Кортик: За честь и верность 2

Глава 20

— Я узнал, — мой голос стал низким и опасным, — что за смертью моих родителей стоит Букреев. А Джеймс всё подстроил за рубежом. — Ладонь непроизвольно сжалась в кулак. — Я хочу мести. Хочу разобрать этого предателя на кусочки.

Первый медленно отложил документы, его пальцы нервно постукивали по столешнице.— Доказательства есть? — спросил он, пристально всматриваясь в моё лицо.

Я усмехнулся:— Только их разговор. Извините, запись не вёл. — В голосе прозвучала едкая насмешка. — Но вам, думаю, не составит труда докопаться до истины. Тем более теперь вы знаете, куда копать... и кого закапывать по результатам.

Тень промелькнула в его глазах — то ли неодобрение, то ли скрытое удовлетворение от моей дерзости.

— Раз в этом замешан Букреев, — я наклонился вперед, — мне лучше официально выйти из состава «Витязей». Как оформить выход и сохранить доспех?

Первый покачал головой:— Не горячись. Сначала докажем злой умысел Букреева, а потом решим насчёт твоего статуса. — Он откинулся на спинку стула. — Тебя и так никто не ждёт в штабе. Ты последние месяцы живёшь, как кот на самовыгуле.

— Тогда что мне делать?

— Погуляй до вечера, не отсвечивай. — Он провёл рукой по подбородку. — Я позвоню и скажу, как действовать дальше. Ещё что-то важное?

Я задержал дыхание на секунду:— Меня заказали. Княгиня Дубова дала согласие Джеймсу. Не знаю, как она это провернёт, но покушение будет.

Его пальцы резко сжались вокруг стакана.— Замечательно. — Голос стал ледяным. — Мои люди следили, чтобы за тобой не было хвоста, но такие вещи надо сообщать сразу.

Он резко поднялся:— Исчезни из города. Выключи телефон до девяти. Включишь — получишь инструкции. Всё, беседа окончена.

Не попрощавшись, он вышел, оставив меня с недопитым кофе.

Я заказал ещё одну чашку и круассан, глядя в окно. Где спрятаться так, чтобы меня гарантированно не нашли?

Я перебирал варианты укрытий, один нелепее другого. Зарыться в землю, как последний трус? Спуститься в канализацию, дыша спёртым воздухом среди крысиного помёта? Отправиться в лес, под ледяной декабрьский дождь? Нет, всё это было слишком предсказуемо, слишком по-дилетантски. Вместо этого я развернул на коленке потрёпанную карту трамвайных маршрутов и провёл пальцем по переплетению синих и красных линий.

План родился сам собой.

Трамвай №3, затем пересадка на №7, потом — петляющий по окраинам №12. Остановки в неприметных кофейнях, где бариста даже не запомнят лицо. Хочешь стать невидимкой — растворяйся в толпе, двигайся с её ритмом, дыши её дыханием.

Я вошёл в вагон, едва не поскользнувшись на обледеневшей ступеньке. Внутри пахло мокрой шерстью и металлом. Старушка в помятом платке косилась на меня, прижимая к груди авоську с запотевшими банками. Двое подростков в наушниках перебрасывались односложными фразами, их дыхание оставляло мутные следы на стёклах. Я пристроился у окна, наблюдая, как снежная крупа бьётся в стекло, а город проплывает за ним — витрины, подъезды, лица, мелькающие и исчезающие.

Никто не обратил бы внимания на парня в чёрной куртке, время от времени поглядывающего в телефон.

Ровно в девять вечера экран вспыхнул. Одно сообщение: «Северная промзона. Склад №14. Час.»

На следующей остановке я вышел, влился в поток людей, пересёк площадь, где неоновая реклама светила слишком ярко, слишком нарочито. Такси ждало у обочины, водитель даже не поднял глаз, когда я назвал адрес.

Охранник на входе лишь мельком взглянул на меня, сверил что-то на экране и молча пропустил, даже не задав вопросов. Видимо, моё фото уже было в их базе.

Я вошёл внутрь. Узкий коридор привёл к миниатюрному КПП, где дежурный так же без лишних слов махнул рукой, разрешая пройти дальше.

Склад оказался огромным, с высокими потолками, заставленными ящиками и техникой. В центре стояли несколько внедорожников с затемнёнными стёклами, а вокруг, на ящиках и поддонах, расположились мужчины. Их было человек пятьдесят — все с суровыми, обветренными лицами, многим явно за сорок, а то и за пятьдесят. Седые виски, глубокие морщины у глаз, но при этом — прямая спина и собранный взгляд.

Одни были в доспехах, похожих на мой, другие — в камуфляже, но всех их объединяло одно: это были опытные воины, прошедшие через огонь и воду.

В стороне стоял Артёмьев, а рядом с ним — трое молодых парней в штатском. Я подошёл, кивнул.

— Казимир Витальевич, какой план?

Артёмьев хмуро улыбнулся:— Ты, конечно, уже прокачанный боец, Пётр, но сегодня будешь в тылу. Наблюдай.

Он ткнул пальцем в сторону групп:— Сначала пойдёт спецгруппа от Первого. Потом наша спецура — те, что в камуфляже. Затем я со своей командой. А ты — после нас, на всякий случай.

— То есть мы задерживаем Букреева? — уточнил я.

— Да. Сейчас его нет дома. Ждём отмашку и выдвигаемся.

Я оглядел склад ещё раз. В воздухе витало напряжение — все понимали, что сегодняшняя операция может обернуться чем угодно.

Внезапно все замолчали - на экране у оператора связи замигала красная точка. Голос в наушниках произнёс: "Объект в движении. Группам на выход."

Металлические двери склада медленно распахнулись, впуская ледяной ночной воздух. Последнее, что я услышал перед тем, как двинуться к машине - тихий щелчок снятого с предохранителя пистолета за моей спиной.

Мы скользили по ночному городу, как тени, машины двигались без включённых фар, полагаясь только на приборы ночного видения. Холодный декабрьский воздух струился через приоткрытые окна, смешиваясь с запахом оружейной смазки и напряжённым дыханием бойцов.

— Куда мы едем? — спросил я, чувствуя, как доспех натягивается на плечах, реагируя на моё волнение.

Артёмьев повернулся, и в тусклом свете приборной панели я увидел его кривую усмешку:— К любовнице генерала.

Он заметил моё удивление и добавил, пытаясь разрядить обстановку:— Да, я тоже был в шоке. Видимо, возраст — любви не помеха. Хотя в нашем случае — скорее помеха здравому смыслу.

Когда колонна остановилась, перед нами предстал уютный розовый домик, выглядевший так, будто его перенесли сюда прямо со страниц сказки. Аккуратные ставни, резное крыльцо, клумбы, укрытые снегом — явно недавняя постройка, сделанная на заказ для кого-то очень богатого и.. романтичного.

Картина, которая развернулась дальше, была одновременно абсурдной и пугающей: брутальные спецназовцы в полной экипировке, с автоматами и штурмовыми щитами, осторожно окружали этот кукольный домик. Это напоминало нападение взрослых медведей на детскую песочницу — нелепо, но смертельно опасно.

Тишину ночи разрезал приглушенный шепот команд. Бойцы, замершие в темноте, синхронно проверяли оборудование - последние щелчки затворов, подтягивание ремней, проверка связи. В ушах зашипел радиоголос:

"Группа "Альфа" - вход через террасу. "Бета" - тыльные окна. "Омега" - резерв у фонтана."

Я наблюдал, как тени разделились, растворяясь в саду с аккуратно подстриженными кустами. Инфракрасные лазеры прицелов заиграли на розовых стенах, словно зловещие светлячки.

Дом казался игрушечным - резные ставни с сердечками, кованые фонари у входа, даже почтовый ящик в форме котенка. Это была открытка из провинциальной мечты, а не место для спецоперации.

"Штурм через три... два..."

"...один!"

Первая светошумовая граната разорвала тишину, ослепительная вспышка осветила кукольный фасад. Деревянная дверь с витражными стеклышками рассыпалась под ударом тарана, осколки розового стекла дождем рассыпались по паркету.

"РУКИ! НА ПОЛ! СПЕЦНАЗ!"

Окна на втором этаже вылетели одновременно - черные силуэты ввалились внутрь, их крики сливались с женскими воплями. Я увидел, как дорогая фарфоровая статуэтка упала с полки, разбившись о ковер с вышитыми кроликами.

Из спальни донеслось:"Не стрелять! Гражданская!"

Букреев появился в дверном проеме в смехотворном шелковом халате, его лицо было бледнее снега за окном. За ним мелькнуло испуганное женское лицо - совсем юное, с растрепанными русыми кудрями.

"Вы... вы не понимаете..." - начал генерал, но его тут же прижали к стене, украшенной наивными акварелями.

Артемьев шагнул вперед, его сапоги хрустнули осколками хрустальной вазы:"Василий Олегович Букреев, вы арестованы за..."

Его слова потонули в визге будильника - розового зайчика на тумбочке, который вдруг заверещал, будто протестуя против вторжения в этот странный маленький мир.

В тот миг, когда все отвлеклись на пронзительный визг розового будильника, Букреев совершил отчаянный рывок. Его рука, дрожащая от напряжения, схватила автомобильный брелок с журнального столика. Палец вдавил кнопку — где-то вдалеке раздался глухой звук сработавшей сигнализации. Генерал тяжело опустился на пол, облокотившись о розовую стену, и вдруг засмеялся — смехом усталого человека, который знает, что его игра окончена.

— Я вас внимательно слушаю, — произнёс он уже спокойным, почти деловым тоном, вытирая ладонью пот со лба.

Артёмьев шагнул вперёд, его сапоги хрустнули осколками разбитого фарфора.

— Василий Олегович Букреев, вы обвиняетесь в государственной измене. Ознакомьтесь с постановлением о задержании. — Он протянул генералу папку с документами, его лицо оставалось каменным.

Букреев медленно прочитал бумаги, его глаза скользили по строчкам с профессиональной внимательностью опытного прокурора. Наконец он поднял взгляд:

— У вас на меня ничего нет. Но будем следовать букве закона — задерживайте. — В его голосе звучала странная смесь покорности и скрытой угрозы.

Артёмьев повернулся к бледной, дрожащей девушке, прижимавшей к груди шёлковый халат:

— И вас, госпожа, попрошу пройти с нами.

Внезапно её лицо исказилось истерической гримасой:

— У него... у него в подвале тайник! Я видела, как он что-то прятал! — Её голос сорвался на визг. — Вы же зачтёте мне содействие следствию, да?

Букреев закрыл глаза и с отвращением покачал головой:

— Ох, вот же дура... — прошептал он тоскливо.

Артёмьев молча кивнул, и двое оперативников немедленно двинулись в сторону подвала, их тяжёлые ботинки гулко стучали по деревянной лестнице. В воздухе повисло напряжение — все понимали, что сейчас может открыться что-то важное.

Один из оперативников поднялся из подвала, снимая перчатки.— Обнаружили сейф, — доложил он, вытирая пот со лба.

Артемьев повернулся к Букрееву:— Может, откроете сами? Сэкономите всем время.

Генерал лишь пожал плечами, разведя руками в театральном жесте — мол, ничего не знаю, это не моё.

Пока оперативники продолжали обыск, Артемьев вызвал "медвежатника". Через два часа во двор въехал невзрачный седан, из которого вышел сухой старик в поношенном плаще и круглых очках — точь-в-точь как районный терапевт из бедной поликлиники.

Он молча проследовал в подвал, а через пятнадцать минут так же безмолвно вернулся, будто просто выходил проверить почтовый ящик. За ним оперативник вынес прозрачный пакет с документами.

Артемьев встряхнул пакет:— Может, теперь расскажете, что это?

Букреев сжал губы:— Не надо мне дело шить. Это не моё.

— Хорошо, — кивнул Артемьев. — Поехали в отдел.

Когда Букреева вели к машине, он нарочно замедлил шаг возле меня.— Ну что, — прошипел он, — вот ты и отблагодарил за помощь, Иуда. — Плевок шлёпнулся в сантиметре от моих ботинок.

Я наклонился к его уху:— Вы мне собирались помочь так же, как моим родителям? Устроить "тихую кремацию"? — мой голос звучал как лезвие.

Генерал дёрнулся, будто получил пощёчину. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то — то ли страх, то ли понимание. Он замер, словно что-то вычисляя, но оперативник грубо толкнул его в сторону машины.

В пять утра я сидел за зеркальным стеклом вместе с Первым, наблюдая за допросом Букреева. Артёмьев вёл его уже три часа, но генерал держался спокойно, словно это была обычная планерка. Когда ему показали документы, которые я передал Первому, он лишь усмехнулся:

— Ну, это дело прошлого. Будете копать — вас самих закопают.

Явный намёк на то, что изначально лабораторию курировал сам Император. На красные пометки на полях он лишь пожал плечами:

— Проводите почерковедческую экспертизу. Я патриот и всю жизнь отдал служению Родине. Не надо мне шить какую-то измену.

Пока Артёмьев давил на него вопросами, Первый листал изъятые документы. Время от времени он хмыкал, а потом вдруг протянул папку мне:

— Читай. Может, свежий взгляд что-то заметит.

Я открыл файлы. Внутри были досье на верхушку террористической организации «Гнев Матушки Природы»: компромат, схемы финансирования, связи, места явок, даже личные привычки лидеров.

Первый тяжело вздохнул:

— Компромат на террористов — это хорошо, но для дела против Букреева не годится. Он скажет, что вёл оперативную разработку, а потом ещё обвинит нас в срыве сложной операции.

— Я забыл вам рассказать одну важную вещь, — сказал я.

Первый приподнял бровь:

— И? Не томи.

— Наша двойная агентка, Марина… — я ткнул пальцем в её папку, — носит заколку с артефактом. Вспомните записи из лаборатории о свойствах янтарной субстанции. У всей верхушки есть такие украшения — кольца, кулоны, браслеты. Это их опознавательный знак для «ближнего круга».

Первый замер, потом резко выпрямился:

— Ох, Петр… Молод ещё, но хоть не опоздал с докладом. Это меняет всё. Если у них такие артефакты — значит, Букреев мог их программировать. Влиять на сознание. Но сейчас он уйдёт в глухую несознанку, и мы ничего не докажем.

Я достал кортик деда и положил его на стол.

— Помните этот кортик?

Первый кивнул:

— Наградной кортик Максима.

— А знаете ли вы о его магических свойствах? Кроме того, что он ключ?

Лицо Первого исказилось, будто от внезапной боли.

— Да, помню. Я даже… добровольно испытывал его на себе. — Он медленно поднял на меня взгляд. — Предлагаешь полевой допрос с пристрастием?

Я молча кивнул.

— Чтож… Давай. Но вопросы буду задавать я.

Мы встали. Первый приказал офицеру отключить камеры, и мы направились в допросную.

Когда дверь допросной распахнулась, и мы с Первым вошли, Букреев даже не шелохнулся. Он сидел, развалившись в кресле, пальцы барабанили по столу в насмешливом ритме. Но когда его взгляд упал на кортик в моих руках, пальцы замерли на полпути к следующему удару.

— О-о, какая трогательная встреча, — губы генерала растянулись в ухмылке, но глаза остались холодными, как лезвие. — Максимов кортик... Думал, сгнил вместе с хозяином в турецкой земле.

Я медленно провёл пальцем по клинку, и сталь ответила едва слышным звоном. Букреев фыркнул:

— Что, мальчик, собрался пугать? Я в окопах вонючих сидел, когда ты ещё в штаны ходил. Этот кусок железа...

Он не договорил. Кортик в моей руке вдруг вспыхнул тусклым синим светом, отбрасывая мерцающие блики на его лицо. Генерал откинулся назад, впервые за весь допрос нарушив свою позу всевластного хозяина положения.

— Вы же знаете, что он делает, — тихо сказал Первый, поправляя манжеты. — Особенно с теми, кто... ну, как бы помягче... уже знаком с его свойствами.

Букреев резко вдохнул, его пальцы вцепились в подлокотники:

— Вы не посмеете! Я генерал военной прокуратуры, кавалер...

— Ты предатель, — перебил я, делая шаг вперёд. Кортик теперь светился ровным пульсирующим светом, будто вторя моему сердцебиению. — И сейчас ты нам всё расскажешь. Добровольно... или нет.

Генерал вдруг рванулся вперёд, опрокидывая стул — последний порыв отчаяния. Но Первый был быстрее. Его ладонь с хрустом вдавила Букреева обратно в кресло.

— Вася, Вася... — Первый покачал головой с почти отеческим разочарованием. — Ты же сам испытывал его на допросах. Помнишь, как хвастался, что ни один агент не выдерживал больше пяти минут?

Кортик теперь горел как уголь, освещая потное лицо Букреева изнутри. Его наглость трещала по швам — губы дрожали, а глаза метались между нами и дверью, как у загнанного зверя.

— Последний шанс, — прошептал я, поднося лезвие к его груди, но не касаясь. — Кто отдал приказ убить моих родителей?

В комнате запахло жжёной кожей — отчаянное сопротивление генерала заставляло артефакт нагреваться. Но мы знали — он сломается. Всегда ломались.