Решение команда Клая нашла практически сразу — и ни у кого это решение никаких возражений не вызвало. Выглядело так: если я не могу ехать сама, значит, меня снова повезут. Мой друг Ильк привёл Шкилета к нашему штабу — и костяшку как следует изучили Валор, Клай и Майр. Здоровенный был конь — Ильк был прав, говоря, что он двоих снесёт и не заметит. Но все они дружно решили, что Шкилета надо немного переделать.
Пока мы изучали нарисованный Валором план «дыры», пока Клай учил Долику языку условных жестов, который использовали разведчики и диверсанты, пока Валор рисовал чудовищно древние и сложные розы, отнимающие волю у адских тварей, — в столице получили рапорт о нашем положении дел. Как сказал древний поэт, «мёртвые ездят быстро»: в данном случае мы даже не стали дожидаться вампирской почты. Уже к вечеру первого же дня мы получили распоряжение из Штаба Армии, а лично я — записку от Виллемины.
У меня сердце сжалось, когда я разворачивала этот листок, пахнущий её фиалковыми духами. Мне настолько её не хватало, что иногда накатывало мгновенное желание бросить всё и бежать в столицу, — и сейчас оно накрыло снова. Но её слова, её ровный и изящный почерк, никогда, даже в моменты самого жестокого волнения, не превращающийся в каракули, — всё это меня встряхнуло и привело в чувство.
«Милая моя сестрёнка, — писала Вильма, — ах, как же я скучаю по тебе и как мне тебя не хватает! Весь жар моей жизни сейчас с тобой, я потихоньку молюсь, чтобы он тебе помог. Боюсь просить тебя возвращаться скорее — мы с тобой принадлежим Предопределённости, дорогая, и я знаю: ты вернёшься, когда закончишь работу.
И я тебя встречу, закончив работу.
Мы с тобой — хорошие девочки, мы справимся, ни на миг не сомневаюсь.
Передай милейшему мессиру Валору мой привет и благодарности его друзей-русалок! Только что я получила отличные новости. Сейчас передо мной лежит девятиозерская газета с передовицей, забитой паническими статьями: новейшие подводные корабли Прибережья нанесли страшный удар по рейду близ Драконьего Клыка, пустив на дно линкор „Непобедимый“ и миноносец „Сердце Мира“. Оба корабля принадлежали островитянам, но ходили под перелесскими вымпелами. Говорят, взрывы были чудовищны — настолько, что вылетели стёкла в портовых тавернах! Но ты же понимаешь, что „новейшие корабли“ или „газетные байки“ тут ни при чём, дорогая сестрёнка! Это русалки начали использовать наши подарочки — магнитные мины особой мощи.
У нас отличные союзники, но и сами мы никогда не знали себе равных на море! Остались сущие пустяки, дорогая моя, — научиться воевать и на суше. И я верю: мы уже многому научились. Если я верно понимаю известия, полученные от вампиров, мессира Валора и твоего друга Клая — мы готовим удар в очень чувствительное место. Надеюсь, им будет тяжело оправиться. Надеюсь, они не оправятся вовсе. Надеюсь на тебя. Желаю тебе везения и силы. Будь умна, будь хитра как кошка, быстра как ветер, просачивайся как вода, пусть никто не сможет тебя остановить, сестрёнка. Мы победим!
Я целую эту бумажку, как умею, милая моя Карла, и представляю, что ты целуешь меня. До радостной встречи, дорогая».
Мне стоило большого труда взять себя в руки и дочитать. И потом я сунула за корсаж эту мокрую насквозь бумажку. Там, от тепла, она быстро высохла.
«Пожалуйста, не волнуйся за меня, — написала я в ответ. Мой почерк, если честно, выглядел гораздо хуже. — Мы уничтожим эту поганую дыру, заделаем, чтобы и следа не осталось. Спасём, кого сможем. А прихвостней ада отшвырнём от нашей границы. Правда. И всё со мной хорошо, так и будет, ты же всё сделала, чтобы так и стало. А целовать письмо я не буду. Я лучше тебя, потом».
Кроме этого моего письма наш гонец-некрокавалерист взял ещё письма Валора, Клая и Майра. Я думаю, эти письма были в столице быстрее, чем вообще можно себе представить.
Я уже потом узнала, что мои друзья там написали. Впрочем — на следующий день, с утра, когда из столицы прибыл мотор. Его привёл мой старый приятель Лашер.
Мотор — потому что кое-какие важные вещи, которые заказали мои приятели.
Седло особой формы для Шкилета, чтобы мне было удобнее держаться верхом, — это понятно. Но это не всё.
Форма некрокавалериста — для меня! Для меня! Галифе! И китель! Видимо, сшитый нашими с Вильмой портными, потому что выглядело не так безобразно, как можно подумать. Просто невероятно странно было примерять.
— Нелепо, да? — спросила я у Клая.
Чувствовала себя так, будто встала с постели и забыла надеть юбку. Ужасно неловко.
— Леди-рыцарь, вы прекрасны, — сказал он. — Прости. Это я попросил. Я боюсь, что юбка может тебе помешать. А форма отличная, очень удобная. Ты ещё привыкнешь и не захочешь носить платья.
— Вот ещё! — фыркнула я. — Ладно, я понимаю, армия, дисциплина, ты думаешь, что я запутаюсь в юбке… я прислушаюсь. Но вот не хватало мне потом одеваться, как парень!
— Я слышал, некоторые женщины хотят быть мужчинами, — хихикнул Клай. — Втайне!
— А баранами они не хотят быть втайне?! Этот вздор, наверное, выдумывает какая-нибудь старая грымза, которая ненавидит девиц помоложе, — хихикнула я. — И ей хочется быть мужчиной, чтобы говорить, что все женщины — дуры и вертихвостки.
— Очень может быть, — сказал Клай. — Ведь на самом деле быть мужчиной — ничего завидного.
— Ты так не думаешь, я уверена. Просто дразнишь меня.
— Может, и так, — сказал он, вдруг становясь серьёзным.
Мне кажется, он всё-таки здорово за меня боялся. А я это чувствовала — уж не знаю как. То ли Даром, то ли… потому, что в какой-то степени я впрямь его подняла.
Как поднятый.
Идёт в пекло — и я за ним. Мы вместе справимся, думала я, и становилось не так больно.
А Майр и Ильк в это время переделывали Шкилета.
Крепили ему на спину странную конструкцию из двух сёдел.
— Вы ведь не будете возражать, если придётся держаться за меня, леди Карла? — весело спрашивал Ильк. — Мы же старые друзья, да? Не привыкать?
— Да просто стрр-растно обниму и прижмусь, — сказала я, сморщив нос.
— А мессир Клай потом меня убьёт, — так же весело сообщил Ильк.
— Да подумаешь, — хмыкнул Клай. — Леди Карла видела мужчин во всех видах: и нагишом, и без шкуры, и без мяса на костях, и без головы, и всяко! Ещё б мне убивать всех, кто из них в приличия не вписался!
— Да что их слушать! — махнул рукой Майр. — Попробуйте сесть в седло, леди Карла. Мне кажется, так должно быть намного удобнее. А ноги — вот сюда.
Ильк подал мне руку, а Клай подсадил. И я оценила.
Не просто удобнее — намного удобнее. И спокойнее. Я обняла Илька за талию. Может, это выглядело и неприлично, но — абсолютно надёжно. Он пустил Шкилета шагом, потом быстрее, ещё быстрее, и наконец — тем самым бешеным шальным карьером, каким они с Гинли летели по лесной дороге. Вихрем! Через заборчики на полосе препятствий, через ров с водой — так быстро, что деревья вокруг плаца снова слились в серые полосы. Я только слышала лай Тяпки, которая неслась почти наравне — кажется, тоже впала в азарт.
Мне не было страшно. Мне было удобно сидеть, я надёжно держалась — мне было почти весело, только сбивалось дыхание от чувства, похожего на азарт и, кажется, на радость. Да здорово же! Такой полёт, такая адская скорость — ух!
Ильк поставил Шкилета в свечу у входа в штаб — и опустил на четыре копыта.
— Ну как? — спросил Клай.
— Да отлично же! — радостно сказала я.
А Тяпка сидела рядом со мной, хахала, вывесив розовый замшевый язык, и вид у неё был совершенно счастливый.
— Лашер привёз торбу, — сказал Ильк. — Даже почистил её от смазки. Вдруг, говорит, леди захочет взять собачку, вдруг в этом какой-то смысл есть. А собачка вроде привыкла к торбе, смирно в ней сидела… Только я думаю, что никакого особого смысла нет, леди. Зачем её туда тянуть?
— Лашер молодец, — сказала я. — Тяпка хорошо ехала в торбе, это правда. И мы её возьмём, Ильк, это надо. Понимаешь, она же чует… всякое. Что и человек не учует. Она столько раз помогала мне! Мне там будет очень нужен её нос, это даже предугадать сложно, насколько нужен.
— Это правда, кстати, — сказал Клай. — Тяпка — собака толковая. Своими глазами видел, как она мелкую нечисть разматывает.
Тяпка поняла, что о ней говорят всякие лестные вещи, и немедленно подсунула голову Клаю под ладонь.
— Ладно, — сказал Ильк. — Она умница вообще-то. Тихонько сидит, не дёргается. Соображает.
Мы прицепили торбу к седлу. Тяпка смотрела скептически, но, когда я приказала, залезла. Вот никогда не давала мне усомниться в том, что у меня лучшая собака на свете! Впрочем, собаки — в принципе чудо…
Люди Трикса готовили к бою оружие. Не только винтовки: я впервые увидела на базе гранаты. Четверо бойцов с черепом и змеёй на нашивках укрепляли гранаты под брюшками «ворон». От ребят тянуло слабым, но явственным теплом Дара; кроме форменных нашивок один из них носил тщательно вырезанный из дерева череп, подвешенный на шнурке, а у второго, брюнета с прекрасными усами, в виде щегольского брелока висела просверленная пуля на часовой цепочке.
Мне уже приходилось видеть такие пули, деформированные от удара о кость, — я могла бы поклясться, что этот чумовой парень таскает «на память» или «на удачу» собственную смерть.
Мы с Ильком повели Шкилета в конюшню. Кавалеристы там крепили своим костяшкам на турели пулемёты, вешали сумки для боеприпасов, проверяли, как работают генераторы — горят ли электрические «глазки», проверяли подковы, чистили копыта… В конюшне стоял рабочий гул, но реплики, которые слух из него выхватывал, здорово меня удивляли.
— Подними-ка ножку, Кралечка, не захромай, моя сахарная, у нас важная работёнка…
— Вот интересно, с чего это мой Чалый на рысях башку закидывает…
— А бракованный, видать, при жизни был, бедняга.
— И жалко же лошадок, братцы… Мы с ними вроде как товарищи ведь…
— Это да. У меня хребет перебит, шарниры, доктор говорил, бронзовые — и у него, у бедняги, перебит, позвонки железками заменили… Порой как-то как вздрогнет… будто что-то живое в нём ещё…
— Ильк, — сказала я, — а ты понимаешь, что Шкилет — это просто кости? Что никаких там лошадиных душ нет?
Ильк махнул кукольными ресницами. Всё-таки Глена в этом малость перестаралась.
— Может, и нет, — сказал он задумчиво. — А может, что-то и есть. Вы, леди, не берите в голову: всё это суеверие, наше суеверие. Нам так… проще, что ли. Всё-таки лошадь, хоть и бывшая, а не мотор какой-нибудь. И мы, конечно, без Дара, но мы — мёртвые… немного мы по-другому чувствуем.
Я не стала спорить. Вряд ли кто-нибудь может перейти Межу и не измениться.
Эти дни прошли так: мы готовились к будущему бою, а наши командиры, вампиры и штабное начальство прикидывали точное время операции, точные направления ударов — я только диву давалась, какая это сложная наука. Мне было нестерпимо готовиться и ждать. Я соскучилась по Виллемине так, что ревела по ночам. А потом засыпала — и мне снился Ланс, в гвардейском мундире, с белой розой, засунутой за пуговицу, с роскошной чёлкой, бальный, столичный, блистательный Ланс, который тяжело умирал на вытоптанной и окровавленной траве. Смотрел на меня, пытаясь что-то сказать. Ужас вздёргивал меня, я садилась на тюфяке, обнимая Тяпку, — и понимала, что всё это сонная одурь, не приступ ясновидения.
И слышала, как за ситцевой шторкой Ависа говорит Ричард:
— Не будет её в столице, верные сведения. Один из моих старых говорит, наш лазутчик. Слышал, как она Эрнсту приказала следить за Сумерками в столице и забрала одного из его новых посвящённых. Парень этот, старый, так мне сказал: «Больше никто не увидит мальчишку».
— Вы беседовали со старыми вампирами, дорогой друг? — спросил Валор.
Меня всегда очень сильно отпускало от его голоса.
— Да, мессир Валор, — сказал Ричард. Я по его голосу поняла, что его в присутствии Валора тоже сильно-таки отпускало. — Они все думают, что с Хаэлой что-то не так. И все в курсе, что у неё гламор, как кирпичная стенка: её никто не видел в натуральном виде… по крайней мере, мессир, никто из тех, с кем я разговаривал. И все думают, что она, бывает, убивает вампиров. О людях и разговора нет.
— Боятся её? — спросил Клай.
— Так боятся, что я даже и сравнить не могу, чего ещё можно так бояться, — сказал Ричард. — Адских гончих меньше боятся. Вернее, тут ведь как… гончих боятся, потому что уверены: это её твари. Бывают Сумеречные Князья — а она адская королева.
— И ты боишься? — спросил Клай.
— А ты меня ведь с собой хочешь звать, — сказал Ричард с тёплым смешком. — Ужас, как её, гадюки, боюсь, ай-яй-яй! Да ты только раму с защитками отдери к демонам в прорву от её зеркала — я ждать буду. Как только перейдёшь на ту сторону, так сразу и отдери. Я ждать буду. Мы с тобой вместе вырвем ей жало-то!
— Это будет непросто, — сказал Валор тихо.
— Мы вырвем, мессир, — сказал Ричард убеждённо. Я слышала по голосу: ни секунды не сомневается. — Отправим её назад в ад.
— И вы думаете, что она демон… — задумчиво сказал Валор. — Помоги нам всем Господь, дорогие друзья… это может оказаться намного труднее, чем мы сейчас прикидываем. Я хотел бы убедиться, что вы не забыли и знаки, оберегающие от ада, и графические щиты… вы ведь помните, Ричард?
Я выбралась из-за занавески.
— Я тоже хочу повторить, — сказала я.
— Вам нужно спать, деточка, — сказал Валор. — Спать. Вам необходимо высыпаться.
Он был прав. Но меня мутило от желания что-то сделать, тренироваться, как-то себя готовить… И я чертила с ними графические щиты, пока не начинали слипаться глаза, а на следующий день пыталась управляться с костяшкой — просто на всякий случай — и клянчила у Трикса, чтобы он дал мне разок выстрелить из винтовки.
Он дал. Винтовка была страшно тяжёлая, я чуть не села от тяжести — не ожидала. Прицелиться толком не вышло, я пальнула в белый свет вместо мишени — и отдача оставила синяк у меня на плече. Но полегчало: я поняла, что это не моё оружие.
У меня есть моё.
И я кое-как прожила эти дни. Промучилась ожиданием, ощущением, что уже ничего нельзя улучшить, ничего нельзя поправить, что судьба просто мучает меня задержкой, Даром, горящим под рёбрами так, что хотелось скрипнуть зубами, но — прожила.
И проснулась в холодном поту, когда поняла: вот. Сегодня.