Изменяя прошлое

Глава 22

А чего, собственно, ждать? Мне на неделе исполнился шестьдесят один год, седьмой десяток разменян, я теперь официально прохожу как пожилой человек, согласно всем классификациям, как ВОЗ, так и нашей страны. Сколько мне там осталось, если, согласно статистике, средняя продолжительность жизни мужчин в России около шестидесяти восьми лет? Да я и без всякой статистики вижу, как уходят мои одногодки один за другим, словно кто-то деревца в нашем старом саду подрубает?

Чего я хочу больше всего? Ответ на этот вопрос я знаю давно. Нет, я не хочу прожить еще десять, двадцать или даже тридцать лет. Меня уже и сейчас качество моей жизни совершенно не устраивает (спина много лет болит постоянно, с недавних пор ноги очень болят, вообще долго все болячки перечислять), а дальше точно будет не лучше, а с каждым годом только хуже. Это я точно знаю, насмотрелся уже. Так, с какой стати мне цепляться за эту свою жизнь и тянуть до того, когда ты уже будешь молить Бога, чтобы дал тебе побыстрее сдохнуть? Как там советовал булгаковский Воланд буфетчику из варьете: «Какой смысл умирать в палате под стоны и хрип безнадежных больных. Не лучше ли устроить пир и, приняв яд, переселиться «в другой мир» под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?» Неплохой исход для безнадежно больного человека, как думаете? Нет, кончать с собой я не собирался, по крайней мере, в ближайшее время точно. Не потому, что это грех, как уверяют церковники (я перечитал Библию несколько раз, и такого греха там не нашел, а те слова, что толкуются в этом смысле, можно толковать и иначе), а просто не считаю это достойным выходом для себя. А хочу я сейчас, как, наверное, и любой старик, стать снова молодым и здоровым. Каждый день засыпаю с этой мечтой, а теперь, когда у меня есть машина времени, я могу эту свою мечту осуществлять, пусть даже только на сутки. Ладно, пусть, если вместе с Нечаем только двенадцать часов. Сколько бы пожилых людей отдали все, что у них есть, за возможность хотя бы на несколько часов вернуться в свою молодость!

К тому же, подумал я, это ведь зараз двенадцать часов, но кто мешает мне, возвращаясь, вновь и вновь продлевать? Главное, наблюдать за тем, чтобы аккумулятор не сел у смартфона.

Менты ищут? Да и хрен с ними, пусть ищут, работа у них такая! Дело ведь в том, что сегодня у меня есть возможность вновь побыть молодым, а завтра ее может уже и не быть. Разве не глупо в моем возрасте прятаться и выжидать, не зная, что с тобой будет завтра? Как там говорил Христос в Нагорной проповеди? — Не заботьтесь о завтрашнем дне, он сам позаботится о себе, живите днем сегодняшним![1] Как-то так, кажется.

Я растолкал задремавшего пока я размышлял Нечая, и пересказал ему свои мысли.

— Что думаешь, Нечаюшка?

— Ты же знаешь, Пастор, я всегда за любой кипишь, не люблю я сидеть, выжидать, планы какие-то дальние строить.

— Знаю, Андрюха, знаю! Короче, будем нырять, пока есть возможность, сразу вместе, по двенадцать часов на рыло. А здесь будем внимательно наблюдать за обстановкой. Если все ништяк, будем нырять дальше, хоть в ту минуту, на которой очередная командировка в прошлое закончилась, если желаешь продления. Или в другое время, это уж каждый за себя пусть решает.

Нечай, слушая меня, лыбился, по душе ему были мои слова, он вечно ныл на мою осторожность, называя меня перестраховщиком. Моя осторожность не раз меня спасала, но, похоже, пришел час немного забить на нее. Не совсем, конечно, я же здесь тоже буду присутствовать и наблюдать за обстановкой.

— Главное, — подал голос Нечай, — не особо пыжить там, в прошлом. Чтобы не изменить свою жизнь так, что возвращаться будет некуда.

Я подумал и ответил:

— И это тоже пусть каждый сам для себя решает. Мы с тобой не в раю живем, чтобы бояться его потерять.

И мы, посмотрев друг на друга, одновременно заржали.

Ну и пошло-поехало, — гулять так гулять!

Николай Сурков устал, — это, если выражаться скромно. По сути, он был просто вымотан, всю неделю работая допоздна, и даже сегодня, в пятницу, только к одиннадцати вечера смог, наконец, добраться до своего загородного домика. Пятница! Наконец, можно расслабиться, выпить пару банок любимого пива, посмотреть какое-нибудь легкое кинишко, а завтра с утра спать, спать и спать. Хотя он уже заранее знал, что, скорее всего, все равно проснется как на работу, — никуда не денешься, многолетняя привычка организма. Ну, ничего, он с удовольствием и так поваляется, понежится, подремлет. Еще с утра он собирался вечерком после работы сгонять в прошлое, но к вечеру так устал, что уже никуда не хотел прыгать из своего милого сердцу домика. Он был из тех, кого принято называть странным словом «интроверт», если вы понимаете, о чем речь. Не конченый интроверт, конечно, скорее, ему просто никогда не было скучно одному, он всегда мог найти себе занятие для души. Но и людей не чурался, в компаниях спокойно мог оттягиваться по-полной, но потом всегда тянуло отдохнуть от такого отдыха.

Однако когда он еще только подъезжал к дому, то увидел, что в гостиной горит свет. Это еще что такое? Неужели, он забыл выключить, и свет горит с утра понедельника? Или это сестра пожаловала, только у нее есть вторые ключи? Однако во дворе не было Наташиной машины, а когда Николай дернул дверь, она оказалась запертой. Причем, как он сразу определил — снаружи, на два замка. Выходит, это его косяк, таки свет забыл выключить! Вот раззява, совсем к старости памяти уже не осталось. Впрочем, это он зря ворчит, с памятью у него все было хорошо, а то, что иногда что-то мог забыть, так и молодые, бывает, забывают. Хотя, конечно, молодым все равно быть несравнимо лучше, это ты по-настоящему понимаешь только в старости. Ладно, завтра он махнет на картошку, куда они ездили в институте каждой осенью, только вот рванет он именно на картошку первого курса, тогда у него почти закрутился романчик с оч-чень симпатичной однокурсницей… М-да, почти. Вот только он свой шанс тогда упустил, но завтра точно не упустит! Николай широко улыбнулся своим мыслям и вошел в дом. В прихожей скинул туфли и с удовольствием всунул ноги в теплые мягкие тапочки — высокие, из выделанной верблюжьей шерсти, так называемые чуни, которые сам долго на Озоне выбирал, — ноги в последние годы стали мерзнуть даже летом. Да уж, старость не радость, раньше он об этом только слышал, а сейчас ощутил и на собственном опыте. Он заглянул в гостиную, прежде чем выключить там свет, и вздрогнул.

В его любимом кресле сидел тот самый полковник из ФСБ, как его, Рябинин, кажется? Сурков даже за сердце схватился, так неожиданно обнаружив, что он в доме он не один. Вот же черт, ментяра долбанный, чуть до инфаркта не довел! И как он только сюда забрался? Неужели они уже сделали для себя запасные ключи от его дома? И адрес узнали, хотя это для них, конечно, не проблема. Интересно, его напарник тоже здесь? Что им опять от него надо?

Буквально вчера два полковника долго допрашивали его на работе, вызвав в кабинет институтского особиста. Да, институт разрабатывал несколько программ для оборонки, поэтому начальник особого отдела у них присутствовал, как в старые советские времена. Долго их не было после развала Союза, а вот же, вернули опять. Вчера они задавали ему очень странные вопросы, если бы его не предупредил Пастор, он бы точно что-то не то ляпнул. Впрочем, после тюремной школы, оставшейся в его опыте, может, и не ляпнул бы. Поэтому он все отрицал, с умом подтверждая кое-что, что нельзя было скрыть. Когда расставались, менты пообещали, что еще встретимся, и вот, пожалуйста! Николай очень разозлился.

— Какого черта вы здесь делаете? — на повышенном тоне начал он. — Как вы вообще сюда проникли, это частная собственность!

— Тихо, тихо, господин Сурков! — спокойно ответил мент, вставая с кресла. — Поверьте, я не взламывал ваши замки, да и запасных ключей у меня нет. Я просто появился здесь, прямо в этой комнате, буквально десять минут назад.

— Что? — Николай не поверил своим ушам. — Что вы несете! Как это появились?

— Ну, — пожал плечами полковник, — примерно так же, как вы появляетесь в прошлом. Просто более продвинутая технология.

Сурков замер, не сводя глаз с эфэсбэшника. Чем-то он отличался от того, что был вчера. Во-первых, густые пшеничные усы за сутки точно не вырастишь, если только они не приклеенные, а, во-вторых, зачем ему вообще этот маскарад? А еще этот был лет на десять старше, сразу не обратил внимания, а сейчас, присмотревшись, понял. И Николай поверил, психологически он был готов к чему-то подобному, поскольку давно уже жил жизнью, которая неизвестна людям его времени. Так почему бы не быть чему-то еще, чего он пока не знает?

— Кто вы? — спросил он, проходя в комнату и оглядываясь.

— Не беспокойтесь, Николай Александрович, я здесь один, — он улыбнулся. — Я полковник ФСБ Сергей Петрович Рябинин, как и мой двойник из вашего мира. Просто мы с вами живем в параллельных Вселенных. Вы же, конечно, знакомы с теорией Мультивселенной? У вас это пока теория, а у нас уже давно доказанный факт, мы уже открыли, по крайней мере, шесть миров, практически идентичных между собой, кроме мелочей всяких.

Николай подошел к Рябинину и, указав пальцем на усы, спросил:

— Можно?

— Если только не очень сильно, усы все же у меня настоящие, — опять улыбнулся тот.

Николай это уже понимал, незачем здешнему эфэсбэшнику такие фокусы устраивать. Но за усы все же дернул, хмыкнул и, пройдя мимо полковника, уселся в освобожденное им кресло.

— То, что вы говорите, конечно, интересно, но я очень сомневаюсь, что ваша служба решила просто передать мне привет из параллельного мира. Не думаю, что она там чем-то отличается от нашей.

— Вы правы, — полковник тоже сел на стул у стола. — У меня есть к вам официальное предложение, исходящее от правительства Российской Федерации нашего мира, и я уверен, оно вам понравится.

Он внимательно посмотрел на Николая и вдруг предложил:

— Хотите, я сварю вам кофе, Николай Александрович? Вижу, что вы очень устали.

— Хочу, — кивнул Николай, и пока тот возился с кофеваркой, просто сидел, ни о чем не думая. Он и правда, устал, даже думать ему было лень, несмотря на всю уникальность ситуации. Мент из параллельного мира? Почему бы, собственно, и нет? Современная научная мысль, особенно в области квантовой механики, в которой он работал, вполне способна допустить такую возможность. Здесь нет никакого волшебства, никаких чудес, просто очень продвинутые технологии. Хотя, помнится, третий закон Кларка гласит, что любая достаточно продвинутая технология неотличима от магии.

Когда, наконец, все было готово, Николай сделал первый глоток и, откинувшись на спинку кресла, предложил:

— Ну ладно, давай бухти мне, как космические корабли бороздят Большой театр…

Усатый полкан неожиданно очень заразительно рассмеялся:

— У нас тоже есть этот фильм, и вообще, я обожаю комедии Гайдая!

— И как там, у вас?

Дубль-Рябинин, все еще улыбаясь, пожал плечами:

— Да, в принципе, как я и сказал, почти так же, как и здесь, миры же параллельные. Мы немного дальше продвинулись в изучении феномена пространства-времени…

Полковник сделал паузу, а Николай, сам от себя не ожидая, процитировал:

— «Я прекрасно знаю, что такое время, пока не думаю об этом. Но стоит задуматься — и вот я уже не знаю, что такое время».

— О, — удивленно посмотрел на него Рябинин, — вы читали Августина Блаженного?

— Блаженного, как считают православные, или святого, как считают католики, или просто Августина Аврелия, думаю, должен прочитать каждый интеллигентный человек, — кивнул Николай.

— К своему стыду, — ничуть не смутился полковник в противовес своим же словам, — я прочитал только его «Исповедь», но поскольку я мент, выражаясь языком ваших тюремных кентов, то мне простительно.

Они некоторое время сверлили друг друга глазами, и Сурков уступил первым:

— Извините, что перебил, — вздохнул он, чувствуя, как кофе разгоняет туман в его голове, — вижу, вы обо мне многое знаете. Прошу вас, продолжайте. Очень интересно, что вы смогли выяснить нового о феномене времени.

— Ну, Николай Александрович, вы же ученый, к тому же физик. Вы прекрасно понимаете, что истинно научное знание возможно только в том случае, если мы можем взглянуть на что-то со стороны, повертеть его в руках, осмотреть со всех сторон, взвесить, измерить.

— Да, да, — подхватил Сурков. — А поскольку мы находимся внутри пространственно-временного континуума и не имеем возможности посмотреть на него со стороны…

— Поэтому мы так мало знаем об этих феноменах и не можем выстроить подробную картину, — закончил Рябинин, и они вместе рассмеялись.

— Неужели вы тоже физик? — удивился Николай.

— Ну, что вы, конечно, нет, — отмахнулся тот. — Просто нахватался верхов, пока занимался этим делом. О времени вы лучше у наших специалистов спросите, если будет такая возможность. Собственно, об этом я и хотел поговорить.

Повисла пауза, но Сурков не стал ничего спрашивать, и полковник продолжил:

— К сожалению, Николай Александрович, в нашем мире вы не стали великим ученым, изобретателем первой машины времени, вы вообще погибли, так и не окончив даже первый курс института. Зато изобрели американцы еще лет двадцать назад по времени нашего мира. Наши ребята выкрали изобретение, а отечественные ученые даже сумели продвинуть его дальше, впрочем, вы и сами уже поняли. Все, как у нас, так и у них, держится пока в строгом секрете, у нас целый институт работает в этом направлении, у юсовцев тоже.

— Интересно, — Николай оживился. — И что вы уже можете?

— В нашем мире тоже, что и вы здесь. Зато у нас открыли кое-что другое…

— Возможность путешествовать по мирам, — даже не спросил, а просто констатировал Сурков.

— Да, — кивнул полковник, — в том числе. Но вы извините, время нахождения здесь для меня тоже ограничено, учитывая, что это, — он похлопал себя по груди, — не я сам, а моя псевдоматериальная копия, которая через полтора часа исчезнет. У меня мало времени для того, чтобы пускаться в долгие размышления, да я и просто не в курсе всего, конечно. У меня другие задачи.

— Оч-чень интересно, — пробормотал Николай. — И что же вам нужно от меня?

— Как я уже сказал, у меня для вас, уважаемый Николай Александрович, есть предложение, которое вы, я очень надеюсь, примите. Тем более что вы холостяк, детей у вас нет, что вас здесь держит?

— Не понял, — нахмурился Сурков.

— У нас есть технология переноса матрицы сознания человека в параллельный мир. Причем, при переносе матрицы в параллельный мир, она навсегда остается в теле, в которое переместилась. Мы предлагаем вам перенести ваше сознание в ваше же тело в нашем мире. В ваше молодое тело накануне его гибели. Вы избежите нелепой смерти и, обладая всеми знаниями, создадите ваш прибор на несколько десятилетий раньше, намного обогнав в этом деле американцев! Ну же, Николай! — параллельный Рябинин наклонился к нему. — Неужели вам не хочется избавиться от этого стареющего тела с его болячками? Снова стать молодым, здоровым, крепким?

— Не понял, — Николай наморщил лоб, — а что будет с этим телом здесь?

Полковник вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Опыты показывают, что здешнее тело погибнет, но мы ведь все смертны, не правда ли?

Физик задумался. Обладая острым умом, он уже понял, что именно это и нужно контрощикам из той России. Они почему-то хотят, чтобы его технология здесь исчезла. Интересно, зачем им это? И он изложил свои выводы вслух.

— Вы необыкновенно сообразительны, Николай Александрович, — ничуть не смутился эфэсбешник. — По соображениям государственной безопасности для нас важно, чтобы это открытие случилось в вашем мире значительно позже. Машину времени все равно изобретут, конечно, но для вашего же мира лучше, если это произойдет позже.

— Почему? — задал логичный вопрос Николай.

— Как бы вам это…, — пощелкал пальцами Рябинин. — Как мне объяснили, наши миры хоть и параллельные, но некоторым образом все же взаимосвязаны или взаимозависимы, не знаю, как правильно. Я плохо понимаю почему, но наши ученые предсказали, что если вы здесь останетесь, то дело у вас дойдет до термоядерного конфликта, что поставит не только ваш мир на грань уничтожения, но и в какой-то степени негативно скажется на нашем мире тоже. Но все же для нас это почти не опасно, хотя и неприятно, а вот у вас здесь будет настоящий ад. По сути, я предлагаю вам спасти ваш мир.

— Подождите, — Николай нахмурился. — Вы же понимаете, да и сами сказали, что это открытие у нас неизбежно, — не я, так другой?

— Верно, но критическая опасность существует именно сейчас, а потом с каждым годом ее уровень понижается. Если получится хотя бы на десять лет отсрочить ваше изобретение, то она почти совсем исчезает и останется существовать лишь на уровне…, ну, скажем, вероятности ядерной войны между глобальными мировыми игроками. То есть, когда возможность теоретически существует, но на практике никто не хочет такого развития событий.

Они замолчали и так сидели какое-то время, думая каждый о своем.

— А что будет с сознанием того Суркова? — наконец прервал это затянувшееся молчание Николай.

— Оно заменится вашим, но он даже не почувствует, ведь он — это вы и вы — это он. И его жизнь до его гибели идентична вашей, никто ничего не заметит. Продолжите жить, но уже со всеми своими теперешними знаниями в голове. При этом наша страна получит стратегическое преимущество перед Штатами, что для государства очень важно. А всё получится, так вообще ничего их гений там не изобретет, а погибнет, как погиб у вас здесь.

Сказав последние слова, Рябинин поморщился, и Николай это подметил. Видимо, подумал он, сболтнул мент то, чего не должен был говорить.

— Вы из будущего, — Николай не спрашивал, а констатировал.

— Наш мир чуть-чуть впереди, на пятнадцать лет. Примерно.

— И я попаду в прошлое вашего мира, чтобы изменить расклад в пользу нашей страны? Именно это вам надо, правда?

Полковник ничего не ответил, лишь улыбнулся и развел руками.

— Пожалуй, мне стоит все очень хорошо обдумать, — физик вновь откинулся на спинку кресла.

— Думайте, — пожал плечами Рябинин и взглянул на часы, висевшие на стене, — у вас есть еще час. К сожалению, если мы сейчас не договоримся, я смогу повторить свой нырок сюда только через одиннадцать лет. Ну, или кто-то другой, вот только будете ли вы еще живы?

— У меня есть друзья, — медленно проговорил Сурков, — если, конечно, их можно так назвать. Семейники, если вы понимаете, о чем я.

— Пастор и Нечаев? — понимающе улыбнулся мент.

Не видя смысла отвечать, раз уж тот и сам все знает, он просто кивнул.

— Если они вам так дороги, можем перенести и их матрицы в их молодые тела у нас. Глядишь, зная будущее, нормальными людьми станут. Это не проблема, тем более все равно надо как-то решать вопрос с нахождением у них действующей машины времени. А так будет даже лучше. Думайте, Николай Александрович.

И Сурков действительно крепко задумался.

А я все никак не мог решиться на тот шаг, который мог бы, как мне казалось, кардинально изменить мою жизнь. К сожалению, почти уже прошедшую жизнь, поскольку для меня нынешнего изменится именно прошлое, а по сути — лишь воспоминания о нем. Конечно, изменится и настоящее, но, сколько там его осталось?

Последнее время мы с Нечаем не вылезали каждый из своего прошлого, даже как-то раз, встретились на воле и славно покутили, чего в первом варианте не было. Но сколько бы я ни мотался туда-сюда, все равно по возвращении у меня оставались лишь воспоминания о том, что было когда-то давно. Воспоминание — вещь хорошая, но грустная, поскольку ты понимаешь, что все это давно в прошлом и уже никогда не повторится. Это как рассматривать альбом со старыми фотографиями или пересматривать старые видео. Да, там ты веселый, молодой и даже счастливый, но все это там. И пусть я могу на несколько часов вернуться назад и вновь пережить прошедшее, возвращаясь, я вижу себя все тем же почти уже стариком с кучей болезней и проблем.

Я даже скажу больше, находясь в прошлом, я никогда не забываю о том, что на самом деле я уже давно не тот, и каждая очередная вылазка радует меня все меньше. Новизна ощущений уходит, последнее время я даже стал чудить, чтобы хоть как-то разнообразить свои путешествия.

И вдруг оказалось, что вообще-то, у меня не так много моментов в моей жизни, куда мне реально хотелось бы вернуться и вновь их пережить. По сути, все можно пересчитать по пальцам одной руки. Это так странно, раньше мне казалось, что должно быть больше. Но если разобраться, что там было, в моей жизни? Детство не берем, кому хочется вернуться в детство, в котором ты полностью зависим от всех? Я точно даже не пытался такое провернуть, еще не хватало мне пережить вновь детские радости и проблемы!

Несколько лет ранней юности, первая любовь, первая близость — это цепляет, конечно. Но это же очень мало. А потом, в перерывах между отсидками были в основном лишь пьянки, гулянки, мордобои, похмельная муть и очередная делюга ради денег на эти же пьянки и гулянки. Это если повезло, и тебя не поймали. И я вдруг понял, что настоящая жизнь у меня здесь, на зоне, а на волю я мотаюсь только в увольнения или отпуска — иногда длительные, иногда не очень. И в этих отпусках не было для меня особой радости, ничего особо хорошего, прям, точно как в старой комедии: украл, выпил, в тюрьму — романтика, мля! И сколько бы я ни возвращался в редкие счастливые моменты моей жизни, это, по большому счету, совершенно ничего не меняет.

Вот и сегодня мы с Нечаем сидим, пьем чайковского, а Нечай меня вдруг спрашивает:

— А ты чего это уже давненько, кажется, в прошлое не прыгал?

— А ты чего? — спрашиваю в ответ.

Тот пожимает плечами:

— Да чё-та как-то не особо тянет. Чего я там не видел?

И мы оба заржали. А ведь, действительно, все интересное в своем прошлом мы уже пережили раз по десять. И, учитывая, что все, даже самое лучшее, но повторенное многократно, рано или поздно приедается, надоело это и нам.

— Знаешь, Андрюха, а ведь я даже как-то стал себя побаиваться.

— В смысле? — поднял брови Нечай.

— Да, понимаешь, мне все время сейчас хочется что-нибудь учудить там, в прошлом, такое, чтобы все на уши встали. Останавливает только понимание того, что все это скажется и на настоящем. Пока останавливает. Но однажды, боюсь, мне станет и на это наплевать, пусть даже оно приведет меня в камеру смертников еще в СССР, или на пожизненное в новой России.

— Или даже меня там, в прошлом, убьют, — спокойно добавил Нечай.

И я понял, что наши мысли и желания сходятся. Ничего странного, мы с ним очень похожи, долгие годы лагерей сделали нас почти братьями.

— Тоже об этом думаешь? — не удивился я.

— Ага, — отхлебнул крепкого чифиря, Нечай крякнул и добавил:

— И мне уже как-то похер, что будет.

Я посмотрел на него и подумал, что с нами творится что-то не то, и как бы действительно это «не то» не завело нас в конкретный блудняк.

[1] Евангелие от Матфея, 6:34.