КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8)

25. К РОДНОМУ ПОРОГУ

СРОЧНЫМ ПРИКАЗОМ

На коммутаторе снова сидела Лариса. Соединение с домом она мне обеспечила мгновенно, я переговорил и с матушкой, и с женой и даже с сестрицами, дал им всем надежду на наше скорое прибытие и пришёл в приподнятое расположение духа.

Трубку телефонистке возвращаю, а она смотрит на меня, глаза на мокром месте.

— И что мы плачем? — спрашиваю.

— Как у вас, Илья Алексеевич, всё хорошо… — говорит она, а сама носом хлюпает.

И тут я — как меня под руку кто толкнул — говорю:

— Так и у вас всё хорошо будет! Вы ж вон какие три девицы-красавицы. Пошлёт вам Бог славных женихов, блестящих офицеров, и будете вы жить долго и счастливо, детишек родите здоровеньких, и всё у вас сложится лучшим образом.

Она аж дар речи потеряла. А потом как завизжит! Как через стол свой бросится, и ну меня нацеловывать:

— Спасибо вам! Спасибо, Илья Алексеевич, дорогой, дай вам Бог здоровья!

Насилу я от неё вырвался, чуть не бегом по коридору бегу — Иван навстречу! Как паровоз, честное слово, из тёмного-то туннеля со своими фарами. И как заржёт:

— О, Коршун! Ты что, с клоуном подрался⁈

— Чего ещё⁈ — не понял я, а сам всё дух перевожу.

— А как же! На щеках помада, на кителе — волос рыжий!

— Фу на тебя! Это Лариса телефонистка.

— Чего это на неё напало?

— Да пожелал ей жениха хорошего, деток и всё такое.

— А-а! Ну привыкай к такой реакции. Ты ж Свадебный Коршун.

— Ты хоть меня не тирань! — отмахнулся я.

— И нечего тут руками махать! Подтверждено опытами! Ты куда летел-то?

— Так курсанты отбывают, хотел зайти.

— Отставить, ваша светлость! Мы с тобой в отпуске на месяц. Отпущены домой с условием, что к училищу приближаться не будем. Временно отстранены от всех должностей.

— И я?

— И ты! Сиди, говорят на жопе ровно и вообще — езжай-лети до дома, героический казак.

— Боятся, поди, что с таким составом за спиной мы какую-нибудь войнушку организуем.

— И это не шутка! Боятся. Так что собирайся живо, пока они не передумали! Имперский курьер прибудет через час. Мы даже «Святогор» тут оставляем. Студенты доставят, вместе с «Локустами». За курсантами и шагоходами Швец и Пушкин присмотрят. А Петя и Хаген с нами едут, по приказу. Чего глазами хлопаешь? В расположение — бегом!

— Яволь! — брякнул я.

— Хватит ёрничать! Давай галопом!

Вот и помчались мы с Соколом, натурально, как зебры. Галопом, в смысле.

Когда великий князь и герцог на пару бегут, в мирное время это вызывает смех, в военное — панику. Поскольку положение у крепости было переходное, встречающиеся на пути шарахались в стороны, не зная, как на нас реагировать. А я на бегу рассуждал, что это и правильно. Хотя бы иногда стоит использовать все возможности светлостев! Надо — дорогу дали! Надо — курьерский дирижбандель предоставили!

С этими радужными мыслями я влетел в свою палатку.

А собираться-то не пришлось. Пока я по крепости бегал, наш почётный Душнила уже всё упаковал и сидел на трёх наших ящиках.

— О! А я тебя искал.

— Плохо искал! Можно было бы лис попросить. Мгновенно бы нашли. Да? — спросил я туманное облачко за своей спиной.

— Конечно, Илья Алексеевич.

Хаген вздрогнул.

— Илья, ты иногда так похож на нашего императора. Прямо страшно.

— Ты это… — я понизил голос и взял Хагена под локоток, — слышь, ты бы, не распространялся с подобной мыслью. А то мало ли, подумают чего. Решат вдруг, что я императора копирую. Или, не дай Бог, вообразят, что передразниваю. А оно нам надо? Оно нам не надо!

— Яволь! — также тихо согласился Хаген. — Такое нам не нужно.

Потом мы грузились прямо перед воротами крепости. А вот чего не ожидал, так это парадного строя солдатиков, которые выстроились провожать нас. И такими восторженными глазами на нас глазели, мама моя. Прям, даже неловко было.

— Это чего это щас за парад был?

— Ты чего, Коршун? Не в курсе? Ваши похождения в Голконде — сейчас синема-хит сезона! — выпучил на меня глаза Витгенштейн.

— Какие, ядрёна колупайка, похождения⁈ Какое ещё синема? — не хуже него вытаращился я.

— А такие. Вас же снимали. Аж тремя камерами.

— Какими камерами, Петя? Что ты несёшь?

— Тремя экспериментальными миниатюрными камерами. Две на лисах были, а одна с «Дельфина». Общий план, так сказать. А теперь эти ленты по всем синема-театрам крутят. Успешная атака иррегулярных сил России на супер-укреплённый дворец Голконды. Огонь!

Вот же, пень горелый, опять я звезда экрана!

НУ, ЗДРАВСТВУЙТЕ!

— Эх, жаль, что не тридцать первого летим! — сетовал Иван. — Представьте себе: нарядили бы кого-нибудь в костюм деда Мороза, троечку нарядную с санками в Иркутске бы арендовали, мешок купили для подарков — и подкатили бы к самому крылечку! Вошли бы этак, — он постарался изобразить бас: — «Здра-а-авствуйте, детишки!»

— Тебе с твоими фонарями только деда Мороза и изображать! — раскритиковал его Витгенштейн.

— А чего я-то? Мы бы Илюху нарядили! А Айко Снегурочкой, она притворяться здорово умеет. Надо только песенку про ёлочку выучить?

— Что за песенка? — довольно равнодушно поинтересовалась Хотару.

— Специальная, новогодняя, — Иван подмигнул нам. — Кто песенку деду Морозу споёт, тому на новый год сладкие подарки полагаются.

— Да-а⁈ — хором воскликнули младшие лисы. — Так что же мы сидим? Надо срочно слова учить?

В общем, опять летели весело.

В Иркутске нас у самого трапа ждала великокняжеская «Победа».

— За подарками бы заехать, — Иван с сомнением посмотрел на тёмное вечерне-декабрьское небо.

— Велено никуда не заезжать, ваше высочество, — вытянулся шофёр. — Мария Иосифовна настоятельно просила безо всяких заездов.

— Эх, все уже в курсе! — расстроился Сокол. — Не выйдет сюрприза! И как я к семье без гостинцев явлюсь?

— Я думаю, их так впечатлят твои глаза, что об остальном они и думать забудут, — хмыкнул Петя.

— А по магазинам можно и завтра проехаться, — рационально предложил Хаген, и все с этим согласились.

И тем не менее, взойдя на крыльцо и миновав сени, открывая двери в тёплые комнаты, Иван не удержался и прогудел:

— Здра-а-а-авствуйте, детишки!

А там!

Барышни наши шелками шуршат, разнаряженные, словно на бал! Серго по лестнице прихрамывает в парадном мундире и во всех орденах. Тут же набежали няньки с детьми, прислуга, помощницы, маман вышла…

— Ничего себе, как нас встречают! — слегка растерялся Сокол… и тут же был схвачен Марией за руку:

— Не стой! Не стой колом! Дай, я тебя обниму! Ну всё, теперь беги переодеваться.

— Да что такое? — возмутился Иван. — Домой я приехал или как?

— Ты ещё спроси «князь я или не князь?» — усмехнулся из-за его спины Витгенштейн.

— Князь-князь! — замахали руками сёстры. — Приказ императорский! Живо бегите все, парадные мундиры ждут!

— А банька?.. — теперь в дверях застрял Пётр.

— Да какая банька! — возмущённо всплеснула руками Сонечка. — Очищением пройдитесь быстренько.

— А Хаген? — остановился уже я, готовый бежать в обратную сторону. — Он же магическими средствами не владеет!

Тут ко мне смогла пробиться сквозь всю эту толпу Серафима:

— Хаген, я уверена, два раза успеет душ принять, пока вы тут в дверях топчетесь! — Она обняла меня, вдохнула запах мундира: — Опять чужими странами пахнет! Ну пойдём скорее, я тебя хоть поцелую…

— Что за приказ-то? — спросил я, увлекаемый на нашу половину.

— Приём предновогодний для молодых ветеранов с семьями.

— Так недавно ж были?

— То для героев Дальневосточной кампании устраивался, а этот — для всех, там как-то разбили по возрастам. Мы слышали, представители от разных держав приглашены.

— И от побеждённых?

Как у нас говорят «прину́жденных к миру».

— Вроде бы.

С другой стороны, сейчас-то у нас войны с ними нет. Пусть посмотрят на тех, кто их геройски побеждал.

ПРИЁМ

Парадоксально, что в Москву мы летели на том же курьерском скором, который доставил нас из Бидара в Иркутск. Он стоял и ждал, когда мы явимся, такие красивые. А дальше был стремительный перелёт, во время которого мы делились последними новостями: мы — фронтовыми, девчонки — домашними и учебными, но в самую первую очередь, конечно — о нападении на усадьбу франков. Все они от этого рассказа разрумянились и сделались страшно воинственными и какими-то особенно красивыми. Особенно моя. Даром, что боевая магия у неё где-то на уровне начальных единичек, зато распознавание по высшему разряду! Всех, кто пытался под невидимостью к усадьбе прокрасться, распознала!

Отдельно я переживал за Марту. Вот кто совсем дара лишён, да ещё в отдельном доме. Спросил её.

— Во-первых, с нами была Даша, — благодарно кивнула в сторону княгини Багратион-Уральской Марта. И тут же посмотрела на меня хитро, аж ямочки на щеках проявились: — А во-вторых, у нас в мезонине стоит тяжёлый пулемёт Владимирова на подвижной платформе. Я стреляла.

Вот тут я аж дар речи потерял. А Хаген сидел такой гордый, держал Марту за ручку. Счастливец! Кто бы мог подумать, когда я его из Сирийских песков выкапывал, что так всё обернётся…

Перед самой посадкой к Ивану подошёл один из офицеров курьера и передал небольшой футляр с напутствием:

— Высочайше велено надеть сей артефакт и не снимать во всё время пребывания в столице.

Иван открыл коробочку и достал… очки. Глухие чёрные очки немного непривычной мне формы. Пожал плечами.

— Раз дядя велит…

— Я такие очки в госпитале видел, — сказал Серго. — Ну, может, не совсем такие, но очень похожие. Недавняя разработка для пострадавших от слишком ярких энергетических вспышек.

— Хорошая вещь! — оценил Петя. — Я бы после Японского фронта от такой не отказался. А то пришлось две недели в затемнённой палате за шторами сидеть, так глаза резало!

— Что ж, — повеселел Иван, — есть надежда, что я затеряюсь среди таких же ослеплённых!

Приехали мы в тот же парадный дворец, где дальневосточный приём был. Центральный зал меня там неизменно впечатлял — вот эти огромные деревья, ощущение пробивающегося сквозь кроны солнца, пение птиц… В этот раз нам практически не пришлось ждать, мы прошли в одной из первых групп, выслушали ободряющие речи, были (вполне ожидаемо) высочайше пожалованы памятными наградами и (внезапно, по крайней мере для меня) — воинскими чинами. Государь, вручая медали, смотрел на нас с многозначительным прищуром, и я начал переживать: не начал ли у него дёргаться глаз после оглашения нашего намерения спокойно провести мальчишник на рыбалке? По-любому ведь ему сообщили, так?

В составе довольно большой группы награждённых мы были препровождены в огромный зал, где играла музыка, стояли столы с угощениями и имелось множество банкеток и диванчиков, расставленных поодиночке и группками, чтобы можно было с удовольствием присесть. По периметру была расставлена портретная галерея, вдоль которой также прогуливались отдельные группы.

— Вижу посла от Восточных Соединённых Штатов, — сказал Иван. — А вон англы, надутые, как жабы.

— Пойдём от них подальше, — сразу потянула его за локоть Маша, — не хочу с ними даже здороваться.

Мы выбрали уютное место, усадили наших дам и отправились за угощениями.

Вдоль столов похаживали такие же засланные кавалеры с тарелками разной степени наполненности.

— Это что за чудеса? — я понял, что ни одно блюдо, кроме разве что крошечных корзиночек с красной или чёрной икрой или кремовых пирожных, узнать не могу. Только если очень тщательно приглядываться.

Или принюхиваться.

Да и то гарантии нет!

— Это новая мода, — сказал Петя. — Называется «канапе». Маленькие штучки с разнообразными вкусами. Вроде как бутербродики…

— Похоже на бусы, — сказал Багратион. — Предлагаю брать всё подряд, там разберёмся. Не будут же нас заставлять насильно доедать?

Следуя этой логике, мы набрали всякой всячины, и к нашей группе подрулил неизвестный мне тип, приветливо кивая остальным:

— Добрый день, господа, добрый день! Поздравляю всех сердечно, от души! Не представите меня вашим друзьям.

Три весёлых князя, вроде, неприязни не выказывали, да и Зверь не ворчал.

— Извольте, — кивнул Иван, — Коршунов Илья Алексеевич, герцог Топплерский, барон Хаген фон Ярроу. А это, господа, министр финансов Российской империи, князь Воронцов Дмитрий Георгиевич, счастливый отец четырёх прелестных дочерей.

Вот тут у меня аж кольнуло! Впрочем, поклонился я вполне вежливо:

— Весьма рад!

— Мой дом всегда открыт для вас, друзья мои! — расшаркался Воронцов. — Каждый день к пяти часам на ужин, милости просим!

Понятное дело, кого он в гости заманивает!

— К сожалению, мы в столице ненадолго, — дипломатически развёл руками (точнее, рукой и тарелкой) Витгенштейн, — уж лучше вы к нам, в Иркутск.

Я думал, Воронцов что-нибудь эдакое ответит, но он только радостно расплылся:

— Всенепременно, всенепременно будем, господа! — тут он сделал вид, что увидел что-то за нашими спинами. — Прошу прощения, вынужден покинуть вас! Супруга меня зовёт, — и умчал.

— Я думал, он откажется, — несколько обескураженно сказал Петя.

— Ага. Щас-с-с! — хмыкнул Багратион. — Ему четырёх дочек пристроить надо!

Следом к нам подошли ещё два князя и один граф, все страстно желали выразить приязнь, а я переживал, что у меня там женщина не кормленная, канапе стынут и вообще мне с вами неуютно, я б раньше этаких господ за три километра обходил, а теперь…

— Херр герцог! — раздалось из-за спины со знакомым лязгающим акцентом. — Господа!

Сразу захотелось ответить «яволь» и ещё что-нибудь в этом духе.

— Добрый день, господин канцлер, — ответили мы практически хором.

— Вы позволите на два слова? — канцлер кивнул, и мы отошли чуть в сторону.

— Имею настоятельную потребность поинтересоваться о самочувствии принца Фридриха.

— Что, неудобно в Бидарской крепости за неслухом следить? — усмехнулся я.

Канцлер Великой Германской империи чуть поджал губы:

— Несколько затруднительно.

— Я видел его около пяти часов назад, принц был бодр, здоров и полон энергии. Весь в трудах, как и желал его папенька.

Канцлер покивал:

— Однако, насколько мне известно, речь шла о более простой работе.

— Шла, — согласился я. — Но я подумал, что в качестве главы логистического отдела Фридрих принесёт мне больше пользы, нежели дворником или свинарём.

— Зе-ер гут*, — протянул немец и, видимо, желая светски поддержать беседу, спросил: — А где же ваши боевые спутницы? Я имею в виду лис?

— Да Бог их знает, — не моргнув глазом соврал я, глядя, как за спиной канцлера исчезает со стола огромное блюдо с пирожными. — Лисы… — и тут я почуял ещё одного человека, который стоял совсем недалеко и вроде бы выбирал себе угощения, но уши грел — зуб даю! Так что я пошёл брехать напропалую: — … они, знаете ли, существа дикие. Сегодня рядом, завтра — нет. Захотят — со мной едут, не захотят — останутся. Не удивлюсь, если они и вовсе в Индии.

Канцлер с величайшим удивлением воззрился на меня, изо всех сил воздерживаясь, чтобы не высказать мне порицание за столь вопиющее отсутствие дисциплины, деревянно кивнул и отошёл.

— Пошли скорей! — зашипел Багратион. — А то я слюной истеку!

Мы рысью удалились в свой уголок и принялись угощать наших женщин.