К финалу нашего опыта на пирсе уже собралась изрядная толпа зевак. Добрые горожане восторженно заорали, когда матросы принялись убирать останки в мешок и чистить палубу, а я подумала: неужели вся эта братия так и глазела на экзорцизм? Я не заметила.
Не до того было.
Но беседовать на виду у толпы нам, грязным и страшным, было совершенно неуместно — и мы спустились в кают-компанию. Она нам наконец пригодилась.
По дороге вниз я выпустила Тяпку. Милая моя собака, в ужасе от того, что мы без неё участвовали в таком опасном деле, лизалась, тыкалась и порывалась обниматься. И я её обняла, беднягу: она очень тревожилась за нас.
— Прекраснейший мессир Дильман, — сказала капитану Виллемина, — я вас очень прошу нас простить: мы всё-таки притащили ароматы злобной нечисти внутрь чистого «Миража» — и с этим пока ничего не поделаешь. Быть может, стоит послать человека во Дворец? Мы просто не можем показаться в городе, заляпанные кусками плавуна с головы до ног: мы перепугаем людей. Пусть оттуда пришлют чистое платье — всем участникам битвы?
— Немедленно пошлю, государыня, — прочувствованно сказал капитан. — То, что вы сделали, настоящий подвиг. Вы меня поразили. Боже мой, хрупкая женщина…
— У нас с вами, дорогой капитан, одинаковый бронзовый стержень внутри, — сказала Виллемина, улыбаясь и голосом, и глазами. — Мы сражаемся вместе. Распорядитесь, пожалуйста, и возвращайтесь. Предстоит важный разговор.
В общем, потребовалось минут пять на все эти распоряжения и на то, чтобы мы как-то устроились. Мы с Виллеминой, наставник Грейд, который всё тёр Око, уже не сияющее, но ещё излучающее еле заметное тёплое свечение, Ольгер, Валор, так держащий руки, будто не хотел к чему-то прикоснуться пальцами, и наш друг тритон разместились на стульях. Капитан, штурман Талиш, мэтр Найл и матросы встали в дверном проёме и за стульями. Всё-таки было очень тесно. И воняло тухлой селёдкой.
Но разговаривать можно.
— Я бы хотела, — сказала Виллемина, — всё обобщить и сделать выводы.
— Вы изволили сказать, что представляете наши дальнейшие действия, государыня, — сказал Валор с лёгким поклоном. — Это очень сильно, потому что я, откровенно говоря, слегка растерян.
— Вот как? — удивилась Вильма. — Отчего же? Святой наставник Грейд и мы с вами отлично избавили юдоль от демона, который сидел внутри твари. Это хорошо.
— Да, но… — замялся Валор.
— Да, государыня, — вставил Грейд. — Способ-то впрямь оказался не для войны. Где же удержать такое чудовище на поле боя, столько времени…
— Зато мы точно знаем, что освящённый символ Ока им неприятен, — сказала Виллемина. — Но главный вывод — что технические методы в борьбе с этими тварями эффективнее тех, которые может предложить церковь или твои коллеги, дорогая Карла. Из всех методов, которые сегодня упоминались, мне больше всего понравились глубинные бомбы.
— Ты здорово сказала, — хихикнула я. — Про то, что бомбы понравились. Редко встретишь леди, которой нравятся бомбы.
— Карла, дорогая, не сбивай меня, и я сама собьюсь, — Вильма потёрла пальцы платком и поправила локон. — Я имела в виду результат. Мы вшестером — верно, вшестером? Я, мессир Валор, отец наставник и мэтры матросы, всё правильно — еле справились с одним плавуном, а ведь с нами было пречестное Око. Но одной правильно поставленной глубинной бомбы хватило на несколько тварей. Я верно поняла, дорогой Безмятежный?
Тритон поднял на неё золотистые глаза и сложил перепончатые ладони, будто собирался молиться.
— Да, — чирикнул он. — Это было хорошо. Мы поставили бы бомбы вокруг нашего города, но не умеем их делать.
— Вот о чём я хотела поговорить! — радостно воскликнула Виллемина. — Мы, люди, даже мы с драгоценным мессиром Валором, даже мессир капитан и его отчаянная команда, не сможем так искусно и ловко поставить глубинные бомбы, как это сделают тритоны. Они легко перемещаются на глубине, они умеют найти на дне правильное место, они сделают скрытно и замаскируют. Поэтому нам нужно только дать союзникам оружие. И всё! А если плавун выберется на сушу, он будет расстрелян из винтовок: эти чудища всё же мельче, слабее и уязвимее летунов. Мессир Валор уже отмечал, что плавуну хватит пары пуль.
Тритон издал явственно восторженную трель и, как матрос, в знак полного одобрения поднял большие пальцы. Насмешил фарфоровых ребят. Валор обозначил поклон и несколько раз свёл ладони, не соприкасаясь ими, — изобразил аплодисменты.
— Валор, — сказала я, — вы всё же сожгли руки, да?
— Не волнуйтесь, деточка, — сказал Валор. — Не больно. Но кажется, что руки чудовищно грязные, будто на них сажа или копоть… Хочется даже не вымыть их, а отшлифовать наждаком.
— Эх, понадеялся я на лёгкое чудо, — разочарованно сказал капитан Дильман. — Что сейчас леди Карла нарисует какую-нибудь тайную мистическую загогулину — и гад тут же сгинет на веки вечные… а вот нет. Придётся глушить обычным оружием, будто они и не выходцы из ада.
— Хорошее оружие, — прощебетал тритон. — Дай нашему народу оружие, государыня, и наш народ не только против адских тварей поставит бомбы. Наш народ сделает море безопасным для ваших судов. Наш народ сделает скрытно и осторожно. Ты защищаешь наш народ от ада — и он воюет вместе с тобой.
— Конечно, — сказала Виллемина. — Конечно, вы получите глубинные бомбы. Я лишь бы хотела прежде посоветоваться с военными. Скажите, дорогой капитан: ведь бомбы бывают разные? Разной мощности, с разными взрывателями?
— Это верно, — сказал Дильман. — Те, которыми нас на Весёлом мысу закидали, для дела не годятся. Им на борту поджигают запал — и с палубы бросают в море. Редко когда, конечно, могут попасть в подводный корабль, но волной бьёт, ход теряешь, а от сильного удара и течь может дать. Только русалкам такое ни к чему. Им надо, как мы делали: не бомбу, а мину глубоководную. Чтоб поджечь запал по кабелю — электрической искрой.
Найл кашлянул:
— Прощения прошу, капитан, дозвольте обратиться. Со штырьком бомбы тоже сгодятся. Наподобие островных.
— Дельное замечание, благодарю, — сказал Дильман. — Со штырьком — не столько бомбы, сколько мины плавучие. Их островитяне на наших путях насыпали, как сухариков в похлёбку. Никакого запала не надо: внутри две ёмкости тонкого стекла, в них два алхимических состава. К ёмкостям штырьки подведены — и торчат наружу. Цепляешь такой штырёк бортом, ёмкости, понятно, вдребезги, жидкости смешиваются — и бабах!
— Опасная штука, — сказал штурман Талиш, — но, быть может, даже лучше, чем мины с запалом. Делать их поменьше размером — и крепить в проходах. Твари-то не плавают, больше ходят по дну, как крабы. А русалки плавают, им нипочём.
— Отлично, — удовлетворённо кивнула Виллемина. — Я думаю, вам надлежит подробно обсудить потребности русалок с нашим другом Безмятежным, мессиры офицеры, и представить доклад в адмиралтейство. Было бы неплохо, если завтра доклад будет готов, чтобы по возможности быстрее помочь нашим союзникам.
Тритон слушал и улыбался. Я уже совершенно не сомневалась, что он научился у людей улыбаться или сам понимал, что такое улыбка, потому что очень точно её изображал — и всем видом показывал полнейшее удовлетворение.
— Мы очистим море от ада, государыня, — сказал он, так и продолжая улыбаться. — Отправим ад обратно в огонь.
— Конечно, — сказала Виллемина. — Я отправлю к вашему государю послов и инструкторов, они помогут вашему народу научиться пользоваться нашими технологиями. Вместе мы победим несомненно.
— Инструкторы, — чирикнул тритон понимающе. — Фарфоровые инструкторы.
— Да, — сказала Виллемина. — Которые смогут попасть в ваш удивительный город.
В кают-компанию вошёл посыльный.
— Чистая одежда, как велела государыня, — сказал он.
— Ну вот, — радостно сказала Виллемина. — Сейчас мы избавим ваш чудесный корабль от вонючих тряпок, а потом освободим кают-компанию. И вы сможете всё обсудить и учесть.
И когда все мужчины ушли и прикрыли двери, чтобы мы с Виллеминой могли привести себя в порядок, моя драгоценная королева убедилась, что нас никто не видит, и порывисто обняла меня. Прижалась изо всех сил — и прошептала в самое ухо:
— Карла, милая сестрёнка, как же мне было страшно! Я думала, что грохнусь в обморок, там, на палубе! — и вздохнула, а я отметила, что она научилась вздыхать. — Какое счастье для нас, что фарфоровые куколки не падают в обморок.
Я поцеловала её в висок:
— Ты — сказочная королева, и о тебе завтра будут петь песни портовые мальчишки. Восторженные.