Изменяя прошлое

Глава 12

Год назад.

Главный научный сотрудник НИИ прикладной физики Николай Александрович Сурков огляделся вокруг, пытаясь адаптироваться в новом качестве матрицы внутри самого себя. Одна только мысль об этом удивляла и радовала, поскольку у него всё получилось! Он сейчас там, на зоне, рядом с Пастором и Нечаем, что-то, наверное, делает и одновременно копия его сознания здесь, в нем самом, только год назад. А если точнее, то год и еще почти два месяца.

— Интересно девки пляшут, — засмеялся Николай Александрович, — по четыре штуки в ряд! В натуре, мля!

И сам же смутился несвойственного для него выражения. Правда, смутился только тот, кто главный научный сотрудник, а вот зека Сурок принял это как должное.

— Что-то случилось, Николай Александрович? — раздался голос, и из соседней комнаты вышел тот, кого сегодня он убьет. Ну, то есть, убил в прошлом варианте… В общем, его куратор от Конторы, майор Петр Сергеевич Залевский, тип довольно скользкий.

— Все нормально, — тут же среагировал Сурков. — Не мешайте мне работать, Петр Сергеевич.

— Что-то я не вижу никакой работы, — усмехнулся тот. Отношения между ними в последнее время стали довольно напряженными, учитывая, что они никогда и не были особо теплыми. Николаю Александровичу очень не нравилось то, что кто-то постоянно висит над душой, что-то проверяет и перепроверяет. Особенно тот, кто ничего не понимает в вопросе, но вечно сует во все свой нос. Конечно, этот майор когда-то закончил физмат, но после этого по профилю не работал, перейдя на службу в Контору, а поэтому, несмотря на образование, был полным лохом в открытии Суркова, — так, где-то по верхам плавал, но самой сути не просекал.

«Интересно я рассуждаю, — внутренне усмехнулся Николай. — Словечки специфические проскальзывают… Кто я теперь: наполовину ученый, наполовину зека?», но вслух ответил другое:

— Уважаемый Петр Сергеевич, может быть, для вас это покажется странным, но главная работа ученого заключается в том, чтобы думать. И лишь потом воплощать придуманное на практике в том случае, если это вообще возможно.

— Хорошо, хорошо! — выставил тот ладони вперед. — Просто я подумал, что, может быть, вам стоит сделать небольшой перерыв и выпить со мной кофе? Мозг тоже нуждается в отдыхе, иногда следует переключаться. К тому же у меня есть к вам очень важный разговор.

Ага, вот сейчас начнется то, ради чего он и вернулся, понял Николай. Тот самый важный разговор, где ему предложат продать всю документацию по изобретению за бугор. Ни сама идея, ни условия сделки Николаю не понравятся, к тому же, будучи человеком умным, он понимал, что ему придется в этом случае и самому уезжать из страны. Поскольку штатовцы, которые, вероятно, и планировались майором на роль покупателей, секретоносителя такого ранга, могущего спокойно повторить придуманное, просто убьют, если он не будет с ними, и под их надзором. Это просто очевидно, тут не надо быть семи пядей во лбу.

Конечно, Николай Александрович не был прямо уж таким рьяным патриотом, наука — дело, принадлежащее всему человечеству, считал он. К тому же там у него наверняка будут намного лучшие условия, огромные финансирования и прочие плюшки, а здесь его ничто не держит, семьи нет и не было, но… Но что он хорошо понимал еще, так это то, что там он будет под постоянным колпаком, не сравнимым с кураторством этого майора, а Сурков любил свободу, хотел быть хозяином своей жизни. Ну и все же, что ни говори, а продажа секрета такого уровня иностранной, а по сути, чего уж там — откровенно враждебной разведке, это, мягко говоря, не комильфо.

Еще одним аргументом против такой сделки было страстное желание оставаться, по крайней мере, пока единственным владельцем придуманной им «машины времени», до тех пор, пока он сам не выжмет из этого своего открытия все возможные лично для себя преференции. Есть у него кое-что, что очень хотелось бы поменять в своем прошлом.

— Ну, так как, Николай Александрович? — прервал его размышления Залевский.

— А, давайте! — махнул рукой Сурок, решив, что не стоит тянуть кота за хвост. Была у него надежда, что он сможет переубедить майора. Обмануть его не получится, он уже знает, что прибор готов и вполне себе рабочий, а вот переубедить… посмотрим, попробовать стоит.

Они вместе прошли в гостиную его небольшого загородного домика, который Николай уже года три, как построил, и который очень любил. Если бы не работа, до которой от городской квартиры было пятнадцать минут хода легким прогулочным шагом, он бы давно уже переехал сюда. А отсюда даже на машине меньше чем за два часа, учитывая пробки, до института не добраться. Одно только это удерживало пока Николая от окончательного переезда за город.

Дом он строил с любовью, как и хотел — деревянный, но из современного обработанного материала. Конечно, одноэтажный, не хотелось ему таскаться по лестницам вверх/вниз. Сто двадцать квадратных метров со всеми хозяйственными помещениями, но ему одному за глаза и за уши, даже немного многовато после его городской брежневской двушки. Как он и хотел, много больших окон, которые он лично заказывал в Финляндии. Только там, в этой холодной стране, считал он, умеют делать по-настоящему теплые стеклопакеты, не идущие ни в какое сравнение с теми, что делают у нас по немецкой технологии. Николай любил, чтобы было светло, тем более что все окна выходили во двор его участка в десять соток, выделенных ему, как ведущему ученому по специальной низкой цене. А во дворе он посадил деревья и кусты, никаких грядок, никаких овощей, он дома хотел отдыхать, а торчание, задрав жопу, на грядках, Сурок за отдых не признавал. Пара яблонь и груш, да кусты со смородиной и крыжовником, чтобы можно было, выйдя на улицу, полакомиться свежей ягодкой, а все остальное — это деревья разных хвойных пород, да несколько кленов, любил он почему-то клены, хотя и листьев от них по осени приходилось много выгребать. Но это ничего, иногда даже хочется размяться в охотку.

У субличности Сурка, обосновавшейся в разуме Николая Александровича, защемило сердце, которые было у них одно на двоих. Хотя каких двоих, это ведь все тот же он, только разный. Николай потряс головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, и уселся в удобное кресло, наблюдая за ментом (вот ведь, опять жаргон попер!), суетящимся на совмещенной с гостиной кухне. Он вспомнил жирную наколку на груди одного блатного из их отряда: «Смерть ментам и активистам, жизнь ворам-рецидивистам!», которую, как утверждал Нечай, тот еще на малолетке набил, где они с ним вместе чалились. И эта мысль вновь переключила Николая с размышлений о своем любимом доме, на размышления о том, как бы лучше все сделать так, чтобы ему и в тюрьму не попасть, и мент живым остался. Задача была сложной, но разве он не ученый? Кому, как не ему, решать сложные задачи!

— Николай Александрович, — приступил к обработке майор Залевский, принеся на подносе чашки с кофе, — мы уже достаточно времени знаем друг друга для того, чтобы понять, что ты нормальный мужик…

— Мужики землю пашут, — резко отбрил мента зека Сурок, недовольный тем, что его назвали мужиком. Но Сурков — ученый, тут же попытался неловко исправить ситуацию:

— В смысле, я же ученый… Извините, Петр Сергеевич, я, наверное, немного устал в последние дни.

— Да я понимаю, — не очень уверенно продолжил куратор, попытавшись спрятать удивление. — Чтобы изобрести машину времени, нужен поистине великий ум, но и великому уму нужен отдых.

И глотнув кофе, уже уверенней продолжил:

— К тому же мы ведь договорились, никаких «вы», только на «ты»! Или что-то изменилось?

— Нет, что вы, в смысле — что ты! Говорю же, в голове полный кавардак! Конечно, мы на «ты», мы же с тобой даже специально на брудершафт пили! — вспомнил Николай эпизод из своего прошлого и, чтобы не выдать раздражения, охватившего его, тоже глотнул кофе. Кофе этот мент варить умел, вспомнил он, смакуя вкус — давно уже хорошего кофе не пил, на зоне условий нет, только если растворимый, но растворимый кофе — это же не совсем даже кофе!

Между тем майор успокоился и продолжил плести словесную паутину. Вот только Николай не был уже тем лохом, которого тот когда-то (сегодня!) пытался обдурить, он уже потихоньку учился разбираться в людях. Поэтому он слушал мента, кивал, но думал о своем. А тот заливался соловьем:

— Ну, в общем, Николай, ты человек умный, а умный человек должен понимать некоторые вещи. Я буду говорить прямо, не умею я юлить вокруг да около. Короче, есть у меня связи на Западе, есть люди, большие люди там, связанные с государством и крупным бизнесом. К чему я это? Да, к тому, что здесь твое великое изобретение никто не оценит по достоинству, а там — другое дело! Тебе выделят лучшую лабораторию, обставленную по последнему слову науки и техники, а кроме этого, я уверен, ты станешь если не миллиардером, то мультимиллионером точно.

Сурку надоело, и он прервал этот словесный понос:

— Я не понял, Петр, это сейчас ты, майор госбезопасности, предлагаешь мне предать родину?

Тот аж кофе поперхнулся, откашлялся, потом не торопясь вытер салфеткой рот, но Николай видел, что тот тянет время, думает, как ответить на прямой вопрос. И Залевский придумал:

— Родину? — удивленно переспросил он, а потом совершенно спокойно продолжил:

— Родина, Николай, там, где тебе хорошо жить, где тебя оценивают по достоинству, где за хорошую работу тебе платят хорошие деньги. А все эти красивые лозунги, — они для быдла, чтобы ободрать его так, чтобы оно было благодарно за те крохи, что падают ему с барского стола, да еще и на смерть пошло с чувством долга за сутулыми плечами. Ты, как человек с мозгами, должен все это отлично понимать, Николай.

— А знаешь что, Петя? — оборвал его Сурок, хмыкнув про себя имени (попробуй на зоне даже простого мужика с именем Петр назвать Петей, можешь и в дыню получить невзначай). — Я даже спорить с тобой не буду. Может, ты прав, может, нет, на такие аргументы всегда есть контраргументы, и каждый сам для себя решает, что для него правильно, а что нет. Проблема даже не в этом, а в том, что нет никакого изобретения, понимаешь? Нету!

— В смысле, нет никакого изобретения? — удивился майор. — А как же…

— А вот так, — развел руками Николай. — Не вышло у меня ничего, ошибся я где-то и, похоже, ошибся в самом принципе. Похоже, нет никакой возможности путешествий во времени, по крайней мере, я точно искал не там. И даже все сначала начинать нет смысла, поскольку сама моя теория оказалась неверной.

— Нет, подожди…, — Залевский покраснел и в глазах его попеременно отразился сначала страх, разочарование, а потом некое понимание. — А, понял, ты решил всех обмануть, решил, что сам выстроишь нужное тебе настоящее, самостоятельно меняя прошлое. Хитер…

— Дурак ты, Петя, — устало откинулся на спинку удобного плетеного кресла Сурков. — Даже в теории все было не так просто, как ты сейчас предположил. А на практике вообще оказалось невозможным хоть что-то. Так бывает, товарищ майор, причем, постоянно: ученые ошибаются, но это не конец, отрицательный результат тоже результат. Это лишь означает, что в эту сторону рыть уже не надо, она проверена и признана неверной. И это хорошо, поскольку экономит время другим, которые не будут теперь копать в этом направлении, сосредоточив усилия на чем-то другом.

Николай улыбнулся, а Залевский подозрительно посмотрел на него.

— Ты очень изменился, Коля, — задумчиво сказал он. — Словно с другим человеком говорю, откуда что взялось? И, знаешь, что? Я думаю, ты мне врешь, если уж говорить без обиняков. Еще час назад ты плясал от радости, что у тебя все получилось! Вопрос: что изменилось за этот час, что такое смогло тебя так изменить? Даже интересно…

Он постучал пальцами по ручке кресла, хмурясь и разглядывая Сурка. Потом быстро подался вперед:

— А! Я понял. Ты уже с кем-то договорился, так? Я ведь прав, а? И сколько тебе предложили? И, главное, кто?

— Нет, — Николай постарался как можно тверже произнести это слово, — нет и еще раз нет! Никто ничего у меня не покупал, никто меня не перекупал, просто я вынужден признать, что у меня ничего не вышло. Как говорит сегодня молодежь, я лузер. Так тебе лучше понятно?

— Ты врешь, — спокойно повторил майор, потом откинул полу пиджака и достал пистолет из наплечной кобуры. — Коля, я тебя прошу как умного человека, не усугубляй. Когда я прострелю тебе ногу, ты ведь все равно сознаешься. Ты ведь обычный человек с большой головой, ты боишься боли, правда?

Он передернул затвор и прицелился куда-то в район голени Сурка.

Интересно, — подумал Николай, внимательно наблюдая за ментом, — в прошлый раз все было иначе, но заканчивается, похоже, также. Неужели, Пастор прав, и мы не можем изменить конечный результат уже произошедшей ситуации? Тогда, что надо было делать, неужели нырять глубже и делать так, чтобы изначально никто не догадывался о его изобретении? А если и это не поможет, тогда что? Судьба, фатум, то, что на роду написано, и невозможно изменить никаким образом? Можно менять фигуры на доске, как делали это Пастор и Нечай, но на конечный результат это не повлияет? Да нет, не может такого быть, это совершенно ненаучно, просто мистика какая-то, результат должен меняться, если поменять начальные условия! Он должен попытаться хотя бы.

— Подожди, Петр Сергеевич, успеешь еще стрелять, — сказал он, глядя прямо в глаза менту, как его учил Пастор. — Давай, я тебе сначала кое-что покажу, хорошо?

— Только без глупостей, — согласился тот. — Помни, что я отличный стрелок.

Николай Александрович встал, думая о том, что мент не может его убить, ведь он сейчас там, в будущем, сидит на зоне. Или, может, и тогда он там, в будущем, просто исчезнет, и все там забудут о нем? Сестра будет носить цвету на его могилу… впрочем, чушь, мертвым он точно не нужен Залевскому. Даже раненым не нужен, как он потом будет отчитываться? Или все же выстрелит?

Думая таким образом, Николай прошел в кабинет, а майор следовал за ним. Подойдя к столу, Сурков взял лежащий там прибор, обернулся к эфэсбэшнику, показал прибор, а потом с силой бросил его на пол. Он знал, что ничего не случится, даже если прибор разлетится вдребезги, даже если пострадает та самая плата, на которой записана программа переноса — это все мелочи, все легко восстановимо.

Они оба опустили головы и посмотрели вниз. Смартфон, а прибор именно им и являлся, если не считать небольшого дополнения, ударившись об пол, развалился на две части — крышка отлетела.

— И что это должно значить? — с виду спокойно спросил мент.

— То, что это просто дешевая китайская штамповка и больше ничего.

Залевский сунул пистолет в кобуру, сел на корточки, и, взяв телефон в руки, внимательно осмотрел его. А потом взял крышку, соединил обе детали, и положил в карман практически неповрежденный телефон. Посмотрел на ученого снизу вверх, поднялся, немного подумал и, достав из другого кармана флешку, протянул Николаю:

— Скинь сюда все твои наработки!

— С чего бы вдруг? — похолодел Сурков запаниковав.

— Ну, ты говоришь, что все это ерунда, все расчеты неверны, выводы не подтвердились, чего ты боишься? — улыбнулся мент. — Скинь мне эти расчеты, вообще все скинь на эту флешку, это же все, как ты утверждаешь, ничего не значит?

— Н-нет, — от волнения Николая даже стало немного потряхивать. — С чего бы это я отдал тебе годы своей работы? Эти расчеты мне пригодятся для другого, есть разные идеи в голове. В любом случае это моя интеллектуальная собственность.

— Я знал, что ты мне врешь, Коля, — еще шире улыбнулся тот и опять достал пистолет. — Я считаю до трех, и если ты не отдашь мне все, что у тебя есть по машине времени, то я тебя убью.

Он смотрел на Николая, отслеживая его реакцию и продолжая говорить спокойным голосом, словно речь шла о чем-то совершенно обыкновенном:

— Если даже у тебя все запаролено, я заберу жесткий диск (да я его в любом случае заберу), а специалисты у покупателя найдутся. Поверь, очень хорошие специалисты.

— Тебя поймают, — прохрипел Николай пересохшим горлом.

— Нет, не поймают, — покачал головой Залевский. — Более того, меня даже искать не будут. А зачем меня искать, если я буду на месте, а ты пропадешь, куда-то исчезнешь с концами, захватив свое изобретение? Скажем, я сегодня вечером, как обычно, уеду, захватив твой телефон, а вечером спишусь с тобой, и ты мне, конечно, ответишь. Мы договоримся, что я приеду утром. Потом я уничтожу телефон. А утром, приехав и, не найдя тебя, я заволнуюсь, стану везде названивать… потом выясниться, что тебя никто не видел. Я сообщу о твоей пропаже в Контору, сюда приедут, обыщут все, выяснят, что пропал жесткий диск и твой прибор. И начнут искать по двум версиям: ты сбежал, прихватив все, либо, тебя похитили или убили, завладев изобретением. И что-то мне подсказывает, что тебя, Коля, не найдут, веришь?

Сурок сглотнул комок в горле, откашлялся и ответил:

— Если ты дурак или сумасшедший, то, наверное, сможешь это сделать. Вот только зачем тебе это, Петя? Зачем вешать на себя убийство, которое тебе ничего, кроме проблем не принесет? Даже если тебя не поймают, ты ничего не выиграешь, потому что, как я и сказал, мое изобретение — пустышка. А ведь есть еще большой шанс, что поймают. Оно тебе надо?

Это странное чувство, когда внутри Николая словно бы два разных человека. Ученый Николай Сурков очень боялся и готов был все выложить эфэсбэшнику, даже подозревая, что тот, скорее всего, его потом убьет. А вот зека Сурок почему-то совсем не боялся. Коля проанализировал эту странность и понял, что он — тот, что из будущего, думает, что его здесь нет, он там, на зоне. А раз его нет, то ему ничего и нельзя сделать. И это опасное раздвоение: что, если его сейчас здесь убьют? Что произойдет с ним там? Он исчезнет, или все же правы сторонники идеи о том, что миры расходятся, и тогда здесь он умрет, а матрица вернется в будущее уже другого мира, где он жив? Хорошая возможность проверить, подумал Сурок, но я бы не рискнул это проверять…

— Надоела твоя болтовня, Коля, — произнес майор и выстрелил.

— Аааа! — заорал от боли в простреленном бедре Сурков. «Сука! Сука! Сука!» — заорал где-то в глубинах мозга Сурок.

Мент осмотрелся, схватил со стоящего рядом стула старую футболку ученого и бросил ее Сурку:

— Перевяжи и быстро приступай к делу, если не хочешь, чтобы я прострелил тебе вторую ногу.

Сейчас и правда, единственным адекватным в теле физика оставался Сурок, поэтому он постарался как-то подальше запихнуть стонущее и плохо соображающее сознание здешнего Николая, и у него это даже почти получилось. Он взял футболку и крепко завязал себе ногу, отметив, что пуля прошла самым краем, можно сказать — по касательной, срезав кожу и немного задев мышцу. По сути, рана пустяковая, как если бы он поранился, например, задев ногой за острый гвоздь, но крови много. Надо что-то делать, понял он, живым ему отсюда не уйти, отдаст он все расчеты по своему изобретению или нет. Коля поднял голову и посмотрел в глаза менту:

— Хорошо, я согласен.

— Согласен? — удивился тот. — На что согласен?

— Давай вместе продадим мое изобретение, — и скривился от боли, случайно задев рану.

— Как интересно-о, — протянул мент, — так оно работает?

— Нет, не работает, — пожал плечами Сурок (смысла сдавать назад в этом вопросе он не видел). — Но мои наработки все равно остаются уникальными, много где могут пригодиться.

Мент уставился на него, и взгляд его менялся. Кажется, он начал что-то понимать для себя.

— Так ты мне не врал? У тебя, правда, ничего не получилось?

И Коля увидел, как мент сдулся прямо на глазах. Только что перед ним стоял готовый на все и очень решительный мужчина, твердо державший в руках оружие, и вот он уже превратился в растерянного и не знающего, что делать дальше человека. Мент опустился на стул, повесил руки с пистолетом между расставленных ног и вдруг начал долго и грязно материться.

Так материться может только человек, который никогда не сидел, мельком отметил Сурок, совсем за метлой не следит, мать через слово поминает в совершенно неприличном контексте, базар ваще не фильтрует. Но это все ерунда, нужно было быстро решать, что делать дальше. Мозг Сурка заработал на полную мощность. Еще раз взглянув на повесившего голову и, казалось бы, не видевшего ничего вокруг и полностью погрузившегося в себя мента, он осторожно, стараясь не переносить вес тела на раненую ногу, подошел к Залевскому. Потом также осторожно вынул из опущенной руки пистолет и отошел на несколько шагов. Как ни странно, мент спокойно пистолет отдал, словно не совсем понимая, что происходит. А может, в этот момент и действительно не понимая.

А у Петра и правда, как будто разом из тела стержень вынули. Мысль о том, что все напрасно, и он зря выстрелил в человека, не давала ему покоя. «Что теперь будет?», — металась в голове паническая мысль. «Он же меня сдаст, как пить дать сдаст! Я, конечно, буду все отрицать, он не докажет, но… рана у него на ноге… У меня дома есть пачка патронов, можно будет добавить один, и хорошенько почистить пистолет… Нет, все равно будут проверять, на Полиграфе расколют, если этот Сурков будет настаивать на своей версии… Его же теперь не просто уволят, его посадят и, млять, надолго за попытку измены родине, присяге. Ученого надо добить и спрятать тело!».

Последняя мысль была верной, если исходить из ситуации попавшего впросак предателя. Вот только сжав ладонь, он не обнаружил в ней пистолета. Майор удивился, заглянул под ноги, но и на полу пистолета не было, поднял голову и пистолет нашелся. Он как-то оказался в руке у физика, как? Мент не мог вспомнить, потряс головой и все равно не вспомнил.

Тогда он встал и молча сделал шаг в сторону ученого. Звук выстрела он услышал одновременно с сильным ударом в грудь, сменившимся резкой болью, затопившей мозг. А потом все куда-то полетело вверх тормашками. Соприкосновения тела с полом он уже не почувствовал, сознание милосердно покинуло Петра Сергеевича, бывшего майора могущественной Конторы.

А Сурок бросил пистолет возле трупа, потом проковылял к столу, взял телефон, лежавший там, и позвонил сестре:

— Привет, Наташа! Я сейчас подъеду к тебе, надо срочно поговорить. Никуда не уходи, прошу тебя, это чрезвычайно важно.

Потом положил в рюкзак прибор и внешний жесткий диск, на котором и только на котором всегда работал по своему изобретению и хранил вообще все, что касается машины времени, быстро собрался и вышел из дома.

Примерно через два часа он вернулся, припарковал машину и, не заходя в дом, набрал номер полиции, представился, сообщил о том, что он убил человека, продиктовал адрес. А потом сел на такое же плетеное кресло, как в гостиной, стал смотреть в сад и думать.

Было большое желание прямо сейчас воспользоваться прибором, вернуться на несколько часов назад и попробовать еще раз все переиграть, но мешали два соображения. Во-первых, было совершенно непонятно, что может произойти в этом случае, когда в нем сейчас совмещаются два сознания, какое из них куда отправится и что из этого выйдет. А, во-вторых, он почему-то больше не верил, что может что-то изменить. Что-то не так, напряженно думал он, — я чего-то не понимаю или не учитываю, слишком много вопросов. Надо вернуться, попытаться проанализировать все их переходы и найти какой-то общий алгоритм.