КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8)

20. ХОРОШО ЛЕТИМ

УНИКАЛЬНЫЙ ЭКИПАЖ «ДЕЛЬФИНА»

Когда взлетели, я вышел на капитанский мостик и отозвал в сторону Сергея Викентьевича. Ещё раз поздоровались, и я спросил:

— Вы, дорогой капитан, уже прекрасно всё поняли. И именно ваши советы в вопросах десантирования на дворец раджи Голконды я бы хотел услышать.

Сергей Викентьевич покачался с пятки на носок, а потом задал встречный вопрос:

— Ваша светлость, находящиеся на борту силы — это всё, чем мы располагаем?

— Так точно. А что?

— А то, что такими силами взять Голконду — абсолютно невозможно! — решительно отрубил он. — Это не дворец раджи, как вы изящно выразились. Это крепость. И гораздо больше и лучше вооружённая, чем бидарский рудник. — Он помолчал. — Там тоже три ряда стен, но масштаб совершенно не тот. Голконда огромна. Ваш… наш, — поправился он, — отряд банально потеряется в ней. У нас в военном училище сокурсники планировали атаку на Голконду. В качестве квалификационного экзамена. И все сошлись на том, что минимум миниморум для взятия — пятнадцать тысяч человек. А у нас, судя по докладу вестового, шестьдесят три. Это абсурд, простите.

— Мы не собираемся брать Голконду.

На это заявление Сергей Викентьевич вскинул голову и недоверчиво блеснул глазами. Но промолчал. А я продолжил:

— Мы собираемся убить раджу. Это несколько другая миссия, вы не находите? Далее. Как говаривал его сиятельство Пётр Витгенштейн, вы не учитываете фактор «А». А точнее, фактор «Л». Я не буду сейчас в буквы играться, скажем прямо: лисы способны обеспечить визуальную маскировку дирижабля. Правда, недолго. Сколько времени вы сможете обеспечить невидимость, Айко?

— Мы с дочерьми посовещались и решили, что без дальнейшей потери боеспособности вы можете рассчитывать на десять минут. Может, чуть меньше, может, чуть больше.

Айко в образе девушки в белом расписном кимоно проявилась около приборов. С любопытством глядела, но ничего не трогала. Аж ручки одна другую держат за спиной. Сама себя опасается… Я улыбнулся.

— Вот как-то так, Сергей Викентьевич. Если восемь минут невидимости у вас есть, сможете нас в сердце Голконды сбросить?

Он как-то беспомощно оглянулся. Посмотрел на меня, на лису, на матроса, что стоял у штурвала…

— Восемь минут безнаказанности… — тихонько прошептал он. — Целых восемь минут! Восемь! — А потом повернул какую-то трубку и заорал в неё: — Боцмана на капитанский мостик!

— Есть боцмана! — откликнулось откуда-то сверху.

— Восемь минут! Это совсем всё меняет! Вообще всё!

Чего-то он нервический стал. Не угробили бы мы психику нашему капитану своими закидонами. Так-то я уже привычный. А ему каково?

Через несколько минут прибежал боцман. Опять же вопрос. Боцманов что, калибруют спецом по комплекции? Невысокий, совершенно квадратный дядька, как и все виденные мной ранее боцманы.

— Константин Иванович, дорогой, а хочешь в учебники по диверсионному делу попасть? — обратился к нему капитан.

— Дак мы же уже… — боцман осёкся. — Хочу. Кто ж не хочет в учебники-то! Главное же ить — чтоб не посмертно.

Сергей Викентьевич хохотнул:

— Давай я тебе вводную дам. Голконда. Помнишь? — Константин Иванович кивнул. — Пять минут полной безнаказанности над крепостью. Что делать будешь? А? Как тебе задачка?

— Пять минут?

— Пять. Обещали восемь-десять, но — пять! Думай. — С видом кошака, дорвавшегося до бесплатной сметаны, сказал наш капитан.

— Ух ты, змей-искуситель… — Боцман уставился в потолок. Чего-то шептал, шевелил пальцами, потом даже топнул ногой. Видать, от избытка чувств. Потом подскочил к батарее трубок на центральной панели: — Суперкарго на капитанский мостик!

— Есть суперкарго на мостик! — отозвался потолок.

— Щас Семёныч придёт… — протянул боцман.

— Что, реально Семёныч? — не выдержал я.

— Ну да, Олег Семёнович Мох. А что? — спросил меня капитан.

— Да все кладовщики, что мне по сей день встречаются — Семёнычи. Все какие ни есть, в Сирии, в Новосибе, на Дальнем Востоке. Их что, специально подбирают?

— Не знаю, — развёл руками капитан, — но наш Семёныч, он всем Семёнычам — Семёныч! Это я вам, ваша светлость, гарантирую! О! А вот и он! Щас мы его спросим! С пристрастием! А ну!.. — ткнул капитан пальцем во вбежавшего на мостик моряка (так-то его можно было за брата боцманского принять — такой же невысокий и такой же квадратный). — Давай, поясни его светлости, — капитан кивнул на меня: — ты специально? Специально⁈

— Да я вовсе не хотел, так случайно получилось! — зачастил кладовщик. — Разгрузку торопят, беги туда, потом сюда, потом заправка опять же… Недоглядел! Но мы же в обратку как раз на Бидар пойдём и всё выгрузим! Викентьич, да разве я без понятия? Это ж общественное имущество! Не личное даже, там хоть деньгами откупиться можно! А тут полгубернии деньги собирали, и мы… И-ех! Да я уже кому надо хвосты накрутил — ей-богу, всё выгрузим!

— Та-ак! Стоп. Теперь по порядку. Ты вначале ответь его светлости, почему ты Семёныч, а потом ты мне про груз подро-обно всё расскажешь, — зловеще остановил тираду Олега Семёновича капитан.

— В смысле «почему»? Папу Семёном звали, ну и я… — он развёл руками.

— Вот видите, никаких заговоров нет, ваша светлость! — уже в открытую смеялся Сергей Викентьевич.

— Ну не знаю, не знаю… Вот все ж поголовно! — протянул я.

— Господа, посмеялись и будет! — Боцман повернулся в кладовщику дирижабля и спросил: — Сколько у нас топлива?

— На пятнадцать тыщ. Это если без форсажа. Если с ним — восемь тыщ, не более.

— Ага. А мыло есть? — внезапно спросил боцман.

Зачем им мыло? Непонятно.

— Есть, как не есть. Ящика четыре. Четыре с половиной, — поправился кладовщик. — Я его на кофе выменял.

— А ещё какие мыльно-рыльные? Ну там чтоб пол мыть? — продолжал допытываться боцман.

— Костя, ты нормально поясни мне, чего надо-то? Может в порт какой сесть — докупиться срочно?

— А я тебе, Олежа, скажу — Летим голкондского раджу кончать. Нет, — вскинул он руку. — Не брать Голконду, а только раджу грохнуть.

— Отрядом что на борту — невозможно. — Отчеканил суперкарго. — Невозможно!

— А если у тебя будет пять минут невидимости прям над голкондской крепостью? — протянул голосом искусителя Константин Иванович.

— Невозможно укрыть такой крупный объект… Ты щас реально? Пять минут? ПЯТЬ МИНУТ?

Ситуация повторилась. Только кладовщик ходил кругами и только что ногами не топал.

— Значит так. Предварительный анализ — шанс на удачное завершение операции шестьдесят восемь процентов. Потери нападающей группы — восемьдесят процентов. Потеря дирижабля двадцать четыре процента. Предварительный доклад закончил.

— Вот и молодец. А теперь давай думать, как процентики под приемлемые подогнать. Вы не удивляйтесь, ваша светлость, Олег до гражданки был нашим штатным аналитиком, — капитан хлопнул Олега Семёновича по плечу.

— Ага, а потом из аналитиков в кладовщики? — удивился я.

— Илья Алексеевич, вы не представляете, как я на этой должности душой отдыхаю! Тут всего-то и надо — считать уметь. Ну и за экипажем следить, тут не без этого. Значит, тебе мыло понадобилось, Костя? Ясненько-понятненько. Считай, четыре бочки двухсотлитровых у тебя есть. Как раз для отступления.

— Нормально! — обрадовался боцман.

— Да что вам это мыло далось? — мне всё труднее становилось следить за беседой.

— Можно сделать примитивный аналог напалма. Ну… не совсем напалм, так, недоразумение. Но горит хорошо, к стенам липнет и тушится плохо, — пояснил Сергей Викентьевич.

— С размахом планируете, я смотрю.

— А как же! А как же иначе-то? — усмехнулся боцман.

Но тут Семёнычу удалось удивить даже их.

— А ещё у меня… ну — у нас… есть четыре новейших двухсоткилограммовых фугасных бомбы, — пробормотал суперкарго, смущённо ковыряя ботинком пол кабины.

— Чего? — так же шёпотом протянул капитан. — Чего у нас есть?

— Четыре английских бомбы. Я их в Калькутте на серебро выменял. На английских складах сплошь индусы работают, им серебро интереснее бомб. Подумаешь, в первый раз, что ли, что-то у них теряется. В крайнем случае на наводнение спишут, у них недавно было.

— А серебро у тебя отку…

— На сахар в Раждастхане поменял… — покаялся Семёныч. — Мы там кофиём для князя Витгенштейна докупались, когда в Бидаре закончилось, вот мне между делом и предложили. Там же рудники, серебра этого, как грязи. По бросовой цене отдают, а если меняться — ещё выгоднее. У меня сахар чуть не с руками оторвали.

— А сахар-то? Да ещё в таких количествах, чтоб на серебро менять! — заорал капитан.

— Сахар я в Южном Китае выменял, когда с оказией ходили, там он дешёвый, дальше некуда.

— Да Бог с ним, с сахаром! — возопил Сергей Викентьевич. — Бомбы! Бомбы тебе зачем⁈

— Я ж их хотел потом в немецкой колонии на масло для «Дельфина» поменять. У него же иностранные двигатели, надо специально из «Рихтгофена» втридорога заказывать! А у них есть, я узнавал. У них тоже от «Божека и Рихтгофена» дирижабли есть. И масло специально под них есть.

— С-сука, это ж надо! А бомбы-то им зачем?

— Говорят, русло реки хотят взорвать, расширить фарватер. Они бы и простой взрывчаткой обошлись, но взрывчатки не было, а бомбы были…

— Дурдом, — заключил капитан. — Так! Что ещё есть?

— Да больше-то ничего, только…

— Чего? — хором заорали капитан с боцманом.

— Ну пять ящиков мин, что выгрузить не успели. Я же в самом начале сказал…

— Знаешь, Олежа, кладовщик из тебя получился хуже, чем аналитик, — сурово сказал Константин Иванович. Первая же ревизия — и столько косяков!

— Неправда! Мы все ревизии прошли отлично. Всё, что по списку — всё есть!

— Посмотрим, посмотрим. Вот с Голконды вернёмся, лично мне отчитываться будешь! — пообещал боцман.

— Как скажете, господин начальник! — разулыбался кладовщик.

— Какие на меня разносторонние люди работают! — усмехнулся и я.

— Так и вы, ваша светлость — необычный человек. Вот и тянутся к вам… всякие…

— Господа, а теперь мне бы обсудить вопросы десантирования. И наоборот — как забрать всех после операции…

Сидели мы долго. Прикидывали так и сяк. Чертили на картах. Оказалось, что у «Дельфина» были прекрасные карты Голконды. Как рассказал капитан, он как узнал, что предстоят регулярные рейсы в Индию, закупился всеми картами, которые удалось найти. Предусмотрительно, что сказать. Я так погляжу, у них тут все — «предусмотрительные». Особенно Семёныч.

ДЕСАНТ ГОТОВИТСЯ

Потом я спустился в трюм. А там уже у аппарели десантного модуля Швец с Пушкиным мудрят. С помощью дедов разобрали его чуть не подчистую. Одна площадка осталась, стенок — как не бывало.

— Господа, это ещё что за самодеятельность?

— Это не самодеятельность, а усовершенствование под текущие нужды! — поднял палец вверх Антон. Мы смогли, снизив вес модуля, одновременно увеличить его грузоподъемность аж на двести килограмм!

— Однако неслабо! — удивился я. — А эти, как их, меры безопасности? Уроются же с такой площадки казачки-то?

— Обижать не надо, Илья Алексеевич! — Вперёд вытолкался дядя Родя. — Все с пониманием. Ремнями привяжемся, всяко легче, чем клетка стальная!

— Если только так… Казаки вы бывалые, сами смотрите…

— Так смотрим, ваша светлось!

— Ой, задолбал, дядя Родя! Эта светлость мне… ещё и ты меня навеличивать будешь!

— Не скажи, Илья Алексеевич! Ты что — не понимаешь, что ты, да для карлукских-то, значишь? Нет? — переспросил он в ответ на моё мотание головой. — Ты ж гордость наша! Я тебя хворостиной с малины гонял, ты с моим на рыбалку бегал — а теперь цельным герцогом стал! Так что терпи теперь, ваша светлость!

Блин горелый, как хворостиной, так на «ты», а как обращаться — так светлось. Придётся терпеть.

— Короче, Кулибины доморощенные, сколько теперь обеспечит?

— В полной амуниции — пятнадцать. Никак больше не выходит. Тросы крепления повырывают.

— Если считать тросы десантные, то в два приёма придётся…

— Не боись, Илья Алексеевич. Мы и о этом подумали. Мотор на лебедке щас ещё заменим. Чтоб помощнее да побыстрее. Кладовщик обещал дать, да куда-то убежал. Как бы не к капитану…

— Ага, у капитана. Но сейчас вернётся.

Я отошёл в сторонку и тихонько спросил:

— Айко, Сенго, Хотару? Я так понимаю, вы на дворец не пойдёте?

— Почему? — раздался возмущенный хор. Три лисички проявились около меня, старшая просто вопросительно смотрела мне в глаза. а младшие принялись прыгать вокруг:

— Почему, почему, почему??? Дядя герцог Илья Алексеевич, почему мы с тобой не пойдём?

— А как вы невидимость «Дельфину» обеспечивать собираетесь? Как заклинание держать? Оно же у вас контактное, как я понял… — спросил я.

— Ой, Илья Алексеевич, напугали вы меня! — Улыбнулась Айко. — Не только контактное, хотя оно самое сильное. Мы просто наложим заклинание на дирижабль и пойдём с вами. Я же сразу сказала, что максимум десять минут продержится. Если бы я на сигаре сидела, то до получаса — легко. Всё-таки это второе заклинание, которое я освоила в совершенстве.

— А первое? — не удержался от вопроса я. — Первое какое?

— Зачарование, — смущённо почесала нос Айко. — Я когда маленькой лисичкой была, постоянно голодала. А так — подойдёшь к лавочнику, зачаруешь, он тебя и накормит…

— Мда, суровое у тебя детство было, — совершенно автоматически погладил я Айко за ушами. Поймал хитрый взгляд. — Ой, извини.

— Добрый вы, — улыбнулась Айко. — Вам простительно.

Проскочила неприятная мыслишка, что если лиса не захочет, чтоб её трогали, может ведь и руку откусить… А она, будто и не было ничего, присела, словно кошка, обвив лапки веером хвостов:

— Так что мы с вами, Илья Алексеевич. Может, удастся всё быстрее провернуть, и мы с дочерьми раньше вернёмся на «Дельфин» — невидимость поддерживать.

— Хорошо, если так. Думается мне, там в охране тоже не мальчики для битья собрались! Полагаю, встреча будет бурной.

— И это та-ак интересно! Правда, девочки? — предвкушающе протянула Айко.

— Да! Да! Да! — лисички-дочки запрыгали вокруг. — А потом можно торт? — вдруг спросила Хотару, получила подзатыльник от матери и надулась.

— Будет вам торт. Даже два! — повторил я слова Ивана. И от своих щедрот добавил: — С орехами, шоколадом и взбитыми сливками.

— Ура! Ура! Торт! Два! — рыжие запрыгали с удвоенной силой.

— И еще один — маме вашей! — сверх прежнего обещал я. А что, светлость я или нет? Могу себе позволить!

Да. Как-то я за повседневной суетой стал забывать то чудовище, которое дралось с «Пантерой», мной и Дашковым. И дралось в одну каску, промежду прочим! А теперь их целых три. Да, две послабее будут. Но это по меркам чудовищ послабее!

Так что — будет вам торт, каждой — трёхэтажный и с сахарными лебедями. Лишь бы побольше казаков в живых осталось.