КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8)

15. ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ

СНОВА ЗВЕРЬЁ

Не прошло и трёх часов, как на нас обрушилась следующая «атака джунглей». Но оказалась она совершенно провальной. Провальной для оборотней, которые, безусловно, старались спрятаться в массе зверей.

Во-первых, курсанты на «Локустах» выжгли пятисотметровую полосу отчуждения, и джунгли ещё не успели её затянуть. Даже травой.

Во-вторых, мы успешно выстроили несколько сторожевых постов, задача которых была только предупредить — и уж совсем точно не геройствовать. Крепкие трёхэтажные башенки с бойницами позволяли десятку казаков успешно обороняться от любого зверья. А учитывая, что первый этаж был глухим, засыпанным щебнем и — внимание! — укреплённым артефактами и щитами, которые на удалении от крепости отлично работали, то даже слону-оборотню было весьма затруднительно сковырнуть такую башню.

По крайней мере, очередной племянник Серго из их «Волчьей роты» сказал, что у них на Кавказе уже испокон веков так делают. И самые старые такие башни стоят аж по несколько сотен лет.

— Применим опыт Кавказа в Индии! — заявил атаман, и все с ним согласились.

Башенки показали себя просто отлично. Я ж говорил, изначально по-другому надо было оборону строить! И предупреждения о приближающейся опасности насколько раньше поступили! Получившие их экипажи МЛШ выстроились по боевому распорядку и, несмотря на крайний недосып, встретили звериную атаку как следует. А какой ты оборотень ни есть — против крупнокалиберного пулемёта, да при поддержке пушек…

В этот раз первыми выбежало просто огромное стадо буйволов. Мне ажно жалко стало такую прорву говядины. Покосили их беспощадно, едва эти коровы бешеные из джунглей вынеслись. А потом по старинке — сначала свиньи, потом собаки, потом обезьяны эти. Даже неинтересно. Старички до расстройств дошли, что в этот раз шашками помахать не пришлось. Оно ведь как? У МЛШ два огнестрела — крупняк и противопехотный, трехлинейный. И он, конечно, противопехотный, но и как противозвериный работает просто прекрасно. А оборотней в этот раз было мало. Видимо, подвыбили мы их за прошлые-то разы.

Или…

Или опять готовятся, кучкуются где-то, чтоб жизнь нам повеселее устроить.

Вернувшись в лагерь, я застал новую занимательную сцену в благородном семействе. Хотару носилась вокруг нашего расположения, описывая бесконечные восьмёрки вокруг «Пантеры» с «Саранчой». При этом она верещала что-то совершенно неразборчивое по-японски.

— Что за шум, а драки нет? — спросил я у Сэнго, деловито помешивающей чай.

— Она наконец-то получила второй хвост. Долго-долго не могла, и вот сегодня, когда мы таскали большие рубины — получила.

— Перестаралась, что ль? — немного озаботился я. Нет, понятно, что она жива, но что бывает с волшебными существами, если они перенапрягутся, а?

А Хотару метнулась на землю в лисьем обличье и принялась скакать перед нами, виляя попой:

— Видели⁈ Видели⁈ У меня два хвоста! Ятта! Ятта! Урэсий ва*!

*Получилось! Получилось! Я так рада! (яп.)

— Уймись! — строго сказала мать.

Хотару прижала хвостики и села, сверкая глазёнками:

— Будут новые обломки, буду ещё таскать!

— Ты что⁈ Думаешь, нашла свой путь⁈ — возмутилась Айко. — Ты кем хочешь быть — тяжеловозом или боевой лисой⁈

— Как⁈ — выпучили глаза уже обе молодых лисы. — Нельзя таскать тяжёлое⁈

Я тоже озадаченно посмотрел на Айко:

— Это им вредно, что ли⁈ А почему не сказала⁈

— Да не вредно, не вредно! — махнула она рукой. — Но в первую очередь надо думать о боевой магии, а потом уж подъёмный кран из себя изображать.

— Ха! Мы будем думать, да-да! — хором заорали обе лисички. — В следующий раз как пойдут эти красные — мы первые их встретим! — и как давай наперебой бахвалиться! Еле я сумел воткнуть:

— А ну, успокоились! Под снаряды не лезть! Запрещаю!

— Ну вот! — надулись они. — Только соберёшься повоевать — так сразу нельзя!

— Во дворе перед пушками не метаться! Когда за ворота выбегут — вот тогда можно. Но под выстрелы всё равно не подставляться. Ясно? На это тоже мастерство нужно.

— Ясно-ясно! — закивали они дружно. — Мы будем! Мы быстрее пули!

Ну чисто дети…

Вечером на посиделках в казарме-шатре, растянутом прямо на стене, Хаген за чашкой кофе выдал такую идею, что я аж поперхнулся.

— Ваше императорское высочество, ваша светлость, ваше сиятельство…

О как разтитуловался! А фон Ярроу на титулы переходит, только если дело предельно серьёзное. У Ивана с Петром, должно быть, те же мысли промелькнули — вон как лица-то повытянулись! И челюсти дружно отвалились, потому как никто из них даже слова молвить не успел, а Хаген настойчиво продолжил:

— А мы так и будем терпеть эти набеги? Ситуация усугубляется тем, что теперь у нас есть огромная угроза и со стороны рудника. Источник «атак джунглей» мы знаем. Я считаю, что уж как минимум ответный визит вежливости нужно организовать.

— И как ты себе это представляешь? — спросил Сокол.

— Мне покоя не дают рассказы о свадьбе вашего императорского высочества. И определённые параллели с нашей поездкой в Нидерланды.

— Так. Для начала прекрати титулование, а то кофе тебе за шиворот вылью! — Иван покачал жестяную кружку. — Вторым пунктом подробно поясни, чем же тебе моя свадьба не понравилась?

— Свадьба мне очень даже понравилась. А вот как вы на девичник пробрались — это прямо караул. Это огромная дыра в охране. Какое-то новое направление. И вот это не выходит у меня из головы — а может, слетать в Голконду? Пётр договорится со своим отцом, диверсионный дирижабль доставят сюда обычным рейсом, а потом…

— В общих чертах понятно. Но это ж теперь уже не такое и новое средство. Нас же потом заставили докладные записки писать с мыслями об усилении, а вернее — об усовершенствовании охраны. Теперь почти везде есть артефакты слежения за небом.

— А в Голконде эти артефакты есть? — спросил Хаген.

— Да хрен его знает, — вставил я свои пять копеек в обсуждение. — Так-то Голкондский султан сказочно богат и издревле на артефакты упор делает. Благо есть из чего делать. Вспомни того слона бриллиантового.

— Но, господа, вы все забываете фактор А! — влез Витгенштейн.

— Какой ещё фактор А? — нахмурился Иван. — Ты нормально можешь говорить?

— Айко, милочка, — спросил куда-то вверх Пётр, — а вы с дочками можете скрыть от обнаружения дирижабль?

— Можем. Но ненадолго, — раздался хрустальный голосок старшей лисы. — Минут на десять.

— Вот это я и называю фактор А! — улыбнулся Витгенштейн.

— Тогда зачем нам диверсионный дирижабль? — быстро прикинул я. — Берём «Пулю», грузим добровольцев, на максимальной высоте…

— Илья, — остановил полёт моей мысли Сокол, — мне сначала с отцом поговорить надо. А то наломаем дров, потом всякие дипломатические проблемы повылезают. И давай сначала карты дворца раджи раздобудем. А потом уже планы строить примемся.

Гора тем временем скрежетала и бухала на все голоса и, казалось, ворочалась, как просыпающийся голем. Дежурные продолжали орать в рупора, зачитывая англам ультиматум. Надежд на мирное соглашение оставалось всё меньше. Похоже, англы приходили в сознание, помня единственное — сильнее всего они ненавидят машины, второй очередью они ненавидят людей. Любых людей. И именно эти чувства двигали их действиями.

Но мы обязаны были пробовать — а как иначе?

— Жаль, что у нас не остаётся времени на переговоры, — сказал Петя, поглядывая на сменяющих друг друга дежурных. — Кто знает, будь у них хотя бы сутки на раздумья…

И тут вопли во дворе приобрели совершенно новый характер. Все, кто не спал, естественно свесились через парапет — узнать, что там? А явно ведь что-то случилось нестандартное.

Впрочем, вскоре через двор к галереям пронёсся унтер из трофейной бригады и кинулся к атаману — а его палатка как раз недалеко от нас!

— Арсений Парамонович! Ушли, мерзавцы!

— Что ещё⁈ — проворчал наш медведь. Судя по голосу, он только прикорнул поспать хоть вполглаза, и новость о том, что кто-то куда-то ушёл, изрядно его раздражила.

— Стату́и!!!

— Каки́стату́и, ирод! Отвечай по делу!

Унтер охнул, откашлялся и куда более складно сообщил:

— Те двое рубиновых нагличан, которые мы думали, что померши — оне оказались не померши.

— Ну? — хмуро подбодрил унтера на продолжение атаман.

— А как джунглии попёрли-то, все на стены кинулись. Они под шумок и… того. Сдриснули. Заднюю дверь в складу вышибли да ушли.

— И далёко ушли?

— До северной стены, там нынче тихо было. Через стену перекинулись да утекли на запад.

— Прикажете организовать погоню? — спросил голос майора Шиманского.

Атаман подумал-подумал и решил:

— Нет. Тут в любой момент может новый большой прорыв начаться, кажная машина на счету. Утекли — и хрен с ними. Пусть живут как хотят.

И именно в этот момент рядом с нами мигнула линза малого портала, и перед Соколом появился начальник охраны великой княжны Марии, полковник Попов.

— Ваше высочество, я к вам со срочным докладом.

Вот тут я и подумал, что чем-то мы особо отличились (или особо нагрешили?), что Господь решил вывалить на нас всё и сразу.

ПОНЕРВНИЧАЛИ МЫ

Попов выглядел серьёзно, как судейский чин, так что я сразу вообразил худшее и вскочил. Петя с Иваном — тоже. Как же! Семьи-то наши рядом.

— Предупреждая панику, сразу скажу: все члены ваших семей живы и в добром здравии, — сурово заявил Попов, и нас слегка отпустило.

— Слушаю вас, господин полковник, — сказал Иван, указывая на стоящие вокруг стола табуреты: — Присядем, господа.

— Я, с вашего разрешения, стоя, — отказался Попов. — Неловко с бумагами, сидя-то. А у меня их, извольте видеть, целая папка. Вышестоящим начальством, осуществляющим общий контроль и надзор за охраной вверенной нам группы лиц, мне было поручено посвятить вас в детали произошедшего.

— Как будет угодно, — слегка кивнул Иван. — Смею предположить, атака была особо значительная?

— Я бы даже сказал: выдающаяся. Фактически, планировался масштабный теракт с привлечением нескольких независимых диверсионных групп. Нападающая сторона, как этого следовало ожидать, не имела знаков различия, документов и тому подобного, но есть свидетели, слышавшие их переговоры. Франки.

— И эти головы подняли! — воскликнул Петя. — Решили, что все слишком заняты, чтобы на них смотреть!

— Мы склоняемся к тому же мнению, — согласился Попов. — По факту, это работа их армейской разведки. К сожалению, пленных взять не удалось. А франкский посол, хоть и получил ноту, отбрехивается, упирая, что нападавшие были наёмниками неизвестной стороны, и Франция за них ответственности не несёт. Теперь позвольте подробности. Сигнальной системой было отфиксировано вторжение в охраняемую зону с воздуха. Предварительно территория усадеб была подвергнута массированной бомбардировке антимагическими взрывными устройствами.

Я вспомнил свой опыт попадания под такой «ковёр» и мне аж нехорошо стало, но Попов только усмехнулся:

— Не знаю, откровенно говоря, господа, на что они рассчитывали. Ещё со времени Первой Польской во всех особо охраняемых зонах стоят специальные уловители. Несколько снарядов, упавших и взорвавшихся за пределами усадеб, привели к единственному результату — местное население быстро сориентировалось в сложившейся обстановке и фактически организовало вспомогательный отряд.

— Наши могут! — невольно расплылся я. Не посрамила родная деревня!

А Попов продолжал, разложив на столе карту нашей части Карлука и показывая карандашом:

— Тут же следом за бомбардировкой с воздуха было заброшено сразу шесть групп численностью от пятнадцати до двадцати четырёх человек каждая. Они десантировались с нескольких сторон и фактически связали боем внешнее кольцо охраны. Следом высадилась вторая часть десанта, а затем и третья.

— Япону мать твою итить, — пробормотал я, — это уж целая войнушка получается!

— Именно так! — кивнул Попов. — Я поднял архивы спецслужб. Единственная сопоставимая акция за всю историю покушений — попытка англов в четырнадцатом году убить короля Египта. Замечу, в третьей волне была и спецтехника. Сверхмалые шагоходы.

— С наших «Клопиков»?

— Чуть покрупнее и вооружённые гранатомётами.

— Тоже с антимагией? — скрипнув зубами, спросил Иван.

— Так точно.

Бумаг на столе прибавлялось всё больше и больше. Кто куда бежал, кто что видел… Из всего этого должна была сложиться целостная картинка, если бы не подступающая к горлу ярость. Я представил испуганную Серафиму, прижимающую к себе детей, и…

— Коршун! — толчок Ивана в плечо слегка отрезвил, и я увидел, что столешница украсилась пятью выразительными бороздами от моих проступивших когтей. Попов посмотрел на эти отметины и вдруг улыбнулся:

— Надо сказать, диверсионная группа, ближе всего пробившаяся к внутреннему кольцу охраны, умерла очень удивлённой. Судя по воплям, они никак не ожидали встретить в усадьбе высшего белого медведя. Кричали что-то типа «он же в Индии!» — полковник покивал с большим уважением: — Ваша матушка была великолепна. И самое главное — ей было плевать на антимагию!

— Да ей, по-моему, вообще на всё плевать, — усмехнулся Иван. — Совершенно бесстрашная женщина.

— А пленных, говорите… — начал Пётр.

— У них у всех была встроена система автоподрыва. Из-за этого и часть местных казаков сильно пострадали. Они повязали нескольких диверсантов и оказались вблизи в момент ликвидации.

— То есть, франки не сами себя подрывали? — удивился я.

— Нет. Потому что взорвались и трупы тоже. Отсюда есть основания полагать, что они бы взорвались все, независимо от исхода операции. Также, господа, у меня есть письма для вас от ваших близких…

— Так чего ж ты молчишь, ирод! — не сдержался я и выдернул из рук полковника Серафимино письмо, развернул, строчки запрыгали у меня перед глазами.

А ничего, лапочка моя бодрилась и даже более того — держала тон довольно воинственный. Я перечитал послание на два раза, бережно сложил и в нагрудный карман спрятал — потом спокойно ещё раз перечту.

— Здесь ещё письма от баронессы фон Ярроу и от вашей, Илья Алексеевич, матушки, — выложил конвертики на стол невозмутимый Попов.

— Хагену передадим, — сказал Иван, — он пока с курсантами в охранении. А Алексею Аркадьевичу сейчас отправим, — и немедленно отослал ординарца.

Естественно, через пятнадцать минут деды явились за подробностями — как это, на деревню родную нападение, а они не в курса́х!

К этому моменту мы уже погрязли в кипах докладных и пояснительных записок. Но одна — это же был шедевр! Её для поднятия настроения дедам зачли вслух и в конце концов даже дали переписать — уж очень образчик замечательный был. Приведу кусок из него здесь для понимания:

'Возвращаясь под утро с рыбалки, мы оба были, конечно, употребимши. Потому — как на рыбалке бысть и не выпить? Но шли ровно, и в глазах у нас не двоилось, за это поручусь точно.

Вышли из ложбинки у Прокопьевского амбара — глядь*! Вокруг Коршуновской усадьбы то молнии, то сполохи прям в небо хлещут!

И смотрим мы: у отворота к Золотуевым несколько злодеев в чёрном с нашими казачками сцепились. В другу сторону, где у Фон-Яровых садик разбит, тоже замес идёт, только каша снеговая во все стороны.

А впереди — завеса ледяная над усадьбой крутится, а в ту сторону по огороду машинерии топают, навроде пауков, а на кажной верхом злыдень сидит. И над теми пауками кумпол подсвечивается. Прут они, значицца, а настречу им будто сила упирается, и из ледяной завесы штыри в эти кумполы лупят.

Трофимыч говорит:

— Айда, Петрович, ближе подползём. Авось не заметят нас, весь снег уже с землёй размесили.

Нам-то сподручней! А то тулупы тёмные на белом сразу видать, а на каше…**

А у нас из оружия-то с собой — у меня пешня да у Трофимыча топор. Я и говорю:

— Гля, Трофимыч, как у вражин ихний кумпол мигать начнёт — значицца, трудно им магичить становится. Подрассчитай, да и кидай, чтоб в перемену зашло.

А сам я поближе пополз. Потому как это топором всё равно, каким местом ни прилети — всё пришибёт, а пешнёй наверняка надо. Ползу — и вдруг передо мной прям из сугроба выскакивает, в белом комбинезоне и давай руками махать. Ну я и кинул ему пешню в глаз без затей, покуда он в меня чем магическим не шмальнул. А тут и Трофимыч свой топор в водителя махины метнул. Хорошо попал, прям шлем пополам злодею раскроил. С головой, конечно, а как же!..'

*Первая буква переправлена

**Тут рассуждения шли и дальше,

но зачёркнуты с пометкой:

«К делу отношения не имеющее»

Всё это могло показаться даже забавным, если не знать, что Трофимычу нынче семьдесят три стукнуло, а приятелю его, Петровичу — семьдесят пять.

По итогу уверили нас, что ситуация стабильная, меры защиты усилены, пострадавшие казаки получили лучшую целительскую помощь от императорского госпиталя, жизнь продолжается.