КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8)

26. К ВОПРОСАМ ОБ ЭНЕРГИЯХ

И ЧТО ЭТО ЗА ВОЗМУЩЕНИЯ?

Свободная часть приёма катилась своим чередом, приглашённые прогуливались по залу, общались, танцевали, угощались модными кушаньями. Кстати, ничего так. Во всяком случае, желания выбросить что-нибудь из этих смешных пёстрых бутербродов у меня не возникло.

— У нас ещё места свободные, мы кого-то ждём? — тихонько спросила меня Серафима.

— Скорее, надеемся. Думаю, князь Дашков со своей невестой также приглашён на этот приём.

И он действительно явился! Влетел в зал порывистым вихрем — представляю, каких усилий ему стоило выстоять в строгой обстановке целых четверть часа практически неподвижно! Даша с Соней первыми увидели Михаила с Есенией и сразу замахали им сложенными веерами. Те обрадовались, поспешили к нам, улыбаясь вовсю.

— Как вы славно устроились! — окинул взглядом нашу компанию Дашков.

— Вас ждём, садитесь! — заподпрыгивали девчонки.

— А я думал, взорвусь, право слово, — захохотал Михаил. — Еся, садись, я принесу тебе вкусненького.

— Пошли, схожу с тобой, — предложил Иван, и они направились к столам.

И тут меня словно кольнуло второй раз.

Сокол о чём-то шутил с Мишей Дашковым, пока тот наполнял тарелки для себя и своей невесты, а с противоположного конца зала к ним стремительно двигалась группа людей. Именно к этим двоим — а скорее всего, конкретно к Ивану. Впереди шла (почти бежала) высокая женщина в костюме, на наш русский вкус едва удерживающемся на грани приличия, и ноздри её орлиного носа трепетали от гнева. За ней едва поспевала свита — национальные туники, много перьев и разнообразных золотых пластин. Никак, наши южно-американские «друзья»?

Вряд ли этой дамочке позволят причинить вред великому князю на официальном императорском приёме, но… Ноги уже сами несли меня к столам, следом поспевали фон Ярроу с Витгенштейном, а позади прихрамывал Багратион. Потому что в случае чего даже хромой высший волк — это, знаете ли, мало не покажется.

— Кто такие? — спросил за моей спиной Хаген.

— Инки, — коротко пояснил Петя. — Вот эта гром-девка — принцесса их, Чикуилья.

А девка вблизи показалась воистину впечатляющей. Так-то мы в компании все немелкие подобрались, под два метра лбы, так она вровень с нами была, а то как бы не на пару сантиметров выше. Весьма крупна для дамочки.

Иван сперва увидел приближающихся нас (надо полагать, с выраженьями на лицах), а потом уж обернулся к летящей на него процессии.

Тут обошлось без политесов и даже без здрассьте — до свиданья.

— Вы! — палец принцессы с неестественно-длинным ногтем метнулся в сторону Ивана… и воткнулся в мгновенно сформировавшуюся в воздухе ледяную линзу. Линза тут же лопнула, разлетевшись на десятки осколков, один из которых щёлкнул инку по носу.

Это Маша так недвусмысленно намекала, что пальцем тыкать в её мужа имеет право только она. А расстояние в полсотню метров для неё — так, пустяки.

Сокол мгновенно подобрался, приняв свой самый представительный дипломатический вид:

— Принцесса Чикуилья, какими судьбами?

Инка тоже слегка опомнилась, приосанилась и вздёрнула подбородок. Вот зря она это сделала, как я думаю. Про орлиный нос я говорил? Они в этой делегации все с такими носами были. А она — хлеще всех. Не удивлюсь, если у них способности размером носа определяются. У этой Чики он был чуть не с ладонь. Натуральный клювище! Я думал, на Кавказе носы большие — куда там! Багратион с ней и рядом не стоял.

Пока я эти глупости в голове гонял, принцесса издала странный гортанный звук и брезгливо выпятила губу:

— Вы лжец, князь!

— Э-э! За языком следи, женщина! — рыкнул Багратион, пожелтев глазами.

— Что вы себе позволяете по отношению к лицу царского рода! — злобно прошипел костлявый дядька из-за спины этой Чики.

Я вспомнил мальчишник Витгенштейна. Не помню уж кто сказал, что эти ихние царьки настолько плодовитые, что на убыль родственников больше как на благо смотрят, но промолчал — буду я ещё масло в огонь подливать!

Принцесса же на своём на инкском одёрнула дядьку… советника? Или кто он там ей? И снова воззрилась на Ивана:

— Вы утверждали, что в Сирии не имели понятия об аномалии! Что это не вы её выпили!!!

— В Сирии я не имел понятия об аномалии, — развёл руками Иван. — Я и снова это повторю, хотя не обязан перед вами отчитываться. Я о той аномалии знать не знал.

— Но теперь я вижу, что вы могли её выпить!!! Вы и сейчас подпитались! От иного источника, но тем не менее!!! Вас выдают глаза!

Что характерно, оркестр не перестал играть. Музыка зазвучала даже громче, а некие невидимые силы потихоньку, исподволь теснили гостей к противоположному краю зала, а кое-кого переводили и в другие помещения. Круг танцоров остановился, и распорядитель радостным тоном пригласил и повёл их за собой куда-то. Вот так ненавязчиво из зала удалялись свидетели возможного международного скандала. Незачем на такое глазеть. Слухи потом… Оркестр без пауз переключился с вальса на что-то бравурное.

— Очки не спасают вас! Я вижу блики! — продолжала обличать инкская принцесса, всё больше и больше повышая голос: — Вы полны энергией! Значит, это были вы!

Иван вздохнул, снял очки и сунул их в нагрудный карман.

— Допустим, — он уставился на инку своими красными светящимися фарами, и она вдруг как-то растерялась, — допустим, вы увидели мои глаза. Да, я взял часть энергии из источника, название которого не буду разглашать. Но в случае с Сирией «а» — никаких светящихся глаз у меня не было…

Советник что-то прокаркал, и принцесса приободрилась:

— Это был источник другого рода!

— Вы не дослушали, — спокойно сказал Иван. — И «бэ» — Российская империя не подряжалась держать перед вами отчёт. Благодарю за милую беседу. — Он кивнул и отвернулся к Дашкову, давая понять, что разговор окончен.

Инки были не согласны. И они даже как-то синхронно дёрнулись вперёд… и синхронно наткнулись на нечто невидимое. Нет, должно быть, на кого-то невидимого. Наткнулись и перехотели развивать конфликт. И как-то неуклюже попятились…

У меня сложилось впечатление, что инкскую делегацию настоятельно препровождали к выходу. Морды у них были недовольные, принцесса неслышно шевелила губами. Материлась, поди, по-своему.

— Нет, ну а что она хотела? — негромко спросил в пространство Витгенштейн. — Что ей позволят, как у них там водится, дуэль на крови организовать? Жирно будет.

Вопреки обычаю, пространство откликнулось:

— Господа, просим продолжать празднование в спокойной манере. Иван Кириллович, наденьте очки, пожалуйста. Сейчас в эту залу прибудет следующая группа. Им не следует знать о состоявшемся инциденте.

— Правильно! — радостно согласился Дашков. — Тем более что у меня до сих пор маковой росинки… Кстати, здесь наливают? Давайте выпьем за встречу, господа⁈ И за наши новые медали!

— Хорошо сказал! — тут же поддержал его Серго. — И медали, и звёзды* искупать надо, иначе представление по случаю присвоения нового чина недействительно! Традицию нарушаем-с!

*Имеются в виду те звёзды, которые назначены для крепления на новые погоны.

И пошли мы звёзды в бокалы кидать да шампанское из них пить. Традиция-с!

РАЗНООБРАЗНЫЕ НОВОСТИ

Слухи между тем распространялись. До окончания вечера ко мне подошли не менее двух десятков человек с приглашениями отужинать у них, отобедать или даже вовсе погостить. Я всем отказывал по возможности вежливо, хотя, признаться, под конец они меня изрядно утомили.

Во избежание скопления под окнами толп жаждущих устроить удачные браки себе или деткам обоих полов на выданье, сразу после приёма мы направились в воздушный порт, загрузились в военный курьерский дирижбандель и отбыли в Иркутск. По некотором размышлении я пришёл к умозаключению, что это, в общем-то, не мы такие умные, а те, кто курьер в порту для нас придержал. Сообразив это, я почувствовал себя довольно глупо.

А, да и хрен бы с ним!

Ещё и хмель в голове шумел.

Зато у меня теперь есть большие звёзды. Как у Ивана, только у него общеармейские генеральские, а у меня казачьи полковничьи.

Полковником, впрочем, я себя чувствовал ещё меньше, чем раньше — войсковым старшиной. Притерплюсь, поди?

— Конечно, притерпишься, — сказала Серафима, обнимая мою руку и пристраиваясь на ней подремать, — куда деваться-то…

Опять я вслух рассуждаю, ядрёна колупайка! Прилетим — пойду к мамане! Это что за каверза, так и секреты государственные разболтать можно!

На другой день я выспался вот прям до хруста. Выхожу в столовую — вот знаете, лениво так, рубаха навыпуск, осталось только зевать и пузо почёсывать — а там отвратительно-бодрый Петечка Витгенштейн сидит, накрахмаленный весь — сразу видно, блестящий офицер — обложился какими-то папочками, читает, карандашиком меточки ставит и кофеёк попивает. А, нет, чаёк — травками пахнет. И мне ехидно так:

— День добрый, господин полковник!

— М-гм, — согласно помычал я. — И вам доброго утречка, ваше сиятельство.

Он весело на меня уставился:

— Так-то уже обед.

— Ничего ты, друг мой ситный, не понимаешь в деревенской жизни. Когда встал — тогда и утро!

— Мудро. Антипохмелинку будешь?

— Да я лечилкой с вечера закинулся, нормально.

— То лечилкой, а то — чаёк! Божественная амброзия от твоей матушки. На меду!

— Против мёда я устоять не могу. А уж тем паче против матушки.

— Тогда вон там чайник и кружки. Я ж знал, что ты придёшь.

— Ага. Понял, — я налил себе чаю и уселся за стол напротив Петра. — А кормить нас сегодня будут?

— Только если ты дойдёшь до кухни и поставишь тамошних дам в известность о своём желании чего-нибудь вкусить. Ещё можно кричать, если ходить лень.

— А дамы наши?

— Уехали в город за чем-то дивно-рождественским.

— И маман?

— Так точно. А няни с ребятишками гулять ушли.

— Не, чёт я вчера так наугощавшись этих… как их?.. конопушек вроде? Чувствую избыточную сытость… — я допил чай, внезапно ощутил возрастающую тягу к деятельности (экое коварство!) и спросил Петра:

— Чего пишут? Или ты не читаешь, только буковки знакомые карандашом обводишь?

Петя хрюкнул:

— Да тут у меня разное… По поводу Бидара любопытная новость, хочешь?

— Валяй!

— Этот твой Смит…

— Чё он мой-то?

— Ладно, не твой. Просто Смит, который старикашка с письмом.

— Ну.

— Он, естественно, не мог знать всего.

— Так это понятно!

— Погоди, не перебивай. В шахтах сейчас идут восстановительные работы, и в первую очередь с помощью наших новых товарищей-ратнаияк. Древних.

Я кивнул, мол — конечно, понял.

— Им не требуется никаких особых условий. Потому что везде, где поднимается рубиновая пыль, люди допускаются только в костюмах общей защиты и на «Жуках». Вон там, к тебе поближе, между прочим, папочка тоже любопытная, разрабатывают шагоход-оболочку, чтоб он не как машинка с сиденьем был, а вроде панциря. Этакий мини-«Алёша», представь себе. С системой фильтрации воздуха и всё такое.

Я подтянул к себе папку, посмотрел картинку.

— Тогда уж надо и систему отвода жидкости делать.

Петя уставился на меня, как настороженный заяц.

— А что? — я пожал плечами. — Захотелось шахтёру отлить, представьте себе — и как? А если он себе своими же руками эту самую рубиновую пыль в орган занесёт? Это ж крындец, ядрёна колупайка.

— Крындец! — согласился Петя и что-то застрочил в своём блокнотике.

— Так чего с нагличанами-то?

— Секунду!.. Так вот, англы. Ратнаияки нашли отвод в туннелях, где в бытность английской администрации сидела часть конторских служащих, отвечающая за… за делание новых рубиновых элементалей, так скажем. Англичане у нас — народ чрезвычайно практический. Ждать, надеясь на волю случая, они сочли слишком долгим и ненадёжным способом. По большому счёту, так они получили только случайных первых и загнали в восьмой штрек последних. Всем остальным каторжанам, которые прибывали в промежутке, во время медосмотра делался «укол от малярии».

Я посмотрел на Петю. Ему тоже не очень-то нравилось то, что он сейчас читал.

— И это реально был укол? — спросил я. — Они… разводили рубиновую пыль, что ли?

— Сперва — да, — кивнул Петя. — Вкалывали в ягодицу. Потом нашёлся клерк с извращённым умом и предложил лорду Престону ускорить процесс. Они стали делать рубиновые иглы. Именно из рубинов восьмого штрека. Иглы, подточенные в основании. Ставили «укол» под лопатку и обламывали иглу. То есть оставляли в теле сразу кусок рубина. Сообщали работникам, что укол тяжёлый, будет болеть несколько дней.

— И те верили?

— Большинство из них в жизни не получало уколов, с чем им было сравнивать?

— Ужас.

— Так вот — новость. В исследовательскую лабораторию Бидарского рудника прибыл сам знаменитый профессор Павлов.

— Погоди, это который с собачками?

— Именно он.

— Петя, только не говори мне…

— Профессор привёз с собой двух престарелых собак из своей лаборатории.

— И им воткнули рубиновые иголки? Изверги!

— И ничего не изверги! Аккуратно ввели под шкуры.

— И собаки превратились?

— Так точно!

— Раз ты мне об этом говоришь, значит, их уж давно привезли. Не могло же это в два дня случиться.

— Ты прав, привезли их около недели назад, но до этого момента всё было строго секретно, а теперь собаки свободно бегают по лаборатории.

— А без этого никак нельзя было обойтись?

Всё-таки идея превращать собак в рубины мне понравилась не очень.

Петя тяжко вздохнул и оглянулся на дверь.

— Я скажу тебе, но прошу, не в передачу…

— Могила!

— Ратнаияки снова начали переполняться, а Сокол не успел ещё ту энергию сбросить…

— Ядрёна колупайка!

— Вот именно. Когда приходится выбирать между людьми и собаками — уж пусть лучше это будут собаки! Причём, тут пишут, что обе подопытные бодры, веселы, активны, словно к ним вернулась молодость. И они перестали нуждаться в пище!

— Чему тут удивляться, они ж каменные.

Я посидел, переваривая новость и отрубил:

— Сопрут их. Сопрут, как пить дать! И прибьют, на рубины.

Петя потёр подбородок:

— Надо намекнуть, чтобы их государю подарили.

— И стату́и! Статуи золотые до сих пор ждут, чтоб их забрали. Только при передаче надо сообщить государю, что спёр их Семёныч. Я обещал.

Петя сделал в бумагах пометку:

— Я передам.

Напоминаем! Финал 8-го и старт 9-го тома — в воскресенье!