Шасти выпрямила спину и откинула войлок. Обернулась.
— Иди за мной! — приказала она противным голосом юного колдуна Нишая.
Надо будет расспросить её, что это вообще за колдуны чёрного слова? Почему так отличаются от обычных? Татуировки эти мерзкие, шапка…
Шапка как раз свалилась и лежала у очага. Но Шасти я окликнуть не успел. Она выбралась из юрты, мотая довольно длинными для парня чёрными волосами, и мне пришлось догонять её, чтобы глянуть, что же там такое творится.
Выглянул — и сразу всё понял. Без деталей, конечно, но вчерне было ясно как день.
Байсур, которого я капитально вчера напугал, что-то такое себе подумал и решил самоубиться непременно в моё отсутствие.
А тут как раз и оказия подвернулась — из ставки привели волков, на которых нас вчера учили летать, и пригнали пару дюжин баранов. Думаю, на этом настоял Шонк, потому он и не пошёл с нами сразу, а явился со всем этим табором.
Ну, так-то неплохо, конечно. Хоть у кого-то хватило ума догадаться, что тридцать мальчишек надо ещё прокормить. Если мы сами будем охотиться, собирать ягоды, ловить рыбу — то какая на фиг учёба?
Понятно, что обнадёженный мною Шонк, едва только объявился в нашем свежеразбитом лагере, тут же начал приставать к Йорду, требуя помощников.
Йорд, всё ещё раздражённый, взялся с ним спорить. Стражники подключились, волки разбрелись. И Байсур решил, что наступил самый удобный момент.
Я пока не был уверен — самоубиться он хотел или удрать, но парень вскочил на одного из волков, сжал ему шею коленями, как показывали вчера, и зверь взлетел.
А вот потом что-то пошло не так. Наверное, почуяв на себе неумелого всадника, волк крутанулся в воздухе и сбросил Байсура. Ну или парень прыгнул вниз сам и свалился с приличной уже высоты на каменистую землю.
И вот тут-то все забегали и заорали, разделяя волков и мальчишек. Ведь и другие ученики могли проделать что-то подобное.
Когда мы с Шасти выбрались из юрты, воины уже построили мальчишек, уложили на землю волков. А сами столпились вокруг Байсура.
У Шасти не было никакого желания лезть в толпу и разглядывать, что там осталось от парня. Она остановилась, пытаясь оценить общую мизансцену: всё ещё мечущихся баранов, орущих в своей загородке птиц, бегающего туда-сюда косолапого толстяка Шонка.
Ну а мне надо было как-то проталкиваться, чтобы узнать уже наверняка: разбился Байсур или нет. Ну, я и протолкался, пользуясь худобой и небольшим ростом.
И увидел, что до трупа Байсур немножко не дотянул: он лежал на земле в позе эмбриона и тихонько стонал. Удар оглушил его — но даже из сознания не выбил.
Падать этот дурак умел: сгруппировался в полёте, шлёпнулся на бок. Но высота и камни всё равно сделали своё дело.
Самостоятельно подняться Байсур не мог — даже по позе было видно, что переломы есть, а может, и что похуже.
— Не выживет, — буркнул Йорд.
Он меня не заметил — занят был. Пошевелил тело Байсура носком сапога, похмыкал. В падениях с высоты наш наставник, думаю, разбирался.
— Лучше добить, — кивнул один из стражников.
Воины, сейчас их в лагере было четырнадцать, стояли молча опустив глаза. Скорее всего, прощались с недоученным всадником.
— Одним едоком меньше, — закивал протолкнувшийся к нам толстяк Шонк. — Войлока для похорон у меня нету, берите мешок!
Он шевелил губами — видать, что-то подсчитывал у себя в голове. Экономил на покойнике, зараза.
Я подозревал, что эконом Шонк великий, и подопечные его «жрут, как утки — сразу в четыре горла». А тут ещё и такой замечательный плюс к отчётности: было тридцать, стало двадцать девять. И пока ещё это дойдёт до городского начальства!
«Лучше бы разбился!» — сердито подумал я, разглядывая тихонько стонущего Байсура.
Ну не моё это — добивать раненого. А лечить…
Всё равно ведь никакого толку из парня не будет! Такие добру не учатся, видал я их уже, глупых и амбициозных. Все-то должны им потом по жизни.
Если подобным «байсурам» случается дорваться до власти, то выход один — прибить. Слов они не понимают — у них не тот словарный запас. И слишком мала от природы ёмкость, выделенная организмом под совесть.
Ну, выходим мы его, а он всё равно нас предаст. Типа: не он такой — жизнь такая.
И что бы я сейчас для него ни сделал, только усилю вражду между нами. Он будет выздоравливать и вынашивать кошмарные планы мести.
Но — добивать?
Эх, видно, судьба решила, что мне слишком повезло сегодня с Шасти, чтобы прибить Байсура наверняка.
— Господин Йорд… — влез я и замялся, лихорадочно вспоминая имя. — Может у… сиятельного… Нишая найдётся немного времени, чтобы осмотреть Байсура? Колдуны обладают широкими медицинскими познаниями.
Седой Йорд поднял голову и уставился на меня как на выходца из мира Эрлика. Он уже и забыл, что я-то пока живой.
— А ну — прочь! — раздался резкий голос Шасти, разгоняющий воинов лучше палки.
Она всё-таки подошла к тихонько воющему Байсуру.
Йорд зыркнул на меня злобно, но при колдуне спорить не стал.
— Я, разумеется, посмотрю, — сказала Шасти, улыбаясь так, что скорпион зашевелился у неё на щеке. — Человеческая желчь — незаменимый ингредиент для многих хороших зелий.
Шасти оскалила чёрные зубы, и Йорд шарахнулся от тела Байсура.
Девушка же опустилась на колени и стала ловко ощупывать неудачливого самоубийцу.
— Не так и сильно он переломан, — сказала она наконец. — Рука. И, может быть, рёбра тоже. Но если нутро не отбито — выживет. А если отбито внутри — то ещё лучше. — Скорпион снова зашевелился на её щеке. — Желчь человека хороша для мазей, кровь пойдёт на эликсиры. Несите его ко мне в юрту!
Йорд посмотрел на воинов, старательно отводивших глаза, и указал мальчишкам на тело Байсура:
— Несите его в юрту колдуна!
Мальчишки, в силу безбашенного подросткового возраста, колдуна боялись гораздо меньше, чем старшие. Им просто воображения не хватало понять, что он может сотворить с человеком.
Они покорно, но без особой охоты — все согласились ещё вчера, что Байсур должен сегодня погибнуть — ухватили парня за одежду.
— Стоять, чернь! — засмеялась Шасти. — Так вы его только добьёте! Кай, — она обернулась ко мне. — Беги-ка в юрту, принеси войлок. Отнесёте его на войлоке.
Я решил продемонстрировать покорность и исполнить команду напрямую: бегом кинулся в юрту.
— Какой послушный стал! — буркнул мне в спину Йорд.
Шасти рассмеялась резким колючим смехом Нишая. А я вытащил войлок и помог мальчишкам перевалить на него Байсура.
Мы с Буркой, Багаем и одним из безымянных пока черноглазых мальчишек подняли Байсура и понесли в юрту.
— А остальных когда опечатаете, господин колдун? — с вежливым поклоном спросил Йорд.
— Утром поговорим, — буркнула Шасти и заторопилась следом за нами.
— Желчь вырезать спешит, кровопийца! — прошипел ей в спину один из воинов. — И кровь сливать, пока труп не остыл.
Вайгальцы очень любили своих колдунов.
Мы втащили Байсура в юрту, положили у очага, где было светлее. Шасти вошла следом и скомандовала:
— Оставьте тело у огня и пошли прочь!
Багай — куда же без его комментариев — взял себя за горло, демонстрируя, что сейчас Байсуру придёт хана.
— Так даже лучше! — прошептал он. — Вот помучается теперь, пока помрёт!
— Зря он сделал, что не разбился, — согласился незнакомый парнишка.
— Это я виноват, — едва слышно выдохнул Бурка. — Я велел волку лететь вниз.
— Да ну, — отозвался я на автомате. Не сообразил, что мальчишки, помогавшие нести Байсура, уже ушки навострили. — Ты же не приказывал ему сбросить всадника?
— Нет. Но Байсур, наверное, испугался, что волк сейчас вернётся обратно в лагерь, и спрыгнул.
Ага, значит, Бурка предполагал не самоубийство, а побег. А он-то ведь всё видел от начала и до конца. И глаз у него верный, звериный. Безо всяких человеческих сантиментов.
— Может, Байсур и хотел взлететь, чтобы спрыгнуть? — предположил я. — Это самый простой способ самоубийства. Не парься!
Я пытался успокоить волка. Хотя понимал, что с мотивом Бурка скорее всего угадал. Байсур, хоть и дурак, всё-таки трусоват был прилично.
Подумал, наверное, что самый лучший момент дать дёру — пока я у колдуна в юрте. Не вижу — вроде как и сделать ничего не смогу. Так ребёнок при игре прячется, закрывая глаза ладонями.
Шасти села рядом с Байсуром, а мы пошли наружу. Она умница, может, и вылечит этого идиота.
Казалось бы, добрая новость: парень заплатил за свою глупость, но остался жив. Но радости у меня не было.
Мстить я не собираюсь. Выжил Байсур, значит, повезло дураку — вот так я это понимаю. И мне уже поздно менять принципы.
Но вот вылечит Шасти Байсура, и что с ним делать? Тоже печать накладывать, чтобы подчинялся мне по приказу магии, раз добром не хочет?
Ну, тоже вариант. Ладно, пускай живёт.
Вот же Шонк стонать будет. Ведь он уже мысленно продал баранину, причитавшуюся Байсуру, а монеты в карман положил!
Выбравшись из юрты, мы обнаружили, что в лагере стало пустовато.
Воины, что привезли колдуна и обустраивали здесь всё, быстренько собрались и слиняли в город. Колдун-то отвлёкся, и камни вокруг его юрты можно было уже не перекладывать.
С нами остались — два стражника и два воина со своими волками. Стражники для битья, а воины, наверное, для охраны нас, баранов и птиц.
Для этих четверых и для Йорда была поставлена вторая юрта. И она достаточно далеко отстояла от юрты колдуна, чтобы не тревожить «сиятельного Нишая».
А вот нам ещё предстояло сегодня поставить и свою, большую, и хозяйственную, малую, юрты. Иначе спать придётся на земле под открытым небом.
О чём сейчас с вымученным весельем рассуждал Йорд, выстроив мальчишек, как сумел: кривым полукругом.
Йорд попытался привлечь к нашему обучению и воинов, но оба волчьих всадника заявили, что в караул им положено заступать ночью, а сейчас они идут отдыхать. И тоже слиняли.
Стражникам отдыха днём не полагалось. Оба зевая уселись на большой плоский камень и стали слушать, как Йорд грозит нам страшными карами, если мы попробуем повторить побег Байсура.
Ну и занятиями до самых сумерек, если будем лениться.
На меня он зыркнул мрачно. Рявкнул:
— Становись в строй! Вечером получишь, что заработал! А сейчас ты мне нужен! На тебе буду всё показывать!
Я изобразил радостную покорность, чтобы успокоить нашего педагога*. Похоже, у него продолжались проблемы с командованием: парни как не слушали его, так и не собирались. Умора просто.
Йорд начал повторять, как нужно ухаживать за волками. Велел мне показать, что я понял вчера.
Волки-ветераны лежали в сторонке, но заинтересованно поглядывали в нашу сторону. А два волка, что принадлежали воинам, устроились на взгорке и откровенно пялились на нас. А ведь эти-то точно имели право улететь поохотиться.
Я в первую секунду не понял такого расклада, а потом сообразил — Бурка. Он эту живность просто притягивал. Волки, даже «хозяйские», не собирались никуда уходить, пока старший брат не прогонит.
Посвистел Мавику, и он подошёл так охотно, что я и в этом начал подозревать мохнатую лапу Бурки.
Мавик радостно облизывался и тыкался носом в мешочек на моём поясе. Ну да, я не забыл про него, снова прихватил немного сушёного мяса.
Хотелось, правда, сожрать его утром: кормили нас из рук вон плохо.
Хорошо, что толстяк Шонк догадался хотя бы баранов пригнать. Иначе бы вообще сегодня пришлось ложиться спать голодными.
Охота — дело небыстрое. Хотя… крылатые звери могли бы и поохотиться для нас!
Я посмотрел на улыбающегося чему-то Бурку, потом на волков, потерявших хозяев.
Это были угрюмые боевые звери. В лагере барсов мне рассказывали, что крылатые волки, потеряв всадников, чаще всего улетают в горы, но не покидают места обитания людей. Словно бы тоскуют по всадникам.
Вот таких ветеранов и ловят для жертвы духам при посвящении в воины. Ловят и опять выпускают.
Бурка тогда случайно попался. Слишком приблизился к людям, зараза любопытная. Не ожидал аркана на свою хитрую морду? Думал, что уж волки-то «человека» ловить не станут?
Я сдержанно улыбнулся, разглядывая волков-ветеранов.
Только те звери, что слишком привязаны к своему всаднику, и после его смерти оставались с людьми. Они помогали обучать человеческую молодёжь, а иногда подпускали и второго наездника. Но это редко.
Мавик был моложе многих ветеранов, может быть, мы сойдёмся?
Волк мне был нужен, но после рассказа Бурки я и представить себе не мог, как добуду беспомощного волчонка и начну поить его молоком Белой горы, чтобы он потерял разум.
— Мавик, лапа, — я потрепал волка по шее и втихаря, чтобы не увидел Йорд, сунул в зубастую пасть полоску мяса.
Потом развернул волчье крыло, показал мышцы, за состоянием которых нужно было следить.
Мавик терпеливо стоял в неудобной для него позе: обычно на земле волки плотно прижимают крылья к спине, чтобы не мешали.
Мальчишки слушали меня куда внимательнее, чем Йорда вчера. Он хмурился, но молчал. Но когда я хлопнул Мавика по крупу, сказал: «Сидеть!» — и волк сел, на скулах у седого заходили желваки.
— И после этого ты говоришь, что летать не умеешь? — прорычал он.
Я быстро помотал головой:
— Даже не знаю, с какой стороны правильнее садиться на волка, господин наставник!
— Летать сегодня не будете! — отрезал Йорд и добавил пару фраз на тему, какая мать нас рожала. — Хватит с меня одного летуна! Будете ждать, пока колдун поставит печати! Шо-онк! — заорал он. — Тащи палки, будут драться!
Йорду нужно было хоть кем-то сегодня покомандовать. А я ещё не мог послать на помощь косолапому мальчишек.
Шонк прихромал сам, таща охапку палок и жалуясь на судьбу. Но Йорду было плевать. Он и сам хромал, и боль привык переносить молча, без гримас.
Я всё не мог понять, что им движет: служака, ветеран, а командует кое-как.
Он же раньше, вроде, командовал дюжиной? Или нет? А если не имел к этому делу таланта — так зачем его сунули к нам? Не могли найти кого поспособнее?
Или я не вижу пока его сильных сторон? Значит, в чём-то ещё он шарит, а в чём? Загадка.
Ладно. Ночью мы с Шасти её разгадаем. Наложим на Йорда печать, и всё выяснится само. Будет седой меня слушаться, прикажу — расскажет и о себе.
Я поглядел, как мальчишки строятся в две шеренги, потом на Бурку — рот до ушей… Вот же карма какая короткая у седого! Похоже, он попал!
Базовые движения нам были показаны вчера, парням было, что повторять. Но вот засада. Строиться в две шеренги мальчишкам приказал Йорд, а порядок построения им определил вчера я. И Байсур сегодня должен был стоять в паре со мной.
Я не смог удержаться от улыбки, и Йорд снова вызверился на меня:
— Чего радуешься?
— Мне не нашлось пары, — я вежливо склонил голову. — Я прошу вас показать мне приёмы боя вашей твёрдой рукой, так поразившей меня вчера. И я радуюсь, что наставник может позволить мне, слабому…
«Избить его палкой», — я не сказал. Удержался, хоть и каталось на языке.
Йорд так сильно хотел мне сегодня всыпать? Как же быстро воздаяние постучалось в его собственную дверь!
Вчера-то я его щадил. И он даже не представляет, как сильно щадил. И не представляет, что будет, если я нечаянно возьму палку левой рукой!
*Педагогом в Древней Греции называли раба, который водил ребёнка в школу, а заодно обучал грамоте и хорошим манерам и приводил обратно. Обычно в педагоги выбирали рабов, не пригодных ни для какой другой работы, но отличавшихся верностью дому.