КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8)

23. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В БИДАРСКОЙ КРЕПОСТИ

ВОЗВРАЩЕНИЕ В БИДАР

Прибыли мы в воздушный порт Бидара — и как началась вокруг нас страшенная суета! Служители порта бегают, посыльные понеслись. Не успели мы разгрузиться — граф Орлов летит собственной персоной, вид шальной, волосы торчком:

— Господа! Господа, вы вернулись! — он пытался окинуть взором выгружаемый личный арсенал и глаза у него разъезжались.

— А что, ваш-сият-ство, были какие-то сомнения? — зубоскалили ему в ответ деды́, сходящие по аппарели с песнями-прибаутками.

Сегодня им всё было простительно.

— Слава тебе, Боже наш, слава тебе! — в три голоса прогудели сходящие с толпе казаков печёрские иноки и остановились против графа. Старший немедля осенил его благословением и спросил:

— А что, ваше сиятельство, церковь аль часовня в сем славном городке обретается? Имеем животрепещущую потребность отслужить благодарственный молебен. Нет, ежели нет, то мы можем и здесь…

— Отчего же нет, отчего же нет, святые отцы! — заторопился Орлов. — На территории губернаторского подворья имеется храм. Я непременно сопровожу вас, однако мне необходимо выяснить несколько вопросов у Ильи Алексеевича…

— Не переживайте, Виталий Сергеевич! — успокоил генерал-губернатора я. — Мы все на молебен пойдём. Нам бы только тягач с рудника вызвать. А пока он едет — и отслужим, и пообщаемся!

— Это сей момент, я распоряжусь, чтобы позвонили! — Орлов живо отправил на коммутатор посыльного в сопровождении пары местных блюстителей общественного порядка, из чего я заключил, что нормальную связь на руднике восстановили. Уже хорошо! Хоть с женой поговорить можно будет!

Передвигаясь по Бидару я для себя отметил некоторые изменения — городовые верхами на всех углах, разъездами по два-три человека. Нанятые из местного населения дворники, нацепившие поверх своих одеяний форменные дворницкие фартуки и свистки. Однако, преображается город. Судя по всему, обещанный процент на содержание Бидарской управы наконец-то потёк в местную казну.

Молебен отстояли на душевном подъёме.

Тут и тягач прибыл. В охране — четыре наших «Локуста». Странно, что сам Сокол не примчался, ну да ладно.

— Илья Алексеевич, — подошёл ко мне Орлов, — простите за назойливость, но имею недвусмысленный приказ в случае встречи с вами осведомиться о ваших дальнейших перемещениях.

— А какие у нас перемещения, раз мы в Бидар явились? — удивился я. — На Бидарский рудник вернёмся. Вряд ли за прошедшие сутки обещанные части явились казаков заменить?

— Нет-нет, не успели, — заверил Орлов.

— Значит, пойдём дальше боевое дежурство нести. Мы, конечно, полагаем, что наследники Голкондского раджи на ближайшие несколько лет будут увлечены друг другом и делёжкой власти. Но, мало ли — вдруг остатки каких-нибудь шальных отрядов по окрестностям бродят?

— Действительно, — согласно закивал губернатор. — Очень здравое решение, Илья Алексеевич.

— Так что спокойно передайте, кому следует, что мы возвращаемся на рудник и ждём смены.

— Понял вас, — Орлов помялся. — Надеюсь, вы не в обиде?

— Что вы! Это же приказ?

— Именно.

— А приказы…

— Не обсуждаются, — закончили мы хором.

— Чаю, Илья Алексеевич?

— Рад бы, но мои почти уж загрузились. Неудобно заставлять ждать.

— Так мы и ваших людей накормим! — радостно воскликнул граф и засмеялся: — Мы нынче богатые!

ВОТ ЭТО ПОВОРОТ

Не менее радостно нас встречали и на руднике. «Славу» кричали, обнимали, едва не на руках качали. Стату́и золотые выставили в ряд перед входом в шахты, разумея, что как только государь явится — мы ему сразу подарочек лицом! А пока пусть постоят, народ порадуют.

Немного меня смутило, что нигде среди встречающих я не увидел Ивана, а Пётр при первой же возможности оттёр меня от толпы и сказал:

— Пойдём-ка! — весь из себя загадочный такой.

— Ну пойдём. А где Сокол-то?

— Успеешь Сокола увидеть. Ему сегодня утром наши магические профессора какие-то упражнения назначили, не велено на люди показываться. Чтобы, понимаешь, никого своими эманациями не зацепить. Опасно.

— Я-то, поди, не развалюсь! Как показывает практика, высшего белого медведя не так легко уничтожить.

— Развалишься не развалишься — тут вопрос другой, — Петя со всей суровостью откинул передо мной полог их палатки, порылся в своих вещах, извлёк на свет божий магически запечатанную папочку (понятное дело, распечатал) и кинул передо мной на стол пачку бумаг: — Ну что, друг ситный, на почитай! Редкий эпистолярный жанр — телефонограммы особого отдела. Вообще-то секретно. Но у тебя допуск подходящий, так что стоит ознакомиться.

Я взял первую. Если исключить все словесные кружева типа «я такой-то такой-то доношу до вашего сведения, что такого-то числа…» и прочие канцеляризмы, то в сухом остатке мы имели:

Дежурный наблюдатель Бидарской рудника:

'В соответствии с полученными инструкциями о лицах, находящихся на особом контроле, докладываю, что из Бидарского рудника на рудничном тягаче с платформой в неизвестном направлении (предположительно, в город Бидар) отбыл тяжело вооружённый отряд в количестве пяти десятков вспомогательных рабочих-строителей из числа вольноопределяющихся казаков и трёх монахов Печёрской обители. Возглавил отряд герцог Коршунов. Выявлено также отсутствие отца его светлости, Алексея Коршунова.

Отдельно отмечаю факт произнесения великим князем Иваном Кирилловичем напутственной речи данному отряду. Далее он лично, используя персональный шагоход «Святогор» отбыл в качестве сопровождения вышеуказанного отряда'.

Имперская канцелярия:

«Срочно сообщите, известно ли вам настоящее местоположение Великого Князя Ивана Кирилловича, а также князя Петра Витгенштейна?»

Дежурный наблюдатель Бидарского рудника:

«На настоящий момент нахождение Великого князя Ивана Кирилловича неизвестно. Князь Витгенштейн находится на Бидарском руднике».

Следующая телефонограмма от него же:

«Извещаю вас о том, что по прошествии трёх часов князь Иван Кириллович вернулся в расположение гарнизона Бидарского рудника. Тягач также прибыл, с грузами для крепости, но без отряда вольнонаёмных. Герцог Коршунов с отцом не возвратились. Князь Витгенштейн пределов расположения гарнизона Бидарского рудника не покидал».

Имперская канцелярия:

«До особых распоряжений тревогу не поднимать, отслеживать перемещение лиц из первого списка».

Пока я продирался сквозь армейский канцелярит, Петя внимательно смотрел на мою реакцию. Буквально изучал.

Когда я отодвинул от себя листки, он наклонился ко мне и спросил:

— Теперь ты понимаешь?

— Нет, — честно ответил я. — Не понимаю. Ну следят за нами. Так это же козе понятно было. За Иваном, конечно, в первую голову. Мы с тобой, опять же, в ближний круг входим — князь да герцог. Хотя из меня герцог, как из говна пуля, ядрёна колупайка. Но сам вопрос ясен — нас должны отслеживать. Особенно учитывая наши похождения. Я бы был удивлён, если бы этого не было.

— А я тебе скажу! — Петя нервно прошёлся по шатру. — Нас и раньше, конечно, пасли. Как шалопаев. Но теперь всё перешло на совершенно новый уровень. А знаешь почему?

Я помотал головой. Когда Витгенштейн изволит рассуждать, лучше ему не мешать.

— Так вот, — продолжил он, — ты когда улетел, я коротенько переговорил с дежурными учёными, которые остались сторожить аномалию. Один — аж профессор. Он и пояснил мне, что источаемая Иваном и тобой — да-да тобой! — энергия, — Петя посмотрел на меня ещё более многозначительно, — она реагирует на подсознательные желания определённых людей и…

— Стоп. Сокол-то ясно. Он как в Сирии начал чудить, так и не останавливался. А я то тут причём? Я никаких аномалий не выпивал!

— А я специально уточнил. Это в тебе непробуждённый дух Великого Медведя просачивался, — с умным видом поднял вверх палец Петя.

— Так я уже сколько времени пробудился-то? Ещё когда на северах были! А дичь всякая как случалась, так и продолжается! — не согласился я.

— Представляешь, и этому есть объяснения. Это как с пружиной.

— Какой ещё пружиной?

— Не перебивай! Итак. Представь, что ты двадцать лет сжимаешь пружину. Сжимаешь, сжимаешь, сжимаешь… Энергии в той пружине просто немеряно. Она просачивается наружу в виде, э-э-э, — Петя задумался. — В разном виде, короче. Например, тебе просто катастрофически везёт. О! Какое точное определение подобралось — «катастрофическое везение»… Так вот. А потом ты эту пружину — Дух Великого Медведя — отпустил. И пружина ка-ак даст! И вот ты уже светлость, и вот ты уже владелец своего железного рудника, и вот ты…

— А чего я ещё-то? Больше ничего особого и не было.

— Ага. Не было. Совсем. Лисы в подчинении. Взятый на коготь «Кайдзю», убийство голконского раджи, воскрешение убитых казаков. Не-е-е, совсем ничего рядом с тобой не было! Конечно, что-ты!

— Ладно, хватит ёрничать. Осознал. Был неправ. И что ты по этому поводу предлагаешь делать?

Витгенштейн замолчал.

— Только между нами. Теперь, когда Сокол вновь «подзарядился», я просто не знаю, что с вами делать! Вы же вместе — просто ходячая аномалия. Зачем нам бидарская, я даже не понимаю. Это вашу парочку надо изучать! Благо все ваши, э-э-э, экзотические деяния направлены на благо России. А если нет?

— Ты говори, да не заговаривайся! Щас как тресну, не посмотрю, что контуженный недавно! Во вред России? Да я сам себя грохну, первый, если только мыслишка такая проскочит! Охренел в конец, ишь, «во вред России»! Кажись, кое у кого ролики с рельсов послетали!

Чего-то он так меня разозлил, что я выскочил из шатра и пошёл искать Ивана. Поделиться, так сказать, Петиными опасениями.

ГРУСТНЫЙ СОКОЛ И ВОПРОСЫ УЕДИНЕНИЯ

Сокол нашёлся на верхушке самой высокой башни. Сидел за раскладным столиком, сумрачно пил кофе, заедая индийскими сладостями. Рядом на маленьком стульчике сидела Хотару и тоже лопала сладости — с гораздо большим энтузиазмом, а кофий у неё был так, чисто для проформы.

— Сманиваешь моих лисичек? — сварливо начал я. — Мало того, что против России злоумышлять можешь, так ещё и на лис позарился?

— Чего это сманивает? Ничего и не сманивает! — затараторила младшая лисичка. — Мы сегодня по очереди кофе пьём и дядю Сокола охраняем! И мама, и Сэнго! Теперь моя очередь! Вы зачем ругаетесь, дядя герцог? Мы теперь хорошие! Мы теперь белые!

— Ой, остановись, егоза! Вот же тарахтелка, — Сокол поставил кружку на стол. Подвинул тарелку со сладостями к Хотару и хмуро сложил на груди руки: — Чего это ты за пассаж про злоумышление против России завернул?

И эдак грозно глазками своими красными блеснул. Страшно, так-то.

Пришлось пересказывать, что из сумбурного объяснения Витгенштейна понял. Иван задал пару вопросов. Потом белозубо улыбнулся и откинулся на спинку стула.

— Так радоваться Пете надо, а не тревожиться!

— Не понял?

— Чего ты не понял? Мы с тобой любим нашу родину чистой и беспорочной любовью. — Я поморщился от превыспренности формулировки, но вынужден был мысленно согласиться, что так оно и есть. — Мне вся эта мишура вроде власти с детства не нравилась. Ты всё время ноешь, что герцогство это тебе нахрен не сдалось… А знаешь, чего все эти псевдореволюционеры хотят? Власти. Власти и побольше! Тебе надо? — я яростно замотал головой. — Мне тоже нет. Значит — что? Значит, эта самая энергия, которая там куда-то просачивается, просто обязана обеспечить мне сохранение нынешнего статус кво в империи. И вообще, долгих лет императору!

— Виват! — откликнулся я.

— Виват! — раздалось сзади.

— А вот и смущатель умов неокрепших, — заворчал Сокол. — Иди сюда, Пётр Петрович. Бить тебя буду! Нашёл, тоже мне, парочку желателей зла России-матушке! Мы с Коршуном, так-то неоднократно за неё кровь лили!

— Среди декабристов тоже были военные герои, — угрюмо ответил Пётр.

— Ты меня в прекраснодушном идиотизме не обвиняй, ладно? А там через одного были!

— Хорошо, не буду. Но страшно мне! Если ваши желания объединить…

— Всем врагам — хана! — отбрил его Сокол.

— Ну и слава Богу, коли так! — закончил Петя.

На второй день после прибытия я осторожно поинтересовался у Ивана:

— Слушай-ка, братец, была у меня тут мысль, дедами подсказанная, личную герцогскую армию организовать.

— Прям армию? — удивился Сокол.

— Не, это громко, наверное. Отряд — так вернее. Но в свете последних учёных изысканий переживаю я, как бы разговоры ненужные не пошли. Если даже Петру такая гадость в голову пришла…

— Так набери просто отряд охраны Коршуновского Железногорского рудника побольше — и все дела.

— С отрядом охраны, видишь ли, международные визиты наносить неудобно.

— Вот сейчас не понял…

— А чего тут понимать? На усадьбу мою франки напали? Напали. Семью хотели изничтожить вместе с гостями. Сволочи? — я кивнул сам себе. — Требуется ответный визит.

— А тебе не сказали что ли⁈ — удивлённо хлопнул себя по ноге Иван.

— Ну видимо не сказали. Чего не сказали-то?

— Государь выдал франкам ассиметричный ответ. Как только достоверно стало известно, из какой задницы ноги этой истории растут.

— Ну-ну⁈ Да не томи!

Сокол расплылся:

— Однажды утром франки проснулись — а башни Ейфелевой нету!

— Опа!

— Ага! Исчезла в одну секунду, вместе с маготранслятором. Наши дипломаты, как только новость по газетам прошла, конечно же сразу заявили о своих соболезнованиях — ай-яй-яй, дескать, какая жалость! Исчез защитно-сигнальный купол над административным центром Парижа! Кто же это сде-е-елал, ц-ц-ц!

Мы с удовольствием поржали.

— Так что будь уверен: после такого жирного намёка больше ни один дурак на подобные фокусы не решится. Да и охрана увеличена.

Верхняя галерея здорово понравилась нам своей уединённостью.

После докладов господ учёных мы с Иваном были временно освобождены от несения службы и по несколько часов в день в обязательном порядке проходили разнообразные испытания в лаборатории, за которые выматывались так, что лучше бы уж на занятиях у Харитонова всё это время прыгать — тут мы с Соколом были безусловно согласны во мнении.

По окончании учёных экзерсисов нас отправляли в расположение, настоятельно прося как можно более сузить круг общения. Вот мы и суживали. Поднимались наверх. Читали книги, гоняли чаи в компании лис и Пети Витгенштейна. Не знаю уж, может, учёным было Петра не жалко или они признали его особо устойчивым к выплескам дурной энергии… В общем, Петя был для нас основным источником новостей, и ждали мы его каждый вечер, почти как ежедневную газету. Хитрый Иван с каждой оказией в Бидар заказывал по мешку местных пирожных и печенек, и казалось, что запас этой вкусноты у него просто нескончаемый. За чаем-кофием в буквальном смысле летали Сэнго с Хотару. Красота.

Так прошло недели две.

И вот в очередной раз сидим мы, пьём кофий, угощаемся индийскими сладостями, от которых сахар из ушей не лезет разве что у лис. В кои-то веки солнце пряталось за облачками, духота ушла. И только я хотел сказать: какая, мол, идиллия…

— Господа, сколько можно вас искать? — Висящий в воздухе огненный человек грациозно увернулся от ледяной сосульки, которую я автоматически метнул в него. — Полкрепости облетел. А они на самой верхушке кофе пить изволят!