КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8)

17. К СЕРДЦУ ГОРЫ

ВЫХОД ДРЕВНИХ

На галерейку напротив входа срочно вывели Малину с «оралом».

— Поздоровайся! — велел атаман, а после: — Давай-ка, ещё раз им зачти.

Индуска здорово волновалась, голос у неё дрожал и срывался. Но когда она закончила выкрикивать ультиматум, от светящейся группы отделился один, очень яркий, подошёл к самому выходу и что-то сказал.

— Они хотят говорить с главным, — перевела Малина.

Атаман поправил фуражку:

— Что ж. Мы спустимся. Но предупреди, что он будет под прицелами мощных орудий, — атаман для надёжности показал на «Детин», взявших на прицел парламентёра ратнаияк. Помялся. Обратился к Ивану: — Ваше высочество, может быть, вы останетесь и будете контролировать процесс с галереи?

— Вам не удастся спрятать меня в безопасное место, — упрямо ответил Сокол.

— Я должен был спросить. — Арсений Парамонович вздохнул. — Что ж… Подполковник Иванов, в случае выбытия меня из рядов вы назначаетесь командующим.

— Слушаю! — кинул руку к козырьку тот.

— Прошу за мной, господа.

Однако никакого ужаса не состоялось. Древний индус ожидал нас, усевшись по индийской привычке на землю, сложив ноги крендельком (даром что каменные) — вероятно, чтобы не так сильно возвышаться над людьми. Он практически не двигался и говорил очень сдержанно, хотя глаза его и пылали бушующей энергией. Он немного пообщался с Малиной, довольно быстро дело у них заладилось и разговор пошёл бойчее — не знаю, может, загвоздка в каких-нибудь особенных свойствах ратнаияк, но в конце концов мы получили от парламентёра (звали его Дханук) довольно складный рассказ о том, что происходило в шахтах в последние дни и не только. В переводе Малины, само собой разумеется.

— Мы боялись, что придут новые шахтёры, и наши братья снова начнут умирать. Так происходило раньше, время назад. После долгих лет затишья, в которые мы жили спокойно и благоустраивали Сердце горы, пришли люди. Их копошения и звуки доносились до нас сквозь толщу скалы. Их было много, и когда новые шахтёры начали превращаться в ратнаияк, мы почувствовали это — мы начали слабеть, терять силу, замирать, пока один из наших братьев не погиб. Он уснул навсегда. Его внутренний огонь перестал гореть. И все мы, остальные, уподоблялись угасающим лампам. Потом молодых ратнаияк куда-то забирали, они исчезали, и нам становилось легче, но за этим всегда приходило ещё больше шахтёров. Снова умирал кто-то из нас. Так происходило, пока однажды этих молодых не стало так много, что огонь жизни почти замер в наших сердцах. Мы лежали, подобные мёртвому камню, и так было несколько лет.

— Значит, это всё-таки так работает! — покивал Иван. — Конечный объём энергии распределяется на всех носителей. Когда их становится слишком много, то активность падает до нуля. Та-так, и дальше что?

— Но вот что-то изменилось! — глаза говорившего вспыхнули пронзительно-алым. — Короткое время назад мы почувствовали, что снова видим и слышим, а потом мы смогли даже шевелиться! И мы решили, что это — наш единственный шанс остаться в живых. Выйти на поверхность, пока мы можем ходить. Мы хотели прогнать людей из штреков, прилегающих к сердцу горы. Мы хотели жить…

Он вздохнул. Очень это было странно — смотреть, как сияющий рубин вздыхает.

— Это было ошибкой. Молодые ратнаияки встретили нас яростью. Они не хотели говорить. Они ничего не хотели слушать! Они бросались на нас, как бешеные шакалы. Нам пришлось воевать с ними.

— Надо полагать, вы победили? — спросил атаман.

— Да. Ценой жизней троих наших братьев. Вы можете убедиться. Штрек, ведущий к сердцу горы, завален остатками их тел. В иных местах вам будет по колено.

Витгенштейн присвистнул.

— Но мы совершили чудовищную ошибку, — элементаль покачал головой. — Нас осталось всего семеро. Энергия Сердца горы переполняет нас. Чанг погиб. Он был ближе всего к Сердцу, и его просто разорвало… Он взорвался, понимаете?

Ещё бы мы не понимали! Мы слушали и кивали, и проникались к древним сочувствием. Переговорщик торжественно выпрямился:

— И наш час тоже близок. Здесь, наверху, мы наполняемся силой медленнее, но она течёт в нас по эфирным нитям, мы чувствуем. Нас стало меньше, значит, каждый из нас получает больше. Своими руками подписали мы себе приговор. Единственное, чего мы хотим перед смертью — увидеть рассвет в последний раз, вспомнить, как мы были людьми. С восходом солнца сердце горы всегда делает новый удар. С нами случится то же, что произошло с Чангом. Мы взорвёмся один за другим, — он оглядел нас многозначительно. — Это будет опасно. Вам следует уйти.

Арсению Парамоновичу, как несложно догадаться, перспектива представить начальству развороченный рудник совершенно не понравилась.

— Послушайте, господа! Если уж всё так неотвратимо, не лучше ли вам выйти хотя бы за ворота? Тут есть очень славный пригорок, с него и вид лучше…

— Очень здравая мысль, — подхватил Иван. — Уважаемый Дханук, будьте любезны, сообщите своим собратьям, что они могут спокойно выйти. И у меня есть ещё одна просьба. До рассвета ещё довольно много времени. Предлагаю воспользоваться этим сроком и проводить нас к Сердцу горы. Возможно, мы сможем помочь вам и сохранить ваши жизни.

Кажется, Дханук не очень поверил в такую перспективу, но… Выбора у него всё равно не было, правильно? Так что шестеро огромных ратнаияк — каждый ростом почти со «Святогор»… ладно, со «Святогор», слегка присевший на корточки — вышли из шахт и направились на небольшую горку в стороне от крепости, где и уселись, глазея на джунгли и усыпанное звёздами небо горящими глазами.

А Иван с Дхануком — ну и мы с Петром, естественно, тоже, куда же без нас! — пошли вглубь рудничного комплекса, в ту его часть, которая до этого момента была открыта только ратнаиякам. Посмотреть на сердце горы.

ЕСТЬ ЛИ ВЫХОД?

Мы шли по туннелям, штрекам и переходам дальше и дальше. Постоянно чувствовался небольшой уклон, уводящий всё сильнее под гору, иногда встречались и более резкие спуски-лестницы. Место боёв выглядело так, словно пережило бомбардировку. Дханук приговаривал что-то ободряющее.

— Не бойтесь, — перевела нам Малина. — Можно ходить. Ничего не обрушится.

— Очень на это надеюсь, — пробормотал Петя, шедший сразу за Дхануком, но защитное поле над собой всё-таки поставил. Тут я страшно удивился, потому как раньше внутри горы надеяться на магию вовсе не приходилось.

Мы с Иваном, конечно, тоже сразу поставили защиту. Поля, правда, подмаргивали, но давали хоть какую-то иллюзию безопасности.

Слова про завал рубинами по колено оказались не преувеличением. Кое-где — да, так и было. Да и по щиколотку — это тоже, знаете ли, нехило. Потом следы боёв закончились, пошёл свежий каменный отвал.

— Здесь раньше были засыпан коридор к Сердцу горы, — сказал ратнаияка. — Мы открыли его на днях. Дальше будет чисто.

И дальше действительно стало чисто! Потолок широкого, ухоженного коридора неожиданно поднялся заметно выше, чем в предыдущих, а вдоль стен по низу потянулись полосы, узорчато выложенные из рубинов. Через равные промежутки времени из этих полос поднимались рельефные рубиновые цветы, словно выросшие из пышных рубиновых же кустов.

— Очень красиво! — оценил я. — Это вы делали?

— Да, — ответил Дханук. — Вашрут умел. За несколько столетий все мы научились. Ведь жить и ничего не делать — довольно скучно.

Тут коридор вильнул, и мы замерли на пороге огромного зала.

— Теперь я вижу, что вы — очень трудолюбивый народ! — только и сказал Иван. А у меня в голове крутилось: обалдеть, ядрёна колупайка!

— Поразительно! — воскликнул Петя. — Этот зал достоин любого, самого пышного императорского дворца!

Представьте себе самый роскошный зал для приёмов, какой вы только можете, со всеми этими колоннами, потолочными украшениями, резьбой и статуями — здесь было богаче раз в десять. Или в сто. У меня не сильно богатый опыт гуляния по дворцам, но это перехлёстывало всё, что я когда-либо видел или мог бы вообразить. И конечно, всё было рубиновое. От Дханука исходил довольно яркий свет, и все предметы отблёскивали и переливались красно-малиновым.

Первые минуты мы ходили по залу просто как зачарованные, беспрерывно восклицая что-то вроде: «Смотри-смотри! Как живые!» или «Идите сюда! Вот это тонкая резьба, никогда такой не видел!»

Потом я вспомнил, зачем мы, собственно, сюда заявились, и толкнул в бок Витгенштейна, а тот уже потянул за рукав Ивана. Вроде как продолжая осматривать зал, мы остановились, отгородившись от Дханука и Малины огромной резной чашей, похожей на фонтан. Без воды, естественно.

— И как ты собираешься ему помочь? — еле слышно спросил Петя.

Иван тоже понизил голос:

— Вы помните инков?

— Кого?..

— Инков! — прошипел Иван. — Ну, ту их претензию, что они какую-то аномалию для себя присмотрели, а после нашего рейда её не стало.

— В Сирии было дело, — пояснил я для Петра.

— Так ты что, — вытаращил он глаза на Ивана, — правда её выпил? И каким образом?

— Да понятия не имею я! — ответил он уже нормальным голосом. Надоело ему, видать, шипеть. — Я про это и не думал вовсе. Да и не верил я, что выпил что-то там. Это вообще только в Южной Америке и практикуется, никто больше такое не делает. Знаете же, у них магическая школа… специфическая.

— С отягощённой наследственностью, я бы сказал, — неодобрительно оценил инкскую традицию Витгенштейн. — За каким лядом надо придерживаться древних ритуалов, если академическая магия так далеко шагнула вперёд?

Про инков я слышал только в общих чертах, потому уточнил:

— Они ж, вроде, какие-то жертвы приносили?

— Не «приносили», а до сих пор приносят! — сердито сказал Иван. — И не какие-то, а вполне себе человеческие. Я доклад почитал тогда. Для того, чтоб аномалию выпить, они планировали не меньше десятка человек умертвить! Что? — спросил он Петю, который смотрел на него с великим подозрением.

— Доклады, говоришь, читал? А самог о тебя обследовали?

— Ха! Ещё бы! Я ж магом всю жизнь был средненьким. Но после тех претензий меня чуть не наизнанку вывернули. Действительно, сказали, внутренний манонакопитель переполнен. Только вот, парадокс, сила производимых заклинаний не выросла ни на кроху! Так всё в виде стихийных эманаций рассеивается…

Витгенштейн ещё сильнее прищурился и ткнул друга в грудь пальцем:

— Так вот почему вокруг тебя постоянно такая дичь творится! Эманации он рассеивает! Дело не в Коршуне. Дело в тебе! Ходячая аномалия!

— Но-но-но! — Иван отступил и поёжился. — Вокруг Коршуна дичь и до знакомства со мной творилась, ты его послужной список почитай!

— Ха! — с видом совершённого открытия воскликнул Витгенштейн. — да вы как два мощных магнита с одинаковым зарядом! А мы меж вами колдыбаемся!

— Это что ещё за словечко? — удивился великий князюшко.

— А вот словечко. Услышал от дедо́в недавно. Очень здорово наше всеобщее состояние описывает, хоть мальчишник свой вспомни.

— Мальчишник был хорош, — расплылся Иван. — И вообще, я недавно повторно проверялся. Сказали: от той аномалии и следа не осталось, всё вернулось к прежним досирийским показаниям.

— Да погодите вы! — осадил их я. — Рассвет скоро! И ты, Петя, Сокола не тирань. Пусть вспоминает лучше, как он в Сирии аномалию выпил!

— Да! — спохватился Петя. — Вспоминай!

— Как⁈ — Сокол схватил себя за волосы. — Я ж понятия про эту аномалию не имел! Как вспомнить, чего не знаешь⁈

— Тогда просто вспоминай по порядку, что делал, — резонно заметил я.

— Слу-у-ушайте! — с видом поразившего его открытия вытаращил глаза Витгенштейн.

— Что? — спросили мы хором.

— Возвращаясь к ритуалам инков. Они волокли с собой людей, которых должны были умертвить, после чего совершить какие-то действия…

— Ну-ну? — подбодрил Иван.

— Что «ну»? Ты участвовал в рейде, в котором с той стороны явно были погибшие, соображаешь? — он едва за грудки хлопающего глазами Сокола не схватил. — Ты фактически был в группе людей, которые кого-то убили. Так?

— А ведь верно, — растерянно пробормотал Иван. — Но мы ж не жертву…

— Мирозданию без разницы! А потом вы случайно совершили какие-то действия, в результате которых ты реально выпил аномалию! Вспоминай! Просто вспоминай, что вы делали.

— Что мы делали, что мы делали… — забормотал Иван. — Убедились, что зачистка завершена, вылезли, ходили там. Там, знаете, старинные каменюки огромные стоят. Совсем древние. Как это… Мегалиты? Со всякими зверюшками и человечками нарисованными. Кру́гом выстроены. Вот мы вокруг и походили. Интересно, как в музее же! А на одном камне не рисунки, а ладонями всё обляпано. Рыжие такие отпечатки, Сашка сказал — охра. И мы… Да мы как пьяные от радости были! Решили свои «автографы» тоже оставить. Там ещё рядом шагоход валялся странной модели. Масло у него было непривычного оттенка — красное почти, целая лужа натекла. Вот мы в этом масле руки обмочили да на той каменюке следов наляпали.

— Вот! — вскинул палец Петя. — А поверженный шагоход — тоже в какой-то мере жертва. И масло вместо крови.

— Так я не один там был! — возопил Иван.

— Значит, остальным не дано.

— Даже если он неправ, Вань, — сказал я, — других версий нет. Давай, ищем тут центр и ляпаешь на него свой отпечаток.

— Не выйдет, — сложил руки на груди Сокол.

— Почему? — спросили мы с Петей хором.

— А жертвы? Свежие жертвы нужны. Сегодня я точно никого не убивал.

— Да ядрёна колупайка!

Петя кусал губы.

— Есть вариант.

— Вас убивать не буду! — возмутился Иван.

— Да погоди! На самом деле убивать вовсе не обязательно — я так считаю. Достаточно немного крови, — он достал из кармана складной ножичек. — Вот. Полоснёшь по пальцу мне и Илюхе.

— Плохое число два, — вдруг сказал из-за наших спин голос Малины. — Извините, Дханук просил меня сказать, что если ничего не получается, то пора возвращаться, а я случайно услышала ваш разговор. Я тоже хочу дать свою кровь. Число три гораздо лучше.

— Пусть три, — махнул рукой Петя. — Спроси его: где тут самый центр?

Самым центром оказалась та здоровенная многоэтажная чаша, похожая на фонтан, из которой вместо воды свешивались рубиновые цветы. Она стояла на просторном округлом постаменте, поднимающемся ступеньками.

— Ну что? — Иван заметно нервничал.

— Держи ножик! — скомандовал Витгенштейн. — Давай не мнись, иначе этого бедолагу разнесёт в клочки и нас с ним заодно. Режь нам по пальцу да в горсть себе кровь собирай.

Сокол тихо заматерился, выполняя указанные Петром манипуляции. Мы трое накапали ему в ладонь крови. Палец засаднило, но я отмахнулся от этого ощущения.

— Давай бодрым шагом круг вокруг чаши и ляпай отпечаток, пока кровь не засохла!

Дханук что-то прогудел.

— Он говорит, что выйдет в соседний зал, чтоб не повредить здесь ничего и мы остались бы живы, когда он взорвётся, — сказала Малина. — Время рассвета близко.

В зале сразу потемнело.

— Сокол, скорее! — гаркнул Петя, зажигая несколько дрожащих огоньков.

Иван заторопился и запнулся впотьмах, едва не растянувшись.

В соседнем коридоре ратнаияка глухо запел какую-то песню.

— Это предсмертная, — сказала Малини и прижала окровавленную руку к губам, не замечая, что пачкает себя.

— Вань, скорее!

— Да бегу!

Он завершил круг и чиркнул себя по пальцам тоже, пробормотав:

— Для верности…

Ляпнул отпечаток на борт фонтана…

Ничего не произошло.

— Не получилось? — упавшим голосом спросила Малина.

— Мне очень жаль, — сдавленно сказал Иван и грохнулся в обморок.