Костёр и Саламандра. Книга третья

12

Мы составили для Королевского Штаба большой доклад. Подробный.

Валор записал его прекрасным старомодным почерком, а мы все ему подсказывали, что нужно упомянуть, чтобы точно ничего не забыть и не пропустить.

Про четвероногих жрунов. Мы приложили схему, которую нашли в бумагах: он был такой же, как мы уже вскрывали, чернокнижники Перелесья использовали один образчик на всех. Внутри почти пустой: не туша, а громадный желудок, с зубастой пастью на брюхе. В лёгкие они вставляли вкладыш — и через него шла струя огня через воронку на месте башки. А как они сплавляли кости, сращивали позвоночник — мы не поняли. Это для них было дело привычное, они уже хорошо такое отработали, поэтому и не написали о методике.

Про демонов-наблюдателей из третьей сферы. Зараза. Это было в высокой степени паршиво, потому что всевидящее око этих тварей наверняка всё время направлялось на наши войска, а может, куда-то дальше тоже. И мы здорово пали бы духом, если бы не Грейд.

— Не всевидящее, — поправил он, когда Ольгер начал печально развивать эту мысль. — Всевидящее — только у Вседержителя. Никакой демон, никакое адское отродье не разглядит того, на что взирает Око истинно Всевидящее. Внутренность храма, скажем.

— На передовой позиции? Хм… — усомнился Валор.

— В Писании сказано: «Мир — храм Мне, когда вы собрались в честь Мою и во имя добра», — совершенно невозмутимо процитировал Грейд. — Пишите, Валор, дорогой: места, назначенные для ночлега воинов, равно как и лазареты… что ещё там у них… укрепления какие-нибудь, блиндажи, да? — капеллану надлежит обойти с молитвой «Даруй защиту в храме Твоём детям Твоим». Пушки, снаряды, лошадей и иное оружие и средства — предписываю капелланам благословлять по тому же чину, каким благословляют одежды и кубок для изгнания нечистого…

Ольгер хотел хихикнуть, попытался сдержаться и хрюкнул — Валор только головой покачал. А я спросила:

— Не слишком ли круто закладываете, Преподобный отче? Чтоб снаряды благословлять, как священный кубок?

— Отчего же? — Грейд самодовольно ухмыльнулся. — Что кубок, что снаряды — всё суть орудия изгнания ада. В очах Господа — какая разница?

— Убедительно, — заметил Валор.

Я тоже подумала, что убедительно. У Святого Ордена были веками отработанные, проверенные методы.

— Вот! — Грейд поднял палец. — И наконец… пишите-пишите, Валор: если команде воинов… правильно, да? Команде?

— Группе, — сказал Валор.

— Хорошо. Если группе воинов надлежит отправляться на разведку или на иное тайное дело, капеллан должен на прощанье дать им поцеловать Око и прочесть молитву во благословение трудов храмовой братии.

— Они же вот вообще не монахи! — не выдержала я.

— Но мир есть Его храм, — совершенно невозмутимо возразил Грейд. — А воины служат в этом храме и этому храму, во имя Господа и добра. Верно я говорю?

Валор принялся это записывать. А я подумала, что казуистика Святого Слова не слабее любой адской, — и если Грейд прав, то килькин хвост они получат вместо ценной информации.

Мы доделали доклад, а я думала, что когда-то, в стародавние времена, ещё до того, как всякие гады из Святого Ордена предали и казнили наставника Эргла, аду вообще не было ходу в человеческий мир. Священники вместе с некромантами заделывали все дыры от нечистых тварей, как от крыс. Засыпали битым стеклом священных знаков — и молитвой замуровывали наглухо.

Надо же было так всё поломать! Что мы, люди, за существа такие?! Лишь бы поломать всё… ради сиюминутной выгоды…

Ольгер и Грейд остались в нашем каземате: Грейд — разбирать шифр в какой-то таблице, а Ольгер — возиться с алхимическими текстами, которые тоже оказались в этой папке. А мы с Валором пошли в Штаб.

Было странно видеть яркий день самого начала лета, солнечную сетку на паркете под окнами… Ночные жители выбрались из своего подземелья в неподобающее время.

Мы прошли по галерее, потом — по площади Дворца, а я думала: насколько же тут всё изменилось за время правления Виллемины… и за месяцы войны. Не видно светских бездельников вообще, только дворцовая прислуга, святые наставники, медики, военные, мессиры работяги… Меня удивили пробежавшие от Штаба до мотора молодые офицеры со странными эмблемами на рукавах: белая маска, как театральная, на чёрном гербовом щите. Капитаны непонятно какого рода войск.

— Валор, — спросила я, — а маска — это чей шеврон? Разве такие есть?

— Медико-ремонтная часть некромеханических войск, — сказал Валор. — Обоз наших фарфоровых ребят. Там ведь война, деточка. И их, к сожалению, тоже ранят, им порой требуется срочная помощь. Можете считать, дорогая, что это подразделение имени Фогеля.

— У нас что, столько фарфоровых? — поразилась я.

Валор грустно кивнул:

— Достаточно, чтобы им уже требовались свои лазареты. Не стоит также забывать и о некромеханической кавалерии: лошадки — штука дорогая, ценная. Им тоже требуется ремонт. Не бросать же полезную, хоть и несомненно мёртвую скотину на поле боя с поломанными ногами, когда специалист может за пару часов заменить шарниры или поставить другую кость.

Я вдруг вспомнила одну забавную вещь и даже невольно улыбнулась:

— Только не говорите про «несомненно мёртвую» Жейнару, Валор! Он обожает эту игрушку. Приделал ей кожаные уши, гриву из расплетённого каната — говорит, что так красивее. Гнедок! Зовёт коняшку Гнедок! Движет мастерски и хвастается гвардейцам, что мёртвый коник всё, мол, понимает!

Валор остановился, чтобы потрепать по голове Тяпку.

— Думаю, деточка, он попросту завидует вам. У вас есть некромеханическая собака с живой душой, уникальный зверь… а все мальчики страстно желают иметь собак и лошадей. За неимением живых — на худой конец сойдут и игрушечные. В конце концов, досточтимый предок нашей государыни тоже развлекался некромеханическим зверьём — мне даже встречалось у кого-то из летописцев упоминание, что у его лошадки была звучная кличка.

Я вспомнила светокарточку, где фарфоровые кавалеристы напялили венок на череп своей лошади, и подумала, что Валор, видимо, прав.

Вильму мы в Штабе не застали, зато застали Миля, Лиэра и нескольких генералов. Там были старенький генерал Тогль, которого я знала, пухлый генерал с бакенбардами, которого я забыла, как зовут, пара незнакомых генералов, и один генерал был фарфоровый! Фарфоровый! У него было красивое обветренное лицо работы Рауля, с жёсткими скулами и яркими глазами, длинная лихая чёлка, как у кавалеристов, и крылатый череп на шевроне. И осанка в струнку — а это не от протеза зависело, это зависело от души.

Лихой он был при жизни — и сейчас, видимо, не менее лихой.

Его шеврон мне уже и объяснять было не надо: и так понятно. Это некромеханическая кавалерия. Рохар, адский холуй, кое в чём был прав: у нас уже складывались новые рода войск — и своя символика у них, и свои традиции, наверное.

Мне показалось, что остальные генералы чуть-чуть косились. Но маршал — вот совсем нет! Лиэр смотрел на фарфорового тепло, не просто деловито. И Миль, кажется, тоже. Они возлагали на него надежды — и, уж наверное, не зря возлагали.

Он представился нам вместе с другими генералами. Его звали Эгли, Эгли из дома Серебряного Ливня — и именно с ним мне хотелось поговорить больше всего.

— Вы же, мессир, кавалерист, да? — спросила я.

Он поклонился, как на балу, и щёлкнул каблуками, чтобы шпоры лязгнули. Франты они, эти кавалеристы! Будто их некромеханическим лошадкам так уж нужны шпоры, чтобы их носить! Просто нравится производить впечатление, вот и всё.

И я ему достала лист с чертежом.

— Смотрите, мессир Эгли: это, получается, ваш будущий противник.

Изучали, конечно, все. Но я оказалась права: фарфоровые всегда были на острие атаки — или на острие прорыва, а значит, всю адскую гадость первым делом спускали на них.

Генералы рассматривали чертёж и задавали вопросы нам с Валором — и меня очень погрело и утешило, что Эгли выглядел почти так же невозмутимо, как Валор.

— Пулемётные очереди рубят жруна сурово, — сказал он с этакой усмешечкой в тоне. — Если хорошо попасть, то эти их поганые вкладыши вылетают из тушки вместе с осколками костей. А некоторые из моих ребят охотятся с междугорскими дробовиками. Дробь тоже неплохо спускает гада с небес на землю. Что до этих четвероногих — это, прекраснейшая леди, не такое уж и удачное конструктивное решение. Потому что ножки уязвимые: срезать из пулемёта или дробью хорошо попасть — и всё, бери его голыми руками.

— А огонь? — спросила я.

— А граната? — так же чуть ли не весело спросил Эгли. — Закидываешь подарочек в их эту адскую дыру — и прощай, бедняжка, прощай.

Я хихикнула. Он был такой бравый, что мне просто любоваться хотелось.

— Я полагаю, — сказал Валор, — вам известны их уязвимые места?

— Да, дорогой мессир, — сказал Эгли. — Они от нас по этим местам уже изрядно получили.

Его манера, по-моему, очень благотворно действовала на остальных генералов. Они увлеклись, перестали коситься, внимательно слушали — и кто-то зарисовывал схему в блокнот. Мы рассказывали, а Лиэр показывал на карте, где можно ждать гадов.

По карте выходило совсем грустно. Потому что в районе Западных Чащ они ломились через границу в нескольких местах сразу, а Жемчужный Мол они держали с двух сторон: островитяне наносили удары с моря, а перелесцы — через Девятиозерье. Лиэр черкал красным карандашом движение армий. Когда я увидела, на какой территории идут бои, мне стало всерьёз нехорошо.

Виллемина не показывала мне карту. Не то чтобы запрещала на неё смотреть, но вела себя так, будто это неважно. Сейчас я понимала почему.

Чтобы я не пала духом.

Я честно постаралась не пасть. Они смогут. Наши воины — и фарфоровая кавалерия Эгли. Наш флот — и «Мираж». Карта выглядит ужасно… но… мы всё равно сильнее.

— Перейдём к следующему вопросу, мессиры, — напомнил Валор.

И я отследила, как у мессиров лица менялись, пока он читал. Когда речь шла о получении сведений от ада — лица у генералов, да и у Лиэра, погасли, будто кто внутренний свет за ними задул. Мне это было уже знакомо: они все делались такими, когда им казалось, что ад непобедим. Но Валор читал дальше — мессиры защитники оживились, а когда Валор начал излагать предложения Преподобного Грейда, кое-кому уже, по-моему, захотелось неприлично заржать.

— Красота, мессиры! — восхищённо выдал генерал Эгли сразу, как только Валор дочитал до конца. — Не знаю, как вы, но мои ребята даже не монахи, а светлое воинство Божье, души почти бесплотные и совсем безгрешные. Мы просто временно задержались в лучшем из миров по дороге в рай. Так что целиком приветствую эту методу, мессир Валор. И прошу записать на отдельной бумаге эти молитвы — передам капеллану.

— Кхм, ну да, — заметил пухлый, ах да, генерал Гелл. — То-то же по всем фронтам сплетничают, что летучая некрокавалерия не может пьянствовать, а потому ударилась в амуры со всем, что носит юбку, не различая ни гражданства девиц, ни прочих условностей…

— Кто ж виноват, что женщины всегда обожали кавалеристов? — невозмутимо парировал Эгли. — Орлы не делают ничего дурного. Нужно же им хоть чем-то отвлекаться от ужасов войны…

— Вы уклоняетесь от темы разговора, мессиры, — сказал Лиэр. — Что же касается предложения Преподобного… Валор, вы полагаете, что в этом впрямь есть смысл?

— Ну мессир Лиэр! — не выдержала я. — Вы же видите: это же война символов! И наши союзники — высшие силы в большой степени! Или как-то так вышло, что вы уже больше верите в некромантские звёзды, чем в молитву?

Лиэр смутился.

— В силе ваших… так сказать… языческих символов… у меня были поводы убедиться, — сказал он, но довольно неуверенным тоном.

— Ну что вы, ваше высокопревосходительство, — заметил генерал Тогль. — Это же не языческие, это, выходит, тоже священные символы… только церковь Сердца Мира и Святой Розы их не признаёт. Но наша-то признаёт, стало быть — идут наравне с освящёнными знаками…

— И всё-таки мне тоже сомнительно, — сказал незнакомый мне генерал Динг, в порошинках, въевшихся в лицо, как в веснушках. — Все молятся, да не всякая молитва доходит…

— Для этого у вас капелланы, — сказала я. — Чтобы объяснять, как правильно молиться, что вы, в самом деле…

— О силе молитвы вы можете проконсультироваться у мессира Эгли, дорогие мессиры, — сказал Валор. — Фарфоровое воинство немало об этом знает.

— Это да, — сказал Эгли, и прозвучало серьёзнее, чем всё, что он говорил до этого. — Я хорошо помню… свет, — но надолго его не хватило. — Конечно, мы все уверены, — тут же выдал он. — Мы же практически ангелы!

Бывают же настолько несерьёзные генералы, подумала я. Впрочем, он наверняка великолепен в бою — недаром же его летучих кидают в самое пекло… а хохмит, чтобы не сойти с ума от тоски и потерь.

А может, он просто хорошо знал Лиэра, — потому что на маршала его шуточки подействовали даже лучше, чем наши аргументы. И Лиэр подписал приказ по армии, уточнив, что нужно прямо типографским способом напечатать для личного состава специальные брошюрки с особенно важными молитвами. Чтобы всё время были под рукой.

Миль помалкивал, слушал и кивал: он очень одобрял, его кошачьи усы воодушевлённо топорщились.

Мы пообещали всяческое содействие, держать в курсе, разобраться с алхимическим шифром, сообщать обо всём, что хоть как-то сможет помочь нашей армии, оставили военных обсуждать частности — и распрощались.

Валор пошёл вниз, помогать Ольгеру и Грейду. А меня накрыло таким сильным желанием увидеть Виллемину, что я решила непременно её разыскать.

Разумно было бы спросить у Друзеллы или дежурного лакея. Но мне хотелось не разумнее, а быстрее — я сказала Тяпке: «Ищи нашу Вильму» — и побежала за ней. Элементарно же!

А Вильма разговаривала с Рашем в нашей гостиной. Тяпка к ней поскакала с радостным лаем, Вильма гладила её, улыбалась и качала головой, а Раш вскочил, чтобы поцеловать мне руку.

Клешню. Без перчатки.

А я ему руку пожала. Раш скверно выглядел, осунулся и постарел, но был по обыкновению франтоват, с гвоздикой в петлице, с тем самым блокнотом в обложке из тонкой тиснёной кожи с золотыми уголками. Улыбался, хоть и устало.

Виллемина подошла и обняла меня.

— Прости, — сказала я тихонько. — Я помешала? Просто, знаешь, очень нужно было тебя видеть. И мессиру Рашу я ужасно рада. Ты очень занята?

Вильма улыбнулась, восхитительно, как живая:

— Я занимаюсь отвратительной домашней работой, милая моя сестричка: мы с нашим драгоценным мессиром Рашем сводим счета. Я прикидываю, хватит ли мне на рыбу и на зелень, останется ли на уголь — и не стоит ли заложить колье, чтобы расплатиться с прачкой.

— Колье — не надо, драгоценная государыня, — ласково сказал Раш. — Мы справимся.

— Потому что серьги мы уже заложили, — кивнула Вильма с печальным смешком. — Да, дорогой друг мой, это была славная игра. Мы прошли по самому краю.

— Нам грозил какой-то ужас? — спросила я. Даже в животе стало холодно.

Вильма поправила мой локон, который опять выскочил из-под шпильки:

— Нам всегда грозит какой-то ужас, милая моя Карла. Это наше нормальное состояние. Я думаю, Господь имел в виду, что короли затем и нужны, чтобы ужас только грозил, никогда не претворяя угрозы в реальность… По крайней мере, мне представляется, что это моя работа.

— Мой бедный государь Гелхард гордился бы вами, ваше прекраснейшее величество, — сказал Раш, глядя на Виллемину не как на королеву, а как на Мельду, например. — Меня восхищает ваш спокойный разум.

— Если вы о займе, который предлагал мой папенька, — сказала Виллемина, — то мной руководил не только расчёт, но и опыт. Папенька нежно любит меня, но это не значит, что я, доверившись ему, рискну независимостью страны. Несмотря на нежнейшую отеческую любовь, он не упустит своего, а хватка у него стальная. Я была неистово рада, когда мы нашли чем расплатиться. Предпочитаю брать в долг у наших банкиров.

— Нам очень повезло с ценами на горючку, сахар и чугун, — сказал Раш. — Особенно на сахар.

— Мессир Раш — ясновидящий, — сказала мне Виллемина. — Или это Божье чудо, или это ангелы небесные ему нашептали, что сахар подскочит в цене.

— Как вы изволили сказать, — улыбнулся Раш, — мной руководил не только расчёт, но и опыт. И нам остаётся только наблюдать и выбирать удачные моменты.

Я слушала их и думала: военных я понимаю. Во всяком случае, в Штабе у меня не бывает такого чувства, будто военные говорят по-ашурийски. А вот Вильма и Раш иногда переходят на какой-то нечеловеческий язык, который я не понимаю вовсе.

Вот что же хорошего в том, что подорожал сахар? Наоборот, плохо…

— Интересно: кто-нибудь ещё менял сахар на винтовки или мы первые? — сказала Виллемина, смеясь, и я поняла. — И попрошу вас, дорогой мессир Раш, передать прекраснейшим мэтрам Югерсу и Лонду, что они блистательны, что я желала бы видеть их при дворе. Я всерьёз подумываю, не вручить ли им ордена «За заслуги перед Отечеством и Короной», на синей ленте.

— Возможно, — улыбнулся Раш.

— А кто они? — спросила я.

— Мэтр Югерс из дома Белых Цветов — сахарозаводчик, — сказала Виллемина. — Он не только выполнил наш заказ так быстро, как смог, он ещё и финансирует лабораторию Фогеля и его мастерские. Освоил трансмутацию сахара в одушевлённый фарфор, вопреки всем законам алхимии… И вдобавок наладил выпуск воды с сиропом, грошовой — и в армию, и для наших детей. Ты ведь слышала: сахар подорожал. А сладкого сильнее всего хочется, когда тревожно и нехорошо на душе.

— Надо же, — сказала я. — Удивительно. Честно говоря, я никогда не была особенно высокого мнения обо всяких заводчиках, особенно после того, как в тебя стрелял этот гад Кнолль… А тут человек всерьёз помогает.

— Дорогая моя Карла, — сказала Виллемина, — в любой деятельности есть место творчеству и добру. Мэтр Югерс — гений в своём роде. И мэтр Лонд из дома Тёплого Очага, полагаю, тоже: он сделал прелюбопытное изобретение, которое сохранит для нас немало денег… а быть может, и жизней, как знать.

— Он оружейник? — спросила я.

Они с Рашем переглянулись и улыбнулись.

— Еда на фронте так же важна, как снаряды, — сказала Виллемина. — Он ресторатор, вдобавок потомственный. Трактир «Тёплый Очаг» — любимое место у гуляющей по набережной публики, у маяка.

— Он изобрёл новые котлеты? — хихикнула я.

— Он изобрёл способ сохранить котлеты очень надолго, — сказал Раш.

— На сколько? — хмыкнула я. — На два дня? На три? Через три дня от любой котлеты и мухи откажутся.

— Он ручается за два месяца, — сказала Виллемина. — Думает, что можно хранить и дольше, просто дольше не пробовал.

— Вот уж пусть сам ест котлету, которая пролежала два месяца!

— Я пробовал, дорогая леди-рыцарь, — сказал Раш. — Не котлету, правда. Заливное варёное мясо и рыбу в белом соусе. Не только съедобно, но и вкусно. И такая еда теперь будет готовиться для армии: её очень легко хранить и доставлять.

— Серьёзно? Так это алхимический способ? — я начала понимать.

— Не совсем, — сказал Раш. — Правда, процесс непростой. Насколько я понимаю, он герметично запаивает еду в банку из тонкой жести, а потом весьма сильно её нагревает особым образом. Когда банка остывает — еда готова и может храниться в таком виде недели, даже месяцы. И представьте, насколько это легко в походе: просто откупорил банку. Содержимое можно разогреть или, при большой спешке, съесть холодным. Мэтру Лонду пришлось оставить свою уютную кухню: он разворачивает заводское производство. Там уже готовят тысячи порций в день. Для армии, для беженцев — и мало ли, для чего ещё может понадобиться.

Я представила и оценила. Банки! Чего проще — перевозить банки с готовой едой, да ещё и голова не болит, что еда протухнет.

— Вы правы, — сказала я. — Он впрямь гений.

— Видишь, чем занимаюсь, дорогая моя? — сказала Виллемина с печальной улыбкой в глазах и голосе. — Работой кухарки. С помощью наших ненаглядных советников пытаюсь всех накормить, а драгоценный мессир Раш помогает добыть на это денег. Война — омерзительно дорогое дело… можно влезть в безнадёжные долги проще, чем окружая себя безумной роскошью. Чувствую себя бедной девочкой из предместий… они-то, Перелесье и Святая Земля, богатые, они уже успели ограбить Девятиозерье и Заозерье, у Златолесья клянчат займы, которые не планируют отдавать, вытряхивают карманы островитянам… есть у них денежки.

— И все им дают? — фыркнула я.

— Куда же им деваться, — вздохнула Виллемина, и я отметила, как естественно у неё это получилось. — Не дать — рискованно, если тебя шантажируют адом… А уж если это даже и не шантаж… выхода нет вовсе.

Раш смотрел на мою королеву влажными глазами — и на лице у него нарисовались боль и тоска, такие, будто только что и не было разговора о хороших вещах, о том, как они с Вильмой здорово решили вопрос с оружием и продовольствием. Старые, привычные боль и тоска, вот что. Как-то очень плохо он пережил то время, пока мы не виделись.

— Вы ведь понимаете, государыня, — сказал Раш, — что те страшные беды и потери, которые обрушились на нас сейчас, — сущий пустяк, смешная ерунда по сравнению с тем, что могло бы случиться… если бы эксцентричная принцесса не решила найти себе подругу среди некроманток? Я, бывает, просыпаюсь в холодном поту: мне снится, что я присутствую на свадьбе принца Эгмонда с Таникой Трёхостровской. Дурацкий сон, — он нервно усмехнулся. — И такой реальный, будто я вижу наяву то, что впрямь могло случиться. Ведь Ленора страстно этого хотела, государь почти согласился… Господь нас спас.

— Спас, спас, — кивнула я. — А Таника — дурочка?

— Быть может, и нет, — сказала Вильма. — Но притворяется искусно. И мы все понимаем: это было бы шагом прямо в пасть. Впрочем, к чему обсуждать эти пустяки и мучить себя, дорогой мессир Раш? Вы и мой папенька сделали для моего брака с Эгмондом никак не меньше, чем Господь, — и внезапно улыбнулась. — Вас ведёт и всегда вела интуиция игрока. Только, пожалуйста, старайтесь больше отдыхать, прекраснейший мессир. Я всё понимаю, но нестерпимо тяжело смотреть на…

Раш молча поцеловал её руку.

— Что-то случилось, да? — спросила я. — У вас дома, Раш?

Раш взглянул на меня:

— Дома всё… можно сказать, в порядке, дорогая леди Карла. Разве что я почти не вижусь с сыном: Жейнар сейчас при мессире Броуке, а Броук — по всей стране. И Мельда больна от горя с тех пор, как мы узнали, что Ланс пропал без вести в Западных Чащах…

— Так, — почти перебила я. — Как это «пропал без вести»? Что это за фокус такой?

— Что ты, дорогая? — удивилась Вильма. — На войне ведь такое случается!

— В прежние времена на войне чего только не случалось! — фыркнула я. — Сейчас другое! Где он служил, Раш? Кто некромант там? Этот охламон должен точно знать, кто жив, а кто погиб!

Раш развёл руками:

— Видимо, Ланс жив, раз мы не получили извещение о его смерти. Но… простите меня, милая леди, там же ад… кто знает…

Вот тут-то меня и резануло таким нестерпимым ужасом, что захотелось скрутиться в клубок и скулить. И чтобы не показать это Рашу, я решила, что надо немедленно действовать.

— Вильма, — сказала я, — замечательная моя королева, я скучаю по тебе нестерпимо и Мышонка собираюсь навестить уже неделю, но мне снова надо бежать. Потому что мне пришла в голову одна мысль, которая уже давно должна была прийти, и надо всё проверить. И, может быть, тогда получится кого-нибудь спасти. Хоть кого-нибудь. И Ланса — просто здорово было бы. Если он жив ещё.

Вильма обняла меня и коснулась губами моей щеки:

— Иди. Я всё понимаю. Иди. Ты — как маршал, если не на фронте, то в штабе, только на свой манер. Я надеюсь на тебя всем сердцем.

И погладила Тяпку, которая лизала её пальцы и не хотела уходить. Но нам надо было.

— Помоги вам Бог, леди Карла, — сказал Раш. — Если бы не вы, то и надеяться бы не на что.

— Держитесь, Раш, — сказала я. — И Мельде скажите, пусть вышивает свои цветы. На удачу. Это может помочь — и Лансу может помочь, вот правда.

Раш вздохнул, будто у него разрывалось сердце. А Вильма вдруг сказала:

— Постой, сестрёнка, — и сняла с шеи, а потом вытащила из-под платья маленького бронзового дракончика на простом шнурке.

Очень древнего дракончика. Которого дед мэтра Найла в песке на побережье нашёл.

— Возьми, пожалуйста, — сказала моя королева. — На удачу. Я повесила оберег драконов на Мышонка, а этот — пусть будет у тебя.

Чутьё у тебя, хотела я сказать, но сказала другое:

— Лучше бы себе оставила. Мне бы было спокойнее.

— Что грозит фарфоровой кукле? — улыбнулась Вильма. — Мессир Фогель меня починит. А ты нужна мне живая, я прошу тебя — как девочка девочку, не как королева.

Она всегда могла меня заставить. Я поцеловала её в щёку, надела на шею её амулет — и мы с Тяпкой побежали в штаб.

Но там Миля не было. Зато адъютант Лиэра знал где — и сказал. И я побежала вниз. Бегом. Тяпка неслась со мной, прыгала на лестнице через три ступеньки.

У парадного входа я немного замедлилась, потому что подумала: что-то я неправильное делаю. И нехорошее. И не побежала дальше, а спустилась к нам в каземат. Отвлекла Валора и команду от работы.

— Ты чего? — удивился Ольгер.

Высунулся из своей лаборатории в клубах розового пара, пахло дёгтем и чем-то вроде морской соли, а вид у Ольгера был взъерошенный и воодушевлённый. И Валор подошёл с пачкой листков в руках. Грейд вставать с кресла не стал, только кивнул — ну, ему лишний раз вставать тяжело.

— Так вот, — сказала я. — Я сейчас к Милю, он в Дипломатическом Корпусе. А потом я уеду, я так думаю. Простите, пожалуйста, но я просто всё равно не умею читать на староперелесском и в алхимии не разбираюсь.

— Хм, простите, деточка, — сказал Валор, и я сходу почувствовала, насколько он встревожен. — Уедете — куда? Не хочу сказать, что вы обязаны отчитываться, не дай Бог, но время сейчас весьма неспокойное — и мне хотелось бы знать. На всякий случай. И ещё… вы ведь приняли решение? Вы не думаете, что его полезно обсудить?

— Я потому и пришла, — сказала я. — Чтобы рассказать и обсудить, а потом бежать. Вы знаете, Валор, жених Мельды ведь пропал без вести… ой, то есть муж! В общем, Ланс!

— Может, в плену? — тут же сказал Ольгер.

Валор промолчал. Он вообще как-то померк — озадачился. И я даже не видела, а чувствовала, что мы с ним думаем об одних и тех же вещах.

— Валор, — сказала я, — я хочу поехать к Клаю. Поговорить с ним. И позвать Ричарда. Мне кажется, что только они могут как-то помочь. Ведь не только же Ланс… я подумала: ведь всегда говорили «пропал без вести» — может, в плену, а может, и найдётся… а сейчас — ну какой сейчас плен! И что с ними могут делать!

— К Клаю… — повторил Валор задумчиво. — Это, пожалуй, правильно. Клай лучше, чем мы все, представляет, с чем мы имеем дело. У него есть боевой опыт. А Ричарда надо позвать непременно. Ричард пройдёт везде. Скажите только, дорогая деточка: зачем вам для этого ехать… туда? Сейчас не вполне безопасно даже в глубоком тылу, Ричарду будет намного проще посетить вас во Дворце, а связаться с Клаем легко можно через того же Ричарда или нашего милейшего адмирала…

— Нет, — сказала я. — Простите, Валор. Вот смотрите: вампиры, конечно, могут принести письмо от Клая, я напишу в ответ, они снова отнесут… но сколько времени это займёт! И разговор лучше, чем вся эта переписка, вы же понимаете… Нет, Клай, конечно, может и сквозь зеркало пройти, но… мне кажется, что для человека это тяжело, будь он хоть какой там себе фарфоровый. Мне кажется, что лишний раз не надо.

— Говоря попросту, вы просто очень хотите поехать туда, — ещё более задумчиво проговорил Валор. — Хм… Дар?

Дар, да. Дар жёг меня, как раскалённая проволока, как жидкий огонь в венах. Дару надо было. Зачем — я сама не понимала: Валор логично всё объяснил. В принципе, можно было позвать Клая во Дворец через зеркало — и перешёл бы он ещё раз, не переломился бы… Но Дар был против. Чем больше я думала, тем сильнее он горел во мне. Я бы хотела ехать прямо сейчас, сию минуту ехать, всё бросить…

— Всё так, — кивнул Валор. — Я вам мешаю, деточка… а вас ведёт… быть может, Промысел. И нужно прислушаться, мы ему принадлежим.

— Возьми меня? — попросил Ольгер.

— Нет, — сказала я. — Доделывай.

— Благослови вас Господь, леди Карла, — подал голос Грейд, про которого я думала, что он зачитался и не слушает. — Возвращайтесь скорее.

— Спасибо! — радостно сказала я.

Ну, Преподобный благословил — значит, всё получится, решила я уже на бегу. И когда я выскочила из Дворца в летний полдень, жар Дара немного улёгся во мне. Ровно настолько, чтобы можно было понять: я всё правильно делаю. Вот правильно.