнее и лучше.

Ужасно хотелось мяса.

— Мы все тебе рады, тёмная леди, — сказал мне бородатый Экхильд. — Вы, прибережцы, приняли удар ада, остановили — мы ценим. Глядишь, до наших гор твари не доберутся.

— Если поможете удержать, — сказала я.

И принялась за еду: живые всё-таки должны есть хоть иногда.

— Они помогут, — сказал Клай. — Не сомневайся.

— Бойцов мало, — сказал дракон с бритой головой — мелкий ёжик волос напоминал жёсткую изморозь — и длинным шрамом через весь череп и скулу. — Привыкли к мирной жизни, раскисли. Дыхания ада не чуют, не верят… не хотят спуститься с гор. Глупо. И недальновидно.

— Спокойно в Междугорье, да? — спросила я, не удержалась.

— Король Людвиг сам в дела драконов не лезет и союзникам не даёт, — сказал Экхильд. — Особо тесных отношений с людьми нет, это правильно. В Святой Земле не так. Король Майгл драконов очень любит, всё время зовёт общаться, предлагает им то и сё… торговать, товары… человеческие женщины лезут…

— От человеческих женщин родятся бесплодные, — мрачно сказал бритый. — И человеческие цацки драконам ни к чему… а святоземельский клан того и гляди присягнёт королю… за вечный мир якобы… за барахло.

— А потом пойдут воевать за короля людей, — вступил юный дракон, красивый, как статуя из серебра. Глаза у него были неожиданно сапфирово-синие, редкого, странного цвета.

— Майгл Святоземельский, говорят, благой король, — сказал Авис. — Его предки же заключили с драконами договор…

— Говорят! — хмыкнул бритый. — Говорят, что Рандольф благой. Говорят, что ад — это такая игра, что это новейшее оружие, что это просто побрякушка. И про всеобщее братство говорят. Перелесцы одно время в предгорьях рыскали — и много кой-чего в этом роде болтали. И как вам эта благость, братья?

— Эральд Странник, говорят, был благой, — сказал Экхильд. — И кому от того легче? Ему в монастырь уйти хотелось под конец, я слышал, он до смерти устал, так его же дети и цеплялись: золото рекой текло, роскошь, везуха, урожайные годы… королевский Дар. И каково благому на троне? Эх…

— Ну, он ещё в юности, говорят, поклялся, что Святая Земля будет жить богато и спокойно, — сказал хмурый дракон с длинными волосами, собранными в средневековый пучок на затылке. — Он поклялся Богу людей и выполнил клятву, чего там! А уж сколько себе на этом крови попортил, что потерял и чем поступился — это уж… любая власть — грязное дело.

— Моя мать родом с Северных гор, люди, наверное, не знают, — сказал синеглазый дракон. — И она много чего рассказывала… про Святую Землю. Дед её отдал замуж к нам, в горы Рубежа, именно потому, что считал — да и сейчас считает, уверен: ад ползёт со Святой Земли. Говорил моему отцу: пусть внуки растут подальше отсюда. Кто знает, что будет дальше.

— Говорят, Эральд запечатал дыру в ад же? — сказал хмурый.

— Запечатал, — кивнул синеглазый. — Одну. Ту, что герцог Бриан проткнул, когда душу сына за власть заложил. Новую, в общем. Будто она одна там была… Дед говорил прямо: в Святой Земле есть очень, очень древняя дыра в ад. Она там была ещё до того, как Бриан брата убил, а тем более — до того, как Эральд вернулся. И эту дыру никто не трогал: как она там была — так и есть. И из неё идёт.

— Теперь и в Перелесье дыра, — сказал Экхильд.

Синеглазый махнул рукой:

— Это всё — так… Если выйдет перебороть Перелесье — эту мы тоже закроем, как Эральд. Да ведь, леди?

— Конечно! — сказала я с убеждённостью, которой не чувствовала.

— Вот, — кивнул синеглазый. — Это всё гнусь, но пустяки сравнительно. Мой дед говорил так: это всё равно что темнолесскую язву мёдом лечить. Одну болячку можно свести, две можно… но самая-то злая зараза — внутри. Там, где не видно глазу.

— Я знаю! — вырвалось у меня. — Это правда!

— А где? — спросил Клай. — Ты знаешь, где?

— Нет, точно не знаю, конечно, — сказала я. — Но предположения есть. Я думаю, это либо в самой резиденции Иерарха Святоземельского, либо…

И тут Авис закашлялся. Подавился. Ближайший дракон врезал ему ладонью между лопаток, а я подала ему кружку с травником. Авис её махнул одним глотком.

— Вы что, святой человек? — спросил Клай. — Вы как, не плохо вам?

— Леди Карла, — отдышавшись, прогудел Авис, — дитя моё, нельзя же так неожиданно! Во имя Господа — почему же именно там?

И тут я спохватилась: наш Иерарх, его святейшество, ведь велел об этом особо не распространяться. Просто мне казалось, что Авис в курсе… но, похоже, кое-какие иллюзии у него ещё остались. А может, просто коллег обвинять тяжело.

— А я не удивляюсь, — сказал Клай. — Запросто может оказаться, что так и есть.

— А я… — я запнулась. — Я, святой наставник, подумала, что раз оттуда начался раскол…

Авис шумно вздохнул — как кит:

— Эхе-хе… милая леди, я, конечно, понимаю, что нравы-то в причте Иерарха Святоземельского от святости далеки… но вот так прямо — что там ад?!

— А я думаю, она права, — сказал Экхильд. — Если бы церковь Святой Земли не давала денег — вряд ли Рандольф развоевался бы с таким размахом. Что ж, святой человек, ты думаешь, что они там не знают, что дают на то, чтоб прикармливать ад?

— А я ещё до войны слышала от людей из Девятиозерья, что святоземельские священники прямо использовали там адских тварей, чтобы заткнуть недовольных, — сказала я. — При мне рассказывал человек, у которого хотели купить дом для церковного чина, а потом серая погань убила его мать.

Авис, бледнея, поцеловал Око.

— Спаси нас и обереги… Душу мне режете, милая леди. Я всё ж таки надеялся, что всё это заварили люди мирские… хоть Святейший Отец иногда и проговаривался… всё ж таки я думал, что Око Божье убережёт от последнего зла, даже в таких руках, как руки патриархов церкви Сердца Мира и Святой Розы. Раскол расколом, но они ведь тоже верят во Вседержителя!

— Я тоже не очень понимаю, как у них одно с другим уживается, — сказала я. — Но уживается! Святейший Отец, кстати, считает, что Майгл — человек неплохой… но по всему получается, что либо его просто используют, как Дар Эральда Странника, либо он сам не очень понимает, куда ведут все эти игры Святого Альянса.

— Потихоньку прибрать к рукам весь Великий Север, — тихо сказал Клай. — Всех сделать своими подданными. Страшная власть, страшные деньги… неслыханные… как-нибудь так устроить, чтобы все богатства шли в Святую Землю, как в давние времена, когда она ещё была местом истинной благодати…

Его перебили: в столовую вошли ещё три дракона, тяжело, как очень уставшие, просто полностью вымотанные люди. Тут же уселись, им немедленно протянули кружки — и я заметила, что в травник бритый дракон со шрамом плеснул из своей фляги. Мэтр Динкл тут же принёс им еду, но они пили, есть не торопились.

— Дозорные вернулись, — сказал Экхильд. — Вам пора, парни.

Синеглазый юноша и ещё двое поднялись из-за стола.

— Подождите, — сказал один из вернувшихся, высоченный, со сломанным носом. — Послушайте.

К ним обернулись. Уже собравшиеся уходить вернулись к столу.

— Я пролетал над излучиной Серой Змейки, — сказал тот, что просил подождать.

— Тройной риск, Уэргл. — мрачно сказал Экхильд. — Бессмысленный. Мало нам было Найгельма?

— Прямо над тем местом, где он погиб, — подтвердил Уэргл. — На отмели — чёрное пятно, копоть. Я снова их видел, почти в том же месте. Мне повезло: светило яркое солнце, они света не любят и против света… не знаю, не видят, не чуют. Они что-то охраняют, Экхильд. А если дорогу, которая ведёт вдоль излучины — и дальше, в Синелесье?

— Это, если что, кусок маршрута, — сказал Клай. — Если кавалерии переходить Змейку вброд, немного ниже по течению — и потом по этой дороге… Ну не могли же они пронюхать про план нашего рейда?

— А они и не пронюхали, — сказал Экхильд. — Найгельм погиб шесть дней назад, когда о плане не было и речи. Они впрямь охраняют там что-то. Может, и дорогу. И тогда выходит, что вы с вампирами верно прикинули направление. Значит, цель сегодняшнего дозора — излучина Змейки. И не давайте им охотиться: это они — наша добыча.

Три дракона молча склонили головы, то ли соглашаясь, то ли прощаясь. Вышли — и я не удержалась, вышла за ними.

Посмотреть, как они взлетят. Дивное зрелище.

Они были крупнее южных, но ни массивными, ни тяжёлыми в крылатом виде не казались — зато в них чувствовалась стихийная хищная сила. Сравнительно с южными они смотрелись бы как орлы рядом с чайками. Взмыли в воздух стремительно и как-то угрожающе — и унеслись на запад.

Просто растаяли в небе.

А я услышала далёкие выстрелы, множество выстрелов. «Бах! Бах-бах!» — и лесное эхо. И птицы взлетели.

Я дёрнулась назад в столовую. В этот момент я вообразила, что каким-то образом на территории нашей секретной базы оказались враги, кинулась звать на помощь — и с размаху налетела на Клая.

И он меня обнял, гад, да ещё и хихикнул:

— Ах, как вы резвы, прекраснейшая леди!

— Да ну тебя! — закричала я ему в шею. — Ты слышишь?! Стреляют же!

— Стреляют, — сказал Клай, так меня и не отпустив. — Это группа Трикса по мишеням палит, стрельбище там. Учения. Не волнуйся.

Я выдохнула. И вдруг у меня случился приступ острого понимания, ужас с тоской накрыли волной. Я сама обняла, вцепилась в китель и прижалась, лицом — к жесткому, неважно. То самое состояние: как бы удержать эту душу рядом — хоть в каком теле, пусть хоть в этом!

— Ты же сегодня туда уходишь, да? — еле выговорила я.

— Ну да, — сказал Клай. — Не волнуйся, это просто, почти безопасно.

— Я боюсь, — сказала я. — Так боюсь. Никогда ещё так не боялась.

— Я уже ходил и возвращался, — сказал Клай. Держал меня, мне становилось чуть спокойнее от прикосновения его пальцев. — Ты ведь сама понимаешь: это надо.

Я понимала. Но у меня всего и было на этом свете совсем моего, что Клай, и Вильма, и Валор — и я вдруг поняла, какой уязвимой это меня делает. Если что-нибудь… с кем-нибудь из них…

— Ты этот протез не покидай, не вздумай даже, — сказала я. Кажется, прозвучало сердито. — Я тебя соберу из любых кусков. И из ада вытащу. Только не уходи.

Клай дотронулся до моей щеки. Я прижала к щеке его ладонь, кости и бронзу, как всегда — не понимаю, почему это меня так цепляет и ранит, кости и бронза, их руки…

— Никуда я не денусь, — сказал он, и я услышала в голосе улыбку, а Даром — тихую нежность и печаль. — Я же твой фарфоровый ослик, леди-рыцарь. Теперь даже с бантиком.

Не такая уж хорошая вещь эта любовь, подумала я. Больно.

А без неё теперь уже не получится.