Как пятое колесо

Глава 2

Я опять парил в темноте.

Ну, по крайней мере, я не знаю как ещё описать это состояние. Любые аналогии будут натянутыми и неточными. Так что всё описанное далее не более чем игра угасающего разума. Попытка мозга хоть как-то визуализировать окружение в привычные образы. На самом деле Там не было ничего. Все происходило на уровне одних только ощущений.

Вот, например, фраза - "Я парил в темноте" была весьма условной. Темнота была не полной. Вокруг то и дело проплывали какие-то странные бесформенные тени, туманные облачка и так далее. Тьма скорее тянула меня к себе.

И ещё там не было такого понятия как верх или низ. Но мне почему-то казалось, что меня тянет именно вверх. Можно было бы, наверное, сказать, что это отдаленно напоминало вознесение... Вот только свет в этом варианте был снизу. И именно оттуда ко мне тянулась светящаяся нить, не дающая мне улететь в черное нечто сверху. А вверху было именно оно. Великое НИЧЕГО. Абсолютная темнота и холод развоплощения.

Впрочем, назвать это Нечто абсолютно пустым тоже было бы неправдой. Видеть я не видел, но я ощущал в этой тьме всех умерших на этом лядском турнире. И, даже, больше. Но все они были мертвы и все они умерли не так давно. Ну, по крайней мере, я не увидел никого из тех, кого я убил зимой-весной. Только вот в последний месяц (может это те самые пресловутые сорок дней? Сорок дней и душа, или что это за образование, окончательно развоплощается?) Не знаю. Не силен в мистике.

Факт в том, что я ощущал все эти души. (Давайте называть их всё-таки душами, хотя мое атеистическое нутро требовало обозначить их как-нибудь по другому. Сознания, что ли? Хотя это уже точно ошибочно будет. Нет у них сознаний в нашем понимании. Душа всё-таки ближе всего получается. Но и душа устоявшийся термин. Нехай душа будет. Примем за данность.)

Я ощущал злобу Куктая, ошарашенное неверие Шварца, непонимание Мосла, дружескую поддержку Греки, восторг и одобрение Симы... И много чего ещё. Словно разноцветные полосы расцвечивали темноту небытия. Хотя тьма вокруг по прежнему оставалась абсолютной. Ну тогда запах что ли? Но и запахов не было. Короче, я пасую перед задачей описать свои ощущения и как я воспринимал погибших. Вот воспринимал и всё тут. И, даже, как-то умудрялся индетифицировать их.

Впрочем, всё это шло фоном. Основное внимание у меня, разумеется, было сосредоточено на той самой святящейся нити, что тянулась от меня к источнику света где-то далеко внизу. Только она и не давала затянуть меня в эту ждущую темноту.

Всё оказалось очень просто. Я же говорил, что на самом деле никакой визуализации не было? Всё на уровне ощущений. Так вот этой святящейся нитью было чувство долга. Я не мог умереть и, тем самым, трусливо бросить доверившихся мне детей. Только не сейчас, когда всё самое страшное - уже завершилось. Они там без меня такого наворотят...

Впрочем, во всём есть смысл. И то, что эта нить была так ужасающе тонка - тоже имело своё логичное объяснение. Ведь как-то они справлялись эти три недели самостоятельно? И ничего. Так что, выходит, не так уж сильно он нужен им? Вот нить и истончилась.

Но всё равно. Сдаваться я не собирался. Нить выходила из меня откуда-то из района солнечного сплетения и уходила вниз. Я был словно шарик с гелием, который стремиться взлететь и только тонкая ниточка не даёт ему улететь.

Но я чувствовал, что скоро нить оборвется. Нет, не так! Не оборвется, а размотается. Или отцепится. Короче, я опять не знаю как это сформулировать. В общем, отсоединится от моей души, и рухнет туда... Вниз. А душа освободится.

Чтоб избежать этого я обеими руками (которых ещё мгновение назад, вроде как, и не было у меня тут? Но понадобились и вот они) вцепился в спасительную нить. Нить обжигала. Резала руки. Но я упрямо вцепился в неё и начал потихоньку тянуть себя вниз. Раз... Перехватиться чуть ниже и подтянуть себя. Ещё раз. И снова с невероятным усилием, но я на какие-то считанные сантиметры стал ближе к свету и жизни.

Увы, но такое мое поведение явно не понравилось нескольким погибшим. Ух как взвыли-то (Бесшумно, но, зато, очень эмоционально) некоторые из их душ! Оттуда, из черной темноты на меня спикировала какая-то злобная душонка и попыталась оторвать от нити. Меня резко дёрнула вверх. Руки пронзило острой болью (которую я, в принципе, не мог тут ощущать. Но вот чувствовал же!) Куктай! Вот же мстительный ублюдок. Буквально зарычав я лишь крепче вцепился в спасительную нить. Если визуализировать, то руки у меня были окровавлены. Нить резала их (особенно во время резких рывков Кутая), но я держал. Держал, сжимая зубы и рыча от боли. Держать!

Вскоре к душе цыганеёнка присоединились ещё несколько душ. Шварц, Мосол, Кержак, почему-то Курок. Странно, но также убитые лично мной Гера или Дон не дёргали меня. Видать, ещё и от характера всё зависит.

В любом случае, я понял, что уже не справляюсь. Против их общей злобы и желания утянуть меня за собой нить долга казалась слишком тонкой. Промелькнула мысль-ощущение от всё того же Куктая "Здесь земные дела ничего не значат! Здесь все решают только умершие. То есть мы!"

Но я, даже, чувствуя как расстояние от жизни опять начало увеличиваться, уже ничего не видя от боли, продолжал цепляться за эту спасительную нить. Вся Вселенная сузилась до одного крохотного движения - держаться!

А потом вдруг стало легче. Нет, меня по прежнему тянуло вверх, но вот когтистые лапы-руки умерших соперников больше не терзали меня. Ко мне постепенно возвращалась способность видеть вокруг (ну то есть ощущать хоть что-то за пределом этой нити). Куктай и Шварц со товарищи никуда не делись. Они по прежнему крутились вокруг меня, пытаясь прорваться ко мне и вцепиться... Вот только рядом со мной я ощутил присутствие других душ. Грека, Арбуз, Хиросима, как ни странно - Качан, Скотинина, Нава, и, даже, Дон... Они охраняли меня от нападок остальных душ. Даже после смерти они помогали мне.

А потом... Одна крохотная душа смогла просочиться сквозь защитный строй и прижаться ко мне. Она не пыталась оторвать меня от долга, она просто свернулась серым клубочком где-то у меня под мышкой, заставив меня дёрнуться как от удара.

– Маша... - выдохнул я, и мои руки сами собой разжались, отпуская нить...

Оглушенный страшным открытием, я не сразу сообразил, что я-таки оторвался и медленно поднимаюсь вверх... Во Тьму. Движение было плавным и неторопливым, и его не сразу можно было увидеть. Меня словно течением относило прочь от берега. Я не замечал этого. Всё мое внимание было сосредоточено на крошечном комочке, приткнувшемся у меня под боком. Маша... Ну как же так-то? КАК?

Ответа я не получил. Я уже заметил, что чем "свежее" была душа, чем меньше времени прошло с момента смерти, тем более активно и осмысленно она двигалась. Те же, кто барахтался в этой мгле дольше времени - теряли самого себя. Растворялись в окружающем. И чем дальше - тем больше.

От этого комочка, у меня под боком, шла лишь некая хныкающая эмоция потерявшегося малыша и жалобная просьба не бросать ее. Прижав к себе это невесомое сокровище, я ощутил всё усиливающуюся боль в груди. Если бы тут можно было бы заплакать, я бы заревел. Но слез не было. И только боль в груди всё нарастала.

То, что со мной что-то не так, я заметил только когда стайка охраняющих меня душ забеспокоилась и активнее замелькала вокруг. А потом одна из них спикировала прямо на меня.

Это был Грека. Он что-то протянул мне и я автоматически принял его дар. Мелькнуло какое-то видение. Деревушка, затерянная в лесу. Речной берег. Стайка мелких детишек с голодными глазами, с надеждой смотрящих на... Меня? Меня тряхнуло. Я не сразу сообразил, что посмертный дар Греки отбросил меня от той самой грани, за которой начинается настоящая тьма вниз... А вот сам Грека, передав мне свой дар, ухнул как раз туда.

Замерев на несколько секунд, я снова начал почти неощутимый дрейф в прежнем направлении. Опомнившись, я судорожно искал свою нить... Поздно! Она была уже далековато. Но тут вторая тень скользнула ко мне.

Это был Дон. Он тоже протянул мне что-то и я не нашел в себе смелости отвергнуть и его посмертный дар. Там был образ маленькой заплаканной девочки. Видимо той самой Люси... Меня опять тряхнуло и вновь отбросило вниз. Меня словно раздирало надвое. Два дара умерших тяжелыми гирями тянули меня вниз. И общее движение вверх уже не могло меня утянуть во тьму. Вот только Маша...

Я держал её мертвой хваткой. Но и её тоже тянуло вверх. И, причём, куда сильнее чем меня. А, поскольку, мы были сцеплены в одно, то меня всё-таки потащило наверх. Вместе с гирями. Меня буквально раздирало противоположно направленными силами. Рвало на части. Но я не способен был отпустить доверчиво свернувшегося у меня на груди котёнка...

И тут на меня спикировала третья тень. Скотинина. В реале мы с ней так и не поговорили. Не перекинулись даже и парой слов. Но я сразу узнал её. И её дар. Образ бледного, большеглазого мальчика, с надеждой и верой взирающего на свою сетр... На меня?

Меня вновь потянуло вниз. На этот раз вместе с Машей. Хотя боль была адская. Будь у меня тут тело, оно бы трещало от перегрузок. Рвались бы сухожилия, выворачивались бы суставы... А так все это происходило с моим сознанием. И я совсем не уверен, что это легче. Я бы предпочел физическую боль душевной.

Но тут на меня налетела четвёртая тень. Приготовившийся к новому дару я потерял бдительность и, потому, был крайне неприятно огорошен. Так как ряды моих защитников изрядно поредели с исчезновением Дона, Греки и Скотининой, то этим сумел воспользоваться Куктай и, найдя брешь в защите, прорвался ко мне и, вцепившись в меня, дёрнул вверх.

Я закричал от Боли! Меня буквально рвало пополам. Это было за гранью того, что может выдержать человек. Похоже, что именно так и сходят с ума люди.

Но Боль как вспыхнула, так и отступила. Нет, она не сошла на нет. Она лишь вернулась к значению, которое можно было выдержать. Сквозь тёмные круги в глазах я видел как тень Качана отбросила Куктая прочь и, загородив меня, отбивается сразу от нескольких атакующих разом. Там были и Мосол, и Кержак, и Курок... А ко мне скользнула одна из последних, защищающих меня теней... Хиросима.

Её посмертный дар оказался решающим. Вот я вижу заброшенный посёлок. Испуганные дети. Слепая девочка постарше. Паренёк с длинной палкой в руках... Её анклав.

Меня снова дёрнуло и, на этот раз, под тяжестью всех "даров" я камнем рухнул вниз. В Свет. В Жизнь.

Маша... Я так ее и не отпустил. Вот только ей со мной пути как оказалось не было. Стоило ей приблизиться к свету как она буквально растаяла у меня в руках с жалобным писком. Я задохнулся не в силах сделать вздох. Боль в груди стала совсем нестерпимой. Я застонал и открыл глаза.

Малинка

Ира уже третий день оставалась в Кетово. В межрайонной поликлинике. Именно там у Губера было единственное на его анклав серьёзное медицинское учреждение. Вся соль была в том, что Кетовцы напрямую Губеру не подчинялись. Да, у них был союз. Да, они тоже участвовали в штурме Восточного, откликнувшись на его просьбу, но вот реальных рычагов влияния у Губера на них особо-то и не было. Это, даже, не как у Князя с Мельником, а ещё сложнее, так как Кетовский анклав был, как бы, даже, не крупнее всего Губеровского вместе взятого, в который входило несколько поселений. Да и лидер свой там был. Так что у Губера никак не получилось бы установить над Кетово свой протекторат. Только союзный договор.

Так вот, одним из рычагов влияния Губера на Хому (лидера кетовцев) стала как раз девочка Лиза, проявившая неожиданные и, даже, необъяснимые медицинские знания. На очень серьёзном профессиональном уровне. Это был козырь! У Хомы была больница, но не нашлось толкового медика. А у Губера была Лиза, но не было помещения. (ну, если не считать медкабинет в погран-институте). Лидеры смогли унять свои собственнические инстинкты и пошли на уступки друг другу. В итоге в выигрыше оказались оба. По крайней мере держись каждый из них "за своё" намертво, такого медучреждения создать бы не получилось точно.

Девочка Лиза оказалась не только прекрасным медиком, но и неплохим организатором. А если ещё учесть режим максимального благоприятствования, организованный ей лидерами сразу двух анклавов, то эти свои качества она смогла развернуть во всю. Под её началом работало без малого полтора десятка человек. Причём, что немаловажно, по крайней мере половина из них была куда как старше самой Начальницы. Дикое разбазаривание ценнейших кадров (каждый, относительно старший человек — уже огромная ценность), но не в данном случае. Лиза сумела организовать настоящую Больницу.

Иришка и сама пытающаяся организовать что-то подобное у себя в Малиновке, а также видящая как подобное организовывает Любовь Петровна (отбитая у цыган специалистка) могла с уверенностью утверждать - подобного этому медучреждению в пределах всего Кургана и окрестностей просто нет. А может и во всей области (про всю страну думать почему-то категорически не хотелось.) Как бы Князь не пыжился, как бы не пытался продвигать свою больничку, но все его потуги на фоне увиденного Ирой выглядели не больше, чем сельской самодеятельностью. (Про свои успехи на данном поприще Ире и вовсе было стыдно вспоминать.)

Так что Шише просто невероятно повезло оказаться именно тут. Малинка была уверена - нигде более ему не смогли бы помочь так квалифицированно и умело. А, самое главное, хирурга такого уровня, как Лиза, просто нет нигде поблизости. Малинка и сама проводившая не одну "операцию", и, потому, способная оценить уровень, была вынуждена признать - это специалист экстра класса. Даже Любови Петровне до неё как до Пекина раком (хотя, казалось бы, нелепость? Взрослый человек, врач... Ну пусть профессиональная медсестра и обычная девчонка. Никогда до Беды медициной не увлекающаяся, от слова совсем. Откуда это всё?)

В общем, местную медицину Ира оценила. Особенно, когда во время операции на лёгком у Шиши остановилось сердце. Сама Малинка чуть не запаниковала от ужаса, но Лиза холодными чёткими командами и решительными действиями сумела взять ситуацию под контроль. И сердце-таки забилось! И пусть она сама после операции выглядела как выжатая половая тряпка - результат был! Шиша всё ещё был жив. Пуля извлечена. Рана зашита, а сердце билось. Дышал, правда, с трудом, (ну, это-то понятно) и в себя пока не приходил, но жив!

Рану на голове (куда Шише прилетело на арене) Лиза доверила обработать самой Ире, предварительно убедившись в её способностях. И вообще, она не стеснялась припахивать и её, и Ведьму (тут самую медичку восточников) к несложной медицинской работе, которой, как оказалось, тут хватало, для того чтоб немного разгрузить своих подчиненных, которые, как выясниолось, впахивают тут как рабы на галерах.

Ну работа была, в принципе, Ирине знакомой. Мелкие ссадины, царапины, ожоги, расстройства желудка, банальные простуды и т.д. Всего этого Ира навидалась еще у себя в Малиновке и, потому, послушно впряглась в этот воз. Лишь бы оставаться поближе к Шише, в палату к которому она бегала при каждом удобном случае.

А он уже третьи сутки не приходил в себя. Доктор Лиза лишь разводила руками. Всё, что только можно было сделать - они уже сделали. Теперь всё зависит только от самого Шиши. Будет он бороться и цепляться за жизнь или сдастся... И Ирина в каждую свободную минутку бежала к нему в палату. Держала его за руку и разговаривала с ним, убеждая остаться, с тревогой всматриваясь в осунувшееся, какое-то постаревшее лицо Алика с резко поседевшей головой. Её сердце сжималось от страха и жалости.

А Шиша всё не спешил приходить в себя. Его состояние напоминало качели. То вот, вроде, ему стало получше, то тут же следует откат. А потом, вроде, всё опять налаживается... И снова ему становится ещё хуже, чем раньше. Он так и качался на грани между жизнью и смертью, словно не мог решить - уходить ему или всё-таки остаться.

И, потому, когда на третий день он, слабо застонав, пришёл в себя, открыв глаза - её радости не было предела. Но первый же заданный им вопрос поставил её в тупик

– Что с Машей? - его голос был очень слаб. Едва слышен. Проталкивать воздух для него, похоже, было настоящим подвигом.

– Какой Машей? - искренне не поняла Ира. Все её мысли были только о нём, а он опять о каких-то девках думает. Даже при смерти какую-то Машку вспоминает.

– Моя Маша... Тихая Маша...

И только тут Ира поняла о ком он. И её резко бросило в жар. Щеки вспыхнули огнем. Он о своей "дочке" говорил, а она-то себе невесть что навыдумывала... Но что ему ответить? Что? Ему же сейчас ни в коем случае нельзя волноваться. И, самое главное: откуда он узнал?

– Я... Я не знаю, - запинаясь, соврала Малинка, но Шиша глядел на неё так, что ей стало страшно. Он смотрел на неё словно из какого-то другого мира. Говорят, клиническая смерть меняет человека. Вот и тут он смотрел на неё так, словно видел насквозь. Словно он знал что-то, недоступное простым смертным.

– Не лги мне... Я видел ее... Там...

– Где, «там»? - едва прошептала Ира враз помертвевшими губами. От Шиши повеяло не просто жутью, сама Смерть, казалось, смотрела на неё его глазами.

– Там, - повторил Шиша, не уточняя где именно. - Что с ней?