Кортик: За честь и верность 2

Глава 22

— Это мой учитель... Наставник... Третий, — Букреев произнёс это обречённо, его взгляд уставился в пустоту, будто видел перед собой призрак собственной смерти.

Первый резко встал, стул с грохотом упал на бетонный пол.— Что задумал этот старый лысый дьявол?! — его голос гремел под сводами допросной, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

Я пристально всматривался в лицо Букреева, отмечая, как дрожит его нижняя губа:— Почему ты уверен, что он тебя убьёт?

— Потому что... — он сделал неровный вдох, — когда вы задержали меня в доме, я подал сигнал.

Я резко вспомнил тот момент — как его рука судорожно сжала брелок.— Постой... Ты схватил тогда брелок от машины?

— Да. — Букреев кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то вроде профессиональной гордости. — В нём встроен передатчик. Сигнал означал, что меня раскрыли. Так что он уже в курсе.

Первый медленно обвёл взглядом комнату, будто впервые замечая, сколько здесь камер наблюдения.— Третий не дурак... — он произнёс это со странным уважением в голосе. — В моём ведомстве у него наверняка есть люди. И он знает, что я всё равно выбью из тебя правду. — Внезапно его глаза расширились. — Ты всё это время просто тянул время?!

В этот момент завыли сирены — тот самый леденящий душу звук, который мы слышали, когда Шуппе несанкционированно активировала портал. Гулкий голос из динамиков объявил общую тревогу.

Дверь с грохотом распахнулась. В помещение ворвался Артемьев, его форма была в пыли, на щеке — свежая царапина.— На императорский дворец напали! — он выпалил, едва переводя дыхание.

Букреев откинулся на спинку стула, и на его лице появилось странное выражение — смесь ужаса и облегчения.— Ну вот... — прошептал он. — Началось.

— Где это тебя так цапнуло? — пристально осмотрев царапину на лице Артемьева, спросил Первый. Его пальцы нервно постукивали по рукояти пистолета.

Артемьев невольно дотронулся до кровавой полосы на щеке:— Местный кот... Испугался сирен, спрыгнул со шкафа вместе с папками старых дел. Он показал на разбросанные в соседней комнате документы. — Информацию о нападении передали агенты из охраны дворца. Какие будут приказы?

Первый тяжело вздохнул, его взгляд скользнул к зарешеченному окну, где вдали виднелись клубы дыма:— Переводим арестанта в Петропавловскую крепость. Там проведём полный анализ ситуации. Он с горечью провёл рукой по лицу. — Мы не входим в личную охрану Императора... Наше дело — внешние угрозы. Но вот внутренних предателей... Кажется, я их серьёзно недооценил.

В дверях появился врач в безупречно белом накрахмаленном халате. Молча наклонившись к Букрееву, он провёл руками над ранами — магическая энергия затянула порезы синим сиянием.

Я сжал в руке магический кортик, ощущая его холодную тяжесть:— Чтобы допрос с детектором правды был эффективным, нужно точно формулировать вопросы... — мои глаза встретились с мутным взглядом Букреева. — И знать, о чём именно спрашивать.

— Через два часа мы уже сидели в глухом подземном бункере под Петропавловской крепостью, в тридцатиметровой толще гранита и свинцовых плит.

Сквозь массивные стальные балки перекрытий сочилась грунтовая вода, оставляя ржавые подтёки на бетонных стенах. Гул вентиляции смешивался с треском перегруженных серверов, а резкий запах озона от голографических проекторов перебивал затхлый аромат военной спешки — кофе, пороха и металла.

Я провёл рукой по холодной поверхности центрального стола — цельного куска бронированного стекла, под которым пульсировали голубые волоконно-оптические жилы. Над ним зависли три яруса проекций:

Нижний — дрожащие кадры с камер наблюдения

Средний — тактические схемы, испещрённые алыми метками угроз

Верхний — постоянно обновляющиеся сводки повреждений

Экран выхватил из темноты жутковатые силуэты нападающих: черные доспехи, будто вырезанные из самой тьмы, их поверхности жадно поглощали свет, оставляя лишь слабые блики на кровавых рунических знаках, пульсирующих как живые. Рядом с ними двигались механические создания - хромированные корпуса с выгравированными королевскими лилиями сверкали неестественно ярко, контрастируя с плавными, почти органичными движениями, выдававшими новейшие британские технологии. Воздух над полем боя искрился от хаотичных энергетических разрядов, каждый всплеск оставлял после себя искаженное пространство и странные, геометрически невозможные тени, свидетельствуя об использовании оружия, принцип работы которого не был обозначен ни в одном из наших разведотчетов.

Где-то в глубине бункера заработал дизель-генератор, заставив дрожать стаканы с недопитым кофе. Артемьев нервно постукивал пальцем по голографической клавиатуре, каждый удар оставлял в воздухе золотистый шлейф.

— Они даже не пытались скрыть происхождение роботов, — прошептал я, наблюдая как на кадрах один из механизмов демонстративно разворачивает герб Британской империи.

— Василий Олегович, — я намеренно замедлил речь, — сколько доспехов вы подготовили вне проекта "Витязи" к сегодняшнему дню?

Генерал щёлкнул зубами, прежде чем ответить:— Триста сорок восемь.

Ледяной конденсат запотевал на стальных стенах бункера, пока я формулировал следующий вопрос:— Сколько из них предназначено для одарённых, а сколько с вампирским эффектом — для обычных?

— Девяносто пять для одарённых, — его голос звучал, будто автоматический докладчик.

Я обменялся взглядом с Первым, прежде чем продолжить:— Эти одарённые... Они дворяне? Или среди них есть искусственно выведенные, как я?

Букреев нервно провёл языком по потрескавшимся губам:— Дворяне. В его глазах мелькнуло что-то вроде презрения. — Искусственных слишком долго растить. Это... недовольные правлением Императора аристократы.

Первый резко встал, его тень заколебалась на потолке:— Постойте... Если согласились дворяне, значит это не просто покушение. Его пальцы сжали край стола. — Кого Третий хочет посадить на трон?

— Его сына, — Букреев выдохнул, будто сбрасывая груз.

— Но Император с наследником сейчас во дворце! — Первый ударил кулаком по стене. — Или ты намекаешь, что наследник — предатель?

Генерал вдруг усмехнулся — страшной, беззвучной усмешкой:— Вспомните тот злосчастный проект по созданию универсальных солдат? Его палец начал выводить на столе узоры из конденсата. — Император отдал нам своего младшего... Больного раком с детства. По прогнозам, он должен был умереть через месяц.

Вентиляция на секунду заглохла, создавая гнетущую тишину.— Мы выкачали из него магию до последней капли. Он впал в кому... Мы заморозили его. И все забыли. Его глаза блеснули. — Кроме меня.

Первый побледнел:— Ты докладывал о его смерти! Останки передали для погребения!

— Он не умер. Букреев вдруг зашелся кашлем. — Оказалось... его рак был побочным эффектом ядра Хаоса. Когда мы опустошили его... организм сам победил болезнь.

Экраны мерцали, выдавая дрожащее изображение дворцовых коридоров. Три черных доспеха, покрытых пульсирующими рунами, почти несли своего пленника - бледного мужчину лет тридцати восьми, чье тело представляло собой жуткий симбиоз плоти и металла. Его левый бок и часть лица были срощены с черным металлом, отчего каждый шаг давался с мучительным усилием. По открытым участкам кожи струились синеватые прожилки магических контуров, будто чья-то невидимая рука выводила под кожей таинственные узоры.

Мужчина внезапно дернулся, его еще человеческая рука судорожно сжалась в кулак, пальцы впились в ладонь до крови. На шее вспыхнул янтарный кулон, и тело сразу обмякло. По лицу пробежала судорога - челюсть сжалась так сильно, что на скуле выступила алая капля, но через мгновение черты вновь застыли в безжизненной маске.

Его глаза - мутные, с расширенными зрачками - то метались по сторонам, то закатывались под веки, обнажая кровавые прожилки. Из уголков рта сочилась розоватая пена, смешиваясь с потом на осунувшемся лице. Когда он пытался замедлить шаг, из ушей тонкой струйкой вытекала прозрачная жидкость, и тело вновь покорно шло вперед.

Особенно жутко выглядела разница в движениях - если металлическая левая нога шагала механически ровно, то правая, еще человеческая, волочилась по мрамору, оставляя кровавый след. В последний момент, перед тем как экран погас, его губы дрогнули, беззвучно шепча "Помогите...". Но доспех на спине тут же выпустил острые шипы, вонзившиеся в позвоночник, и последний проблеск сознания погас в его глазах.

— Теперь у нас есть идеальный кандидат, — прошипел генерал. — Сын Императора... который ненавидит отца всей душой.

Мы замерли, с ужасом наблюдая за искалеченной фигурой на экране. Его неестественные, прерывистые движения и пустой взгляд вызывали леденящее чувство отвращения и жалости.

"Вы действительно считаете, что это... это чудовищное творение ваших экспериментов сможет занять трон?" - голос Первого дрожал от сдерживаемой ярости. "Да любой дурак увидит, что он под контролем! Взгляните на него — это же живая кукла!"

Букреев усмехнулся, медленно обводя взглядом нашу группу. "Ошибаетесь, если думаете, что эти кадры увидят простые граждане. Мы давно контролируем все медиа. Золото творит чудеса, господа." Он театрально развел руками. "Не будет никаких церемоний отречения. Император и наследник трагически погибнут во время террористической атаки. А из-за границы вернется... излечившийся принц, проходивший долгое лечение у наших британских союзников."

Генерал встал, его тень гигантским пятном легла на стену. "Народ жаждет стабильности. Они поверят в эту сказку, потому что захотят верить. А что до террористов..." Его губы растянулись в белозубой улыбке. "Мы уже подготовили несколько сотен тел из группы "Гнев матушки природы". Настоящих преступников никто искать не будет."

Дым застилал город, густой и едкий, пропитанный запахом горящего металла и страха. Со всех концов столицы неслись тревожные сводки, сливаясь в один протяжный вой сирен. Где-то рвались снаряды, и далёкие взрывы сотрясали землю, будто сама земля стонала под тяжестью беды.

Камеры видеонаблюдения, холодные и беспристрастные, выхватывали куски этого ада. Ворота Преображенского полка лежали, вывернутые взрывом, а за ними бушевало пламя, пожирая караульное помещение. Дым клубился над плацем Семёновского, скрывая фигуры бегущих солдат и вспышки выстрелов. Где-то рушились стены — Измайловские казармы оседали, как подкошенный зверь, а из-под обломков выползали окровавленные руки, цепляясь за жизнь.

Московский гвардейский полк горел — взорванный склад разметал осколки так далеко, что они впивались в стены жилых домов, будто последнее предупреждение.

Но хуже всего было в кадетских корпусах. Дети в мундирах, ещё не нюхавшие настоящей войны, пытались строить оборону. Сухопутный — юнкера сжимали винтовки, но их глаза выдавали ужас. Морской — чёрный дым вырывался из выбитых окон, словно души погибавших рвались наружу. Артиллерийский — редкие выстрелы, будто последние удары сердца. Инженерный — погружённый во тьму, где кадеты баррикадировали двери, зная, что помощи не будет.

Город задыхался. Полиция перекрыла дороги, создав чудовищные пробки, и люди, обезумев, метались в поисках спасения. Женщины прижимали детей к груди, бежали, спотыкаясь о брошенные вещи. На проспектах давили друг друга — кто-то падал, и его тут же поглощала толпа. Из переулков доносились крики, звон разбитых витрин, шёпот молитв.

А над центром, как раскалённое клеймо, висело багровое зарево. Портреты императора, растоптанные, лежали в грязи — символы порядка, превращённые в мусор.

И только вертолёты спецназа кружили в небе, не решаясь опуститься в этот ад. Будто даже они боялись, что пламя поглотит и их.

Я вдруг понял — камеры были повсюду. Они холодно смотрели с перекрёстков и подворотен, из-под козырьков казарм, даже из декоративной лепнины старинных зданий. Каждая улица, каждый двор, каждый тёмный уголок Санкт-Петербурга — всё это стекалось в подземный бункер, где мерцали экраны, поглощающие город целиком.

Даже скрытые. Те, что прятались за зеркалами, вмуровывались в кирпичную кладку, маскировались под вентиляционные решётки. Ни один шаг, ни один шёпот не ускользал от их всевидящих линз.

Вот она мощь внешней разведки. Они держали руку на пульсе всего города, знали каждый его вздох, каждый вздрагивающий нерв. Доступ к системам безопасности? Полный. Контроль? Абсолютный.

Но если они видели всё… почему прошляпили подготовку к свержению императора?

Ответ стоял прямо передо мной – генерал Букреев. А где-то там, в клубах дыма и грохоте штурма Императорского дворца, действовал Третий – призрачный кукловод, бывший глава внутренней разведки.

Конечно, это был он. Только человек с его связями – глубокими, как корни старого дуба, пронизывающими все уровни власти – мог годами готовить переворот, оставаясь в тени. Он знал каждую щель в системе безопасности, каждое слабое звено в цепи охраны.

Но зачем? Вот что не давало мне покоя. Что могло заставить служителя тайного ордена, человека, получившего наградной кортик из рук самого императора за отражение покушения, предать всё, чему он клялся? Месть? Власть? Или что-то куда более тёмное, спрятанное так глубоко, что даже камеры внешней разведки не смогли этого разглядеть?

В этом и заключалась главная загадка. Предательство – всегда как нож в спину. Но когда его наносит тот, кто когда-то прикрыл тебя собой от пули, это уже не просто удар. Это надлом всего, во что ты верил.

"В город вступила армия", – доложил Артемьев, его голос, обычно звучный и уверенный, сейчас звучал хрипло от усталости, будто сквозь слой пепла.

"Чьи именно войска?" – резко спросил Первый, не отрывая взгляда от мерцающей голографической карты города, где алыми точками полыхали очаги сопротивления. Его пальцы сжимали край проекционного стола так, что костяшки побелели, а в уголках глаз залегли тени бессонных часов.

"Императорский полк. Они сохранили верность присяге", – ответил Артемьев, и в его глазах, усталых и воспаленных, мелькнула та самая искра надежды – крохотная, но упрямая, как последний огонек в штормовую ночь.

Где-то за толстыми стенами бункера глухо прокатился отдаленный гул артиллерии, напоминая, что времени на раздумья не осталось.

Первый медленно провел рукой по лицу. "Значит у нас есть шанс и у нас есть считанные минуты. Пора вступать в игру", – произнес он, и в его голосе зазвучала стальная решимость.

"Но как мы проберемся во дворец? Он же окружен британскими частями", – не удержался я.

Первый обвел взглядом собравшихся. "Нас здесь немного, но я уверен – все сохранят тайну", – начал он, понизив голос. – "В Зале инициации дворянской магии есть портал. Технология та же, что и в наших лабораториях", – пояснил он, заметив мой вопросительный взгляд. – "Но ключ доступа есть только у меня... и у Императора".

"Значит, пройти смогут только те, кто в доспехах. Сколько нас будет?" – поспешил уточнить я.

Артемьев мрачно покачал головой. "Команда "Витязей" заблокирована в лаборатории. Их вызвали ночью по тревоге, а кто-то из предателей захлопнул шлюзовую камеру".

"Значит, пойдем вдесятером", – заключил Первый. – "Я, ты, Петр и те, кто участвовал в задержании Букреева".

Артемьев нервно потер переносицу. "А вы там случайно не перебьете друг друга? Триста человек в одинаковых доспехах – вы же как братья-близнецы!"

"У меня есть идея", – неожиданно сказал я, доставая из пространственного кармана набор арбалетных наконечников. – "Закрепим их на шлемах. Будут как опознавательные знаки".

Первый посмотрел на меня с немым укором. "Я, конечно, понимаю – детство в жопе до сих пор играет... Но неужели нельзя было придумать что-то посерьезнее? Бегать по дворцу с ирокезом из арбалетных болтов?"

Я лишь пожал плечами. "Увы, альтернатив нет".

"Что ж... – Первый тяжело вздохнул. –Ты идешь в ударной группе".