Костёр и Саламандра. Книга третья

1

В тот год никто из нас не заметил, как наступила настоящая весна. А она наступила.

В то утро, когда наш подводный корабль прибыл в Столицу, стоял густой тёплый туман. Его прогнал ветер с моря — и стало видно, как на набережной расцветают розовые акации. И туман был розоватый, и стеклянные облака вокруг акациевых кустов были розовые, и ветер с моря был розовый, будто война — это неправда.

А это правда. Я в то утро объясняла сопровождающим санитарного поезда, куда везти и кому передать гроб Ричарда. У мессиров офицеров в голове не укладывалось.

Мы с Ольгером даже открыли им гроб, благо в нашем каземате окон нет. Показали служилым спокойное, белое, как фарфор, лицо Ричарда. Не лицо трупа — лицо вампира между Сумерками. Но мессиры офицеры всё равно сообразили с трудом.

Я никак понять не могла, с чего бы им так тормозить. Потом дошло: да они же нервничают просто! Как средневековые селяне! Тела наших солдатиков, которые написали рапорта о посмертной службе, их уже больше не смущают. Фарфоровые бойцы их не смущают. Мы с Ольгером, некроманты, их не смущаем. А вампир их, видите ли, смущает! Даже, быть может, пугает их вампир!

А ну как встанет во время движения и кровь у них выпьет!

Вдобавок он дезертир, перебежчик — а ну как ещё и лазутчик? Ада?

Ольгер потихонечку смылся под шумок, оставил меня одну объяснять этим обалдуям элементарные вещи. Вот когда я до конца оценила старую злую шуточку: да здравствуют господа офицеры её величества и прочие деревянные изделия!

Пожилой капитан просто твердил, что не положено, не по уставу, не возит санитарный поезд «на передок» ни гробы, ни трупы, ни тем более вампиров. Нет на этот счёт никаких инструкций, указаний и правил: где, говорит, я этот самый гроб поставлю? В своём купе?

А поручик помоложе, с рубцом на щеке, откровенно признался:

— Знаете, леди, меня и от обычных-то покойников оторопь берёт. Ну ладно, там… фарфоровые… хотя, честно говоря, тяжело привыкнуть. Но вампир — это не технологический прорыв, это натуральный ад! Я ничего хоть немного связанного с адом не потерплю! Вы хоть раз летуна видели?

Я только хмыкнула:

— Вскрывала, мессир. Да и не одного.

Он позамялся на минутку — и тут же снова начал:

— Ну вот видите! С одним куском ада боремся, другой к себе тащим?

И тут на них строевым голосом как рявкнут:

— Это кто тут говорит об аде, дети мои?!

Я оглянулась — а в каземат спускается крохотный старичок. Такой невесомый дедуля, весь высохший, как старый пергамент, лысый — только смешной седенький клочок надо лбом остался, с маленьким сморщенным личиком. Но глаза у него ярко-голубые, и взгляд молодой и цепкий. В пурпурном балахоне, потому что из свиты Иерарха. Око носит бронзовое, всё позеленевшее от времени, вместо зрачка не бриллиант какой-нибудь, а необыкновенный самоцвет — переливчатый, синеватый, зеленоватый, как море, с явственным глубоким зрачком, чёрным. Как живой глаз.

И Ольгер с торжественным лицом поддерживал под локоток этого дедушку, чтоб тому было удобнее спускаться. Это у него было не позорное бегство — это он за подкреплением сбегал, всё в порядке.

И до меня немедленно дошло: это ж Преподобный наставник Грейд!

— Благословите, Преподобный отче! — подсунулся капитан.

Грейд их обоих делово благословил, а потом отчитал в совершенно генеральской манере. Даже удивительно, откуда в таком маленьком дедушке такой мощный голос:

— Это кто вас научил, духовные сыны мои, мессиры паства, разговаривая с военными специалистами, пререкаться, спорить, вываливать на них ворох предрассудков и не выполнять приказы максимально быстро и точно? Я вот никак в толк не возьму: с офицерами я разговариваю или с торговками рыбой из порта? Вместо дисциплинированного исполнения — торгуетесь? Или как?

Капитан побагровел:

— Военспецы?

— Леди Карла, — сказал Грейд, — леди-рыцарь, адъютант государыни, некромантка. Её Пресвятейший отец Иерарх принимал и благословил, государыня ей жизнь доверила — потому что часть истины открыта ей. А вы смеете с ней болтать, как хлыщи с набережной? И офицерской образованности я не вижу! Проповедь Пресвятейшего отца нашего Иерарха о Промысле и руке Судьбы не читали — и сути не понимаете. Считаете, что в свите государыни и под благословением Иерарха могут быть адские прихвостни?

— Так вампир! — заикнулся поручик.

— Наш воин в потёмках, там, куда и человеческий глаз, и человеческая рука не достаёт. Союзник в этой войне, — закончил Грейд сурово и невероятно веско.

Прекрасные мессиры офицеры молчали пристыженно.

— Ну так вот, — сказала я. — Гроб погрузите в вагон, где возите тела будущих фарфоровых, этот вагон специально оборудован. А по прибытии передадите мэтру Райнору, он встретит. Под расписку. И в вагон не ходите, и гроб не открывайте — нечего вам мешать Ричарду отдыхать. Кровь ни у кого из вас он точно пить не станет.

— Простите, леди, — вдруг сказал Ольгер. — Не доверяю я этим. Ну вот не доверяю. Притормозите их здесь, я за мессиром Норисом схожу. Может, он прикомандирует жандарма присмотреть за гробом Ричарда, а то, леди, у меня сердце будет не на месте.

— Да, — кивнула я. — Иди, конечно. Очень умно, на самом деле, а то у меня тоже сердце будет не на месте.

Мы закрыли гроб, а я ещё погладила Ричарда по щеке на прощанье. У него чуть дрогнули ресницы, — всё-таки подземелье, мой Дар, юность его, вот и среагировал — а служилый люд шарахнулся назад. И я окончательно утвердилась в мысли, что Ольгер прав.

С них станется открыть гроб на солнечном свете или придумать ещё какую-нибудь дурость и гадость.

Преподобный Грейд смотрел на это всё одобрительно и тоже кивал.

— Вам мессир Ольгер рассказал? — спросила я.

— Да, милое дитя моё, — сказал Грейд. — Рассказал, что мальчик жизнью пожертвовал для будущего мира… Я, признаться, впервые вижу тёмного вестника — быстро мир меняется — и мне тоже приноровиться к переменам тяжело. Но необходимо. Этого от вас от всех жизнь требует, а от меня — Вседержитель.

Ольгер его выслушал с таким видом, будто Грейд произносил проповедь.

— Ну что ж ты! — сказала я. — Время теряем. Иди уже, иди.

Ольгер изобразил поклон и удрал по лестнице наверх. А офицеры все разом вопросительно на меня посмотрели.

— И нечего, — сказала я. — Сядьте и ждите.

— Да мы бы и сами… — заикнулся пожилой.

Но, видимо, у меня сделалось такое выражение лица, что развивать эту мысль он не стал. И оба они чинно уселись на стулья у стены, выпрямившись, будто проглотили свои парадные палаши, с лицами уставными и страдальческими одновременно.

Тяжёлая служба у людей.

А я отодвинула для Грейда кресло — и он очень удобно в нём устроился, как кот. И расправил балахон. А я, змея такая, почему-то вспомнила, как мне бабушка говорила, что нехорошо леди расправлять подол, когда садишься.

Суетно.

— Ну так вот, — сказал Грейд совершенно умиротворённым тоном. — Мне с утра сообщили, что подводный корабль прибыл. Я даже побеседовал с мессиром Дильманом, это весьма достойный офицер и моряк. И упомянутый мессир отметил, что не хотел бы тащить тварь во Дворец. Его команда имела с тварями дело, они весьма опасны… да и кто знает, что с ней станет, если этакая мерзость окажется неподалёку от святого храма.

— Дильман нас на борт звал? — восхищённо спросила я.

— Да, — Грейд благодушно улыбнулся. — Я велел служкам доставить мои книги на корабль, милая леди Карла, а милейший мессир Валор принёс туда какие-то рукописи и в настоящий момент беседует с экипажем. И вам недурно было бы собрать всё, что может понадобиться вашей науке. Вот вернётся мессир Ольгер — и сразу пойдём.

— Отлично! — сказала я.

Мне ужасно понравился замысел. Действительно, тащить во Дворец тварь, которая ещё шевелится, — так себе идея.

Я достала саквояж-укладку, который в своё время очень удачно выпросила у жандармских медиков, и начала упаковывать туда наши инструменты для вскрытий, а Грейд наблюдал с интересом. Зато офицеры, которые так и сидели у стеночки, смотрели на меня квадратными глазами, будто я не инструменты пакую, а живых пауков или черепа.

— Вы что, мессиры? — спросила я, когда у меня уже одежда начала дымиться от их взглядов. — Что-то спросить хотите?

— Да нет, — сипло сказал пожилой офицер, глядя на секционный нож у меня в руке. — Нам всё ясно.

Тут сверху загрохотали сапогами — и я поняла, что это не только Ольгер и Норис идут. И в каземат вломилась целая толпа.

И ко мне кинулся мой совёнок Ларс, взъерошенный, с сияющими рубиновыми глазами и в жандармской шинели на его крохотный размерчик. Просто кинулся, как к старшей сестрёнке, — я его поймала в охапку, а он радостно выпалил:

— Леди Карла, а я еду на фронт, перелесцев бить!

— Что?! — поразилась я. — Так, мессиры, кто ребёнку голову ерундой забил?

— Ларс! — укоризненно выдал Норис, качая головой, и взглянул на меня виновато.

— Ну да, — вздохнул Ларс. — Простите, леди Карла. Не бить перелесцев, а сопровождать мессира вампира. Как некромант. Простите, мессир Норис, я… просто…

— Он впечатление хотел произвести, — сказал Ольгер нежно и растрепал белоснежную чёлку Ларса.

— Ларс, — сказала я, — не надо со мной так шутить. Я же от страха умру, я же девочка, а ты меня пугаешь.

Он обнял меня за талию и прижался щекой — и я его обняла. Странное было ощущение… не просто резонанса некромантского, хотя в резонанс мы немедленно вошли, а…

— Дурачок ты, братишка, — сказала я и поправила ему воротник шинели. — Ты же ещё совсем маленький, не надо тебе на фронт.

— Простите, Карла, — сказал Норис виновато. — Мне просто больше некого отправить. Ален в патруле, ему и отдыхать-то особенно некогда. Байр и Норвуд работают в госпитале, их там заменить некем… пашут, как взрослые. Жейнар состоит при мессире Раше, телохранитель и по особым поручениям. А Ларс состоял при мессире Броуке… но тут дело такое, кровь из носу надо отследить, чтобы Ричард доехал до фронта хорошо. Так что мессир Броук его отдал. Ну а что делать-то? Мы же не можем графа забрать! Он работает в трёх направлениях сразу!

И у Ольгера сделался виноватый вид, до кучи.

— Вы там, в жандармерии, полоумные все, — буркнула я. — И Ольгер с вами заодно. Это же правда на фронт!

— Это только санитарный эшелон, — сказал Норис, отводя взгляд. — Не до передовой, не думайте. И там их встретит мэтр Райнор. Карла, дорогая, ну подумайте: каково Ричарду будет в поезде, где кто-нибудь из солдат может заглянуть в гроб просто из любопытства? И вон эти, — и кивнул на служивых, — кто ж знает, что им в голову может стукнуть. Боятся же.

— Мне не нравится, — сказала я. — Я всё понимаю, и всё равно не нравится.

— Смотри, — сказал Норис, глядя наконец мне в лицо, — с ним поедут Хагон и Трай. Это проверенные люди, мои личные люди, мы с ними бывали в тех ещё переделках. Они просто с Ларсом поедут: он их знает хорошо, он с ними работал.

— Ему девяти лет ещё нет, — огрызнулась я, но я уже не могла спорить всерьёз.

Норис был прав.

А Ларс, так и держа меня обеими руками, глядя своими дивными глазищами снизу вверх, выдал проникновенно:

— Ну леди Карла, ну пожа-алуйста! Со мной ничего не случится, честно-честно! Мэтр Хагон — у него такое чутьё, почти как Дар, а дядя Трай всегда со мной был в патруле, — и добавил шёпотом: — он умеет кроличков делать из носового платка.

Я чуть не разревелась.

— Ну да, — фыркнула я. — Ты, Ларс, такой ужас и кошмар, что узнают перелесцы, кто к ним едет, и сразу разбегутся кто куда!

А его эта глупая тирада буквально осчастливила: он слишком близко к сердцу её принял.

Уезжал радостный.

А я, хоть и дала кучу указаний жандармам, всё равно проводила малыша с тяжёлым сердцем.

— Вы, леди, между прочим, не учитываете, что и Ричард за ним присмотрит, — сказал Ольгер, когда мы проводили жандармов.

— И Господь, — вставил Грейд.

Ну да. Очень умные все. А я вот паникёрша.

Просто ужасно люблю Ларса. Как же без него, а?